***
После того, как Чжун Ли и Сяо покинули кабинет Нёвилетта, тот отдал приказ Ризли тайно обыскать все владения, которые принадлежат Маркизу де Нуару. Учитывая описание театра, полученного от Моракса, Маркиз вряд ли проводил тайные приёмы в своём поместье. Скорее всего, даже не в городе, а где-нибудь в отдаленном месте. Так как в этом деле были замешаны и другие аристократы, допрашивать их не было смысла, ведь никто не захочет сдавать поставщика удовольствия. Закончив с этим, Нёвилетт явился в театр «Эпиклез» . Зрителей собралось больше обычного: каждый хотел воочию увидеть, как юдекс самолично проведет суд. Стоило гидро-дракону появиться на судейском балконе, как зал взорвался аплодисментами и восторженными возгласами. Жандармам пришлось постараться, чтобы успокоить публику, хотя они сами были поначалу ослеплены белизной влажной кожи юдекса, и одурманены его холодным, проницательным взглядом. Величие Нёвилетта, обрамленное его известной беспристрастностью, говорило о справедливом суде, а значит, о полном разгроме обвиняемой стороны. Нёвилетт обвел взглядом зал. Он попытался вспомнить ощущения, которые были у него ранее: что-то, что Фокалор однажды назвала волнением должно было проплыть по его венам, но кровь не приливала к голове или сердцу и не заставляла ладошки запотевать. В среднем ряду Нёвилетт заметил Итэра, который теперь казался чуть оживленнее. Справа от суккуба сидел Аякс, наигранно ликующий в такт другим зрителям, а слева — Лини вместе с Линетт и Фремине. Последний пытался успокоить рыжего суккуба, но тот только громче повторял слова публики, явно наслаждаясь этим. Позади них, словно скрываясь в тени, сидели Чжун Ли и Сяо. С этого расстояния Моракс показался Нёвилетту уставшим, явно отжитым свое демоном. Его полуприкрытый взгляд был направлен на Аякса, а вот сидящий рядом охотник не отводил своего от Итэра, который перешептывался с Лини и иногда лучезарно улыбался. «Шумная компания. Главное, чтобы они не помешали судебному заседанию», — подумал юдекс и громко ударил тростью по полу, призывая присутствующих к тишине. Зал моментально затих. Только скрежет шестерни Оратриса эхом разлетался в театре. Со стороны обвинителя в сегодняшнем деле выступал невысокого роста старичок — месьё Гаскон, который обвинял барона Жиль де Ре в краже и насильной женитьбе на его дочери Анне. Перед судом Нёвилетт кратко ознакомился с участниками дела. Месьё Гаскон был обычным рыбаком, который обычно уплывал в море на несколько недель. У него была жена, двое сыновей и двое дочерей. Жиль де Ре — барон, происходящий из знатного Фонтейнского рода. Ходило множество слухов о его богатствах, но больше — о его жуткой синей бороде, которая делала его лицо еще более угрожающим, чем оно было. Вобрав в легкие побольше воздуха, Нёвилет начал заседание. — Прошу вас, месьё Гаскон, озвучьте еще раз ваше обвинение, — обратился он к жиденькому старику, у которого невероятно тряслись руки. — Д-да, уважаемый юдекс, — склонил голову Гаскон и засветил своей проплешиной. — Этот…этот злобный человек, барон Жиль де Ре обманул моего старшего сына и мою жену и насильно женился на моей милой Анне, пока я добывал в море рыбу! Он воспользовался нашим не благосостоянием, задурил голову моей жене, и пообещав одарить нас богатством, забрал Анну в свой замок! — Вы обвиняете его в краже вашей дочери и насильственной женитьбе? — Всё так, уважаемый юдекс, всё так! В зале кто-то громко ахнул, и этот тихий возглас, как сорняк, разросся по всем рядам. Тут же послышались перешептывания: — Кошмар какой, Анночка-то совсем юная. Такая умница, красавица, а была обманута и отдана такому ужасному злодею, как Синяя Борода (так местные называли барона Жиль де Ре). — Да я бы ни за какое богатство свою дочурку не отдал этому монстру. — У меня от него мурашки. Посмотрите, он даже не волнуется. Стоит себе, спокойно, да на нас, как на дерьмо лошадиное глядит. Нёвилетт снова стукнул тростью, а затем обратился к барону. — Барон Жиль де Ре, вам слово. — Благодарю, уважаемый юдекс, — Синяя Борода сердечно поблагодарил, а затем с гордо поднятой головой, прямой спиной и расправленными плечами, выпячив вперед грудь с идеально выглаженным платочком, сказал: — Я хотел бы уверить всех, что обмана не было. Семья месьё Гаскона получила деньги и сокровища, которые я обещал. К тому же, Анну я не принуждал, она сама согласилась стать моей женой. Я не понимаю, почему месьё Гаскон так категоричен, ведь это я купил ему новую лодку, а также нашел высококвалифицированную команду, которая помогла ему в разы улучшить улов. Нёвилетт не успел перевести взгляд на старика, как тот, срывающимся голосом выкрикнул: — Д-да, всё так, но я вернул эти подарки обратно! Не нужно мне ваше богатство! Верните мне дочь! — Она моя законная жена, — парировал барон. — Вы монстр! Чудовище! — Гаскон начинал закипать, но его старенькое тело не выдерживало такого наплыва ярости, из-за чего голос иногда срывался на девичий писк, а костлявый кулак не внушал никакого страха. — Вы нагло выкрали мою дочь, и посчитали, что задобрите меня какой-то там лодкой! — Прошу вас успокоиться, месьё Гаскон, — властно произнес Нёвилет. — Никакой кражи не было, — спокойно ответил на обвинения барон. — В отсутствии месьё Гаскона, главой семьи становится его старший сын. У него я и попросил руки Анны. Получив разрешение старшего брата, а также матери Анны, мы, согласно закону, сыграли свадьбу. — Вам следовало дождаться возвращения месьё Гаскона, — добавил Нёвилетт. Синяя Борода лукаво улыбнулся, прижал руку к сердцу. — Уважаемый юдекс, я не мог больше ждать. Моё сердце готово было вот-вот разорваться. Наваждение, которым окутала меня Анна, так одурманило меня, что я посчитал необходимым сию же минуту жениться на ней. И сейчас я ни о чем не жалею. — Что же вы такое говорите! А что насчет семи ваших прошлых жён? Их вы тоже так страстно любили? Если да, то где же они сейчас? — старичок чуть подсборался, взял себя в руки и выпалил еще одно обвинение. Зал снова зашептался: — А ведь, и правда же, только прошлым летом его женой была дочь пекаря, а сейчас, кто-нибудь слышал о ней что-нибудь? — тихо спросил зритель. — Я думал, она живет себе поживает в роскоши в его огромном замке. — Неужели, он, и вправду, монстр. Гаскон, уловив поддержку зрителей, чуть расхрабрился: — Уважаемый юдекс, прошу проведите тщательный обыск замка барона Жиль де Ре! Я уверен, он сделал что-то ужасное со своими прошлыми жёнами! И с Анночкой сделает то же самое! Обыск уже был произведен ранее, поэтому на сцену вышел один из жандармов, чтобы озвучить результат. — В замке барона Жиль де Ре не было найдено ничего, что бы намекало на жестокое обращение к Анне или еще кому-то, — сказал жандарм. — Ясно, — кивнул Нёвилетт, осмысливая новые показания, но стоящий внизу жандарм замешкался, явно собираясь что-то добавить. — Кхм, — кашлянул тот в кулак. — Но нам показалось странным, что также не было найдено ни одной вещи, принадлежавшей когда-то какой-нибудь из бывших жён барона. Также, как и самих жён не оказалось в замке. — Что вы скажете на это, барон Жиль де Ре? — обратился юдекс к подсудимому. — Боюсь, здесь я могу признаться только в своей скупости. Все мои бывшие выходили за меня замуж только ради моего состояния. Я одаривал их подарками, но иногда урезал расходы, если они были откровенно глупыми. Тогда они сами уходили от меня. Я понятия не имею где мои жёны сейчас, но я надеюсь, они в добром здравии. Из-под синей бороды показались пожелтевшие зубы. Его слова говорили одно — а лицо, тело и кривая улыбка буквально кричали о том, что он врал. Все присутствующие вжались в кресла, отчетливо слыша ложь. Все, кроме Нёвилетта, который слышал лишь показания. — Исчезновение бывших жён барона — другое дело, которое мы также обязательно рассмотрим. А пока, попрошу на сцену выйти мать Анны, чтобы также сказать слово. Мама Анны была совсем худой женщиной, покрытой такими же глубокими морщинами, как и её муж. Каштановые волосы были неряшливо убраны в лиловый платочек, а хрупкие руки дамы всё сжимали её хлопковый передник. Такой вид вызывал у присутствующих только жалость, а когда женщина повернулась к залу лицом, и тонкая линия её губ крупно задрожала, сердца присутствующих сжались в еще большем сострадании. — Я провинилась, уважаемый юдекс! — несмотря на её болезненный вид, дама говорила громко, почти надрываясь. — Я признаю, что совершила самую из ужаснейших ошибок! Я продала собственную дочь, но я каюсь! Я пожалела об этом сразу же! — Поначалу она смотрела на зрителей, а затем повернулась к Нёвилетту, и упав на колени, вскинула к нему голову, из-за чего лиловый платок невесомо скатился вниз. — От мужа уже долго не было вестей. А мы и так еле сводили концы с концами. Старшенький наш пока только является учеником часовщика и получает сплошные гроши, вторая дочь всего неделю назад смогла устроиться помощницей в ателье, а младшенький сын еще кроха. Я думала, что муж уже не вернется, а нужно было как-то выживать. Я хотела Аннушке только счастья! Хотела, чтобы она зажила в достатке! — Мама Анны схватилась за сердце и уже обратилась обратно к зрителям. — Дурой я была! Дурой! Ох, слышала же я все эти ужасные слухи о Синей Бороде! Молила меня Аннушка не отдавать её этому злодею! Умоляла слёзно, а я, ужасная мать, продала свою кровинушку. Молю, простите мне этот поступок, я понесу наказание в своей следующей жизни, знаю! Но об одном прошу, избавьте дочь от заточения у этого монстра! Нёвилетт продолжал снисходительно смотреть на женщину, горько льющую слезы. До него долетал шёпот публики, но он не воспринимал их слова, раздумывая лишь о фактах, предоставленных на суде. — Вы признаёте, что отдали дочь барону Жиль де Ре? — спросил он. — Признаю! — снова вскинула вверх голову дама, — Признаю и каюсь! Совершила непоправимую ошибку! — Благодарю вас, можете возвращаться на место. Женщина была не в силах самостоятельно встать, из-за чего жандармам пришлось довести её до кресла, где сидели остальные свидетели, а также члены семьи Анны. Еще долго её завывающие стоны мешали зрителям в первом ряду. Следом за ней на сцену вышли старший брат и младшая сестра Анны; оба говорили то же самое, что и мать. Не так слёзно, не так горечно, но ясно было одно: Анна ни в коем случае не желала выходить за барона, и сделала это только ради благополучия своей семьи. Синяя Борода, который с начала заседания всем своим видом показывал уверенность в своей невиновности, постепенно становился мрачнее. То ли духота смазывала его натянутую доброжелательность, то ли врожденное нетерпение заставляло его пальцы нервно отдергивать запонки своей рубашки. — Уважаемый юдекс, не могли бы мы уже закончить заседание? И так ведь всё предельно ясно, — словно жуя собственный язык, проговорил барон. — Мы должны выслушать всех свидетелей, — холодным взглядом Нёвилетт остудил разгоревшееся раздражение подсудимого. — Прошу следующего свидетеля со стороны обвинителя выйти на сцену. Синяя Борода недовольно цокнул, драматично закатил глаза и сложил руки на груди. — Опросили уже почти весь город, — заворчал он. Взгляд упал на старушку, прихрамывающую на одну ногу. Увидев её, он тут же побледнел, отчего его синяя борода посинела еще больше. — Меня зовут Лора. Я работаю кухаркой у барона Жиль де Ре, — заговорила старушка, вышедшая на сцену. — Вы собираетесь свидетельствовать против своего же господина? — уточнил Нёвилетт. — Я стара, жить мне осталось немного, — прокряхтела Лора и откашлялась в серенький платочек. — Я больше не страшусь смерти, так что, из всех слуг замка только я могу рассказать правду. По крайней мере ту, что я знаю. — Противилась ли Анна замужеству? — Конечно, как и любая другая юная, красивая леди. Никто не захочет выходить за такое безобразное чудовище, как барон Жиль де Ре. — Весь зал пришел в восторг, услышав, как слуга открыто оскорбляет своего хозяина. — Аннушка прибыла в замок совсем бледная. Она была несчастна, я видела это по ее глазам. Молчала она с месяц, совсем ничего не ела. Только иногда, когда барон уезжал по делам, можно было услышать горькое завывание у окна башни. — Это был плач Анны? — А кто еще мог бы так горестно плакать? — Вы видели это своими глазами? — Нет, но сердце мое всегда узнает смиренный плач птички, что насильно заточили в клетку. — Хорошо. Продолжайте. Старушка снова откашлялась в платочек, смочила сухие губы и продолжила: — Все предыдущие жёны барона вели себя точно также. Горевали сутками, а некоторые даже истерили, но Аннушка словно смирилась со своей участью, и спустя месяц начала есть. Она была слаба, и словно призрак блуждала по замку. Я глядела на неё и думала: «Ох, ну эта уж, точно, не должна пострадать. Лишь бы не злила господина!». — Что вы хотите этим сказать? Бывшие жёны барона подвергались насилию, когда злили его? — Они подвергались истязаниям и насилию. А потом, в какой-то день они просто исчезали. — Она раскрыла ладошки. словно имитируя жесты иллюзиониста.— Анночке также доставалось от барона за её постоянный плач. Зал снова пришел в возбуждение. — И куда они пропадали? — Я без понятия, уважаемый юдекс. Вы сказали, что жандармы уже обыскали замок, но я уверена, бывшие жёны никогда его не покидали. Вам следует провести повторный обыск, ведь прошлые девушки, а может, даже, их тела всё ещё в стенах замка. Да, именно так. Я слышу их плач, каждую ночь слышу, юдекс. На этом показания свидетелей закончились. Зрители уже стали строить свои теории, и им это явно доставляло невероятное удовольствие. А когда на сцену вышла сама Анна, все и вовсе почти повставали со своих мест, чтобы поближе разглядеть бедную девушку. Анна стояла, склонив голову вниз. Цвет её лица не был слишком бледным, а одежда на ней была совершенно новая, и волосы аккуратно уложенные в локоны волнами скатывались с её сияющих плеч. От неё больше не пахло рыбьими потрохами, а веяло розами и корицей. — Прошу вас, Анна, расскажите нам, как всё было, — вежливо попросил Нёвилетт. Неожиданно со скамьи свидетелей сорвалась мать Анны и тут же подбежала к дочери, падая к её ногам, хватаясь за кружевной подол дорогого платья. Зрители еле сдержались, чтобы не захлопать в ладоши от такого поворота событий. — Милая моя, любимая дочурка! — взревела она. — Прости мать, прости меня! Расскажи им всё! Ничего не бойся! Этого монстра запрут в крепости Меропид, а ты вернешься домой и выйдешь замуж за того, за кого сама захочешь. Я обещаю! Только не бойся! Молю тебя сердечно, не лги на суде! Говори правду! Скажи о том, какой этот барон страшный человек! Нёвилетт грозно ударил тростью по полу, и жандармы тут же оттащили плачущую мать от Анны. Пострадавшая заговорила, но голос её был едва различим за шорохом и перешептыванием присутствующих. Она подняла на Нёвилетта свой бесцветный, тусклый взгляд, сказала пару слов, но поняв, что те не долетают до юдекса, развернулась к зрителям, прося их о тишине. Все замолкли. Но не по просьбе девушки, а из-за того, что увидели в ней нечто неживое. Анна дышала, у неё билось сердце, но она производила впечатление куклы, которую забраковали на фабрике. В глазах её не было жизненной радости, присущей юной девушке, румянец был фальшивым, а губы словно ослабли, теряя возможность когда-нибудь снова изгонуться в улыбке. В ней не было души, лишь оболочка стояла сейчас на сцене. И все понятия не имели, какую же правду она раскроет. — Я не хотела замуж за барона, — призналась Анна, снова повернувшись к Нёвилетту. — Я молила мать не отдавать меня. Знала, что его богатства помогут семье, но не хотела продавать свою свободу. — Милая моя, дочурка! — подал голос отец, стоявший сверху. Анна взглянула на него своими каменными глазами, а затем продолжила: — Так было вначале. Но барон Жиль де Ре оказался хорошим и любящим мужем. Он любит меня, а я люблю его. Так что, считаю, что обвинения эти беспочвенны, и мой муж совершенно невиновен. Шквал из негодующих возгласов наполнил зал. Мать Анны, не выдержав, потеряла сознание, а отец, пошатнувшись, схватился за сердце и еле смог устоять на ногах. — Что ты сделал с моей дочерью! — крикнул он Синей Бороде, что стоял с довольным видом, раздув щеки, как жаба. Нёвилетт, словно и не слышал всей этой перепалки, продолжил: — Это правда, что первый месяц вы плакали в башне и совсем не ели, и что барон был с вами агрессивен? — спросил он. — Я плакала, но лишь потому, что скучала по дому. Любая жена первое время будет тосковать по родным. А не ела потому что не могла еще привыкнуть к такой изысканной еде. Мой желудок с трудом переваривал что-то кроме рыбьих голов да корки хлеба, — ответила девушка. — А насилие. Его не было. — Как же не было! — вставила кухарка, откашлявшись. — Я ведь сама видела синяки на твоем теле, дитя. Зачем же ты врешь на суде! Анна смерила её призрачным взглядом. — Синяки? Замок барона огромен и уже довольно стар. Не сосчитать сколько раз я падала с лестниц или ударялась о кривые углы. У меня бледная кожа, так что от любого толчка на нем проявляются синяки. — Знаете ли вы хоть что-то о бывших жёнах барона? — продолжил допрос Нёвилетт. — Нет. Но очень надеюсь, что они не вернутся, так как я хочу быть одной и единственной у своего мужа. Я люблю его. Вот та правда, о которой меня молила матушка. Зал уже было не успокоить. Эмоции, которые они ощутили от заседания, взяли над ними вверх, напрочь стерев рамки хоть какого-нибудь приличия. И пока жандармы тщетно пытались успокоить возбужденных дам и господ, Нёвилетт подытоживал факты: «Барона Жиль де Ре обвинили в краже и насильственной женитьбе. А также встал вопрос касательно его прошлых жён. → Он попросил руки Анны у её старшего брата и матери, так как отца не было дома уже больше месяца, и не было известно вернется он или нет. → Получив согласие, он увёз Анну к себе в замок, в стенах которого, по словам кухарки, плачут бывшие жёны барона. → После тщательного обыска, жён в замке обнаружено не было. → Насилие также не было подтверждено. → Пострадавшая остается с бароном из собственного желания. — Нёвилетт с секунду опустошил голову, прежде чем прийти к собственному вердикту: — Барон Жиль де Ре — невиновен. Преступления не было. Но вердикт всё равно выношу не я». — Мы выслушали обе стороны, свидетелей, а также пострадавшую, — Нёвилетт снова ударил тростью, и зал наконец затих, ожидая правосудия. — А сейчас Оратрис вынесет окончательный вердикт в отношении обвинений, представленных барону Жиль де Ре. Голубая жидкость в трубах забурлила, освещая стены в полумрачном театре. Сияние машины ослепило нетерпеливых зрителей, что толкнулись вперед, считая, что так станут первыми, кто услышит вердикт. Журчание энергии и скрежет шестерёнок подогревал интерес присутствующих, и когда те затаили дыхание, машина выдала юдексу конверт с окончательным вердиктом. Нёвилетт вскрыл конверт. Лицо юдекса, что за всё время заседания ни разу не украсила ни одна морщинка, впервые нахмурилось. Несмотря на то, что внимание зрителей было устремлено на него, заметил это незначительное изменение только Ризли, который наблюдал за всем из тени. — В соответствии с решением Оратрис Меканик д’Анализ Кардиналь, заседание по делу барона Жиль де Ре откладывается, в связи с недостаточным количеством улик. Барона необходимо запереть в его замке до выяснения дальнейших обстоятельств, связанных с делом о пропавших девушках, а Анну на это время отправить обратно к родителям и привлечь квалифицированного специалиста, — озвучил Нёвилетт. — Да виновен он, что тут думать! — выкрикнул кто-то из зала, запустив цепочку негодования. — Виновен! Еще как виновен! Посмотрите на эту жалкую морду! Он точно чудовище! — Он наверняка сделал что-то с Анной! Заклятье на нее наложил! Жандармы были слишком заняты зрителями, что не заметили, как сама Анна пробралась на второй этаж, на балкон подсудимого. Услышав вердикт, она неслась к своему мужу, и стоящие рядом с ним жандармы еле успели перехватить её. — Милый мой! — крикнула она совсем тихо, что только Синяя Борода с жандармами могли её услышать. — Несправедливо это! — Мадам, прошу, вернитесь на место! — вопротивился страж, удерживая рвущуюся бестию. Девушка царапалась и кусалась, дёргалась и извивалась, как скользкий уж, пока не вырвала из-за пазухи стража пистолет. Она навела его сначала на жандармов, заставив тех отступить на шаг, а затем, получив свободу, приставила к голове. — Любимый мой. Весь мир против тебя, против нас! Противостоять ему нет сил, но я не собираюсь принимать эту участь. Я ненавидела тебя, но сейчас люблю: сердечно, больно и горько. Скорее всего, они узнают правду, и тогда нашему счастью точно конец. Поэтому, если сейчас кожа моя окрасится в алый, позволишь ли ты войти в ту кладовую, что запирается ржавым ключом. Нёвилетт, занятый разбирательством с разбушевавшимися зрителями, не сразу заметил присутствие Анны на соседнем балконе. И только громкий, надрывистый, басистый смех Синей Бороды привлек всеобщее внимание. — Ты займешь там самое почетное место, — загадочно заявил он своей жене, когда наконец вдвоволь насмеялся. Анна, впервые улыбнувшись, прошептала что-то, а затем выстрел оглушил всех. Тело, что казалось легким, как перышко, с тяжелым стуком упало на пол, приводя зал в смешанное чувство восторга от увиденного представления.***
Чтобы убрать тело Анны, увести барона Жиль де Ре, успокоить зрителей и вызвать врачей родителям погибшей понадобилось больше трёх часов. Ризли моментально взял все под контроль, как только ситуация стала набирать обороты. Нёвилетт хотел вклиниться, но герцог попросил его не вмешиваться, так как присутствие юдекса все еще оказывает сильный эффект на чувствительных зрителей. Пришлось даже подключить дополнительных жандармов и меков, чтобы наконец закончить представление и отправить всех по домам. Когда Ризли закончил со всем, солнце уже давно скрылось за горизонтом. Уставший, потрепанный, все еще слыша гул толпы, он вернулся домой, где под дверью нашел конверт с печатью гидро-дракона. Голубая метка придала ему сил, и вот уже через несколько минут он стоял у позолоченных дверей, что вели в покои самого Нёвилетта. А ведь когда-то он тихо проскальзывал в эту комнату, где на кровати его ждал сонный Нёвилетт, тянул к нему руки, а после, зарывшись в теплую грудь, мирно засыпал, чтобы утром проснуться и под чашечку чая послушать его рассказы о тяжелой работе в крепости Меропид, что заставила его так задержаться. Теперь же ему приходилось стучаться. Получив разрешение, Ризли вошёл в комнату с высокими потолками, где горело несколько свечей в углах. Нёвилетт всегда говорил, что не хочет проводить сюда электричество и предпочитает полумглу яркому свету, от которого болят глаза. В этом плотном полумраке взгляд Ризли уцепился за блеск влажного плеча Нёвилетта, который был одет в один только банный халат. Под ним образовалась лужица, а от воды в ванне перед ним все еще исходил пар. — В письме я просил вас прийти завтра, — юдекс развернулся, покрепче завязывая пояс. — Раз уж вы здесь, прошу простить за неподобающий внешний вид. — Никаких проблем, — тут же покачал головой Ризли, сглатывая подступившую слюну. Влажная шея Нёвилетта всегда была его слабым местом. Тело Нёвилетта словно эфирной проекцией проплыло в лучах свечи и встало у круглого столика. Он налил в серебряные бокалы воды, и один протянул Ризли. Юдекс лично позвал его в свои покои. А учитывая их нынешние отношения, вряд ли для проведения совместной ночи. Скорее всего, для обсуждения чего-то. Но Нёвилетт молчал. Продолжал задумчиво постукивать пальцем по бокалу в такт каплям, падающим на пол с его серебристых волос. — Как вам ваш первый суд спустя столько лет? — спросил Ризли, решив, что тот хочет, чтобы он первый начал обсуждение. — А как считаете вы? — Боюсь, за это время я разучился читать ваши мысли, — признался герцог. — Но смею предположить, что вы были в небольшом негодование, когда увидели вердикт Оратриса. — Неужели вервольфы и это могут почуять? — Не думаю, что дело в моем чутье, — усмехнулся Ризли. — Тогда в чем же? Вы настолько проницательны? — Не больше необходимого. Просто, когда годами смотришь на небо, навсегда запоминаешь расположение каждой звезды, и маленький, едва различимый огонёк легко привлекает внимание. — Значит, вы еще и звездочет. В вас больше талантов, чем я думал, — Нёвилетт отставил стакан. — Хах…да, звезды читать умею, вот только не на небе Тейвата, — устало произнес Ризли, а затем чуть дернулся, когда юдекс вдруг зашагал в его сторону. Гидро-дракон встал напротив герцога. Распаренная, влажная кожа отдавала знакомым запахом, напоминая телу Ризли о блаженстве, которое это тело когда-то ему дарило. Он тяжело вздохнул, незаметно сжал кулаки и чуть скрипнул зубами, чтобы сдержаться. — Я считал, что барон Жиль де Ре невиновен, — признался Нёвилетт. — А Оратрис засомневался в его виновности. Впервые наше с ним мнение было разным. — Так вот, что вас смутило. — Я хорошо рассмотрел все факты и показания. Преступления совершено не было. Барон официально взял Анну в жёны, подарил деньги и подарки её семье, как и обещал. Пострадавшая, также, признала свое желание быть с ним. Но все равно ошибся. Я считал, что лишившись эмоций, стану более справедливым судьей. Но, видимо, это не так. — В этом деле роль сыграли не только факты, — мягкая улыбка сама коснулась губ герцога, когда он снова увидел еле заметную морщинку меж бровей Нёвилетта. — Мелюзины сказали то же самое, — добавил Нёвилетт. — Возможно ли, что если бы я был более эмоционален, смог бы заметить намерения Анны и остановить её? — Вас тревожит её смерть? — Мелюзины сказали, что многие зрители посчитали её поведение странным, во время дачи показаний. — Да, она вела себя очень странно. — Я не заметил этого. Также, как и жуткой ауры барона, которая напугала многих. Также, как и боль матери, и отчаяние отца. Ничего из этого я не видел. А Оратрис учитывал все это. — И что же вы решили? — потупил голову Ризли, бегая взглядом то к ложбинке меж ключицами юдекса, то обратно к его острым глазам. — Научите меня эмоциям, — попросил мужчина. Ризли выпрямился от удивления. — Эмоций много. Сложно научить вас каждому. Иногда даже сами люди и демоны не понимают, что они чувствуют. — Я провел исследование. Существует всего шесть базовых эмоций: радость, злость, отвращение, страх, грусть и удивление. Последнее мне известно. Сегодня я был удивлен, когда узнал, что оказался неправ. Герцог прыснул в кулак от смеха, а затем сделал шаг ближе к юдексу. Сейчас между ними не было проклятой трости, так что он смог уловить тепло, тянущееся от его тела. — Тогда, что насчет других чувств? Таких, как смущение или вожделение? — его соскучившийся взгляд блуждал по невозмутимому лицу Нёви, в надежде уловить хоть какую-то незначительную искорку. — Чувства возникают на основе эмоций. Следует начать с основы. И вы стоите слишком близко, месьё Ризли. — Считайте, что мы уже начали урок. Вы что-то чувствуете, когда я стою так близко? — Запах чая с бергамотом, — все еще влажные, но теплые пальцы Нёвилетта неожиданно коснулись уголка губ Ризли, отчего тот моментально навострил волчьи ушки. — А на десерт у вас было песочное печенье, — юдекс скинул с пальца крошку от печенья и отошел в сторону. — Благодарю вас за то, что откликнулись на мою просьбу. Можете возвращаться к себе и отдыхать. Ризли бросил двусмысленный взгляд на нетронутую кровать Нёвилетта, вяло улыбнулся, дернул ушками, и откланявшись, покинул покои гидро-дракона. На улице он сложил ладошки лодочкой и подставил к носу, вдыхая остатки аромата своего возлюбленного. Тело совсем истосковалось по его прикосновениям, раз одного касания к уголку губ хватило, чтобы так его возбудить. Он не мог в таком виде разгуливать по улицам города, поэтому при первой же возможности сел на скамью и сгорбился, укладывая лицо в ладошки. Кто же мог знать, что дело Синей Бороды откроет Ризли возможность снова попытаться коснуться души гидро-дракона. Этой маленькой, еле различимой надежды хватило, чтобы вновь придать смысл одиноким ночам, бесчувственным взглядам в небо, изнуряющим прогулкам у воды и поглаживаниям пустой кровати до мозолей на пальцах. Сто лет разлуки в миг стали секундой, прошлое — будущим. Ризли уже пережил их любовь, и теперь уверен, что то было лишь репетицией. Вечерний воздух проникал в пазухи носа, постепенно заменяя собой запах Нёвилетта. А затем герцог учуял другой знакомый запах. Подняв голову, он заметил компанию людей и демонов, идущую по аллее парка. Обладатель знакомого запаха заметил его, и в припрыжку, размахивая рыжими патлами, подбежал к герцогу. Следом подошли и другие: суккуб, иллюзионист, его ассистентка и их братец-дайвер. — Добрый вечер, ваша светлость, — поприветствовал герцога Лини. — Вы только закончили с работой? — Можно и так сказать, — улыбнулся Ризли, все еще удерживая спину сгорбленной, чтобы бугор в штанах не был заметен. Но кое-кто все же обратил на него внимание. Обращенный суккуб медленно опустился на скамью и по-лисьи уложив свое лицо герцогу на плечо, замурлыкал ему в ухо. — Заседание сегодня было фееричным. Ты наверняка утомился, пока пытался успокоить всех. Вервольф грубо, но достаточно элегантно скинул с плеча назойливого парня. — Это моя работа. К тому же, больше всего досталось жандармам. Клоринда до сих пор их отчитывает за то, что они позволили Анне вышибить себе мозги. — Стрессовая же у тебя работа. Напряжение скопилось, ого-го какое. Может, помочь тебе? — голубые глаза блеснули в вечернем сумраке. — Аякс! Имей совесть! — тут же выкрикнул Итэр. — Прошу прощения, он просто перевозбудился из-за такого судебного заседания, вот и говорит всякий бред. Ты наверняка устал, так что, мы пойдем, и не будем тебя отвлекать. Суккуб грубо схватил друга за рога и утянул его за собой, грозно вышагивая. Шумная компания моментально потонула в полуосвещенной улице, оставив герцога в гордом одиночестве. — Совсем что ли сдурел такое Ризли предлагать? — начал ворчать Итэр, как только они отошли достаточно далеко от парка. — Ты же знаешь кем он работает! — И что? — Аякс наконец смог вырваться из крепких рук друга, и обиженно потирал основание рогов, которые чуть не вырвали. — Наоборот, было бы прекрасно, если бы ему понравилась моя техника. Тогда, может быть, он бы за нас как-нибудь словечко-то замолвил. — Какое еще словечко? Ты что, закон нарушать собрался? — Ты эту книженцию законов видел? Я уверен, мы пока просто прогуливались уже больше ста правил нарушили! — Думаю не стоит так об этом кричать, — вклинился Лини. Аякс заметил, как укротитель, опустив ладонь на плечо Итэра, моментально успокоил его. Сдвинутые к переносице брови суккуба расслабились, и он уже не бурчал себе под нос всевозможные обзывательства в сторону Аякса. Благодарственно кивнув Лини, рыжий сладко потянулся, и случайно задел хвостом идущего позади Фремине. Повернувшись к нему, чтобы извиниться, он увидел алый румянец на его щеках и бегающие в панике глазки. Этот облик мальчишки, смутившегося от обычного касания хвоста суккуба так понравился Аяксу, что он подумал: «А что будет, если немного подразнить его?», но тут же отбросил эту мысль прочь. Не настолько же он жесток. Они продолжили гулять по ночному Фонтейну. Лини с Линет и Фремине знакомили гостей с не туристической местностью, о которой знают только коренные Фонтейнцы. Иногда Аякс с интересом разглядывал что-то на витринах, иногда принимал участие в дискуссиях, а иногда отвлекался на что-то совершенно далекое. Так, когда они подошли к ларьку с мороженым, Аякс увидел на противоположной улице Чжун Ли с Сяо, которые возвращались в отель Дебор. У него снова возникло желание перерезать глотку Мораксу, а вместе с тем, на кончике языка возродился вкус османтусового вина. Когда архидемон заметил суккуба, тот не дернулся, а еще выше вздернул подбородком. Некая дикость воспряла в нем, стоило в сумраке блеснуть янтарю, и выплеснув эту дикость в насмешливую улыбку, Аякс отвернулся, не дав Чжун Ли даже секунды еще немного полюбоваться его твердым, гордым, ни разу не сломленным станом. Аякс хоть и был обращенным суккубом, не имел крыльев и не мог оставлять метку. Но этой ночью его образ обязательно появится во сне одного архидемона. А сам обращенный моментально позабыл восставшую пылкость. Она больше не трогала его, и была равносильна обычным его ощущениям. Даже восторг от сегодняшнего заседания был для него ярче, чем эта секунда, отданная Чжун Ли. Полностью повиснув на Итэре, Аякс слизал макушку его сливочного мороженого. Он напустил на себя чуть скучающий и уставший вид, и как только все замолчали, занятые поеданием сладкого, он заговорил: — Хэй, Итэр. Может, стоило позвать с нами того охотника Сяо? Он так смотрел на нас, когда мы уходили из театра, будто тоже хотел присоединиться. — Он бы в любом случае отказался, — буркнул блондин, и с еще более недовольным лицом вонзился зубами в рожок. — А мне кажется, согласился бы. Вы ведь так долго не виделись, у вас, наверняка, есть о чем поговорить. Сто лет же прошло с вашей последней встречи. — Нам не о чём разговаривать. — Я всё хотел спросить, — добавил Лини, идущий рядом. — Вы знакомы с этим Сяо еще с войны? — Ага, — тяжело выдохнул Итэр, будто устал уже рассказывать эту историю. — Мы познакомились, когда мы с Аяксом прибыли в Ли Юэ, и ввязались в эту войну с Селестией. — Хм, — задумался Лини. — Тогда, почему Сяо так долго живет? Да еще и выглядит он, довольно-таки, хорошо для столетнего. Демонической энергии я от него не чувствую. Он обращенный? Или полукровка? — Без понятия, — пожал плечами Итэр. — Мне тоже было интересно, но когда я спросил, он просто промолчал. Он вообще любит молчать. Слишком ленив, чтобы языком молоть. Оно и к лучшему. Стоит ему рот открыть, как оттуда херня какая-то вылетает, — снова начинал заводиться Итэр. — Будешь строить из себя обиженку, только себе хуже и сделаешь, — усмехнулся Аякс. — Я бы на твоем месте как можно скорее прекратил эту игру в молчанку. Нам же, как никак, вместе над делом Жерминаля работать. — Но ты не на моем месте. — Ох и чья же это вина? Кое-кто усыпил меня, а затем вяло связал цепями. А вот если бы этого не произошло, то на тайный прием пошел бы я, а не ты, и вы бы с Сяо не поссорились друг с другом. — Ты мне всю жизнь это припоминать будешь? — Нет, до следующего раза, когда вдруг ты захочешь снова меня связать, — громко посмеялся Аякс и убежал вперед, поджав хвост, за который почти ухватились цепкие руки суккуба.***
Итэр иногда ненавидел себя за любовь к другу. И ненавидел Аякса за то, что временами, тот говорил что-то верное. Сейчас не самое время портить отношения с Сяо, но как же все внутри Итэра горело синим пламенем, пока он стоял напротив двери в номер охотника. Попросить прощения? Да, надо бы. Вот только язык так и норовит снова выкинуть какую-то колкость. Итэр, обычно, был не вспыльчивым демоном. В отличие от Люмин, он легко переносил ссоры, и ему не составляло труда извиниться первым. Но в случае с Сяо, он хотел бы увидеть охотника, склонившегося перед ним на колени. Глубокий вдох, такой же глубокий выдох. Итэр прикрыл глаза. Он знает, почему именно ссора с Сяо так его задевает. За все время их знакомства, у него скопилось достаточно обид на охотника, чтобы сейчас еле сдерживать их хиленькой плотиной разума. Рука демона со скрипом собралась в кулак, и он постучал. Дверь моментально открылась. Итэр чуть было не фыркнул — Сяо точно почувствовал его присутствие и просто ждал, когда тот постучит первым. — М-м-м, ну…прости, — выдавил из себя демон, смотря в сторону. Он чувствовал, что стоит ему повернуться к Сяо, как пульсирующая вена на виске тут же взорвется от напряжения. — Мне жаль, что я наговорил тебе всякого вчера, — тут же ответил охотник. — Чего? — от удивления Итэр чуть отшатнулся и все-таки взглянул на парня. Не казалось, что он врет. — Что это за неожиданные извенения? — На самом деле я так не думаю...ну, я о том, что сказал тогда в кабинете Маркиза. — А вот и нет, ты определенно так и думаешь, раз выпалил это вчера. Сяо скрестил руки на груди, нахмурился, чуть помолчал, а затем посмотрел в потолок и снова на Итэра. — Да,ты прав, я так думаю, но не всегда. Итэр чуть не подпрыгнул от радости, когда Сяо признал его правоту. Он шагнул вперед и стал тыкать в грудь охотника пальцем, заставляя того пятиться назад, уходя все глубже в комнату. — Чтоб ты знал, — зашипел демон. — Суккубы тоже умеют любить по-настоящему. И спим мы, вообще-то, не со всеми подряд. У нас тоже есть свои стандарты! — Тебе следует их немного завысить. Итэр остановился, когда они добрались до середины комнаты. Щеки запунцовели от злости, а палец стал еще сильнее упираться в грудь охотника, ощущая как его кожа жгет даже через одежду. — Я пришел сюда мириться, но что-то больше не хочу, — нахмурился демон, готовясь уйти с еще более отвратительным настроением. — Постой, — Сяо успел перехватить его руку, и сжал её так, что Итэр на секунду испугался. — Я опять сказал чушь. У меня не было достаточно времени, чтобы придумать нормальное извинение. — А ты что же, все таки, собирался просить прощения? — драматично удивился суккуб. — Думал зайти к тебе завтра, но ты меня опередил. — Сяо умолчал, что хотел сделать это еще прошлой ночью. Тишина, что так любит встревать в диалог, вновь возвела над ними вуаль неловкости. Коряво, но все же им удалось извиниться друг перед другом. Итэр представлял себе это немного иначе, но и этого достаточно. Ему вдруг стало смешно, а злость и обида отлегли подальше в сердце накапливать силы, чтобы потом снова рвануть с еще большим пламенем. Он злился на Сяо, но злость эта никогда не была долгой. Проблема Итэра заключалась в том, что он умел помнить счастливые моменты, проведенные с кем-либо. Всем известно, что счастье, обычно, проходит незаметно, как солнечный день весны, а людям и демонам свойственно запоминать лишь самые свинцовые, дождевые тучи. Вот и сейчас он вдруг вспомнил те дружеские чувства, что испытывал к этому охотнику. И на душе стало снова тепло, и луна показалась ему ярче, и нос защекотал запах бамбука, и на языке разлился сладостный привкус миндального тофу. В одной руке он вновь ощутил холод серебряных ножниц, а в другой — грубость волос Сяо. — Раз все решено, я пойду к себе. Итэр протянул руку охотнику в знак перемирия, но тот стоял словно статуя. А затем, опомнившись, осторожно пожал перламутровую руку демона. Итэр так и не понял, что для Сяо на мгновение остановилось время, а все внимание было приковано к легкой, ностальгической улыбке суккуба, которую тот совершенно не контролировал. Это было еще одной проблемой Итэра — он мог не замечать, как улыбался, поддаваясь чувствам, и не знал, что именно его улыбка творила с душами увидевших её. Сяо позволил себе еще на секунду удержать руку суккуба,и прежде чем тот выскочил за дверь, выпалил: — Завтра мы с Моракс-дареном собираемся навестить Маркиза де Нуара в его поместье. Не хочешь присоединиться? Может, удастся найти что-нибудь о Жерминале. — Звучит здорово, — кивнул Итэр. — Я доложу об этом Навии и остальным. Он ушел. Сяо вернулся в постель. Скрипка снова завыла под окнами, и песня её пообещала охотнику, что этой ночью он не увидит кошмара.