Сборник нцы по «Королю и шуту»

В тот день они были на квартире у Шуры — почти как дома у себя уже. Андрей знал всё до последней трещинки в полу, а Миша так вообще бывал чаще, чем у своих. Шурик усвистел работать, оставил им кусок колбасы, попросил придумать че-нибудь к ужину. Миша принёс четыре бутылки пива, Андрей — салат, и они вместе выковыряли из холодильника примёрзшие к стенке пельмени. Сварили, честно поделили на троих, и Шурину часть накрыли тарелочкой. Чтобы не дай бог. — Посидим пойдём, — сказал Миша, нервно запивая пивом всё такую же пустоту в желудке. Последнее время он был какой-то странный. Молчал больше обычного, обходил Андрея по стеночке, перед выступлениями жалобно смотрел в его сторону и ничего не говорил. — Пойдём, — хмыкнул Андрей, приканчивая последний пельмень. Они сели на продавленный, но уютный диван в Шуриной (единственной) комнате, плечом к плечу. Миша замер, сцепил перед собой руки и принялся обрывать заусенцы с пальцев. — Миш, — мягко позвал Андрей. Положил руку ему на шею, погладил по волосам. Так, вроде, уже было можно. Миша опустил голову ниже, сгорбился, но Андрееву руку не сбросил. — Что у тебя случилось? — спросил Андрей, придвигаясь ближе. Миша молчал. Андрей закусил губу, положил вторую руку ему на колено и осторожно двинул вверх. Так, вроде, тоже можно? Миша в тот раз сам его поцеловал, правда ведь? А потом протрезвел и поцеловал ещё. Они могли остановиться, но не хотели — ещё несколько раз потом, когда придётся. И в этой Шуриной комнате, и на точке, и даже в подворотне у клуба. Миша всегда хотел. — Расскажи мне, — попросил Андрей, раздвигая Мишины ноги шире. Он погладил его бедро, пальцем нажал на ширинку — там уже было довольно твёрдо — и Миша покраснел шеей, всё таки дёрнулся, оборачиваясь всем телом. — Я не… не пидор, — жалобно сказал он. Андрей вытаращился на него, но руку не убрал. — Миш, ну чего ты? — Да мне стыдно каждый раз, как мы… это прям по-пидорски, я как подумаю, что… — зачастил Миша, бегая глазами по Андрею. — Подумаешь? — подтолкнул его Андрей, ласково поглаживая по шее. — Да мне даже сказать стыдно, Андрюх, бля. Это… — Мне ты можешь сказать, — тихо ухмыльнулся он, прижимаясь лбом ко лбу, — давай. Стыдно почему? Миша зажмурился, качнулся ещё ближе, и снова поцеловал первым — жадно припал к губам, кусаясь, вылизывая Андреев рот. Он обхватил руками его плечи, неловко, слишком сильно сжал, потянул на себя. Андрей взял Мишино лицо в ладони, с усилием оторвал от себя и всмотрелся в поплывшие, чёрные глаза. — Ну? Так что там? — снова позвал он. — В поцелуях нет никакого стыда. Миша густо покраснел, вздохнул. Андреево колено упиралось ему в ширинку, и Миша легко потёрся об него, вздрогнул, закусил губу. —Я… я иногда думаю, как мы с тобой, как ты… Трогаешь меня, как тогда, только больше, как я в-встаю на колени и… блять, Андрюх, это пидорство, это ужасно стыдно, — застонал он, отводя глаза. — Так нельзя. Андрей поглядел на него с таким интересом, что аж глаза засверкали. — Давай просто полежим, — предложил он, — погреемся. У Шуры дубак тут, я прям мёрзну. — И чё ты, не скажешь больше ничего? — нахмурился Миша. — Ну сейчас ляжем, я тебе расскажу, что и как, — безмятежно улыбнулся Андрей. — Ты к спинке давай, там уютнее. Миша заворчал, пополз по дивану, вытянулся на нём во весь свой рост, отвернулся от Андрея, вжимаясь в его грудь сутулой спиной. В комнате было уже совсем темно, тихо, только часы тикали. Миша медленно, глубоко дышал, будто стараясь успокоиться. Андрей натянул на них плед, обнял его за талию, помолчал несколько минут. — Миш, а о чём ещё думал? Что стыдно? — шёпотом спросил он чуть погодя, прижался крепче и уткнулся носом за ухом. — Да блин, я… не скажу, чего тебе, зачем, — глухо, смущённо отозвался тот. — А о том, как отсосать мне, думал? Миша вздрогнул всем телом, уткнулся лбом в диван, тихо замычал. Андрей медленно пополз руками по его груди, задрал футболку, положил обе ладони на тёплый, поджавшийся живот. — Взять у меня в рот, чтобы я сидел на вот этом диване, а ты прям на полу. Это тоже стыдно? Он толкнулся вперёд, бёдрами в Мишин зад, притёрся членом и вжал его за живот в себя. Было тепло, так хорошо… И Миша, который краснел и дрожал, невероятно заводил. Хотелось помучить его ещё немного, а потом всего расцеловать. — Стыдно, — глухо ответил Миша, вздрагивая под руками. — Но ты хотел бы? — Да. Андрей счастливо улыбнулся, прихватил губами нежную кожу за ухом. Полез руками выше, на грудь, сжал в пальцах Мишины соски, потрогал их, слегка помял, подразнивая. Миша тихо застонал, дёрнул бёдрами назад, выгибаясь. — Ты высунул бы язык… я бы похлопал по нему головкой, погладил бы тебя по волосам, потому что ты послушный и хорошо стараешься, — понёс на вдохновении Андрей, оглаживая пальцами моментально вставшие соски, — а потом вставил бы тебе до самого горла. И н-несколько раз… нравится так, Миш? — Д-да… Миша тихо заскулил, выгибаясь к рукам, притираясь всем телом. Между ними стало совсем жарко, вспотевшая футболка липла к телу. — Давай снимем, — зашептал Андрей, дёргая его за рукав, и Миша послушно поднял руки. Андрей завозился, расстегнул Мишины джинсы, спустил на бёдра, а сам остался в одежде, только прижался ещё ближе. Миша, почти голый, красный и растрёпанный, был зажат между ним и спинкой дивана, неловко ёрзал, жмурился. Андрей положил одну руку ему на член, погладил пальцем мокрую головку, и Миша захлебнулся стоном. — Вот это уже пидорство, Миш, — с улыбкой зашептал Андрей, прижимая его к себе и дивану, — ты ещё так течёшь, будто прям… только этого и хочешь… Миша захныкал, завёл руку назад и вцепился ему в волосы, подтягивая ещё ближе. Андрей радостно хмыкнул, прижался губами к шее, провёл по ней языком. Миша толкался ему в руку, тёрся бёдрами то о диван, то об Андрея, извивался в его руках и тихо стонал. — Нормальные… люди… с такого не текут, Миш, и не хотят взять в рот, когда их попросят, — шептал Андрей ему на ухо, — а ты бы взял, правда? — Да, — застонал Миша. — Повтори. — Я, я хочу тебе отсосать… я, пожалуйста, мне неловко г-говорить… Андрей просунул руку между их телами, погладил Мишу между ягодиц, слегка раздвинул их пальцами. Тот вздрогнул, высоко, жалобно всхлипнул и попытался шире развести ноги. — Хочешь, чтобы я тебя трахнул?.. Миша густо покраснел, затрепыхался в штанах, спрятал лицо в подушке и глухо что-то замычал. Андрей облизал пальцы, медленно погладил Мишину дырку, чуть надавливая. В голове у него шумело, как после стакана водки, и хотелось говорить с Мишей бесконечно, дразнить его, довести до края, чтобы просил сам, чтобы… — Миш, — тихо позвал Андрей. Он расстегнул ширинку, достал член и навалился сверху всем телом, прижимая к дивану. Провёл носом по шее, взял Мишу одной рукой за волосы и повернул к себе красным, горящим ухом. Припал к нему ртом, вылизал, слегка прикусил за мочку, и снова зашептал, наслаждаясь, как Миша под ним дрожит всем телом и тихо скулит сквозь зубы. — Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Значит, ты пидор, Миш, так и есть… Самый настоящий пидор. Миша глухо завыл, мотнул головой, умоляюще свёл брови. — Слышишь? — Д-да… —Хорошо. Андрей приподнялся над ним, провёл членом между ягодиц, скользнул между бёдер и притёрся ближе, сделал на пробу пару толчков. Снова погладил пальцами дырку, ввёл один и прижался ртом к горячему уху. Миша не выдержал, толкнулся бёдрами навстречу, жалобно застонал, хватая ртом воздух. Лицо у него было такое же красное, взмокшее, как и ухо, и такое же милое. — Скажи, — велел Андрей, — скажи что-нибудь… Миша качнул бёдрами назад, на палец, потёрся членом о диван, беспорядочно зашарил по нему руками, где мог достать. — Мне… мне хорошо, очень, так хорошо, Андрюх, пожалуйста… Андрей покрепче взял его за волосы, оттянул назад, широко лизнул в щёку. Миша плыл, уже ничего не соображая. — И кто ты? — шепнул Андрей. — Я пидор, — заскулил Миша, насаживаясь на руку, — я… Андрюх, пожалуйста, всё, что хочешь… — Не расслышал. — Я пидор, мне нравится э-это всё, я… — громче всхлипнул Миша, умирая со стыда. Андрей не выдержал, сам застонал тоже, утыкаясь в Мишу взмокшим лбом. Он толкнулся членом между Мишиных ног, ещё и ещё, просунул руку ему под живот и дотронулся до влажной, горячей головки. Миша громко, жалобно скулил, дрожа всем телом. — Всё, что хочешь… — хмыкнул Андрей, тяжело дыша. Он был почти на грани, только от Мишиных сладких стонов можно было отъехать кукухой. — Я бы трахнул тебя… и на сцене тоже, Миш, чтобы все знали… что ты пидор, чтобы т-тебе было стыдно… Ты бы так стонал, ещё громче, чем сейчас, а я бы поставил тебя на четвереньки и в-выебал прям там, как ты заслуживаешь… Миша вздрогнул, завыл, запрокидывая голову. Содрогнулся всем телом, всхлипнул снова, и Андрею на ладонь потекла горячая сперма. Он вытащил руку, размазал всё по Мишиным ягодицам, с наслаждением смял одну в ладони и отвёл в сторону. В Мишу хорошо так входило уже два пальца. Андрей вздохнул в немом восхищении — и дело было не в ебле даже, а просто в Мише. Всегда только в нём. — Ты, ты… — бессвязно зашептал он, зарываясь лицом в Мишины волосы, и кончил ему куда-то на бёдра, а в основном, конечно, на Шурин диван. Вытащил пальцы, обтёр об одежду. Снял с Мишки его несчастные штаны, сам тоже разделся и снова залез под плед, крепко прижимаясь. Мыться не хотелось, только лежать вот так и всё. Миша снова молчал, только прерывисто дышал, всё так же повернувшись спиной, такой же горячий, красный, взмокший. Сердце у Андрея сентиментально сжалось. — Миш, — снова позвал он, зарываясь носом в его волосы, — я тебя обидел? Прости меня. Прости. Миша мотнул головой. — Ты дурак? — глухо спросил он. — Я-я никогда ещё… мне так хорошо не было, понимаешь? Андрей счастливо, по-идиотски улыбнулся, прижался к Мише крепче. — Страшно просто. Что я… мы такие. Мне нравится, когда вот так, когда стыдно. Андрей. Миша резко развернулся, оглядел бешеными чёрными глазами и полез целоваться, хватая руками за плечи. — Будет ещё стыднее, Миш, я напридумывал всякого, — ухмыльнулся Андрей ему в рот. И подумал, что если на этом же диване, то ему пизда.