Тайна и ложь — это то, что мы принимаем, став взрослыми. Джоан Роулинг
Когда «золотая четвёрка» ушла, оставив Кейла наедине со своими мыслями и драконом, слизеринец откинулся на подушку и, согнув руку в локте, прикрыл ею глаза. Он вспоминал всё, что читал или слышал о ликантропии. Два с половиной года назад все только и говорили, что профессор Одеус Флинн совершил настоящий прорыв в магической медицине — но волчье противоядие не было лекарством, зелье просто помогало оборотню сохранить рассудок в полнолуние. Оборотни не могли учиться в школе — и у Кейла просто в голове не укладывалось, что тихий, зашуганный Лак, с которого гриффиндорцы чуть ли не пылинки сдували, оказался оборотнем. Четверокурсник не нравился Кейлу, и он не хотел ему помогать — только вот Лак вырос и, конечно же, его сила, подавляемая зельем, тоже выросла. Если гриффиндорцы сунутся за ним в Визжащую хижину, чтобы защитить его от самого себя, — а они сунутся, к профессору Прорицаний не ходи, — то тогда… нет, Кейл не хотел брать на себя такую ответственность. Чтобы жить спокойно и мирно, его совесть должна была быть чиста. — Эй, — позвал он малыша, положив ему руку на голову. — Не «эйкай» мне, — огрызнулся малыш. — А как мне тогда тебя называть? — Придумай. Кейлу такой ответ не понравился. — Почему я? — недовольно спросил он. — Попроси котят. — Нет, — упёрся великий и могучий дракон. — Я хочу, чтобы ты придумал. Кейл щёлкнул языком. — Ты сможешь прокрасться мимо зачарованного замка? — вернулся он к своему вопросу. Малыш напрягся. — Слабый человек, ты опять задумал что-то опасное? — Что значит «опять»? Чёрный дракон, подняв голову, недовольно посмотрел на человека и — от кого только нахватался? — молча отвернулся от него. Кейл ткнул в малыша пальцем. — Ну, могу, — малыш дёрнул крылом, и Кейл убрал руку. — Прекрасно. Щёлкнула дверная ручка, и декан Гриффиндора закрыла за собой дверь. Кейл сел, спустив ноги с дивана. — Котёл, который вы взяли в Зале Наград… — сказала профессор Темз, встав перед слизеринцем. — Его разорвало при взрыве. Кейл поднял на неё нечитаемый взгляд. Его раздражало, что она всё знала… и что беспокоилась. Он правда был больше похож на неё, чем на отца. Кейл тоже не считал нужным объяснять, беспокоить, тратить слова попусту: надо — сказал, и всё. Но Сыворотка правды слишком глубоко пустила в него корни, разбередив воспоминания, в которых давно уже не было тепла. Кейл бы стёр их сам себе, лишь бы унять ноющее чувство в груди. Он хотел — и не хотел — знать, почему она ушла. …Комнату окутывал полумрак, такой же, как тот, что царил в душах двух близких — и чужих — друг для друга людей. — В Хогвартсе больше всего магии, — тихо сказала профессор Темз после долгого, тягостного молчания. — Никто не знает всех его секретов. Всё, что создано руками магглов, перестаёт здесь работать, — она помолчала. Кейл не понимал, к чему она клонила, но слушал. — Некоторые заклинания тоже могут ослабнуть за пределами школы. Им нужна постоянная магическая подпитка, — снова молчание. — Но таких заклинаний немного, и почти все они темномагические… Такие как продляющие жизнь. Профессор Темз никогда не водила третьекурсников в Хогсмид, а если и куда-то и выходила из замка, то только на поле, чтобы посмотреть матч. Кейлу стало почти жарко, и слизеринец, стянув с себя гриффиндорский шарф, бросил его на подушку. Дракон настороженно посмотрел на него. Здесь, в сосредоточении магии, Джур Темз прожила дольше, чем смогла бы прожить со своей семьёй. Она выбрала жизнь. — Зато я увидела, как ты вырос, — бесцветно сказала декан Гриффиндора, когда молчание затянулось. — Может, я… — Мне не нужны твои извинения, — Кейл получил ответ на свой вопрос, но не заметил, как перешёл на «ты» — и, кажется, проиграл ей. — Не за что извиняться. Жизнь превыше всего, и он поступил бы так же. Слизеринец встал, и декану Гриффиндора пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты стал таким взрослым, — вздохнула она. — Хотя я до сих пор думаю, что бы было… Кейлу вдруг пришла в голову странная мысль: а не мог профессор Прорицаний подсказать Джур Темз, как ей лучше поступить? Но пятикурсник тут же выбросил всё лишнее из головы. — Какая теперь разница? — сказала он и себе, и ей. — Ты прав. Она дотронулась до его руки, провела пальцами до плеча, забрала прядь волос за ухо… — и вдруг крепко обняла. Кейл закрыл глаза.𓅓 𓆘 𓅓
Как он и думал, спаренный с гриффиндорцами урок Зельеварения отменили, — и слизеринец, смывшись от «золотого трио» (Лак чуть ли не в припрыжку помчался на третий этаж, в кабинет Защиты от Тёмных Искусств), вернулся в Большой зал, где устроился у самого камина за пустующим столом Слизерина. Положив поверх учебника по Истории Магии «Людей, которые любят драконов», Кейл погрузился в чтение. Книгу он нашёл там же, где и спрятал, точнее, просто оставил лежать, вылив на неё флакон с зельем невидимости, — хотя и пошёл за ней со слабой надеждой, что она всё так же лежала там, под окном-циферблатом. Чем вообще, интересно, занимались эльфы-домовики? Со вчерашнего утра в Часовой башне даже полы не помыли, хотя Розалин утверждала, что их «притесняли и беспощадно эксплуатировали». — Спасибо, — вдруг сказала Витира, охотница и капитан команды Когтеврана. Кейл, зачитавшись, не заметил, как она подошла к нему, и даже вздрогнул при звуке её голоса. — Извини, — улыбнулась шестикурсница и продолжила: — Тогда на матче… Спасибо, что остановил Адина. И что раскрыл его. Принца Адина, как и Нео Тольза, утром забрали в Отдел магического правопорядка — вместе с деканом Слизерина. Кейла решили не трогать, ему и так досталось больше всех, а вот гриффиндорцев заставили наводить порядок в кабинете директора. «Золотая четвёрка» с радостью всем показала и доказала, какой профессор Кодьянг талантливый педагог, — и никого, кроме самого преподавателя Заклинаний, не смутило, что Лак не должен был знать и половины произнесённых им заклинаний. Директор Эрухабен взял со всех — и студентов, и деканов — твёрдое обещание, что они во что бы то ни стало сохранят произошедшее в его кабинете в тайне, — и, конечно же, взрыв в Директорской башне и допрос Кейла, которому из-за клеветы Адина пришлось выпить Сыворотку правды, уже к утру стали достоянием всей школы. Ловец Когтеврана, Пасетон, по закону подлости, пришёл в себя в тот же вечер, а Кейл, который так и не написал отцу, утром следующего дня сам получил от него письмо. Дерус Хенитьюз узнал обо всех похождениях старшего сына с чужих слов и в таком творческом пересказе, что слизеринец глазам своим не поверил и ещё раз пять перечитал письмо, надеясь, что буквы поменяются местами, а от содержания перестанет веять дешёвой беллетристикой. Не перестало. Пришлось, поминая добрым словом испорченный шарф и недобрым — Адина, из-за которого он и был испорчен, пойти не дальше спать, а в Совятню, чтобы отправить отцу ответное письмо. Сразу же вернуться в школу тоже не вышло: дракон упросил Кейла сходить с ним к котятам в теплицы. Всё равно они были по пути, всего-то минут десять почти бегом, а в кармане как раз лежал зачарованный пропуск, который ему доверила преподавательница Травологии. Не то чтобы дракон не смог бы проникнуть туда без него, малыш просто хотел, чтобы они с Кейлом сходили к котятам вместе. Декан Пуффендуя сотворила с детьми настоящее чудо: котята лучились здоровьем, только вот попали под её пагубное влияние. Малыши встретили Кейла такими сияющими взглядами, что впечатлённый слизеринец недолго пробыл с ними: зашёл и почти сразу вышел. Котята приуныли, и чёрный дракон, обменявшись с Кейлом недовольными взглядами, остался с ними, отпустив человека одного в замок. Кейл был только рад тишине и покою, но счастье длилось недолго, и первой его нашла Витира. Кейл так ничего и не ответил шестикурснице, но она как будто и не ждала от него ответа. — Надеюсь, — сказала она напоследок, — ты скоро станешь частью нашей семьи. — Я слизеринец, — ответил Кейл. — Всегда им был. Витира вежливо улыбнулась и хотела было возразить ему, но тут в их беседу вмешался третий голос. — Вот ты где! — В дверях Большого зала встал, скрестив руки на груди, Альберу Кроссман. — Мы тебя обыскались! Кейл сжал губы в тонкую линию. Альберу выглядел так, как будто искал его на улице: пальто наследный принц накинул себе на плечи на манер плаща, щёки его раскраснелись от мороза, а волосы, припорошённые снегом, сверкали. Витира с интересом посмотрела на старосту Гриффиндора, кивнула ему, потом Кейлу — и ушла, ни капельки не переубеждённая. — На тебя даже смотреть холодно, — поморщился Кейл, пряча обе книги в сумку: о спокойном чтении теперь можно было забыть. — А ты попробуй смотреть на меня теплее, — посоветовал Альберу. — Вдруг поможет. — Очень смешно. Гриффиндорец, заломив бровь, сочувственно улыбнулся: ну да, кому смешно, а кто — слизеринец, но ты не расстраивайся, и на твою крышу карета Шармбатона когда-нибудь перевернётся. — Или тебя самого согреть надо? — блеснул он гениальностью. — Ах да, змеи же хладнокровные… тогда вот, — он стянул с себя шарф с гербом Гриффиндора и протянул его слизеринцу. Кейл от возмущения утратил дар речи, а когда снова обрёл, выдавил из себя только: — Не смешно. Он сегодня был просто образцом красноречия. — Так ты только вчера в таком же сидел, — Альберу едва сдерживал смех. — Слушай, ну, слухом больше, слухом меньше — тебе не привыкать. Говори всем, что он мой, а не твой. У Кейла дрогнула бровь. Подхватив сумку, он решил обойти слизеринский стол, чтобы не встречаться с гриффиндорцем, — но у Альберу уже загорелись глаза: наследный принц во что бы то ни стало решил намотать на слизеринца гриффиндорский шарф — только чтобы все его в нём увидели! …Розалин, которая заглянула в двери Большого зала, удивлённо округлила глаза. Альберу с Кейлом бегали вокруг стола Слизерина: первый — с шарфом в руках, второй — без, зато с руганью. Чхве Хан, который, завидев подругу, спустился к ней по парадной лестнице, успел заметить, как Альберу перескочил через стол — и накинул на Кейла шарф. Загонщик Гриффиндора удивлённо посмотрел на Розалин, но та только плечами пожала. — Вы идёте или как? — поторопила она друзей. — Идём-идём! — оглянувшись на неё, радостно отозвался Альберу и за шарф потянул за собой Кейла. — Куда? — Он сказал: «Присмотритесь к рукомойникам», — ответила Розалин Альберу и, не выдержав, отобрала у друга шарф — а потом, покрутившись с ним, завязала его на Чхве Хане. Альберу страдальчески заломил бровь, а Кейл облегчённо выдохнул. — Он? Эрухабен? — спросил слизеринец. Значит, они получили подсказку, как открыть Тайную Комнату. Прекрасно. — Да. Вчера, когда все вышли, директор попросил меня остаться, — начала Розалин. — Я думала, он про мою мгновенную тьму узна… ой, — щёки принцессы вспыхнули. — Я потом, потом расскажу! — заулыбалась она. — Ещё ничего не готово! Альберу, заинтригованный, кивнул. Кейл хмыкнул. «Мгновенная тьма» и стала причиной, по которой Кейл заставил гриффиндорцев навести порядок в женском туалете — точнее, предложил отработать к зачёту заклинания. «Пока слизеринец готовил зелье невидимости, Розалин, устроившись на своём любимом подоконнике, изучала перуанский порошок, который прислали ей братья, — и пыталась создать такой же. Когда Кейл зачерпнул зелье, что-то пыхнуло — и женский туалет погрузился во тьму. Слизеринцу показалось, что он ослеп — хотя точно не оглох: Розалин рядом с ним удивлённо сказала: «Люмос!» — и ничего не произошло. Принцесса не отчаялась, попробовала и «Люмос Дуо», и «Люмос Солем», и даже «Люмос Максима», а, когда тьма рассеялась сама, с торжествующим видом повернулась к Кейлу, — но, увидев его лицо, чуть виновато сказала: «Ну, это даже хорошо, нас потом так точно не поймают!» Что за «потом», Кейл уточнять не стал: меньше знаешь — крепче спишь». Когда они, зачаровав дверь, зашли все вместе в женский туалет, Плакса Миртл, наученная горьким опытом, сперва боязливо выглянула из кабинки туалета, а уже потом, увидев гриффиндорцев с Кейлом, тут же залилась слезами и бросилась к ним жаловаться на одного «бессовестного когтевранца». Друзья, выслушав её, помрачнели, а Чхве Хан с таким лицом сказал девочке: «Ничего, ты его теперь больше никогда не увидишь», что Миртл, впечатлившись, не стала уточнять, что именно он сделал с её обидчиком, и, решив, что свой обскур ближе, смылась обратно в кабинку. Гриффиндорцы вытащили волшебные палочки — и обошли рукомойники. Кейл, постояв в дверях, тоже подошёл к ним — и стал по очереди открывать краны. Альберу с Розалин, переглянувшись, присоединились к нему. — Что мы ищем? — спросил Чхве Хан. — Что-нибудь странное. — Тут кран не работает! — подала голос Розалин. — Может, просто не починили? — Альберу заглянул ей через плечо. — Ан нет, смотрите! — он указал куда-то палочкой, и Кейл, подойдя к нему, разглядел на медном кране крохотную змейку. Слизеринец обернулся к Чхве Хану. — Разбей его, — сказал он. — «Бомбардо» подойдёт. — Ты уверен? — уточнил наследный принц. — Может, Тайная комната парселангом открывается… — Кто-нибудь из вас говорит на парселанге? — поднял бровь Кейл. — Я тоже нет. Давай! — сказал он Чхве Хану и попятился к двери. Загонщик Гриффиндора указал на рукомойник палочкой: — Бомбардо! Разрушительное заклинание такой силы никогда не звучало в стенах женского туалета, и Плакса Миртл, зажав уши, сразу растеряла к гриффиндорцам все свои едва проклюнувшиеся тёплые чувства. Рукомойник разлетелся вдребезги — и ухнул куда-то вниз, в широкий зев. Альберу, подбежав к Чхве Хану, стал считать — но остановился на двадцати, так ничего и не услышав. — Мётлы нужны, — заглянув в чернеющую пропасть, пробормотал Чхве Хан. — Да, — кивнул Альберу. — Тогда мы с мисс Розалин вас тут подождём, — спокойно сказал Кейл. — А вы принесите мётлы, — слизеринец тоже заглянул в трубу и поморщился. Альберу недовольно посмотрел на слизеринца, — раскомандывался, гад, — но спорить не стал и кивком головы позвал за собой Чхве Хана. — До конца урока остался час, — прикинул он. — Должны успеть. — Захвати мантию-невидимку, — сказал ему вслед Кейл. — Не учи учёного! Кейл только хмыкнул.