Сборник нцы по «Королю и шуту»

Андрей очнулся в светлой, залитой полуденным рассеянным солнцем комнате. Голова утопала в мягких подушках, казалось, что он просто сладко выспался после какого-то тяжкого дня, но в воздухе пахло чем-то лечебным, а тело слегка ныло от перенесённого… недуга? Андрей повернул голову, заприметил на столике у кровати стакан воды, потянулся к нему и едва не выронил из ослабевших пальцев. В комнату тотчас же вбежал барин — бледный, взволнованный. Внимательно окинул взглядом, робко улыбнулся. — Ну как ты, Андрюшенька? — мягко спросил он, садясь на край кровати, — Очнулся? Андрей покивал, глотнул воды и с наслаждением откинулся на подушки. В теле появилась лёгкость: тепло вокруг, уютно, барин рядом, спи да и только. — А… как долго я?.. — спросил он хриплым со сна голосом. — Да поди весь день, часов боле шестнадцати, — тут же ответил барин, будто считал. Он взял Андрееву руку в свои, сжал, поводил пальцами по ладони. Слегка покраснел, поднял на Андрея пытливые, взволнованные глаза. — Не жалеешь? — спросил он едва ли не испуганно. — Нет, — тут же ответил Андрей, — но… заживёт ещё пока. Не знаю, барин, как оно сейчас. Сашенька вместо слов стиснул его руку и припал к ней губами. Так прошли недели. Андрей поправился, шов затянулся, аккуратный такой, даже почти не заметный, только непривычно было первое время, аж жуть. Во снах казалось, будто его мужской уд при нём, а как проснётся — гладко, как на коленке. Барин его выхаживал, гладил, промывал рану, каждый раз заходясь смущённым румянцем. — Саша, — позвал его как-то Андрей. Он лежал на спине на кровати, которую барин пока переоборудовал под домашний лазарет. Рубашка задрана до груди, ноги слегка раздвинуты — так барину удобнее. — Саш. Александр что-то сосредоточено промычал, поднося к шву смоченную марлю, протёр следы от снятых швов, сосредоточенно закусил губу. — Я ж сам захотел, чего ты себя изводишь, — заговорил Андрей, закладывая руки за голову. Он чуть больше раздвинул ноги, подался ближе. Саша покраснел, перехватил крепкой рукой за бедро. Погладил шов и чувствительную кожу вокруг, спустился пальцами ниже. Андрей сладко охнул, выгнулся навстречу. Теперь, без… достоинства своего, будто там ещё чувствительней стало. — Хорошо как у тебя всё заросло, быстро, — забормотал барин. — Давай-ка еще раз посмотрим. Он коснулся пальцами шва, второй рукой погладил Андрея между ягодиц. Тот аж заскулил чувствуя себя… вот прям так, как никогда раньше не было. — Саш, ещё, — залепетал он, раскидывая ноги. Барин отошёл к столу, намазал пальцы, вернулся, торопливо шагая, и приставил их ко входу, слегка надавил. Андрей дышал открытым ртом, с изумлением впитывая новые ощущения. Было так хорошо, что аж затрясло всем телом. Барин снова расцвёл румянцем, опустил глаза вниз. — Ты ж моя… моя, — забормотал он, утыкаясь Андрею лбом в коленку. Погрузил в него уже два пальца, мягко раздвинул изнутри, погладил и надавил на какую-то точку, отчего Андрея выгнуло над одеялом. Он тонко всхлипнул, таращась в потолок. Как же это… ничего нет, а так хорошо? Как же такое?.. — Б-барин, Саш… — захныкал он, дёргаясь ласкающей его руке навстречу. — Мужчина может испытывать наслаждение и от стимуляции prostatae, если… даже… нет других органов, — через силу сказал Саша, вводя третий палец и раскрывая ими Андрея, поглаживая и изнутри и снаружи. — Тебе… ты… интересно будет поизучать, — добавил он, пока Андрей извивался на пальцах и комкал в руках одеяло. По лбу катился пот, в животе стало так тепло, хорошо, всё внизу горело огнём и ноги дрожали, как бешеные. Саша ещё погладил, как-то по особому, и Андрей не выдержал, тихо завыл, содрогаясь всем телом. Так странно было не изливаться себе на живот, но чувствовать ту же негу и то же высшее наслаждение, что и раньше. Барин постепенно привык к Андрею так же, как тот — к новому себе. Ласкал его, придумывал, как ещё проверить, что может человеческое изменённое тело, сколько раз за вечер Андрею доступно… наслаждение. — Молодец, — говорил Александр Владимирович, после того, как Андрей в четвертый раз сжимался на пальцах и скулил, выгибаясь всей спиной. — Нравится тебе теперь? Спокойней жить стало? — Спокойней, барин. И стали они ещё надевать на Андрея разные женские одежды — больно тому нравилось, как оно теперь выглядит. Он любил, чтобы всё как надо, чтобы нижние юбки, платья, и чтоб волосы красиво лежали, даже пока они ещё короткие были. Барин брал его с собой, такого разодетого, красивого, тихого и благостного, в карете кататься по округе — когда выезжали за деревню, брал к себе на колени, ласкал соски, в которые вернули недавно серёжки, задирал юбки и сажал Андрея на свою елду, так сладко, что перед глазами мутилось. Придерживал под ягодицами, сам начинал моргать своими невозможными глазами и смаргивать непрошенную слезу. Андрей тихо стонал, покачиваясь, дурея от ощущений, утыкался барину в шею. — Не жалеешь? — спрашивал потом в сотый раз Саша. — Нет, барин, мне только так и надо было, — беспечно улыбался Андрей, примостившись к его тёплому, большому телу и засыпая под мерный скрип кареты.