Сборник нцы по «Королю и шуту»

Миша сидел на кухне на стуле, сгорбившись, погружённый в свои тяжёлые мысли. Вечером, после изнуряющего дня, он только и смог, что сходить в душ и выпить воды — а дальше сидел, сидел и сидел битый час без движения, гоняя в голове безрадостные думы. Оля бесшумно вышла из спальни, обошла его со спины, притянула к себе поперёк груди, щекотно поцеловала в затылок. Миша любил, когда она так делает, когда гладит по волосам, чуть почёсывая за ухом. Особенно если он был злой, уставший, вымотанный как сейчас. — Потерпи, Миш, полегче будет, — тихо заговорила она, поглаживая его плечи. Миша чуть распрямился под её ладонями, подставляясь под летящие прикосновения. Оля умела быть нежной, умела усмирить его и заземлить, но почему-то Мише показалось, что в этот раз между ними есть что-то… ещё. Он расставил ноги пошире, запрокинул голову, закрыл глаза. Оля гладила и чесала его, а потом подняла руку повыше, ласково дотронулась до горла, провела по нему ногтями и слегка сжала. Миша вздрогнул. — Хороший такой, ты мой хороший, — шептала она, продолжая гладить, сжимать и массировать. Миша плыл по волнам тягучего удовольствия, даже не мог ничего ей ответить, хотя в глубине души чувствовал странное, непонятное волнение. Оля… будто держала его в руках и не разрешала вывернуться из крепкой хватки. Как же неожиданно хорошо это было, пиздец как хорошо. Она снова провела ладонью по его горлу, погладила плечо, пальцами собрала волосы в кулак и сжала, чуть натягивая назад. Миша вздрогнул ещё, распахнул глаза — возбуждение, гулявшее по всему телу, наконец добралось и до паха, чуть ли не напугав его. Он торопливо развернулся к Оле, поцеловал её, как обычно это делал — напористо, придерживая за подбородок, но сейчас ещё и так, будто хотел вернуть себе уверенность. Он встал со стула, развернулся к ней всем телом, не разрывая поцелуя, и мягко прижал к стене. — Мой медведь, такой тяжёлый, — довольно сказала Оля ему в рот. Она снова начала гладить его по волосам, легко, будто он и не нависал над ней, чуть оттягивала пряди назад. Миша растерянно захлопал глазами: он так и не сумел поймать привычное ощущение своей власти, не смог подавить её собой. Оля играючи взяла его за шею и притянула к себе ближе, продолжая целовать в ответ. Он послушно пригнул голову, неловко расставил ноги. Оля улыбнулась, потрепала его за ушами, провела ладонями по плечам. Миша хотел было улыбнуться в ответ, потереться наливающимся стояком о её бедро, но не успел — она вдруг шевельнулась и мягко развернула их обоих так, чтобы теперь Миша прижимался спиной к стене. Он удивлённо вздохнул, упёрся лопатками в шершавые обои, и, пока пытался осмыслить, что чувствует, Оля тут же протиснула колено ему между ног. — Ты… что… — попытался сказать он, но слова застряли в горле. Такого раньше не было, точно не… никогда не было. Она… она так себя не вела. — Я всего лишь делаю тебе приятно, — мягко сказала она. — Видишь? Оля погладила его снова, поцеловала ещё мягче, рукой нащупала стояк и легко сжала, провела пальцами по всей длине. Миша слабо застонал — давно он не возбуждался так резко и сильно всего лишь от незатейливых ласк. Сердце почему-то быстро, гулко колотилось в груди. — Нравится тебе? — спросила Оля, чуть надавливая пальцами на головку через повлажневшие штаны. — Не волнуйся, тебе же хорошо. Миша слабо кивнул. Ощущение собственной податливости кружило ему голову. Он толкнулся бёдрами вперёд, в Олину руку, тихо застонал, опуская голову. Вторая её рука снова была в его волосах — гладила, сжимала, чуть оттягивала, удерживая его голову в почти поднятом положении. Миша будто весь был зажат между её ладоней, той, что на члене, и той, что крепко держала волосы, управляя им. Он ластился к руке, рассеянно думал, что давно так не делал, давно не выпрашивал ещё ласки. Оля, кажется, тоже это заметила — улыбнулась, положила ладошку ему на щёку и слегка похлопала. Миша, к собственному стыду, снова тихо застонал и толкнулся лицом ей в ладонь. — Миша, хороший мой, развернись? Давай развернём тебя, — позвала Оля, не прекращая дразняще ласкать его через штаны. — Вот так, давай. Она потянула его за расслабленное, мягкое плечо. Миша непонимающе нахмурился. Оля смотрела на него с улыбкой, будто ничего и не происходило. — Оль… я… зачем? И так же хорошо, — заговорил он в смятении, — я… это зачем?.. Она провела пальцами по его щеке, очертила удивлённо приоткрытый рот, нажала на нижнюю губу — Миша машинально облизал её, и Оля тут же скользнула пальцами глубже, раздвигая зубы. Вторая её рука потянула штаны вниз — мягкая резинка шлёпнула по бедру, под яйцами, фиксируя ляжки. Член дёрнулся, пачкая Олину руку смазкой. Она умело взяла его снова, погладила по всей длине, как Миша любил, тронула щель на головке. — Я не сделаю ничего, что тебе не понравится, Мишенька. Ты мне веришь? — спросила она, удерживая его в кулаке. Миша скользил языком по её пальцам и плыл в мареве необычного, податливого возбуждения. Оля погладила его язык, щёку изнутри; Миша обхватил её пальцы губами, посасывая, как леденец. Верил ли он ей? Конечно да. С самого первого дня, как они познакомились. Не сделает же она ничего… что было бы неправильно? Миша кивнул, раскрыл рот шире, выпуская её пальцы. Оля улыбнулась и медленно развернула его лицом к стене, мягко придерживая за широкую, расслабленную спину. Миша покорно переступил ногами, упёрся лбом в стену и замер. Оля прижалась сзади, накрыла собой, как смогла, потёрлась грудью о спину, уткнулась носом между лопаток. Её руки теперь были у Миши на бёдрах — одна гладила спереди, трогала болезненно напряжённый член, а вторая ласково и щекотно касалась оголившейся задницы. — Мой хороший, — тихо говорила она, — такой большой, такой послушный и спокойный… Миша зажмурился от тягучего, но очень явного удовольствия. Оля мяла его задницу так уверенно, будто делала это каждый день, но Миша помнил — они таким никогда не занимались. Он глухо всхлипнул, до боли упёрся лбом в стену и ссутулился — спина вдруг перестала его держать. — Миша, ты же знаешь, как ещё можно сделать тебе приятно? — тихо спросила Оля. Она опустила вторую руку ему на яйца, сжала их сзади, а потом повела пальцы выше, ещё выше… — Оля, Оля, т-ты… что… — тут же вскинулся Миша, пытаясь повернуть голову вбок. Он распахнул прикрытые было глаза, уставился на обои, шумно задышал открытым ртом. Её пальцы почти касались его… там. Влажные, тёплые, ласковые. Пока что она просто поглаживала его по кругу, надавливая, но Мише было достаточно даже этого, чтобы пах снова прострелило странным, острым возбуждением. Он знал… хотел, чтобы её пальцы оказались… внутри. Мысль была и пугающей, и желанной, и Миша дрожал всем телом, представляя, как она... — Я просто сделаю тебе хорошо, — снова сказала Оля, — тебе понравится. Доверься мне. — Это… туда нельзя, так не… не делают, — глухо пожаловался Миша, сглатывая пересохшим горлом. Он вспомнил что-то — смутное, полузабытое, давнее, как сон. Было что-то, что он делал сам? Или кто-то ещё? Ещё в прошлой жизни, может быть, ещё до хмурого… Миша зажмурился, отгоняя какое-то настойчивое, но никак не желавшее оформляться воспоминание. — Делают, Мишенька, — ласково возразила Оля, раздвигая ему пальцами ягодицы, — это просто… практика такая. Приятно. Очень приятно. Давай, мой хороший, доверься мне. Миша тихо всхлипнул, качнулся назад, к её руке. Если она сделает… сделает то, что хочет, может быть, он вспомнит? Оля надавила между ягодиц пальцами чуть сильнее и Миша всхлипнул снова. Он завёл дрожащую руку назад и придержал себя за ягодицу, раскрываясь, давая понять без слов, чего хочет. — Умничка, — радостно сказала Оля и поцеловала его между лопаток, во взмокшую футболку. — Постой так секундочку. Миша закрыл глаза. Его колотило от возбуждения, пальцы дрожали, колени будто онемели и стали ватными. Он не знал, куда деть вторую руку, поэтому прижал её к груди и навалился всем телом на стену. Ягодицу он почему-то не отпустил — Оля сказала постоять, и Миша стоял, как привязанный. Она вернулась через несколько секунд, снова обхватила ладонью член, сильно провела по нему пару раз и потрогала подтекающую головку. Пошуршала чем-то и между ягодиц стало холодно и мокро, что-то вязкое потекло на Мишины пальцы и рядом, прямо… прямо на дырку, которую Оля тут же приласкала рукой. Он почти испуганно застонал, втянул воздух сквозь стиснутые зубы. — Расслабься, Миша, ты чего, это вообще не страшно, — зашептала Оля, проталкивая в него один палец. — Это очень приятно, ты бы видел, как это выглядит, ты ж мой хороший… Он сорванно дышал открытым ртом. Палец внутри… не причинял дискомфорта, просто чуть растягивал, и Миша чувствовал, как он двигается там, гладит и распирает. Что-то жаркое и стыдное шевелилось в груди, чему он никак не мог дать названия — и только тихо, едва слышно стонал, уткнувшись лбом в стену. Оля отпустила член, снова зарылась пальцами в волосы и потянула его голову назад, заставляя прогнуться в спине. Миша хватал ртом воздух, вздрагивал, и почти не заметил, как в нём оказалось уже два пальца. — Чувствуешь, как хорошо? — спросила Оля, массируя ему затылок, дёргая за волосы до лёгкой, правильной боли. — Д-да… — ответил он, сжимаясь на её руке, уже почти не сдерживая стонов. Оля согнула пальцы, погладила его как-то иначе и Мишино тело выгнуло дугой, прошило грубым, ярким наслаждением. Он смазано потёрся членом о стену, задышал чаще. — Что… что это?.. — Приятно тебе? — вместо ответа спросила Оля. — Чувствуешь, как они внутри? Хочешь ещё один? — Оля, п-пожалуйста, — глухо запросил Миша, — я не знаю, что… Она отпустила его волосы, позволяя уткнуться лбом в стену. Снова накрыла всей собой сзади, будто бы оплела руками и была везде и сразу. Миша чувствовал её пальцы внутри — Оля сначала вытащила их, погладила его по чувствительной, натёртой дырке, а потом вставила снова, уже три, слегка развела внутри, вырывая из Мишиной глотки странный, всхлипывающий стон. Миша чувствовал её приятный, лёгкий запах, её волосы щекотали ему кожу. Оля опустила вторую руку ему на грудь, под футболку, сжала в горсти, погладила сосок. — Оля, Оля!.. Оль.. — испуганно, глухо забормотал он, вздрагивая снова и снова, извиваясь и скуля в её руках. — Оля, что ты… как.. что… — Мой большой, мой хороший, такой тугой, Мишенька, такой молодец, не отказался, и смотри как тебе хорошо, правда? Никогда не слышала, чтобы ты так всхлипывал, мой хороший, — говорила она ему на ухо, трахая его пальцами. Они входили почти до костяшек, до упора, выскальзывали туго, но хорошо, с пошлым, сочным хлюпаньем смазки. Миша прогнулся в спине, отставил задницу, опустил было руку себе на член, но Оля мягко отвела её. — Нет, нет, подожди, — сказала она, снова вгоняя пальцы до упора. Они то и дело задевали внутри что-то, от чего всё Мишино тело будто жгло огнём. Грудь под Олиной рукой тоже стала чувствительной, соски напряглись, и она легко касалась их пальцами, сжимала и потирала. Миша дрожал, хватая воздух ртом. Он вспомнил, что уже испытывал это ощущение. Точно, было что-то такое, чего… чего он никак не хотел помнить. Пальцы внутри? Палец… один или два. Он лежал, тоже всхлипывал, но сейчас ему было так охуенно, а тогда — невероятно паршиво. С кем это было? Или он был один? — Оля… Оля, как х-хорошо, — с благодарностью застонал он, насаживаясь на её руку. — Оля… Она снова обхватила ладонью его член, погладила по всей длине, ровно и быстро задвигала кулаком, размазывая по всему стволу липкую смазку. В голове у Миши сделалось блаженно пусто — даже навязчивое воспоминание куда-то уплыло, осталось на краю сознания и не мучило больше, только дразнило слегка. Подумать можно было и потом, позже. Миша отчаянно стонал и извивался в Олиных руках, подмахивал ей, будто… всегда таким был. Он был близок, хотел кончить, и кроме этого — ничего. Она будто почувствовала это его желание — замедлилась, обхватила пальцами член у основания. Он влажно шлёпнул головкой по животу, оставляя там липкий след. Миша жалобно дёрнулся в её руках, заскулил и снова попытался обернуться через плечо. — Сейчас, Мишенька, давай попробуем кое-что, — ласково сказала Оля, дразня его лёгкими прикосновениями к изнывающему члену. Она согнула пальцы внутри него, принялась ритмично надавливать, нащупала точку, от которой Миша крупно вздрогнул всем телом и глухо вскрикнул от накрывшего его с головы до пят удовольствия. — Нашла, — довольно сказала Оля и надавила снова, а потом ещё и ещё, вытащила пальцы, опять вставила и погладила изнутри так, что Миша зажмурился до тёмных кругов перед глазами. — Оля, Оленька… Оля!.. Я… Я не могу… — просяще застонал он, дрожа всем телом, а по низу живота и спины разлилось яркое, болезненное наслаждение. — Давай, мой хороший, Миша, давай, — ласково позвала она, — ты у меня самый большой, самый… Такой чувствительный, посмотри на себя. Оля погладила его по заднице, ласково пришлёпнула ягодицу, царапнула ногтями. Миша тихо взвыл, умоляюще что-то запшептал пересохшими губами. Сейчас, когда он… когда ничем не управляет, сейчас… Он всхлипнул, как-то особенно сильно сжался на её пальцах и кончил с тихим вскриком. Оля привалилась к его спине и тоже, наконец, позволила себе быстро и сорванно задышать. Она обняла его обеими руками, зарылась носом во взмокшие волосы, поцеловала за ухом. — Я говорила, будет хорошо, — тихо сказала она. Миша машинально кивнул, глядя в стену широко распахнутыми глазами. Тело стало ватным, ноги мелко дрожали, внутри… он всё ещё чувствовал её пальцы, ощущал будто они продолжают растягивать его. А потом он вспомнил. Смазанные, отрывочные, полустёртые картинки того, как он неловко поцеловал… поцеловал его, ругань, вылетевшую из петель дверь. Как пришёл домой, злой, отчаявшийся, и пробовал сделать что-то с собой один. Пытался понять, как и что ему нужно, в чём дело, что с ним не так. Тогда ему ничего не понравилось, было только больно и стыдно, грязно. Таким не занимаются, такое не может нравиться. Мише было отвратительно вспоминать, что он пробовал. — Оль, — испуганно позвал Миша, — оборачиваясь к ней. — Ты… всё хорошо? Она мягко улыбнулась, подтянула его штаны наверх и поцеловала в плечо. — Не бойся, я читала, что многим мужчинам это очень нравится, в этом нет ничего такого, — ласково сказала она, — это… просто удовольствие. Я рада, что тебе понравилось. Знала, что понравится. — Удовольствие… — Миша посмаковал это слово, медленно кивнул. Ночью, когда Оля уже спала, он вышел на кухню. Сел, налил себе стакан воды и уставился на него невидящим взглядом. Потом украдкой взглянул на ту самую стену, посидел ещё с минуту и потом не выдержал, подошёл к ней. Прислонился всем телом, грудью и животом, закрыл глаза, уткнулся лбом в шершавые обои. Потрогал пальцами места, о которые тёрся несколько часов назад, потом провёл ладонью по своей груди, по бёдрам, начинающему снова твердеть члену. Прижался лицом к стене, представил, что кто-то вжимает его в неё. Оля? «Миш, всё будет хорошо. Ты такой послушный». Нет, не Оля. Спустя столько лет ему впервые не было страшно хотя бы представить Андрея. Миша тихо, горько завыл сквозь зубы, зажмурился, провёл по стене щекой, будто ласкаясь, прогнулся в спине. Не бояться представить Андрея, думать об Андрее — как же хорошо и больно это было. Как он это упустил? Почему? Он помнил, как хорошо было целовать его. Как он мог забыть? Миша, словно во все, отошёл от стены, медленно опустился на стул, залпом выпил стакан воды, вернулся обратно в постель. И в следующий раз попросил Олю сделать с ним это снова.