Иногда тебе бывает немного страшно, ты знаешь? Великолепно, но страшно. Джоан Роулинг
— Выбор пути зависит не от факультета, а от внутренних качеств самого волшебника, — задумчиво проговорил Эрухабен, глядя в окно своего кабинета. — Знали ли вы, что Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор высоко ценили в своих учениках одни и те же качества? Решительность, волю к победе, находчивость, уверенность в себе… Эрухабен повернулся к волшебнице — преподавательнице Трансфигурации Джур Темз. Между ней и её сыном было так много общего, что правда, которая лежала на поверхности, казалась всем ложью, а слухи — попыткой опорочить имя декана Гриффиндора. Прошло пять лет, но так ни до кого и не дошло. Правильно говорят: хочешь что-то спрятать, спрячь это на глазах у всех. Профессор Темз склонила голову в знак согласия. — Как вы поступите с ребёнком? — спросила она, переводя тему. — Маркиз Стен настроен решительно. Боюсь, если ничего не предпринять, его казнят в ближайшие дни. Эрухабен кивнул. Профессор Темз вглядевшись ему в лицо, нахмурилась. Она знала его не первый год — и не понимала, как он до сих пор не смешал с землёй всё маркизанство Стен. Тем более, что ребёнок… — Вас это не волнует? Тогда… — она помедлила. — Зачем вы меня позвали? — Затем, что я хочу получить ваше разрешение, — улыбнулся Эрухабен. — Мне нужна помощь вашего сына. По лицу Джур Темз ничего невозможно было прочесть — пока она не растянула губы в своей пробирающей до мурашек кого угодно, но только не Эрухабена улыбке. — В следующий раз можете меня не беспокоить, — ответила она. — Мой самостоятельный сын сам вправе решать, что ему делать.𓆘 𓆘 𓆘
Пятикурсник Кейл Хенитьюз, который в то же время сидел за столом в библиотеке, вдруг чихнул на лежащие перед ним книги, подняв облако пыли, — и, прикрывшись рукавом, неодобрительно уставился на него. Ну кто там опять его вспомнил?..𓅓 𓅓 𓅓
Чхве Хан на негнущихся ногах вышел из кабинета директора Школы Магии и Чародейства Хогвартс и прислонился спиной к стене. Эрухабен вызвал его из-за утреннего инцидента в кабинете Зельеварения — он битых полчаса читал ему нотации о важности соблюдения общепринятых правил, — а потом рассказал «поучительную историю» о несправедливости и о том, что, чтобы получить желаемое, иногда нужно просто немного подождать. Воспитательный эффект вышел на зависть всем методистам: Чхве Хана трясло, а перед глазами мелькали картинки, одна другой невыносимее. Он так и не смог взять себя в руки и в таком состоянии ввалился в женский туалет на втором этаже. Там его уже поджидали друзья — Розалин, Альберу и четверокурсник Лак, — с которыми он договорился попрактиковаться в магии. — Чхве Хан. — Лак радостно подпрыгнул, но, увидев лицо друга, растеряно плюхнулся обратно на подоконник к Розалин. — Рассказывай, — потребовал Альберу. В руках и он, и Розалин держали волшебные палочки. Судя по зажжённым свечам, они начали тренировку с «Инсендио», которое у Чхве Хана получалось лучше, чем у них. Впрочем, сам Чхве Хан отметил горящие свечи как-то мимоходом: ему сейчас было не до бытовой магии. Туалет Плаксы Миртл был одним из немногих мест Хогвартса, где они могли уеди… в смысле заняться чем-нибудь интересным, не привлекая внимания других студентов, преподавателей, картин и вездесущих привидений, кроме, разве что, одного — самой Плаксы Миртл. Хотя, кажется, друзья умудрились допечь даже её: привидение несчастной девочки уносило свои полупрозрачные ноги, едва они вчетвером заступали за порог её обители, нагло игнорируя табличку: «Туалет не работает». У Розалин, правда, чесались руки дописать: «Теперь совсем не работает», — но тогда никакие заглушающие заклинания их бы не спасли. А они звучали перед дверями туалета чуть ли не каждый день. В последнее время друзья практиковались здесь в бытовой магии для сдачи СОВ по Заклинаниям — одной из семи обязательных дисциплин. Профессор Гарол Кодьянг — он же декан Когтеврана — был наиневыносимейшим преподавателем: запускал студентов по одному в кабинет и заставлял их колдовать, проверяя точность и скорость заклинаний. Чтобы поспеть за командами профессора — «поднять вазу», «отодвинуть стол — не сюда, а вот сюда», «перевесить картину… рама, раму не рассадите!», «зажечь свечи на люстре… да не потолок!!!» — нужно было иметь реакцию, как у маггловского Флэша. Даже у Розалин с Альберу Кроссманом, которые считались лучшими учениками Гриффиндора, пока стояло твёрдое «Выше ожидаемого», а за остальных и говорить не приходилось. В итоге женский туалет превращался в место проведения боевых действий: по мановению волшебной палочки зажигались и тут же гасли свечи; бились зеркала; хлопали, слетая с петель и цепляясь за них обратно, двери; гейзерами фонтанировали туалеты, вода реками лилась по полу из них и из рукомойников, — а радостный Лак, заливаясь смехом, путался под ногами своих старших товарищей. Для него, четверокурсника, это была пока что игра, тогда как для познавших тяготы жизни пятикурсников… ладно, тоже игра. Приятное, совмещённое с полезным, так сказать. И пар можно выпустить без вреда для окружающих. Эрухабену, — который, конечно же, обо всём знал, — было уже просто интересно: как скоро они𓆘 𓆘 𓆘
Кейл пришёл в гостиную Слизерина в глубокой задумчивости. Он даже не заметил, как к нему подсел Биллос — тоже пятикурсник, племянник их декана профессора Флинна: маленький, круглый и похожий на свинью-копилку. — Вы сегодня поздно, — сказал он. Кейл опомнился от своих мыслей и внимательно посмотрел на него. У Биллоса не было причин обращаться к нему уважительно: хотя все знали, что он бастард, профессор Флинн при всех называл его своим племянником — и всё же в разговоре с Кейлом Биллос всегда переходил на «Вы». Говорили, что Кейла Хенитьюза терпеть не могли даже слизеринцы — да, они считали его высокомерным; да, боялись; да, сторонились — но он был для них своим. Салазар Слизерин выбирал в свои ряды людей с семенем величия, и каждый слизеринец знал: если кто-то стал одним из них, он велик, а значит, достоин учиться в Слизерине. Эту истину они усваивали быстро — и тем больнее ударила по ним новость о перераспределении. На пятикурсников стали коситься свои же: а вдруг кого-то из них в конце года переведут на другой факультет?.. Кейл, ничего не ответив, откинулся на спинку кресла. К неприязни ему не привыкать — да и вообще он был доволен таким положением дел. Спокойно, никто не трогает, не донимает, ничего не требует. Сдалось же им, правда, это перераспределение… Сдалось же Эрухабену… — Мистер Кейл, что вы думаете насчёт перераспределения? Опять двадцать пять. Как же надоело. — Да, Кейл, хорош отмалчиваться, — обрадовался Нео Тольз. — На какой факультет хочешь попасть? В гостиной стало тихо. Старшекурсники неодобрительно уставились на пятикурсников, но, как всегда, не стали вмешиваться. Кейл обжёг Нео Тольза ледяным взглядом. — Тебе самое место в Пуффендуе, — храбро влез Биллос. Кейл удивлённо посмотрел на него. — Для полноты образа запаха уксуса только не хватает. — Чего?.. Раздались смешки. Даже молчаливый шестикурсник Бикрокс Молан, игравший сам с собой в шахматы, поднял голову и посмотрел на Биллоса с некоторой долей интереса. Как если бы лукотрус вдруг заговорил. Кейл вдруг подумал, что между факультетами, и правда, была не такая уж и большая разница. Взять тех же Пуффендуйцев: трудолюбивые, добросовестные, ответственные, выносливые — и что там ещё про них говорят? — но вот в изворотливости они не уступали даже слизеринцам. Биллос не просто так вспомнил про уксус. Конечно, Нео Тольз не знал, откуда бы… Дело было в ловушке, которую пуффендуйцы поставили на входе в свою гостиную: если не выполнить какое-то там условие, то тебя обольёт уксусом. Никто так и не догадался, что там было за условие — Кейл бы тоже никогда не узнал, если бы год назад не был вынужден отвести двух пуффендуйцев-первокурсников, которые потерялись ночью в подземельях Слизерина, к себе: на кухню, к бочкам с вином (Кейл до сих пор не мог поверить, что вход в их гостиную оказался именно там). Он не собирался подслушивать, просто эти балбесы даже не дождались, пока он отойдёт от них подальше. В общем, нужно было простучать по слогам: «Пе-нело-па-Пуф-фен-дуй», — и только тогда вам будет дозволено войти в гостиную. Малышня с перепугу в первый раз сбилась с ритма — и… им не повезло. Вот тебе и добренькие пуффендуйцы, даже своих не щадили. Да что там, самое доброе привидение Хогвартса — пуффендуйский Толстый Монах — был убит, когда пытался палкой выбить из больных оспу. Кейл хмыкнул свои мыслям — Нео Тольз, решивший, что он над ним насмехался, побагровел, а Биллос, подумавший, что Кейл оценил его подкол, гордо вздёрнул подбородок. И всё-таки Нео Тольз был трусом: одно дело спровоцировать Кейла Хенитьюза и потом выставить его зачинщиком драки, а другое — самому полезть к ублюдку и заслуженно огрести. Помешкав, Нео злобно зыркнул на обоих и поспешил ретироваться. Он ещё отыграется! Кейл тут же о нём забыл: его взгляд упал на часы. Половина десятого ночи. Как ему лучше поступить?.. Конечно, проще ничего не делать. Его и не заставляли. Но никто ничего и не узнает, если он будет, как всегда, осторожен. Но разве оно ему надо? Через два часа, когда слизеринцы разошлись по спальням, Кейл вышел из гостиной, прошёл длинный коридор подземелья, миновал кабинет Зельеварения и завернул к длинной винтовой лестнице. Потерявшиеся дети тогда сравнили её с желудочным трактом змеи, и теперь каждый раз, когда Кейл спускался-поднимался по ней, он вспоминал эту дурацкую ассоциацию. Портреты уже спали, только слышно было их сопение. Кейл не зажигал палочку: он не первый раз проходил здесь ночью, поэтому почти наощупь помнил, куда идти и когда свернуть. Можно было, конечно, сходить в запретную секцию днём — но тогда не будет гарантий, что никто не узнает, кто туда заходил и что вынес. Кейл пониже опустил капюшон мантии и прошёл мимо портрета Бэзила Фронзака в библиотеку. Встав на пороге, он чутко прислушался, а потом решительно пересёк общий зал и остановился перед лёгкими коваными воротами, сунув руку в карман за ключом-пропуском. Зайдя в запретную секцию, Кейл, наконец, стянул капюшон. По сравнению с общим залом, запретный раздел, — как ещё называли запретную секцию, — был меньше и ýже: всего четыре ряда стеллажей. Кейл хорошо изучил каждый: он читал книги, чтобы отдохнуть, а не потому что любил учиться. Была бы его воля, он бы вообще на занятиях не появлялся. Особенно с утра. Кейл по-кошачьи тихо прошёл до самой стены, к разделу Зельеварения. Судя по рассказу Эрухабена, дракон сейчас был не в лучшем состоянии, раз озверел настолько, что ко всем нарлам разнёс виллу Стена. Чтобы дракон сбежал, надо, чтобы он смог это сделать. Кейл провёл пальцами по корешкам книг. Что ему нужно? Крововосполняющее зелье — обязательно, Кейл сразу о нём подумал. Но дракон сейчас, скорее всего, напуган и зол, поэтому его нужно успокоить. Подействует ли на него умиротворяющий бальзам, раз он не человек? А вдруг зелье его вообще усыпит, и все старания пойдут прахом? Но если дать ему настояться пару дней… Да драккл его знает. Кейл, достав палочку, еле слышно шепнул: «Люмос», — и, прикрыв свет полой мантии, открыл книгу. Есть ещё укрепляющий раствор — он, как и умиротворяющий бальзам, проходился на пятом курсе. Кейл ухмыльнулся: ну вот, уже хоть какая-то польза от его затеи. Правда, раствор готовился ещё дольше, между первым и вторым этапом должно пройти дня три-четыре… Сколько времени осталось у дракона? А ещё он помогает только при незначительных повреждениях, зато способен излечить магические ранения… Кейл углубился в чтение, но тело среагировало как надо. Книга ещё падала на пол, а он уже развернулся всем корпусом, подняв волшебную палочку. Взмах — «Протего!» — и изумрудно-зелёный щит отразил полетевшее в него заклинание. Ещё взмах — «Риктусемпра!»— и фиолетовая молния метнулась уже от него к противнику. Кейл бросился под стеллаж, подхватил выпавшую книгу и, перекатившись, вскочил на ноги. «Это не преподаватель», — мелькнуло у него в голове. Преподаватель бы не напал на студента со спины. Тем более в запретной секции, где каждая вторая книга опаснее взрывающегося зелья. Нужно быть осторожнее. — Остолбеней!— заметив в темноте движение сбоку, Кейл взмахнул палочкой и нырнул в следующий ряд стеллажей: кроткий вскрик — и послышался грохот упавшего тела. Только вот противник был не один. — Инкарцеро! — Кейл чудом увернулся от заклятия и, прижимая к себе книгу, влетел в стеллаж, который тут же опасно накренился назад. — Осторожно! — раздался срывающийся девичий голос. Кейл, сползая на пол, взмахнул палочкой в сторону голоса: — Импедименто! — Протего! — Левикорпус!!— золотой луч вдруг прилетел с другой стороны, и Кейл не успел его отразить. Мир перед глазами совершил кувырок, и он повис вниз головой, а палочка выскользнула из пальцев. Зато книгу, чтоб её, Кейл всё так же прижимал к себе. «Вот гадство». — Люмус максима! Вспыхнул свет — и Кейл крепко зажмурился. Когда же всё-таки смог открыть глаза, увидел, как Розалин — девчонка из Гриффиндора, с которой он сегодня утром работал в паре на Зельеварении, — присела и осторожно подняла его волшебную палочку. В стороне сидел, потирая ушибленную голову, Чхве Хан — это его Кейл успел сбить с ног. Единственным, кто твёрдо стоял на своих двоих во весь рост, был Альберу Кроссман. Палочку наследный принц на всякий случай держал наготове, наведя её на Кейла. — Мистер Хенитьюз, — как ни в чём не бывало, сказал он. — У нас к вам дело. Выслушаете?