Сборник нцы по «Королю и шуту»

— А-Андрюх, панки, они, короче, — Миша пьяно ткнулся лбом в плечо, цепко взял за рукав, — ничего не боятся. — Да понял я, Миш, понял, какой вектор намечается, — Андрей мягко взял его за запястье, попытался оторвать от себя. За стеной шумела вписка, кто-то, судя по звуку, бил чашки — или это уже звенело у них обоих в голове. Миша был пьян, но скорее больше изображал, а Андрей ощущал себя самым всесильным человеком на земле, после водки-то. Они сидели на старом продавленном диване, вжавшись друг в друга: скрипучие пружины стремились к полу, создавали яму прям посередине, и зад то и дело соскальзывал. Ничего, короче, приятного, кроме того, что Миша жарко дышит прям на ухо. — Ты вот, Андрей, не панк, — подвёл тем временем он, хлопая рукой по дивану. — Это какого хуя? — Панки… это образ жизни, понимаешь? Мы вот… пока ты в армии, того, мы тут, на улице спали, я жил так, понимаешь? Жил один, среди… среди… Миша потерял слово и словно решил нашарить его у Андрея на шее, полез влажной рукой и притянул за затылок к себе, лбом в лоб. Вот тебе и всесильный. Мишины глаза смотрели грустно, отчаянно, но в них всё равно сидело озорство: щас, мол, я его как побешу, как выведу, он у меня панковское нутро покажет. — Да кто тебе сказал, что панком только так можно стать? — Ты в армейке… строевой провонял, пахнешь ди-дисциплиной, короче, понял? Не думай, Андрюх, я это так, я… Не обижайся, хотел, наверное, сказать Миша. Это я так, от всего сердца. От внезапного раздражения Андрей аж начал трезветь. Ждал он, письма писал, получается. «Как ты?», интересовался — а Миша всё про дела да про дела, ни слова про то, что приедешь ты, Андрюха, а я совсем другой. Панк я, мы с тобой разные. Пьяная мысль от обиды скакала с места на место, да никак не могла угомониться. — А чем панки пахнут? Как от других отличаются? Вот ты, Миша, чем пахнешь? — Кожей, — засмеялся тот ему в лицо, потом закашлялся и сглотнул слюну, — улицей, свободой, понимаешь? За стеной заиграли на гитаре. Миша наморщился, мотнул головой, словно муху отгонял. В комнатке было темно, тусклый торшер едва горел, а за окном уже темнела ночь. Как же я, Мишка, ждал тебя, с тоской подумал Андрей, а ты… — Сам-то не панк совсем, — сказал он тихо, удерживая Мишу за плечи. Тот вытаращился на него в изумлении, открыл рот, чтобы заспорить. — Панки — они ничего не боятся, а ты всего трусишь, — опередил его Андрей, реально трезвея с какой-то жуткой скоростью. Надо было успеть высказать, пока совсем не накатило осознанием. — Чего я трушу? Да я, бля, побольше всех вас… — завёлся Миша, выворачивась из хватки. — А что было вот до армии, помнишь? Как ты от меня убежал, а? Миша побагровел, засопел носом и опустил взгляд. — Чё было, то было, — насупился он, — я пойду, на самом деле. — Э нет, Мишка, никуда ты не пойдёшь. Панк ты или нет? Как ко мне лезть, так… Миша несильно толкнул его ладонью, но Андрея было уже не остановить: вспоминал, что было тогда, до армии. Как Миша быстро прижался к нему губами, когда сидели дома одни, а потом свинтил на улицу, как был, в домашних штанах. Андрей помнил, как злился, ругался на Мишу, когда тот заявился часа через два, поддатый и всё отрицавший. Что делать с этим чувством, он не знал, и уже позже, на жёсткой армейской кровати, передумал ночами все мысли, какие мог. Думал, вот приеду и поговорим, я ему всё скажу. — Не полезу больше, — угрюмо сказал Миша, вырывая Андрея из воспоминаний. — Да ты… ты лезь, ради бога. Только про панков и меня это своё оставь, Миш. — Я не… не по-панковски это! Я не могу, Андрюх, нельзя. Плохо. Миша глянул с мольбой, и тоже, кажется, уже слегка протрезвел. За стеной снова кутили, перестали бить чашки и играть на гитаре, и на том спасибо. — Панки ничего не боятся. Вот скажи я тебе сейчас, — Андрей задумался, но рот был быстрее мозга, — вот, отсоси мне, давай. Панку похуй, че другие скажут, если хочется, он сделает. Миша замер в оглушительной тишине. Андрей сам от себя тоже не ожидал подставы, аж слегка вжался в диван, готовясь, если что, к драке. Откуда он вообще про отсос взял? Пиздец. — Да я… я… — забормотал Миша, ползая рукой по выцветшей диванной обивке. Глаза у него были тёмные-тёмные, вроде не злые. О чём думает? Поди разбери. Андрей застыл, не мог и слова сказать, будто ему рот заколдовало, а Миша потихоньку отмер — сполз с дивана на колени, на пол, упёрся руками в Андреевы коленки и взглянул снизу вверх, будто проверяя, не дадут ли по роже уже ему. Андрей издал какой-то задушенный звук, дёрнул головой. — М-молчи, — умоляюще попросил Миша и потянулся руками к ремню. Расстегнул, безбожно долго ковыряя язычок ремня, вытянул из шлёвок и отбросил прочь. Положил ладонь на пах, неловко погладил, с изумлением глядя, как под рукой тут же твердеет. — Давай, Миша, — не выдержал Андрей, сорвавшись на шёпот. Вжикнула молния, Мишины пальцы приспустили джинсы, и они оба уставились на стояк, выпирающий из белья. Балу завизжал за стенкой. Андрей истерично улыбнулся, кусая губу, чуть расставил ноги. В груди у него колотилось тупое, предлагающее всякую хуйню сердце. — Давай, — хрипанул он, глядя во все глаза. Миша поддел пальцами трусы, спустил ниже, вздохнул так, что у Андрея встали дыбом волоски на руках. — Ты… ты, — заговорил он, снова теряя контроль над тем, что пиздит, — выглядишь… красиво. Миша неверяще замычал, взял в руку уже полностью твёрдый член и погладил его большим пальцем. Это было так приятно и так дико, что Андрея легко тряхануло всем телом. Ночи на армейской кровати… даже тогда он так далеко не думал. Всё больше про поцелуи. — Возьми, Миша, — зашептал он. Протянул руку, коснулся волос, обнял Мишин затылок ладонью, легонько погладил. — Ты же хочешь, — предположил он, и Миша, о боже, кивнул. — Я… я д-давно хотел, прости, Андрюх, — тоже хрипло сказал он, — не могу больше. Миша склонился ниже, взял в рот, сначала слегка, только головку, а потом, обхватив губами, пропустил глубже. Андрей тихо, ошарашенно застонал, толкнулся вперёд, прижимая ладонь к горячей Мишиной голове. — Миша, Миш, как хорошо, как… блять, боже, — понёс Андрей, рвано вдыхая. Миша снова замычал в ответ, наклонился ниже, облизал почти целиком, старательно открывая рот. — Ты молодец, уже почти панк, давай ещё, надо ещё, — не смог сдержаться Андрей, но Миша, как не странно, не перестал, только густо, стыдливо покраснел. Андрей уже не сидел, оглушённый происходящим: ему было так хорошо, что кайф перебивал все сомнения, весь страх. Если бы сейчас в комнату завалилась вся вписка, он бы и бровью не шевельнул, так было похуй на всё, кроме горячего Мишиного рта вокруг члена. Андрей вплёл пальцы ему в волосы, оттянул голову назад, буквально снимая с себя. — Покажи, какой ты, хочу посмотреть, — хрипло попросил он. Миша машинально облизал мокрые губы, задышал через рот, забыв закрыть его. — Высунь язык, — услышал себя Андрей будто со стороны. Миша моргнул, покраснел ещё чуть больше, вытащил язык и глянул Андрею в глаза. Это было красиво, очень красиво, и так невероятно, словно во сне. Андрей ущипнул себя за бедро, но Миша с открытым ртом никуда не делся, только задышал ещё чаще. — Ты просто… это самое лучшее, что я испытывал за всю жизнь, — сбивчиво сказал Андрей, — Миш, правда, я… Он погладил Мишу по щеке, по подбородку, смазал пальцами слюну с уголка губ. Не выдержал, шлёпнул членом Мише по языку, мягко толкнул головку вперёд и снова вошёл, почти до конца, слушая чужой невнятный стон. — Внутри твоего рта так жарко, — сообщил Андрей, оттягивая членом Мишину щёку, — и так хорошо… Я не знал, что так б-бывает. Миша всхлипнул, как-то странно обмяк и прогнулся в спине, шире расставив ноги. Облизал член от головки до яиц, снова взял в рот, втянул щёки — Андрея прошило удовольствием до копчика. — Вот так, хорошо, — зашептал он, — давай ещё, давай, Миша, ты самый хороший панк, самый… Андрей толкнулся в рот, ещё и ещё, снова провёл головкой по щеке изнутри, открыл Мише рот и потянулся нажать пальцами на язык. Там было так мокро, горячо и скользко, так хорошо. Миша сам дёрнул головой, склоняясь ниже, старательно вылизывая и вбирая глубже. — Я… я скоро, — шепнул Андрей, вцепившись ему в волосы, — аккуратно, надо, мне надо… Миша громко и хрипло застонал, вздрагивая всем телом, только сильнее и быстрее двигая головой. Андрей едва оттащил его за волосы наверх, и кончил — в основном, на лицо, на распахнутые губы и красные щёки. — В-высунь ещё раз, Миша, — попросил он. Тот послушно повторил, вытащил язык и громко сглотнул. Андрей потёр его опадающим членом, размазал головкой остатки спермы, провёл пальцами по губам, собирая. Миша поймал их ртом, втянул внутрь и облизал — Андрей снова вздрогнул от возбуждения, едва не заводясь по новой. — Вот теперь ты настоящий панк, — сказал он без издёвки, с восторгом рассматривая притихшего, взмокшего Мишу. — Ты сам как? Помочь? Андрей, чуть отдышавшись, испугался даже — вдруг Мише не нравилось? Может, он по какой-то дебильной причине это сделал и сейчас жалеет? Или эта выходка вообще лишит Андрея друга? — Миш, — позвал он. Тот вздохнул, как-то неловко качнулся, привалился боком к Андреевой ноге, затих на пару мгновений. — Мне… всё хорошо, — сказал он, пряча лицо, — я… прости, если чё не так. — В смысле? — Ну я, я типа… не делал так, я… тебе не понравилось если, или ты думаешь… я не пидор, короче. Миша густо покраснел, поджимая под себя ноги. — А ну иди сюда, встань на колени, — потребовал Андрей, — щас, Миш, щас. Он потянулся рукой к его паху, просунул ладонь за пояс штанов; Миша втянул воздух сквозь зубы, жмурясь от стыда — в трусах было мокро и уже не так твёрдо, как раньше. — Мишка, Миша, — радостно зашептал Андрей, — да и чего такого, хорошо же, блин! — А чё я… как тёлка какая. — Ты, Миша, настоящий панк, — с уверенностью сказал Андрей, похлопав его по красной от смущения щеке. Миша подумав, кивнул, и снова опустился на пол, прижимаясь к ноге всем телом. Андрей закрыл глаза. Фантазии из армейки тотчас же поблекли, будто были сном из прошлой жизни. Всё важное находилось тут.