Вечные дети

С того момента, как Веру отпустили из лазарета, живую, здоровую и даже вполне довольную, пусть и не в меру задумчивую, прошло всего три дня. Теперь впечатленная Денисом она опускала ресницы, звеня колокольчиками в прядях волос, и, глядя на носки своих смешных кедов, рассказывала о том, какой Дэн внимательный и добрый, как он спас ее и совсем не сердился: никому ни слова не сказал, а в карте ей поставили диагноз — отравление. И по глазам было видно: Вера рассказывала гораздо меньше, чем думала. Лешка только хмыкал, хотя запись Дэна об «отравлении» оценил, причем как направленную на спасение вовсе не Веры, а его — Волковой репутации. Окончательно поверив, что с Верой все хорошо, Лешка отпустил свою вину. Остались только ребята, повседневные обязанности, посиделки с вожатыми, междусобойчики с Гошей, планы на ближайший поход, танцы, ну и, конечно, фант. Волк терпеть не мог откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Еще меньше его привлекало — длить агонию — снова и снова драконить себя ожиданием чего-то, что неприятно, но обязательно следует сделать. Волк все рассчитал, выбрал время и теперь шел по коридору напряженный, собранный, и даже малая толика алкоголя в крови не помогала. Волк не боялся крапивы, но уже думал о лазарете. Только бы нашлись смельчаки пойти с ним туда. Лешка старался себя утешить, он понимал: брать с собой в больничку никого из ребят в это время не стоит, потому надеялся, что Гоша оставит свой воспитательный момент и все же придет? Пока он остался в комнате: не стал отговаривать, но по поводу провокации Дениса высказался жестко и вполне определенно. Вечером у них была репетиция первого отчетного выступления по танцам, и Волк так и остался в своей концертной рубашке, только закатал рукава до локтей. Чувствовал он себя теперь в ней очень странно, казалось, что все чужое и неудобное. И глупое. По шее стекал пот, рубашка прилипала к спине. Волк хорошо представлял себе, как выглядит сыпь от краснухи, а ветрянкой даже болел, чувствовал ее, чесался от нее! И Денис, блядь, конечно, эти болезни видел. А еще те, о которых Волк знал лишь понаслышке или вовсе не имел понятия. Хрен-два, врач купится на ожоги от крапивы! «Ну и ладно, — успокоил себя Волк, — я же не должен Дениса убедить, только убеждать…» Женька знал, как сделать фант исполнимым, чтоб ему самому заболеть ветрянкой в эту смену и проваляться в чертовом лазарете пару недель, сводя Дениса и сестер с ума. На улице Волка немного обдуло и стало лучше. Он услышал, как Славка под окном орет громким шепотом: — Смеррртельный номер! Только один раз и тооолько сегодня!!! Это была его минимальная громкость, чтобы в постотбойной тиши не привлекать лишнего внимания, зато заставить всех из своего отряда и часть посвященных из старше-среднего прильнуть к окнам. Зрителей соберется достаточно, Волк не сомневался. Он в общем-то понимал, что все это безумие. Но держать свое слово и ничего не бояться для его ребят стоило дорого. Волк был слишком молод, чтобы воспитывать их, поэтому он… всего лишь возглавлял все возможные безобразия, следя за тем, чтобы никто из его воспитанников не пострадал. Подойдя к Славке и Олегу, Волк ломано передернул плечами, челка упала, скрывая лицо. — Ну что, пошли? — голос его сейчас прозвучал тихо, даже немного зло, хотя Волк и сам не знал, на кого сердится, но легко нашел себе объект — Женьку. «Тоже мне, брат — называется!» Через пару шагов Волк наткнулся взглядом на Алису. Она сидела на качелях и выглядела как всегда потрясающе, но поразительно недовольной — явно случайной встрече не обрадовалась… Лешка вскинулся, но, вспомнив, во что одет, улыбнулся. Алиса была его инструктором по танцам последние пять лет, и в целом — они дружили, но видимо, не сегодня. Когда в ее мир ворвались крики Славы, Алиса лежала на круглых качелях, рассматривая небо, и прикидывала насколько аморально будет все-таки закурить. Но приближение детей разрушило все ее планы, Алиса села и раздраженно посмотрела на делегацию придурков. После отбоя она считала своим законным правом не относить старший отряду совсем уж к детям. Особенно, когда их возглавлял Лешка. Он кивнул Алисе и посмотрел, словно приглашая присоединиться. Волк начал галантно: — Здравствуй, Алиса! — он вдруг почувствовал себя безумным Шляпником и даже оглянулся в поисках Чешира. У любой Алисы всегда поблизости ее кот, но Волк никого не заметил. На самом деле Волк надеялся, что Алиса хотя бы не попытается остановить его. Злость стремительно превращалось во что-то другое. Воображение отчего-то нарисовало лицо Дениса, когда Волк потревожит его ночью. Волк представил его взгляд, серьезный и усталый, полный упрека, и постарался снова переключиться на Алису. На занятии она была в танцевальном платье, сейчас ее образ изменился, оказался совсем другим. На ней была черная майка и короткие шорты, а волосы она собрала в не тугой хвост — темные пряди рассыпались вокруг лица. — Поддержит ли прекрасная Алиса подвиг безумного Шляпника своим присутствием? И последует ли за… двумя белыми кроликами сразу! Я бы мог совершить подвиг в честь прекрасной дамы! — Волка понесло. — Насколько легче даются великие дела, при поддержке прекрасной дамы. Несчастному герою станет гораздо легче! Волк поднял голову к небу и обнаружил там луну. Слава, уловив концепцию, тут же включил трубадура, особенно вдохновившись силуэтами в окнах и звуками открывающихся створок. — «В клетке птичка томится, Ей полёт незнаком. Вот и я словно птица, В замке я под замком,» — вывел он смешным тоненьким голосом, взлохмачивая и без того лохматую голову и звеня бусинами на феньках. Олег, что стоял с ним рядом, только повернулся, сверкнул большими серьезно-грустными очами с бледного лица и неожиданно уверенно заткнул Славе рот ладонью. Но тот не возразил, засмеялся только. «Идиоты,» — подумала Алиса. Ребячество Волка рассердило ее, но было в нем что-то… тревожное. Он смотрел вверх, а глаза его отражали луну, ветер развевал волосы и белую рубашку, и Алиса, вздохнув, признала: что похож он не на Шляпника, а на печального Белого рыцаря, хоть и безумно самоуверенного. — Что ты задумал? — требовательно спросила она, вставая с качелей. — Он исполнит предначертанное! — ничуть не смутившись, ответил Слава, накрывая руку Олега своей и смещая ее на подбородок, попутно сплетая их пальцы. Признаться честно, Слава немного побаивался Алисы, но старался не подать виду, ведь Волк был с ними, значит можно было не морочиться. — Миледи предстоит узреть лучшее уличное представление! Волк скосил на Славу взгляд, орущий: «Ты сошел с ума,» — и с трудом не спрятал лицо в ладонях, сам не понимая, отчего вдруг так смутился, но Алиса всегда странно действовала на людей. Посмотрев на нее, Волк кивнул в сторону Славки: — Я ни при чем, — сказал он, вдруг оправдываясь, — это все фанты. Так что я иду исполнить свой долг. Пойдешь с нами? Ты будешь главный свидетель, — закончил он залихватски, почти словив кураж. Славка шепотом завопил, сложив руки рупором: — Дерзай же, славный рыцарь, мы тебя не забудем! Олег встревоженно улыбнулся, больше не пытаясь его остановить. Алиса поймала Волка в фокус взгляда и поняла: он на взводе. И не смотря на браваду чего-то опасается. И явно не того, что их застанут. Алиса невольно начала волноваться с ним. — А он не помрет после предначертанного? — спросила она с сомнением. — О нет! Останется живее всех живых и войдет в легенды! Но рискует сильно, может даже испугается, — вдруг серьёзно заявил Слава, глядя на Волка внимательно. — Поэтому мы и идем с ним, — добавил Олег. — Хочешь с нами в маленькое приключение? — уточнил Волк, радуясь, что темно и не видно, как он стремительно бледнеет. Алиса задумчиво склонила голову: — Испугается? — повторила она. — Это же Волк, — непедагогично было звать Лешку по кличке, но само вырвалось, — он ничего не боится, кроме… Алиса осеклась, окинула Славу и Олега пристальным взглядом: логические связи предначертанного во дворе с больницами и врачами ускользали. Алиса нахмурилась: он не был ее лучшим учеником, но любимчиком-то был, а еще… Алиса еще раз внимательно посмотрела на него, теперь, как на сына Мити. Что же — наследственный идиотизм проступал во всей красе, и опыт подсказывал — это не остановить. — Ну, давай, рыцарь, — Алиса шагнула вперед. — Будет страшно, возьмешь меня за руку. Слава коротко присвистнул и начал было: — Вот это деву… — но Олег снова остановил его, и оба они посмотрели на Волка. Тот улыбнулся Алисе, понимая, что теперь к лицу стремительно приливает краска. Поэтому он решительно развернулся, стараясь не думать ни о чем, лишь уверенно смотреть вперед, и непоколебимо двинулся к месту назначения: углу корпуса, нативно и вызывающе заросшему крапивой. Волк уже не отвлекался на разговоры: он видел цель и верил в себя. Ну и пусть, что цель идиотская! Ну и ладно, что ему будет только хуже. Теперь, когда у него появились оруженосцы и прекрасная дама — отступать и вовсе стало нельзя. И сыграть плохо, подкачать тоже. Если что-то делаешь — делай это по-настоящему! И Волк начал расстегивать рубаху: если уж страшная болезнь, то обязана быть видной по всему телу. Пальцы слушались его не очень резво. Волк начал раздеваться, и Алиса невольно прикрыла глаза ладонью. Не из смущения, конечно, а от общего градуса фееричности происходящего. В голове некстати всплыл Митя и вовсе не в контексте: «Что я скажу твоему отцу?» — Митя бы только посмеялся и спросил, кто из них эффектнее в такие моменты. О том Алиса и думала. Алисе снова стало тревожно, она почти уже достала сигареты, но опомнилась и спросила у Славы: — И это его придурочная идея? — Разумеется, нет. Кто ж добровольно пойдет навстречу своему самому страшному страху. Но такова уж судьба. В ответ на туманные иносказания, Алисе захотелось дать Славе подзатыльник. — Это не судьба, а дурацкий спор, — отрезала она, уже догадываясь, что привело Волка в крапиву. — Почему парни всегда такие придурки? Слава лишь пожал плечами и снова присвистнул, когда Волк скинул рубашку. Свой странный стриптиз Волк завершил, оставшись в одних коротких шортах. Свист он воспринял, как овации. Он чувствовал взгляды, заинтересованные и шальные взгляды из окон и другие, тревожные — рядом. Лицо горело без всякой крапивы, а руки сделались ледяными. Воздуха было много, аж грудь распирало. Но Волк уже словил что-то… Большое и всепоглощающее. Даже ветерок не холодил кожу: скоро чудище дохнет на него своим жаром и начнет давить. Чудище Могильника, конечно, не крапива. Но Волк сильный — он больше страха! От крапивы было почти смешно — больно, жжет, но не страшно, Волк улыбнулся даже, вспомнил гордо, как с детства называл его папа. «Чумовой». Лешка не особенно изменился с того времени. Недаром и детская кличка, с самой младшей школы, все еще была с ним. Волк скинул кеды и смело сделал шаг босой ногой прямо в крапиву. Он шел, пока не оказался в самой гуще. Ноги горели, только вот крапива была ниже него. И тогда Волк присел, разводя руки, давая крапиве облизать тело колюче-шершавыми языками, и безжалостно окунул лицо, вжимаясь в зелень — словно нырнул. Дыхание у него перехватило, щеки полыхали пожаром, когда он встал из зарослей, голова немного кружилась. Волк вываливался из зарослей крапивы, пошатываясь, поймал равновесие и посмотрел на Алису. Она прижала ладонь ко рту, потом отняла ее, и ее настигло понимание: — И он с этим пойдет в лазарет? К Денису? Александровичу, — быстро добавила Алиса. Слава ответил ей беспомощным взглядом, уменьшаясь на глазах, хотя и так был невысоким и хрупким — вот теперь похоже и его что-то настигло. Во многом, конечно, потому что Волк выглядел вовсе не таким бравым и уверенным, как они привыкли. Ну, конечно, они-то про Лешку и его опыт с больницами ничего не знали. — Дуйте в корпус, и чтобы без приключений мне, а то добавлю балетных тренировок, — Алиса поняла, что, кажется, ввязалась в детскую авантюру, а ей-то через месяц тридцать. Она подняла Лешкину рубашку с травы, потом посмотрела на него и решила, что одевать его излишне — только больнее будет. — Пошли. Буду твоим свидетелем до конца. Упадем в глазах нашего строгого доктора вместе. Волк глянул на свои кеды, потом на распухающие на глазах ступни и понял, что надеть на себя что-то сейчас не сможет. Казалось, что горит не только кожа, но и он весь вполне мог бы огнедышать. Кожа у Волка загорала легко, а обгорала еще легче, ожоги от крапивы расплывались на ней только так, одни лишь руки, икры и колени были привычны ко всему. А вот грудь и плечи болели ощутимо, и Волк решил, что к Денису можно прийти и так, расскажет, что одежда — это нестерпимо, и сойдет… Что может быть эпичнее, чем пройтись по лагерю почти неглиже? Эта смена увековечит его подвиг не иначе — стоило ли так стараться ради чего-то менее значительного. Волк очень старался завести сам себя. На прощанье повернувшись к внимательным окнам, Волк не стал кричать, чтобы не разбудить кого лишнего, только снял невидимую шляпу, склоняясь в поклоне, обещая им недоступный взглядам второй акт. Заканчивать спектакль всегда стоит достойно, даже если твое лицо похоже на помидор. Волк знал, как ему повезло с поддержкой Алисы, но взгляд на нее от решился поднять только через несколько секунд. Ему совсем немножечко, но было стыдно. Но это все же было лучше, чем страшно. — Спасибо, твоя поддержка очень важна для меня, — честно сказал он. Алиса только махнула рукой, подождала, пока Волк поравняется с ней, и они пошли в сторону лазарета. — Вообще большая удача, что пойдешь туда именно ты. А то, черт знает, как бы Денис отреагировал на кого-то из твоих идиотов. Алиса вздохнула и подумала о том, что раз в одном фанте надо пристать к доктору, то вряд ли других «взрослых» в лагере миновала эта участь, но пытать сейчас Волка допросом было немилосердно. Пока Алиса оставалась рядом, получалось смотреть на все веселее, можно было еще целых несколько минут не думать о бесконечных полупустых белых коридорах по которым бродят люди в белых халатах и белых стенах вокруг. Волку захотелось даже остановиться и рассказать Алисе о том, как он благодарен ей и как много, это значит. Алиса шла рядом, и отчего-то с каждым шагом все сильнее хотелось взять ее за руку. Но Волк держался, напоминая себе, что уже взрослый. Что все хорошо, все просто, все не беда. Алиса была с Волком очень долго, знала его взлеты и падения, и теперь видела лучшую часть, а вот его возможный позор… Она должна была пропустить, проводив его только до двери лазарета. Решимость Волка возрастала вместе с уверенностью и благодарностью. Даже боль стала тише. И хотелось надеяться, что Алиса знает и понимает это вот все, но ведь было не так. И Волк все же сказал сразу обо всем: — И правда. Хотя он наверняка сочтет это ужасной шуткой. К счастью, ее придумал не я. Я лишь пал ее жертвой. И чтобы Денис помнил, что я взрослый и самостоятельный, ты не пойдешь со мной внутрь. А то он решит, что ты словно мамаша меня привела. И это будет совсем уж позор. Волк постарался улыбнуться распухшим лицом, и продолжил вдруг очень серьезно: — Спасибо. Меня никогда так не провожали. Он вдруг подумал, что у этого есть объяснение: такое, наверное, делают не отцы, а матери. Оттого на его долю и не перепало. Ведь него матери никогда не было. Она умерла еще при его рождении, и Лешка уже почти не вспоминал об этом. И мог говорить легко, но… — Знаешь, это ведь не смешно. Ты сейчас мне даже лучше родной матери, — Волк постарался сказать это бодро, шутя, но они приближались к лазарету, и шаги его становились становились мельче, а голос тише. — Родная мать поймала бы тебя еще на подходе к крапиве, — Алиса улыбнулась. — За ухо, и плевать ей было бы на твой имидж крутого вожатого. Алиса снова вздохнула: ей очень бы хотелось погладить Волка по плечу, но ожоги не позволяли ничего такого, и она только чуть взъерошила его волосы — голова-то почти не пострадала. — Это плохая мать, не понимающая, а ты была бы хорошей, — возразил Волк и даже не ушел из-под руки. Алиса знала его достаточно давно, чтобы ей были позволены всякие нежности, когда никто не видит. — Скоро станет полегче, — пообещала Алиса. — Доктор — мягкий, он простит и полечит. Мне точно не зайти с тобой? Я могу помочь с легендой. Скажу, что ты упал с велосипеда или еще что? Волк знал, что она хочет поддержать, и в этом желании уже было особенное и ценное. Но не стоило втягивать Алису в это, даже если смириться с тем, чтобы выглядеть как безусый щенок. — Легенда противоречит фанту. Его автор, блин, был затейник, — выдал Волк злобно, но все же не выдал брата. Алиса посмотрела так, словно и сама все поняла, но развивать тему не стала. И Волк был благодарен. С ней хорошо было даже молчать. Осталось совсем немного потерпеть: еще один маленький спектакль, и все закончится. А с другом рядом страха для Волка не существовало, но пора было расходиться. Дверь лазарета темнела впереди… — Все будет хорошо, — пообещал Волк Алисе и, вдохнув поглубже, расправил плечи, чтобы звучать убедительнее. Он протянул руки, забирая у нее рубаху и кеды, а потом наполовину обулся, стаптывая задник и накинул рубашку на плечи. Алиса глянула на окна лазарета: горело только одно, дальнее. Денис вряд ли спал, но был похоже у себя. — Волк, его комната налево от входа, а не направо, где палаты. И… не знаю, как там матери, но твой папа точно бы гордился. Хотя честно говоря — это самая сомнительная рекомендация, которую я могла бы дать. — Да нет, — отозвался Лешка, — для меня она лучшая, — он снова криво улыбнулся. — И спасибо за совет, чем короче окажется мой путь, тем удачнее будет дорога. Я справлюсь. Волк махнул Алисе рукой и развернулся к двери, отрезая себе все пути к отступлению. Рыцари не оглядываются назад. Он приоткрыл дверь, та не издала ни звука, а потом шагнул в могильную тишину. Хорошо хоть, что темно не было, на стенах едва тлели пригашенные лампы, озаряя все вокруг мягким и даже дружелюбным светом. Но Могильник ничто не могло исправить. Алиса смотрела, как Лешка входит в лазарет. Волноваться, конечно, было не о чем, просто Лешкино настроение, как всегда, было очень заразительным. Но все же это была всего лишь крапива и всего лишь лазарет в лагере. Будь доктор Денис постарше, Алиса бы настояла и пошла вместе с Волком, но сейчас ей показалось, что это лишнее. У нее зазвонил телефон, Алиса невольно улыбнулась, отвечая. — Привет, — Митин голос звучал мягко и вкрадчиво. — Ты уже час не отвечаешь на мои сообщения… Я успел соскучиться.