Вечные дети

Волк не смотрел Женьке вслед, гораздо больше на Гошу и краем глаза на дверь в лазарет. — Ты частично прав, — начал он, вздохнув, затяжки очень не хватало. — Дэн — гений, и чувство юмора у него — огонь. Он раскусил меня почти мгновенно, но… Все оказалось не так просто. У меня случился такой отек от крапивы, по всему телу пошел. Даже самому стало стремно смотреть, болело ужасно и, кажется, поднялась температура. Притом, не от нервов. А потом… мои эти блядские «обычные» реакции наложились, и я как-то… совсем не справился, — Волк вздохнул покаянно. — А Денис… В общем, он вылечил меня. Только… там лечебные нюансы, ему нужно было наблюдать, спадают ли отеки и температура. Ну, а… я же не могу, оставаться там… один. Но с Денисом я оказался не один. Черт… Волк говорил оживленно, словно торопился. — Знаешь, я не совсем понимаю, но он что-то такое сделал, словно магия. И я немного пересмотрел свой взгляд. Не на больнички, но на врачей. Дэн изменил мой страх. Изменил мое отношение! Понимаешь? Хотя сердился на самом деле не по-детски. Очень был колючий, никакой сострадательности, но… все же… не оставил меня. И это тоже странно. Волк уставился на Гошу. Ему и правда было важно все это озвучить. Не в смысле выложить все Гоше немедленно, а скорее… чтобы сделать слова реальностью и самому себе их повторить — как-то уложить в голове. Ведь Волк думал очень много о чем. На крыльце дышалось легко и… Волк хотел дождаться Дениса не ради рубашки, и вовсе не из благодарности — он действительно хотел с ним позавтракать. И немного поделиться с Гошей тоже хотел. Даже подумал, что, наверное, не так уж плохо позавтракать втроем. Дэн был гораздо лучше, чем Гоше казалось, ну а Гоша — просто больше, чем отличным другом и человеком. Они не знали, не догадывались, но Волк уже чувствовал: они могли бы подружиться. Волк, вообще, пребывал в странном ощущении, что… на самом деле, узнай люди Дениса поближе, они не смогли бы им не проникнуться. «Мне кажется все должны вас любить», — мелькнула в голове мысль, и Волк ей пораженно моргнул. Денис вспыхнул под веками — Волк хмыкнул. Это было необычно, но крайне интересно и… уже немного выходило за грань «естественных» реакций на неожиданного спасителя. Гоша слушал, и удивление нарастало, но ответить он не успел, дверь лазарета открылась, являя им Дениса. И был он до того аккуратненький и милый, словно не взрослый доктор, а симпатичный отличник. Женька вот тоже пытался так одеваться, но на нем футболки и джинсы никогда не смотрелись так: Женька как ни крути казался франтом и мажором, а Денис был весь отутюженный, скромный и… трогательный. Он протянул Лешке рубашку. — Ее надо постирать, — сообщил он буднично. — Хотя для завтрака, наверное, сойдет. — Ему и не то сойдет, — заверил Гоша. — У Волка свой неповторимый педагогический стиль, это отражается в одежде. Ну что же, он должен тебе кофе или этим не обойдется? Гоша внимательно следил за лицом Дениса, ожидая увидеть что-то вроде презрения, но Денис смотрел растерянно, и Гоша подумал, что перегнул. — То есть я действительно считаю, что он тебе должен. И мне, кстати, тоже. А внутри Волчьего бунтарского образа дремлет настоящий благородный рыцарь, поверь. — Мне не должен, — отозвался Денис и, никак не пояснив свою мысль, сделал шаг с крыльца. Волк принял рубашку и оделся в один жест: полный, красивый и размашистый. — Рыцарь не дремлет, он всегда со мной, под самым сердцем, — сказала Волк вдруг серьезно, встряхивая челкой. — И… раз ты так щедро меня прощаешь, то я хочу составить тебе компанию без всякого долга. Дэн, можно? Волк смотрел на Дениса и видел его… вовсе не высокомерие, а достоинство напополам со странным смущением и… волнением? — Двое нас — многовато для первого завтрака? Помнишь, ты сказал, что еще никогда не дружил с самым популярным пацаном в классе. Я слишком ужасен или ты все же рискнешь попробовать? Волк скользнул с крыльца, оказываясь перед Денисом, и… так вдруг захотелось взять его за руку. — А Гоша очень… он просто всегда прямой и честный. Иногда это странно звучит, зато все, что он думает, скажет тебе в лицо или никому. И сейчас он сделал тебе комплемент. До тебя со мной в Могильнике в одиночку не справился еще ни один доктор. Но… к счастью, ни один из них от меня серьезно и не пострадал. Волк понял, что забалтывает Дениса, уводя его от его растерянности, или просто… так хочет, чтобы тот расслабился? — Дэн? — спросил Волк словно про все и сразу, внезапно затыкаясь, но с дороги не уходя. Дэн все же поднял взгляд с тропинки к лицу Леши, но надолго там не задержался, уставился на кусты рядом, а потом кивнул. Он не был против завтрака, просто не совсем понимал, что сказать. И не мог решить: это предложение про завтрак — повинность для него или наоборот? С другой стороны — это был лишь завтрак. Дэн вздохнул и нашел, наконец, слова: — Я не говорил, что популярные парни мне такого не предлагали, — он чуть усмехнулся, а вот Гоша за его спиной засмеялся в голос, и улыбка Дэна стала шире. — Так что дам тебе шанс. — Все верно, ведь… «мне кажется, все должны вас любить», — все же выдал Волк, вопреки здравому смыслу. Дэн располагал к откровенности, запредельной и даже немного пугающей. Как располагал Волка к себе, и Волк чувствовал удивительный запал. В общем-то… он выбрал Дэна. И этого уже было достаточно, чтобы действовать. — А за попытку — спасибо. Волк часто говорил цитатами, и это усложняло его коммуникацию со всеми кроме Гоши, но с Дэном было трудно отказаться от того, что так просто слетало с губ. Леша стоял так, что обойти его и остаться вежливым было нельзя, и Дэн сказал: — Идем же. — Пойдем, спаситель. Знаешь… теперь я буду восхвалять твое имя и прочая, и прочая. Спасение рыцарей — это отчаянный поступок. В общем… я пытаюсь сказать — спасибо. Волк встал теперь рядом с Дэном плечом к плечу, ничего не смущаясь, словно так и должно было быть, и посмотрел за спину, на Гошу. Гошу Волк любил и даже очень, доверяя ему совершенно. Именно поэтому так просто мог рассказать ему, что угодно. Конечно, даже больше, чем отцу. И все же Волк и сам не знал: хочет ли он, чтоб Гоша пошел с ними? Он хотел, чтобы Гоша и Дэн подружились — это точно и все же… Волк оставил Гоше все права решать. Гоша не сказать, что чувствовал себя лишним, но пока не совсем понимал, как себя вести. Он кивнул Лешке и пошел за ним с Денисом. Не было проблемы вклинится в их разговор или даже просто поболтать с Денисом, но сейчас… Реакции Волка, как и его рассказ на крыльце требовали осмысления. Рыцарь в Волке не дремал никогда, но редко когда он стремился выйти не просто, чтобы посверкать доспехами, но в полной мере впечатлить кого-то одного единственного. А сейчас, все шло к тому, что того и гляди, Волк пойдет добывать эдельвейс для серьезного доктора, повторяя подвиг небезызвестного Васечкина. Любил ли Денис эдельвейсы и рыцарскую романтику? Хотел ли Гоша это знать? Но чувствовать себя Петровым, который сопровождает Васечкина — точно не совсем. «Эх, Маша!». Гоша не заразился от Волка цитатами, просто у него была такая же особенность, хотя Гоша предпочитал ими думать, а не говорить вслух. Лешка постоянно ставил людей в такие ситуации: вроде ничего и не происходило, но как-то надо было открываться и сразу прыгать с обрыва в искреннее самопредъявление. Гоша же предпочитал сначала смотреть, куда он прыгает, потому, возможно, и заметил, как Женька со всем возможным трагизмом свернул от входа в столовую. Гоша не мечтал его преследовать, но что-то ему в этом движении не понравилось. Вот даже то, что если бы они задержались у лазарета, то могли бы не увидеть маневр. Гоша в один шаг поравнялся с Лешкой: — Не ждите меня, — просто сказал он, ему не хотелось упоминать Женьку и понапрасну отвлекать на него Волка. — У меня одно дело. Волк кивнул Гоше, почти не задумываясь о том, какое это у него дело вместо завтрака? Гоша ценил завтраки, умел вставать рано и… Голод выводил его из себя, так что оставалось надеяться, что Гоша и после своего неожиданного дела успеет на завтрак. Дэн тоже кивнул Гоше, а потом ответил Леше: — Не за что, — Дэн пожал плечами. — Это вроде как моя работа. И я всегда подозревал, что у рыцарей проблемы с головой. Знаешь, в здравом уме мало кто решится на ряд подвигов. Вот укрощать крапиву, например, или подростков. Дэн улыбнулся, глядя не на Лешу, а себе под ноги. — Ты очень проницательный. И умный. Укрощать крапиву было необходимо для завоевания нужного положения в отряде, честно. Но глупо. А вот подростки мне нравятся. Есть в них что-то безумно настоящее, а еще им правда можно помочь, даже, когда они не очень хотят принимать помощь. Да и… Взрослые пока меня не воспримут всерьез, а значит прислушиваться не будут, то есть — не мой контингент. Зато в школе я уже работаю, — Волк хмыкнул. — Поразительно, что я сотрудник школы, да? Я сам удивляюсь… А ты? Ты давно работаешь? Ты говорил, что в больнице. Это так… в общем, необычно. Ты вообще так много нового мне открыл с нашего знакомства. Волк, напротив, смотрел на Дэна почти неотрывно, пока они в быстром, летящем темпе вышагивали вперед, приближаясь к столовой. Дэн снова пожал плечами, но поднял взгляд: — Два года. Это не считается работой — это вроде как продолжение учебы. Стажировка в обычном мире. Везде проходит по-разному, но в моей больнице принято довольно быстро отпускать ординаторов в свободное плавание, — Дэн усмехнулся. — Честнее сказать — бросать в воду. Но белый халат очень помогает восприятию «взрослых», как и обращение по имени отчеству. Хотя за глаза медсестры зовут меня «Дениской», как в книжке. Волк — определенно, звучит внушительнее. Дэн снова хмыкнул: он не был уверен, что кличка так уж подходит тому, кто охраняет детские души, но что-то в этом было. — Знаешь, очень символично: серенький волчок воспитывает детей прямо с колыбели. — Дениска? Тебе не очень подходит, Дэн. Ты… слишком серьезный и… в общем… ты лучше. И два года — это немало. А про меня… Серенький волчок обычно кусает за бочок, так что… это скорее: «Так где ж ты, Серый Волк, последняя звезда созвездия Иванова?» Спасаю царевен и царевичей, что попали в беду. Ну и ловлю детей «над пропастью во ржи». Я как в первый раз эту книжку прочитал, так сразу понял: вот она моя мечта и мое призвание. Волк совершенно не смущался своей разговорчивости, тем паче, что Дэн поощрял его внимательным взглядом, пусть тот всегда сбегал куда-то вниз. — Что может быть лучше? — Волк, кажется, убеждал Дэна в своем выборе, хотя тот и без того не возражал. — Тогда мне было одиннадцать, но я с тех пор не передумал. Хотя отца немного тревожит малая прибыльность профессии. Но я ему обещал в будущем частную практику и личный кабинет. Самое забавное, что… если я попрошу, папа даст мне его хоть сейчас. Но я хочу сам. Но… вернемся к тебе… Два года, а ты классный специалист и очень ответственный. Ты ведь меня выкупил в первые минуты! Но не бросил и не выгнал, а продолжал лечить… Это… знаешь, это особенное. Волк на мгновение взял дыхание, но продолжал: — Ты злился, но делать свою работу не перестал. И как-то сразу больше стало понятно про тебя в нашу первую встречу. Я, наверное, немного перегнул тогда палку. Ты просто был с дороги, уставший и замотанный, тут не до реверансов. Зато… ну ты зря скрываешь, что вообще-то очень даже отзывчивый. Я — глазастый и заметил, конечно. По себе, но… как ты ловко это провернул с Женькой! Он тебе поверил. Даже я тебе поверил, — улыбнулся Лешка. — Как ты это сделал? И что за интересный у тебя подход? Никакого кипеша и паники. Ты был так уверен, что и Женька отошел, а… в общем, для него это редкость. Обычно в любой мед-организации дело и правда планомерно идет к его обмороку или приступу ярости. Лучшие случаи — это когда он понимает, что все туда идет и пристраивает себя поближе к земле. Но докторов обычно не устраивает его стремление присесть на пол, привалившись к стене и уткнуться лбом в колени. Хотя зря — это ведь работает. А про меня… Так, как ты, никто со мной не говорил, никто так меня не слышал. Дэн хмыкнул, потом пожал плечами: — Обычный подход. Странно впадать в панику, если в нее уже впал пациент. А у твоего брата ведь нет тяжелой болезни, значит умереть он не может. Это все больше рефлекторное у него, это нормально в их возрасте. Как барышни в романах — они все время валились в обмороки от недостатка кислорода, потому как нормальный вдох не могли сделать. Это побуждало их дышать часто и поверхностно — языком медицины это гипервентиляция. Из-за этого снижается количество углекислого газа в крови, а именно он заставляет нас делать следующий вдох. И вуаля. Но задохнуться от того, что дышишь, нельзя, и после обморока концентрация приходит в норму, и вот он вдох. Дэн развел руками, а потом спохватился: — Гружу, да? Дэн говорил, и это было… признаться, заслушаешься, кратко, но точно, как выстрел. — Нет, ни капли. Очень интересно. Никогда не думал, что можно… ну, задохнуться, потому что дышишь слишком часто. Но, черт, это многое объясняет! И меняет, надо будет Женьке рассказать. Но… ведь такое возрастное почему-то не у всех? Почему? А про панику это тоже интересно. Ну… знаешь, когда тебе берут кровь, а вокруг уже все плывет и переливается, и вдруг они что-то спрашивают, начинают как бы нервничать и неясно: то ли они сейчас наорут, то ли уже в ужасе от вины. Хотя вообще-то они ничего не сделали плохого. И ты вдруг понимаешь, что ты самый спокойный посреди всего этого движа, уже сам успокаиваешь медсестру и велишь ей просто оставить тебя в покое. Жаль, не все слушаются… Волк прикусил язык, понимая, что… кажется он внезапно раскрыл Денису, что не только у Женьки такие проблемы. С другой стороны, хотя Волку успешно удавалось последние годы скрывать подобную информацию, но Дэн-то уже видел… — А ты, что же, все лето будешь работать здесь? — спросил Волк зачем-то. Они уже зашли в столовую и ждали своей очереди у раздачи. — Всё, — ответил Дэн. — Так что через месяц снова осмотр, готовься морально. А что до «не у всех», у тебя же разные дети в отряде: кто-то бойкий, кто-то нет. С точки зрения биологии есть такая же конституция нервной системы. В конце концов, темперамент — это сугубо физиологические характеристики, хотя психологи и присвоили их себе. Дэн хмыкнул: он делал это не специально, но как-то так выходило, что в разговорах с Лешей он все время словно тыкал его иголкой. — Отчасти поэтому я и не понимаю психологию, как отдельную науку. Разве это не все то же самое, чему учат в медицинском? Почему это отдельная специальность? И почему врачам за нее не доплачивают? Волк не обиделся, он был не против обсудить с Денисом что угодно. — Думаю, что через месяц будет лучше. Женька больше не будет так бояться. Он ведь уже все тебе рассказал, а ты его в больничку не упек, теперь у него будет мысль, что и второй раз прокатит. А еще один такой пациент… Ну, обычно два раза в одну воронку не падает, — Леша усмехнулся, их с братом и так было двое, вероятность, что найдется третий была ничтожной. Статистика точно об этом говорила. Когда они расположились за столом, Волк продолжил: — Мы не присваивали темперамент. Только характер. На половину. Характер состоит из физиологических особенностей, в том числе из темперамента, и из того, как на все это подействовала среда, от семьи и школы до случайного кондуктора. И, как ни странно, мы своими решениями, силой воли или привычкой делаем с нашими личностными особенностями невероятные вещи. Волк все-таки сделал это — оседлал любимого коня: — Люди склонны все усложнять и не видеть реальность вокруг, замечая лишь то, что им привычно видеть. И поэтому нам часто кажется, что выхода нет. Но он есть всегда, как минимум там же, где и вход. Понимаешь… Это как в навигаторе. Если ты ошибся и свернул не туда, навигатор вовсе не велит тебе стоять в ступоре или отменить цель, или вернуться к началу маршрута, даже он — компьютерный интеллект — предлагает еще как минимум пару способов добраться до цели из той точки, где мы уже оказались. И не так важно из-за чего мы оказались в яме, пусть иногда это понимание помогает. Но главный вопрос: что мы можем сделать, чтобы выбраться? Понимаешь? Волк смотрел на Дениса увлеченно. Его интересовала и тема, и то, как Денис будет реагировать. Тот не перебивал, но смотрел опять мимо, и только по тому, как мимика Дэна постоянно менялась было ясно — он слушает очень внимательно. — Зря, наверное, ты спросил. Я уже второй год не только учусь, но и подрабатываю. У меня есть куча историй, и я с радостью поведаю тебе их хоть все. Люди невероятно интересны. А психология мало отношения имеет к медицине. В общем-то почти никакого. Психолог не знает химию, имеет весьма условное представление о биологии, и ему это на самом деле не очень нужно. Просто… Ну, знаешь, встречаешь какого-то подростка, которому не очень-то хочется жить, и можешь… как-то изменить это. Это того стоит. Тем более, что каких только ситуаций не бывает в жизни. Некоторым детям приходится справляться с домашним насилием, физическим или даже эмоциональным. Бывает такое давление, что даже не знаешь, что лучше. Ведь, если родитель тебя бьет, есть все шансы счесть его плохим и смотаться в свою жизнь. А если он не бьет, но каждый день словно душит и ждет, что ты будешь не ты, а кто-то другой, то поди догадайся, что проблема не в тебе, а в ожиданиях родителей. А потом… Люди вырастают, и могли бы строить свою жизнь иначе, но они все делают и делают так, как привыкли и понятия не имеют, что можно по-другому. Волк говорил все более запальчиво и страстно, глаза его горели. — И ведь я говорю не о тех людях, что психически больны, и психиатр — это очень важная работа. Отдельная, нужная, я знаю. Но ведь помощь нужна не только тем, кто видит волков. А тем, кто, например, все выбирает и выбирает секс вместо близости или слушать маму вместо того, чтобы выбрать уже свой путь, или встречаться все время с людьми жесткими и эгоистичными, словно другим рядом нет места… Они тоже несчастны и нуждаются в помощи. Иногда помощью может быть даже то, что ты заметил кого-то и внимательно выслушал. Волк уже не отрывался взглядом от Дэна, он не стеснялся того, что говорил, но хотел бы, чтобы Дэну было интересно, а не тяжело. А ему, наверное, больше хотелось отдохнуть, чем слушать о чужой работе. Волк вздохнул. — Ну вот, теперь уже я тебя гружу. Но ты сам начал. Можешь останавливать меня, когда меня несет. Я же только третий курс окончил, и у меня синдром… Все время готов поговорить о своей специальности и рассказать о том, сколько в ней чудес. Хотя я не уверен, что хочу, чтоб это прошло с возрастом. Ты как? Дэн слушал, задумчиво рассматривая скатерть на столе. На ней был самый обычный рисунок «в плиточку», и Дэн привычно искал точки, от которых повторяется рисунок, не совсем понимая, что собеседнику может показаться, что его не слушают. Он вскинул голову внезапно и посмотрел на Лешу: — Нормально. Но твои слова позволяют повторить обычную присказку: к психологу ходит тот, у кого друзей нет. И вот тут возникает вопрос: почему твое мнение специалиста, лучше другого обывательского? В институте не учат «житейской мудрости», но учат, по сути, и быть мудрым… Это необычный взгляд. Я никогда не смотрел на это так. Дэн вздохнул и закусил губу, размышляя. Все это действительно казалось интересным. Волк кивнул, вопрос Дэна он воспринял, как приглашение продолжать: — Иногда помощь нужна тем, у кого полно друзей. С виду. Это бывают крайне популярные люди. У каждого человека свои потребности и свое собственное счастье. У многих есть то, о чем мечтает сосед, а человек с этим не счастлив. А сосед был бы. А может и не был. В этом нужно разбираться каждый раз индивидуально. И помогать человеку идти к тому, чего хочет именно он, вне зависимости от того, что ему говорили мама, папа, первая учительница и весь социум. — Так странно: мне казалось, что человек всегда знает о себе, чего он хочет, — вклинился Дэн, глядя на Лешу неожиданно пристально. — Если бы, — Волк невольно усмехнулся. — Человек часто вообще ничего не хочет о себе знать. Зато он умеет казаться таким разным, соответствуя запросам… И по подросткам это видно больше, чем по взрослым. Знаешь, психология вокруг нас. Ты был рядом со мной в беде, и не оставил. И я… запомнил и оценил. А ты еще и услышал и поверил в мои загоны. И действовал исходя из них, это бесценно… Дэн, ты такой чуткий, что у тебя самого работает то, во что ты не веришь. И остается только любоваться. Ты можешь не верить в психологию, но она уже с тобой. И это очень жаль, что тебе не доплачивают. Ты заполучаешь доверие людей так легко… словно это ничего не стоило, но я точно знаю: до тебя… ни один врач не справился со мной. А тобой я восхищаюсь. Дэн хмыкнул и, смутившись, снова опустил голову. — Ты говоришь странные вещи, — сказал он тихо. — И если рассматривать психологию, как орудие пропаганды… Дэн вздохнул, ему не хотелось больше задевать Лешу, вот совсем, но его слова сейчас выбивали из колеи похлеще, чем острый разговор при знакомстве. — Прости, — Дэн потянулся к своей чашке. — Я имел в виду, что твои слова… проникают в душу и все такое. Как я смогу насмехаться над психологией дальше? Дэн глянул на Лешу поверх чашки, чувствуя… разное. И он бы с удовольствием списал это на профессионализм психолога, но гораздо приятнее было думать иначе. И стоило переключиться на тему попроще, но Дэн никак не мог ее придумать, потому просто смотрел на Лешу. — Не извиняйся. Психология похожа на религию, а религия располагает к проповедям. Но священник из меня был бы хреновый, слишком безалаберный и вариативный. Никаких общественных заповедей, кроме разве что: не убей, не укради, не причиняй вреда другому. Остальное все наносное. А ты и так… Ты очень внимательный и не гонишь поганой метлой, а мог бы… И если ты не сможешь насмехаться над психологией, потому что она мало имеет отношения к медицине, но все же ценна сама по себе, то и я уже не смогу считать, что врачи — это страшные существа, которые хотят тебя упечь в больничку. Ты перевернул весь мой мир, и… я рад этому. Бояться больниц, но не врачей — это переворот. Папа удостоил бы тебя памятника, прямо посреди лагерной аллеи. Но… ему, наверное, не обязательно знать? А то, что я и правда делаю что-то полезное не так уж страшно, верно? Волк улыбнулся открыто и прямо. — Ты изменил мой мир, а я немного меняю твой. И это честно… Тем более, что я еще не полноценный специалист, я только учусь. Оттого и приходится укрощать крапиву… — Теперь Волк улыбнулся во весь рот. — Но ты спас меня. И теперь я всегда буду на твоей стороне. — Спасибо, — Дэн улыбнулся, снова смущаясь. — Такого мне еще не говорили. Дэн не знал почему, но верил Леше, хотя ему трудно было представить, что тот благодарит его всего-то за пару уколов и обычное в общем-то участие. Но что-то такое в Леше было… Дэн понимал, что тому не стоит труда располагать к себе людей, но сейчас дело было в другом. — А твой отец… — Дэн напряг память, вспомнил свой договор, и картинка сложилась. — О, Боже, ты еще и директорский отпрыск! — Дэн засмеялся: — Наихудший тип человека — самый популярный мальчик-мажор. Твоя скромность заслуживает быть запечатленной в анналах. Волк улыбнулся тоже, улавливая тон шутки. Сарказм был ему привычен, Гоша тоже предпочитал говорить так, словно для него нет ничего святого. — Папа — большой человек, и я им горжусь, но он берет меня на работу не поэтому, хотя многие вольности мне положены именно благодаря ему. А он… в общем, папа даже за крапиву не наругает, — Лешка хмыкнул. — Но, пусть и горжусь, я бы хотел быть кем-то вне его. Так что забудь. Это не важно, Дэн. Хотя я, конечно, зарекомендую ему тебя. Не на своем примере, но ему хватит и Женькиного. И я вовсе не скромный, просто хвастаться отцом — не мое. Я предпочитаю бравировать собой. Волк разломил сосиску и откусил смачный кусок. Кормили в лагере вкусно, так что и Женька не брезговал — жрал и не давился. Еще и «спасибо» говорил. Впрочем, это было для него обычно: Женька предпочитал казаться милым и вежливым, но у Волка от этого сводило зубы. Он верил в таких детей и стремился их социализировать, но… Женьке Волк не верил. Его застенчивость и скромность не стоили и гроша, он был… ярок и высокомерен по-настоящему, он был не то, что кажется, но не давал и шанса себя раскусить. И сам словно тем и мучился, запертый в образ, что изображал так умело. Волк чувствовал, но прошибить броню брата не мог, хоть и старался. Дэн покачал головой: — Не надо рекомендаций. А то получится, что все-таки хвастаешься. Дэн улыбался теперь мягко и думал о том, что впереди у него в общем-то спокойный день, а у Леши работа только начнется. Стало даже немного стыдно, что Дэн так сердился вчера. — Скажи лучше, планируются ли еще какие-то сюрпризы? Твое задание было нырять в крапиву, остальные будут громко кричать «кукареку» или что поэкстремальнее? Чтобы я подготовился. Дэн не переставал улыбаться, потому что получал удовольствие от завтрака и от разговора. — О… — Лешка вздохнул. — Ты точен: летишь как бабочка, жалишь, как пчела, но… тебе повезло. Точнее не повезло, что этот фант достался мне. Будь кто-то другой обошлось бы быстрее и легче. Но… автор фанта знал, куда бить, чтобы попасть во всех и сразу. К удаче, больше фантов про Могильник, точнее лазарет, нет. Но остальным еще предстоит пережить серенады под окном, танцы, внезапную голодовку, проезд через столовку в тазу и сборы в кепочку уличных музыкантов. Не пугайся… А то они тоже смущаться начнут. А ведь весь смысл в том, что… даже выставив себя идиотом, можно остаться собой, а главное… ничего страшного не произойдет. Но умирающих больше не будет, даже я обещаю быть молодцом. Тем более, что я изучил реакции своих воспитанников на алкоголь, и таких новых пациентов не будет тоже. Но будет Женька, а у него… все реакции зависят от настроения, и в прошлый раз он… по честности, был собран и спокоен. А вообще иногда помогает только галоперидол. Женька бывает неистов и опасен, его речи в такой момент не соответствуют привычному впечатлению, что он оставляет, признаться, и портовой шлюхе есть, чему поучиться. Но я… теперь всегда на страже, царевич, — улыбнулся Волк, дожевывая яичницу. Желток круто аппетитно растекался, и Волк собирал его сосиской и хлебушком. — Большое счастье, что я не в твоем отряде, — только и сказал Дэн со смехом. — Не уверен, что пережил бы показаться идиотом даже на пять минут. А так бояться нечего, серенада, наверное, даже приятно. Или жертвой выбрана Антонина Федоровна? — Дэн стрельнул глазами на повариху на раздаче. — У нее наверняка давление поднимется от переизбытка чувств. — Нет — нет, не она, не переживай, — Волк чуть фыркнул от смеха. — Но не многим лучше. Алиса не оценит, она очень серьезная барышня. Хотя вряд ли у нее поднимется давление, она столько навидалась уже в жизни. Женьку вот учит, я поражен, что не сбежала. Но… Алиса стойкая, по правде говоря, у меня… нет никого более подходящего на роль матушки. Но никаких экстремумов, танцы тоже с молодыми и здоровыми. Подростки, они вообще-то не очень злые. Просто… автор фанта попал в мои слабости. И ты сделаешь большое одолжение, если не выдашь меня, — Волк подмигнул Дэну. Дэн перевел взгляд на Алису. — Матушки? Она выглядит не старше тебя… Интересный выбор, но странное отношение к такой молодой девушке. Я бы даже сказал — к такой девушке, — Дэн сделал легкое ударение, Алиса обладала тем, что называют «красотой от дьявола». — Она, мне кажется, вызывает совсем другие чувства. А серенады для нее небось дело обычное. По-своему удивляет, что путь ее не устлан штабелями поклонников. А ты, между тем, даешь мне очень много подсказок об авторе твоего задания, я должен его вычислить и предать анафеме? — Дэн усмехнулся. — Ни в коем случае, — Волк уверенно тряхнул челкой. — Он этого не переживет, а я не злопамятный, просто злой, и память у меня хорошая. Но я придумаю что-нибудь поинтереснее анафемы. Но ты… точно можешь требовать у него компенсации. Ты достаточно его впечатлил, чтобы это сработало. А что до Алисы… Волк тоже посмотрел на нее. В общем-то было очевидно, о чем говорит Дэн: Алиса была тонкой, изящной и казалась гораздо младше своих двадцати семи лет, никто в здравом уме не дал бы ей больше восемнадцати. И к ее ногам следовало кидать весь мир, так она была хороша. И не только внешне. Волк знал ее другой, такой… теплой. Не было ни одной женщины ближе и дороже для Волка: влюбленность к Алисе он преодолел уже давно, но она упорно оставалась в его сердце, видимо, как и положено по законам психологии, стремясь занять там вакантное место матери. — Я был одним из ее поклонников, когда мы познакомились. Мне было четырнадцать, а ей — двадцать два, и она легко отмела мои ухаживания, зато вот… С каждым годом она мне все ближе. Алиса моя… не учительница даже, а наставница. Она занималась со мной индивидуально, я ведь поздно пришел в танцы. И с Женькой теперь занимается. Хорошо, что его напарница… Тоже особенная, — Волк мысленно возблагодарил бога. — В общем… Алиса в какой-то степени всегда заботилась обо мне. У меня же только отец… — попытался Волк объяснить свои странные особенности восприятия. К концу этой истории Леша вдруг стал тихим и словно беззащитным, и Дэн невольно вернулся мыслями к вчерашнему вечеру, к рассказам Леши о врачах. Наверное, и правда чертовски страшно быть одному в больнице, когда тебе девять, и мама не придет вечером, как к остальным. — А твой брат… — Дэн не понял, как сформулировать до конца свой вопрос о матери, вроде было очевидно, что тот тоже как-то справляется без нее. — Сколько тебе было лет, когда мама умерла? Денис слушал чутко, и это… побуждало на самом деле ему отвечать. — Я видел ее только на фотографиях, она умерла вскоре после родов, — Лешка сказал об этом спокойно, мягко, вроде бы ни один мускул не дрогнул на его лице, а потом на него даже наползла легкая улыбка. — Это было очень давно, так что я даже не скучаю. Но место, видно, пустует… А Алиса очень часто была со мной в трудные моменты и неизменно поддерживала. Но это взаимовыгодные отношения. Как-то пару лет назад я начистил за нее морду одному тупому придурку, — Лешка усмехнулся, защищать Алису ему нравилось не меньше, чем как вчера чувствовать, что она остается с ним рядом в беде. Волк немного вынырнул из своих мыслей, и вспомнил с чего начался вопрос Дэна: — А у Женьки другая мама, ты и сам уже понял. Я ее не знаю, видел пару раз мельком, она никогда не жила с отцом. К счастью. Даже на расстоянии видно, что она сбежала из всех тех сказок, что про злую мачеху. А ты живешь один или с родителями? Дэн задумчиво отломил кусок от своей булочки с изюмом, он не совсем понимал, как уместно отреагировать. Но решил не мудрствовать. — Даже не знаю, что сказать… Это так грустно и трогательно. Даже тот факт, что твой отец ценит тебя больше любой женщины, так редко бывает. — Да, мне с отцом очень повезло. Это даже странно, потому что отец был младше меня сейчас, когда я родился. И многие в такой ситуации ненавидят своего этого младенца. Волк чуть улыбнулся, думать об отце ему нравилось. У них был поразительно простой и честный контакт. Может, оттого, что в нем никогда не было третьего. Даже странной матери Женьки в нем не было. Отец не тянул своих женщин в их семью. Он привел туда только Женьку, и… в этом не было предательства. Волк легко подвинулся, но Женька настойчиво не хотел брать то место, что давал ему отец. — Я живу в общаге, — переключился Дэн. — Пока, осенью надо будет съезжать, ординатура закончилась же. Так что лагерные деньги пойдут на мой первый взнос за аренду, — Дэн чуть усмехнулся, пряча тревогу. — А почему в общаге? — Волк уловил тревогу Дэна, хотя и не понял пока, в чем ее суть, но ему очень хотелось, чтобы Дэн тоже мог с ним делиться. — Ты из другого города поступил в Москву? Или просто не хотел жить с родителями? Дэн, ты можешь тормозить меня, если я слишком. Просто… мне интересно про тебя. Это вообще очень… сильно, что ты выбрал такую работу. Ну, такую, на которой столько ответственности и бывает так неисправимо, как ты рассказывал. Почти единственную работу, где умирают люди. У ментов еще похоже, но все же не то. И в армии, но военные с самого начала знают, на что соглашаются, у них нет цели спасти жизнь… Дэн покачал головой: — Ты отправился в какие-то дебри. На твой вопрос есть стандартный ответ: я хотел чувствовать себя нужным, и в принципе — это правда. А еще, конечно, даже близко не задумывался, что меня ждет. Начиная от смерти больных — я ведь не хирург и не реаниматолог, заканчивая просто разными сложностями. Вроде того, как трудно выбивать лекарства или ругаться с коллегами по поводу переводов. А так мечталось стать человеком, которого зовут на помощь, а он приходит весь такой сияющий и помогает, — Дэн не удержался от усмешки над собой. — А что до жилья: мои родители в разводе, у обоих новая семья — а я уже взрослый. Дэн понял, что допил свой кофе, и вроде как — пора было расходится? Столовая пустела. Волк смотрел внимательно, ища слова. — Дэн… На самом деле все получилось, к тебе приходят, и ты помогаешь. Пусть на пути и много дурацких препон, но зато ты и правда спасаешь, — тут Волк вынужден был прерваться, потому что к ним спешила Вера. Вся такая… Подстать своему имени. Колени скромно почти не показывались из-под летящей юбки, длиннющая ее коса стекала по плечу, а глаза Веры сияли колдовским загадочным огнем: спешила она к Волку, но смотрела только на Дениса. И Волку это… Удивительно не понравилось, до такой степени, что улыбка получилась вымученной и фальшивой.