манипулятор

      У неё двоякое чувство ко всему, она порой не знает, где у неё поистине настоящие мысли, эмоции, действия. Это ставило Ребекку в тупик. Она так же и к людям относится — двояко. То ненавидит их всею душой, то любит до потери пульса. Что с этим делать — непонятно.       Уайт смотрит на Фокси ещё какое-то время и отчего-то чувсвует, что ему прямо хочется съязвить своим хриплым голосом: «так и будешь на меня пялиться?». Девушка сама себе усмехается и ничего не может с этим поделать. В голову влезла мысль о том, что наверное стоило бы извиниться за своё поведение, но, когда её отпускают из хватки, та прижимается к стене и говоришь: — Знаешь, мне жаль…что я тебе хвост не прищемила, блохастый.       С другого конца, в какой-то комнате, послышался громкий лязг. Она не стала уточнять или спрашивать о том, кто там из них дебоширит, потому что краем глаза видит, как отблеск металла возвышается над ней и та, благодаря своей выдрессированной, чуткой реакции, увернулась от крюка. Едва ли скальп им не снял, хотя, если так глянуть на лиса, он представлял наверняка такое. — Давай в следующий раз попытаешься меня грохнуть? —выставила ладони в останавливающем жесте, — Не сегодня, и не завтра точно! Давай там во вторник? Ой, нет, во вторник у меня смена в кафе. Давай в четверг? Нет, и в четверг не могу. Ну, в общем, по ситуации договоримся. Всё, чао, Фокси!       Либо в ней отсутствует страх человеческий, либо же Ребекке действительно плевать на свою смерть. Либо же она просто блокирует участок, что отвечает за страх перед смертью. Что-то с Бэк не так. И она это знает.

***

      И зачем он вообще согласился на эту авантюру? Мог же буквально в любую пекарню заехать и взять первые попавшиеся булочки. Нет, тут, наверное, сработало что-то, что Майк ещё головой познать не может. Шмидт сидел в салоне автомобиля какое-то долгое время и пялился в руль. В ушах неприятно фонил голос Ребекки после разговора. Как будто это было действительно важно сейчас.       Парень проморгался, а один раз так сильно зажмурился, что звёздочки цветные в темени начали бликать своенравно. Чувствовал, что что-то не так, однако не мог точно определить, что именно, поэтому просто пустил это на самотёк. Последние несколько дней был неспокоен, не мог избавиться от неприятного чувства, которое росло внутри него. Тревога, хорошо смешанная с лёгким интересом и страхом. Уродливое состояние внутри него незаметно стало намного тяжелее.       Майк просто попросил скинуть адрес, ей необязательно было сбегать с работы ради него. Или это дело принципа? Неужели, Ребекка настолько заигралась, что даже на такие незначительные жертвы идёт? От таких размышлений, у него в животе все перевернулось. Она странная. Пугающе странная. Уверен, что за этой миловидной улыбкой скрывается хищный оскал, которым рубит всех и вспарывает брюхо. Шмидт понял это с самого начала, но ложью не спастись. Осознание пришло после того, как он докопался до сути. Зачем? Зачем согласился? Из-за вежливости? Или потому что тему так тяжело отказать? Так сам позвонил. Тогда здесь назревает вопрос — почему решил позвонить? Ведь, как ранее было сказано, можно было действительно найти совсем рандомную булочную и нет никаких сложностей. Ему кажется, что сам себе задачу усложнил и сам себе разъедает мозг.       Это становится тупо, потому что повёлся на повадки Ребекки. От осознания того, что поступил себя крайне необдуманно, Майк начинает немного злиться на себя и мысленно ругать себя за всё это. — Приветик! Ты чего смурной такой? —размышления моментально улетучиваются, когда в открытом окне показалась внезапно знакомая девушка, которую он, по совместительству, ожидал в машине. Шмидт сначала неосознанно вздрагивает, потому что его беспокоит её привычка подкрадываться так, а потом, когда оборачивается к ней, то удивлённо рассматривает Уайт: на ней не было привычных вызывающих элементов одежды, которые сами за себя говорили о том, что она требовала «обратить на неё внимание». Отсутствовал крайне эксцентричный макияж с цветными стрелками или какими-либо блесками — вместо этого у неё были наспех вложены простым гелем брови и намазанные бледно-вишневым оттенком губы, да так, что походили на натуральный. Не скрывала и вовсе своей бледной кожи лица, где рассыпались у неё едва видимые веснушки; не скрывала сейчас и свою синеву под глазами, которая делала Ребекка настоящей. Проколотое крыло носа всё ещё иногда резало глаза Майка, но в данный момент его сбивает до чёрта факторов, что вместо того чтобы ответить — глупо пялится. — Что-то не так? —округляет глаза она, всё ещё переводя дыхание так, будто пробежала марафон вместе со спортсменами. — Да нет, ничего, —помотал головой Шмидт и не стал разглядывать её дальше, а устремил своё внимание неловко на свои руки, что вцепились в руль. — Майк, меня не обманешь. У тебя на лице написано, что ты с чего-то удивлён, —её привычная улыбка так контрастирует на естественном виде Ребекки, что ему кажется, что это совершенно другой перед ним человек: в растянутой серой толстовке, в широких джинсах и с наушниками, что свисали с шеи. — Просто непривычно тебя видеть…такой, —не знает, какое слово здесь можно было подобрать, а потому в предложение вставляет именно такую форму, что вызывает у красноволосой уйму вопросов. Она заглядывает в зеркало машины, округляет свои глаза так, будто сама дивится происходящему и первое, что выдаёт это: — Твою ж мать. Я так торопилась, что просто забыла накраситься. Хорошо, что я взяла с собой хоть тушь. Ты не против если я у тебя тут подкрашусь? А то выгляжу как труп. — Не стоит. Тебе так лучше, —довольно смело для него, заявляет он и, прочистив горло, добавляет: — Ну, я имею, что ты так выглядишь куда более живой, настоящей. А не как труп. Всё в порядке.       Она таращится на него своими голубыми глазами и морщится от попадания яркого, солнечного света. Солнце лениво зевает, двигается грациозно, но небрежно по личику Бэк. Вдыхает протяжно воздух и шумным выдохом наклоняется к нему, чтобы расплаться в благоговейной улыбке и сказать ласковое «спасибо, мне действительно очень приятно». — Пойдём, тут идти буквально два метра, —машет рукой, зазывая последовать за ней. Майк закусывает изнутри щеку и послушно выходит, закрывая автомобиль. Он идёт по девичьим следам, пока не равняется вместе с ней и не слышит, как она без наушников мыча напевала какую-то знакомую песню, параллельно пощелкивая пальцами.       Со звоном колокольчика они заходят в кафе и первое, что раздаётся с уст этой неугомонной, так это протянутое «Ми-и-ил-ле-ер!». Из-за барной стойки показывается короткая, кучерявая голова, которая окатывает её удивлённым слегка взглядом. Ребекка машет дружелюбно рукой и когда они оба подходят к широкой барной стойке, бариста подаётся вперед и говорит: — И кого же сюда нечистая сила привела? Так ещё со своим… — Товарищем, —отмечает Уайт. — Напарником, —говорит одновременно с девушкой Майк и они оба поворачиваются друг к другу с каким-то неумением на мордашке. Миллер это замечает, однако ничего не говорит об этом. Реб хмыкает себе под нос и ставит термопакет той на стол и оповещает девушку напротив о том, что по пути привезла свежее мясо, за которое пришлось побороться. Бариста тут же кивнула головой и с благодарностью на лице вдруг сказала: — Ты сегодня зачем приперлась-то? Не твоя же смена. — А я вон, напарника, —повернулась к Шмидту с какой-то лёгкой досадой, запнулась на своих же словах, — В общем, проинформируй его в выпечке. Хочет купить. И пробей ему по моей скидке. А я пока в кухню зайду, спрошу у ребят что-кого.       Уайт скрылась так быстро за большими дверями, что Майк даже расспросить её не успел. Темнокожая проследила за тем, как он растерянно смотрел в след уходящей Бэк и вдруг спросила его довольно вежливо: — Пройдём к прилавку с выпечкой, покажу как раз. Всё равно заказов пока нет.       Он проследовал за ней и уткнулся в витрину, по ту сторону которой стояли различные виды изделия. Воздух наполнен сладким запахом дрожжевого теста, разогревая аппетит до предела. На прилавке, словно полотна на холсте, выставлены круглые хлебные булки с хрустящей корочкой и нежной мякотью. Величественно возвышаются бельгийские вафли, конфеты, сладкие круассаны и пышные кексы, ласкающие взгляды своим изысканным оформлением и обещающие незабываемое наслаждение на каждом этапе.       Мастера своего дела профессионально творят чудеса, используя только лучшие ингредиенты и уникальные рецепты, передавая свою страсть к выпечке в каждом шаге. Их руки ловко разминают тесто, а глаза сияют от удовольствия, когда они наблюдают, как их работы оживают в печи и превращаются в настоящие кулинарные произведения искусства. Неотразимая выпечка располагается на стеллажах и позволяет посетителям взять по кусочку счастья. Каждое изделие наполнено любовью и радостью, готовыми увлекать вас в мир вкусного наслаждения. — Что-нибудь приглянулось? —интересуется Миллер. — Не знаю, я не себе беру, —ответил Майк. — Надо же, а кому, если не секрет? Девушке своей? Маме? — Сестре, —прокашлявшись, уточнил он. — Какая прелесть! Тогда могу посоветовать шоколадные маффины и мятные вафли, дети их просто обожают! —пара травянистых глаз смотрела на парня, когда с его губ сорвалась секундная улыбка. Миллер наклонила голову на бок и вдруг поинтересовалась: — Не хочешь кофе? — Нет, спасибо, без него сегодня. — Поняла, значит, шоколадные маффины и мятные вафли, верно? — Да, давай, —а сам задумчиво отвернул голову в сторону тех огромных дверей, куда умчалась так лихо Ребекка, что он даже не успел спросить, почему она вообще так посмотрела на него и молча почти улизнула. Огромные, кругом окна, что напоминали больше иллюминатор, располагались на этих дверях и в них видно суетящихся людей. «Все нормально, просто куплю выпечку и поеду дом-…», — сказал он себе, как в раздраженным звоном в заведение заломились два тела и покачивающе двинулись к стойке, за которой стояла Миллер и ошарашенно хлопала глазами. От них веяло дешёвым алкоголем и неприятным табачным ароматом. Майк разделил удивление вместе с девушкой-бариста, потому что первое, что пришло на ум — это попытаться выгнать их. Шмидт развернулся к ним полностью и когда один из них навалился на каменную стойку, он открыл рот и забвенно проулюкал: — Де-евушка, сделайте нам кофе. — Какого? Эспрессо? Раф? Латте? Американо? К-капучино? —Миллер дрожащими руками потянулась к компьютеру и что-то пальцами пыталась найти, чтобы ткнуть, но у неё не выходило это от слова совсем. — Просто сделай нам грёбанный кофе! —и ударил кулаком по поверхности прочной, — Или ты не понимаешь язык белых людей? — Эй. Попридержи свой язык, нельзя так с девушками разговаривать, —Майк сегодня сам себя прибьёт за то, что сначала говорит, а потом, черт возьми, думает головой. Шмидт закусывает губу изнутри и когда руки у него от прилива недовольства начали потеть, вдруг ощутил дискомфорт. Пьяный мужчина вальяжно развернулся к нему и рявкнул охрипше: — Ты чего, сосунок, лезешь не в свое дело? Я с тобой блять что-ли разговариваю?! — А вы чего, жертва пьяной разделочной доски, совсем в себя поверили?! —двери довольно шумно распахиваются с кухни и оттуда величественно выходит Ребекка. Однако её фееричное появление проваливается, когда она запинается мизинцем от край двери и начинает пищать, как вылитая мышь. Вся угрожающая аура пропадает в тот же миг. Уайт не теряется и фурией рассекает дистанцию между пьяницами и ею, — Проваливайте отсюда, пока я вам кости не переломала. Как вы посмели разинуть пасть на мою напарницу и моего друга? — Опа, рыжуля-я! —пролепетал довольно второй алкоголик, указывая на неё указательным пальцем, — Я тебя-я помню! Ты ещё тогда торчала в том блядушнике с тем парнем. Наркоманка! — Ребекка? —Миллер впервые ведёт себя так испуганно и заторможенно, она дотягивается для телефона, но Уайт делае останавливающий жест и говорит: — Звони копам. — Ребекка, они-… — Звони, твою мать, иначе я действительно их здесь грохну, —она обходит стойку и пересекает Майка, становясь буквально впереди него, ограждая будто бы. Разве не должен парень девушку защищать? Шмидт ломается в сомнениях, но сейчас смелее выглядела только Бэкки здесь. Красноволосая руку за спину убирает и нащупывает предплечье ее напарника, касается ткани одежды будто за спасительный круг. Пальцы дрожали лишь слегка, и вряд ли от страха, скорее, от злости.       Она не должна сорваться. Не здесь. — Не понимаю о чем вы, вы пьяны и спутали меня с другой, —нарочито утверждает Уайт, хотя сама прекрасно понимает, в каких-то только дырах города она ни была и неудивительно, что такие люди могли знать её персону. Никогда бы больше не сувалась в ту жизнь, в которой безжизненным телом валяешься непойми где и как. — Да не-е, это точно-о она, я отвечаю! —второй всё не унимался, а желание выбить ему позвоночник с каждой секундой возрастало и возрастало. Шмидт положил руку ей на плечо, тем самым вызвав к себе кучу вопросов. Она повернула через плечо гллову и заморгала непонимающе. — Я пройду? —и спрашивает так натянуто, строго для него. Взгляд у Майка такой, что его глаза могли рассекать даже самый прочный металл на планете. Однако Реб перехватила руку и прижала её сильнее а своему плечу, прошипев недовольно: — Ты хотя бы в это дерьмо не лезь, почему вечно тебе нужно влезать в такое говно? — И это говоришь мне ты? —он не ожидал это услышать ни от Реб, ни от себя и тем более. Уайт никогда не видел такой раздражающей, она даже так с Ванессой себя не вела. Так может действительно за маской улыбающегося человека скрывается нечто такое — грустное, агрессивное, скалящееся? Майк поджал нижнюю губу, когда заметил реакцию на свои слова — девушка распахнула свои голубые глаза и глянула ими с грустью и какой-то болью. Шмидт сморщился от своей боли где-то под диафрагмой. Ему неприятно осознавать, что он так грубо обошёлся с Ребеккой. Она, конечно, тоже сгоряча сказала, но ему не стоило вестись на это. — Долго ещё ворковать будете, голубки? —тявкнул первый. — Если ты в это встрянешь, окажешься у копов и тогда тебя точно с пиццерии выпрут. Слышишь? —встряхнула его руку со своего плеча, — А я не хочу, чтобы тебя уволили. Ты мне понравился, мне с тобой спокойно на душе. Если твоя туша здесь будет ими как-то тронута, я за себя не отвечаю.       Ему, должно быть, просто показалось. Парню кажется, что она сказала довольно много слов о нём и слишком много взболтнула о себе, но Реб такая невозмутимая, будто так всё и должно быть. Пожалуй, любая девушка предпочла бы кого угодно, да только не неудачника Майка Шмидта. Интроверт, довольно замкнутый, что некоторые даже сочли бы его трусом. — Что? —проморгался, — Что ты сказала? — Поздно, —ответила Уайт и когда к ним подошёл первый пьяница, она вынула из кармана перцовый баллончик и прыснула острым веществос ему прямо в глаза. Особых усилий не пришлось подвергать, поэтому когда мужчина застонал и завопел о чувстве жжения, второй рванул косо в её сторону, она схватилась за стеклянную солонку, в которой насыпана была соль, и тупым её углом впечатала в переносицу. Это была лишь секундная дезориентация, потому что после этого Реб замахнулась ногой и зарядила тому между ног, с ненавистью прорычав: — Ещё раз сунетесь сюда, и я вам покажу самолетики-вертолетики. Прямо на тот, сука, свет. Уроды! — Ах ты, паршивая проститутка! —второй замахнулся на шее с кулаком, однако его опередили и в тот час кулак Майка точно влетел в скулу пьяницы и заставил выдавить из него скулящее оханье. У Шмидта ещё с самого начала руки невероятно чесались, а здесь представилась возможность прикрыть эту девчонку. Полезла же на двух мужиков и ведь ни капли страха на лице — совсем больная. Парень неуклюже, отступающе увернулся от размазанной атаки и в один момент схватился за прочный, деревянный стол, как ему прилетает не кулак, а жгучая, тонкая сталь. Маленький ножик, который пьянь вытащила каким-то образом с кармана и разрезала лишь слегка кожицу парня. Болезненное, пульсирующее чувство лишь спровоцировало его открыться для следующий атак. Мужчина был больше него, сильнее, но неуклюжее. Однако почему-то эти факты Шмидт не учёл, ему наверняка не до этого. — Я тебя на кишки пущу! —развязанный язык человека позволил выкинуть нечто такое, что заставило Уайт ногтями впиться себе в ладони. Её взгляд упал огнетушитель и почему-то именно за ним она и рванулась. Пьяный от крови, Реб схватила тяжёлый баллон, сняла предохранительную чеку и нажала на ручку, направив шланг с пенным веществом прямо на лицо мужлана. Тот руками раскидывал, размахивался своими культяпками как только мог, но в один момент красноволосая пересилила свои возможности и нанесла с силой дна огнетушителя удар ему под коленную чашечку. И как только оппонент согнулся пополам, чтобы схватиться за больное место и ещё обругать деваху, та резко подняла устройство пожаротушения и всадила ручки ему в подбородок. — Только тронь его, —басистым тоном заявила Бэк, как почувствовала холод рук на своём шивороте и то, как её с силой оттянули в сторону. Выронив из рук своих огнетушитель, взгляд метнулся на парня, который обвёл своим строгим, но при этом беспокойным взором. Шмидт заставлял свои налитые свинцом ноги двигаться, биение его сердца от адреналина грохотало, эхом отдаваясь в уши. Молодой человек бросил на озадаченную фигуру короткий взгляд. Сердце колыхается где-то там в горле. Как вообще до этого дошло? Смотрит на неё и хочется ему сказать: «дура, ну куда ты лезешь?», но не делает этого. — Придурок, —решимости в ней видать издалека, однако было в этих словах нечто непринуждённое и душевное, сказанное не со зла. Когда рассмотрела его поближе, то не могла сдержать тепло, которое ощутила на своих щеках. — И это твоё «спасибо»? —удивлённо вскидывает брови он. — Я позже тебя отблагодарю. Но не сейчас, —тревожный взгляд кидает на два неадекватных тела и обрывисто выдаёт из своих уст: — Не пойми меня неправильно, я сейчас…—сжимает руки в кулаки крепко-накрепко, — Я сейчас не в состоянии разумно оценивать ситуацию. Ощущаю…       Бэкки, откровенно говоря, не уверена. Будут ли ее чувства сейчас хорошей новостью или же они доставят Майку дискомфорт? Потому что ей хочется сказать о том, что она может убить, в прямом смысле слова, эти два тела и сделать так, что о них никогда больше не вспомнят. Уайт понимает, что Шмидт явно не оценит этот благородный жест, но здесь же сразу у неё назрел к себе вопрос — с каких пор его мнение она учитывает наравне с мнением Стива? В какой момент всё пошло не по плану и у неё в разуме всё чаще и чаще стал появляться образ этого парня. Это же смешно просто. Едва друг друга знают. Возможно, у неё ещё остались нотки адекватного мышления, но дрожь в руках выдаёт её очень сильно.       Это не страх перед тем, что могут эти пьяницы сделать, нет. Это страх, что если она покажет сейчас истинную себя, то всё пойдёт коту под хвост. Всё провалится, Стив будет в ярости, а если он будет в ярости, то накажет Бэкки. Наказание. Она. Будет. Наказана. — Я ощущаю, —осеклась и дёрнула голову в сторону, не позволяя себе даже взглянуть на напарника, — Что если я сейчас сорвусь, то у меня будут проблемы. Опять. Я не хочу торчать у копов снова. И тебе не советую.       Шмидт ничего не сказал, он только молча слушал её. Говорила ли она с ним искренне или нет — сейчас не имело особого значения, она несла прямые факты. Если применить какое-то насилие, то будет определенно возня с полицией. Переживания Ребекки как-то внезапно перескочили на него и теперь он испытывал тревогу в такой сложившейся ситуации. — Я и не собирался торчать, —говорит так серьёзно, будто действительно уже размышлял о том, что у него будет возможность очутиться в полицейском участке. От этого строгого лица у Бэк срабатывает в голове уродская шутка и та, вместо того чтобы что-то предпринять нормальное — загибается от смеха и, прикрыв рот ладонью, начинает гоготать. Вызвала у Майка непонимание того, что он сказал такого смешного, но отметил про себя, что стало немного легче как-то на душе. Странный феномен, ведь им грозит опасность тут.       Уайт сейчас куда умереннее дышала, чем до этого, а значит, что эти слова как-то подействовали. Логично. — Ах ты, грязная наркоманка! Ничего недобившаяся шаболда, которая всём в рожу улыбается, а за спиной делает херовые вещи. Гря-язная шлюха! Плохая. Очень плохая дево-…—девушка не успела дослушать о себе лепетание до конца, потому что заметила, как силуэт пробежал мимо нее. Не успела даже рта раскрыть, как Майк рысью налетел на этого бугая, который запнулся о стул и по инерции полетел на спину. Неизвестно чем руководствовался этот кудрявый парень, но смелости в нём сейчас хоть отбавляй. Грохот раздался от массы тела, но сложилось впечатление, что упал тяжёлый мешок с картофелем, а не полноценный человек. Костяшки от каждого удара становились у него всё краснее и краснее, кровь начинала из носа у мужчины вытекать тягучей, казалось бы, массой. Кулак белел от злости, от какого-то заветного ощущения, что ему крайне стыдно за этого мужика, ведь нельзя так с девушками. — Всем стоять! Это полиция! —в кафе влетает та самая долгожданная шайка копов, которые первое что видят — это то, как Майк бьёт неистово, уже забвенно пьяного человека. Лицо начало разбухать у того человека от многочисленных ударов в одно и то же место. Ребекка просекает это сразу, моментально почти, и когда видит молодого полицейского, она подрывается к нему и, со слезами на глазах, падает перед ним на колени и истеричным тоном говорит: — П-прошу! Помогите! В кафе зашли пьяницы и начали домогаться до нас с коллегой! Прошу!       Разворачивается быстро, так театрально довольно, и кричит в порыве: — Майк! Хватит! Майк, остановись!       Губы подрагивали от одной мысли, что у этого человека сейчас глаза остекленевшие и он буквально нацелен на то, чтобы спустить пар и довести до ума-разума этому негодяю, что нельзя так относиться. Полицейский видит, как встаёт первый алкоголик и с «заперченными» глазами начинает орать: — ЭТА ДУРА НА МЕНЯ БАЛЛОНЧИК БРЫЗНУЛА! СУЧЬЯ ПОРОДА!       Плевать, откровенно говоря, что там этот мужик говорил. Всё её внимание сейчас было буквально на Майке и больше ни на ком. Даже о Миллер так не беспокоится, как о нём. Уайт подскакивает, подлетает к Шмидту сзади и, падая на колени, обнимает его сзади. Пытается оттянуть, хоть как-то заблокировать последующие удары, но, на удивление, у этого парня когда надо — силы есть. Красноволосая сжалась в мышцах и прижалась к его спине, проговаривая на высоких тонах: — Майк, прекрати! Полиция приехала. Всё хорошо! Слышишь, чет возьми?! Всё нор-маль-но! Я здесь, я, твою мать, с тобой. Остановись!       В какой-то момент Реб слишком в себя поверила и в свои силы, а потому удосужилась на бок уронить Майка, прямо на пол, выстланный ленолиумом. Девушка лучше потом всё ему объяснит, чем Стиву отчёт весь раскладывать. Замучается с этим парнем. Полицейские реагируют быстро, скручивают двоих нетрезвых людей. Где-то на фоне им что-то говорила Миллер, но это было уже для неё не так важно. Копы, к удивлению Уайт, решили проблему быстро, как будто этим каждый день занимаются. Хотя по рассказам иногда Ванессы, это было действительно правдой. Она не ей рассказывала, а отцу, однако слышала это. Поэтому никогда не любила полицию — это работа несчастных.       Девушка на локтях поднимается и, нависнув над Майком, хмурит брови тонкие свои и поджимает губу нижнюю. Рука скользнула по его щеке, заставляя Шмидта поднять на нее встревоженный взгляд. У него на лбу написано будто яркая бегущая строка, где чётко и понятно выражается «СРОЧНО! ЧТО ПРОИСХОДИТ?». Она, конечно, не ясновидящая и далеко не имеет сверхъестественные способности, но замечает его кромешное оцепенение. — Ты…ты нахрена полез, дурак? —надула щеки свои, да произнесла это так с наигранной злостью, что единственное, что может вызвать это мордашка сейчас — беспечный смешок. Вообще только Майку несмешно от слова «нихера». Шмидт не шевелится, замер в одном положении и хочет в пол уйти, слиться с ним, лишь бы не выглядеть сейчас придурком.       Сегодня был действительно тяжелый день. Быть может все потому, что приходилось иметь дело с раздражающими людьми. — Всё нормально, —он аккуратно, по крайне мере стараясь, убрал её руку с своей щеки и почувствовал на себе ее пристальный взгляд, но не обращал на это абсолютно никакого внимания. Ребекка отвела глаза, почти мгновенно осознав, насколько ее лицо близко к его. Отстраняется, цыкает довольно шумно для себя и отворачивается. Поднимается на ноги и, прежде чем начать разбираться с полицией, протягивает Майку руку, так и отмечая: — Вставай, маленький защитник.       Рука сама потянулась, даже не спросив у мозга разрешения, и обхватила тёплую ладонь девушки, которая уверенно сжала его и так легко подняла парня на ноги. Шмидт на недолгое время отмечает, что у девушки силы было достаточно, а потому неудивительно, что она дезориентировала «этих двоих» в первый час их наступления. Пьяниц вывели из заведения и остались только Миллер, Майк и Ребекка с полицейскими. Разбираться с ними было долго и муторно, откровенно говоря. Для Уайт, это дело стандартное, она чётко и по факту всё расписала и когда Миллер показала запись с видеонаблюдения. — Значит, вы утверждаете, что эти двое начали оскорблять вас, а когда за вас заступился мистер…—работник прищурился, так и вспоминая фамилию, — Шмидт, то те остро отреагировали и начали наезжать. С кухни выходит мисс Уайт и просит их покинуть помещение, иначе вызовете полицию. — Всё верно, —кивает Миллер, — Я вызвала вас сразу, но отвлеклась, а тут уже бойня пошла. — Ага, —распластавшись на стуле, лениво подтверждала Уайт, — Мы с Майком пытались защититься, а один из них с карманным ножом на него. В связи с тем, что человек был в алкогольном опьянении, сомнительно, что он действовал при «здравом уме». — Судя по видеонаблюдениям, вы решили применить перцовый баллончик, а далее происходит драка. — Это было с целью самозащиты. Как и с моей стороны, так и со стороны Майка, —сложив руки пикообразно, отметила ровно Бэк, — Это не является, насколько помню, преступлением причинение вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны. Их поступки были сопряжены с насилием, опасным для жизни нас двоих. К тому же, в качестве доказательства, —она указывает на кровавый след на лице Шмидта, — Рана на его щеке. А теперь позвольте мне сходить за аптечкой и помочь…на-пар-ни-ку.       И чего ей это слово сегодня мозолит глаза? Специально выделает и Майк уже не первый раз замечает. Он не реагирует на это остро, просто соглашается с её высказыванием, и, с уходом Уайт, добавляет от себя то, что произошло. Полицейские реагируют довольно спокойно, они что-то подписывали себе в блокноте, один из них ушёл в конец кафе и разговаривал по телефону. Когда же Реб вернулась с аптечкой не большой в руках и поставила прямо перед лицом Майка, откровенно заявляет: — Поворачивайся ко мне. — Зачем? — Не зачемкай, а, —цыкает недовольно она и раскрывает коробку с содержимым, — Просто поворачивайся. Это…ну, в какой-то степени, моя вина. Надо было более разумно всё решить, а не на этих глупых драках. Хоть так отблагодарю тебя. Это меньшее, чем могу отблагодарить тебя за помощь.       Парень всё же не спеша поворачивается к ней, когда та достаёт вату и обмокает её перекисью, ведь это единственное, что было адекватное в аптечке. — Но ты всё равно дурак, что во второй раз полез, —и прижимает к ранению вату, что пропечатывается кровью, — Тоже мне, джентльмен. — Так бы любой на моём месте поступил, —прошипел, но не от раздражения, а от жжения в зоне раны. Реакция перекиси всё же даёт о себе знать, но терпеть такое приходится непросто.улыбке Ребекки глаза расширились от удивления, но вскоре губы растянулись в привычной улыбке. — Я бы не сказала. Для меня то, что кто-то заступился за меня — новинка. Обычно я за кого-то заступаюсь, а не за меня. Я беспокоилась, что ты его до потери сознания изобьешь. — Не знаю, что на меня нашло, —Майк взор отводит и отворачивается как-то автономно, но она своими пальцами поворачивает его, держа за подбородок, и приклеивает аккуратно тонкие ласты пластыря ему на ранение. — Со мной нескучно, да? Доставила тебе проблем. Мне так жаль, что так вышло. Правда. Я чувствую вину перед тобой, —усаживается на стул перед ним и косится на копов в другом краю, — Ванесса, как бы ни хотелось признавать, порой права на мой счёт. Как дело касается опасности, вечно попадаюсь в поле зрения я.       Они молчат какое-то время. Уайт ругает матом себя, готова провалиться сквозь землю. Его молчание ведь не означает, что ему плевать? Слова застревают где-то в горле, когда она просто обескураженно смотрит на копов. — Мне показалось, что она беспокоится за тебя, —отметил негромко Шмидт, — Это не моё дело, но это мнение со стороны. — Ага, Ванесса хорошо исполняет роль спасателя, работа у неё такая, —чуть скривилась в лице она, — Что она тебе говорила? — О чем ты? —похлопал глазами. — Она тебе стопроцентно что-то рассказывала. Обо мне, о пиццерии, о жизни. Я знаю Ванессу. Она всегда всё хочет сделать аккуратно, безопасно и «всё самое лучшее для всех». Поэтому если скажешь, то мне будет легче. — Ничего такого, —Майк слегка напрягается в спине, выпрямляется, — Сказала о том рисунке на стене, в комнате видеонаблюдения, это ты рисовала и что оно несёт в себе грустную историю, да и что в пиццерии…ты же знала, что там дети пропадали? «Пизда ей»—отмечает честно она в голове. — Знала, потому и не хотела рассказывать. Это было хрен знает когда, после этого здесь работали охранники и ничего с ними не случалось. Если только увольнялись, когда слышали об этом. Возможно, это неправильно с моей стороны, но если бы ты по моей вине ушёл с работы, то…—Уайт не договорила, да и не особо хотела бы дальше говорить. В поле их зрения показался один из сотрудников полиции и начал с ними вести беседу.       Время так неминуемо ускользает сквозь пальцы, словно песок. Реб впервые почувствовала, как оно остановилось в тот момент, когда работник понимающе кивнул головой. Аромат его парфюма врезался в ноздри, и готова была поклясться, что это довольно неплохие духи. Когда копы через время всё же покинули это место, пришлось убраться, и как же девушка удивилась, когда на помощь пришёл Майк, которому ещё пришлось намазать костяшки мазью. — Мне так жаль, что я вам ничем не помогла. Я так испугалась, —Миллер спустя долгое время заговорила с ними. — Напротив, ты помогла очень даже! —расставила руки по бокам голубоглазая и надула капризно губы, — Вызвала их и хорошо, что почти никто из нас не пострадал. Почти, —глянула на Шмидта, — Ты как? Живой? — Как видишь. — Ты прямо герой наш, за счёт заведения тебе кстати, —и становит на стойку ту самую покупку, которую так он и не оплатил. Миллер ставит ещё к этой «благодарности» стакан с молочным коктейлем и дополняет: — Заслужил. — А мне? Я тоже хочу молочный коктейль, Миллер, —театрально захлопала глазками другая девушка, — Я тоже геройствовала, защищала кафе и людей. — Такую «благодарность», увы, у тебя вычтут из зарплаты, —виновато улыбнулась темнокожая, — Я бы с радостью тебе тоже дала, честно. — Вот так всегда. Пахаешь как лошадь, а потом за спасение заведения вычитывают из зарплаты за молочный коктейль. Не жизнь, а сплошная неблагодарность. Трагедия мирового уровня! — Тебе так нужен этот коктейль? —с равнодушием выпускает из себя Майк, — Возьми мой. Я не особо хотел, не пойми неправильно, а-…Миллер. — Ты серьёзно? —сердечко буквально подпрыгивает в груди девушки. Делает глубокий вдох, набирая как можно больше воздуха в легкие, прежде чем сказать: — Спасибо?.. — Ага, —слышит тихий равнодушный голос. Он берёт пакет с фирменной маркой кафе, разворачивается к выходу и отмечает: — Мне пора. Мне нужно ещё кое-куда съездить. Спасибо за угощение.       Юноша уходит, не дожидаясь какой-то реакции. Миллер косится на Бэкки, которая всё это время не отводила от него глад, и хохочет себе в кулак, из-за чего получает в ответ шиканье неприятное. Уайт плюёт на то, что о ней подумают, и идёт следом за парнем. Выходит на улицу и останавливается на обочине, где стояла его машина, закидывает руки за спину и небрежно выговаривает громко: — Майк, я чувствую, что что-то пошло не так. Помимо произошедшего. Мне кажется, что ты злишься на меня.       Между ними повисает неловкое молчание, и он наконец отрывает глаза от часов на руке, глядя на тебя снизу-вверх с салона автомобиля. — Меня, скорее, напрягает, что ты умолчала о том, что в пиццерии пропадали дети, а так же о тех роботах. — Я думала, Стив тебе об аниматрониках рассказывал. Но раз ты и о инциденте не знал, то тогда о чем речь. Обычно охранники до этого просвященные были. Отныне учту свою оплошность, —кивает. Никакая эта не «оплошность» и тут нечего греха таить. Снова набирает в легкие воздух, закрывает глаза, словно пытаясь сконцентрироваться перед чём-то важным, — День паршивый задался. Надеюсь, после этого ты не перестанешь сюда приезжать. Я хотела предложить тебе привезти свою сестру и пусть сама в следующий раз выберет то, что хочет. Да и, честно говоря, я бы познакомиться с ней хотела. Люблю малышню.       Карие глаза Шмидта недоверчиво прищуриваются, прежде чем он все же кладёт пакет на пассажирсклн сиденье рядом. — Я подумаю. Спасибо за предложение, —коротко ответил, прежде чем вернуться обратно к рулю.       Бэк хотела ляпнуть ему что-то обидное, прежде чем уйти, абсолютно взбешенная его стоически безразличным поведением, но только цокает, бросая короткое «ага», прежде чем уйти. Майк поднимает взгляд к двери кафе, замечая, как она закрывается следом за покинувшей его поле зрения фигурой. Ну и денёк вышел. Новичок вздыхает. — Как странно всё это, —уголки губ слегка приподнимаются, когда тихо усмехается про себя, прежде чем двинуться с места. Однако быстро возвращается в своё прежнее русло. Расслабляться нельзя. Ни в коем случае. ***       Карлоса не было и слава богу на этом. Это значит, что можно с чистой совестью выдохнуть лишь на время. На удивление, ничего не разрушено почти не было, не считая стула и солонки. С этим придётся разобраться. Миллер очень долгое время отходила от произошедшего. Впечатлительная довольно девушка, порой Реб кажется, что ещё пару таких ситуаций — и уволится вовсе. У девушки психика не готова к таким стрессовым ситуациям, неудивительно, что так остолбенела. Ей было непросто дозвониться до полиции, не говоря уж вступить в защиту знакомых людей.       Уайт разминает левой рукой свою шею и устало стонет. — Фарш отнесла? —поинтересовалась Миллер. — Угу, свежий, со специями. — Парни интересуются, где ты покупаешь мясо? На вкус хорошая телятина.       Телятина, да? Неплохо, хороший результат. Сразу вспоминается, как на открытой кухне, стояла девушка. Она нежно прикоснулась к свежему куску мяса, чувствуя его тепло и упругость под пальцами. Через несколько мгновений принялась нежно массировать его. Руки скользили по поверхности мяса с невероятной ловкостью, словно они работали на чистом холсте при создании произведения искусства. Она внимательно и сосредоточенно отслеживала каждое движение, каждое прикосновение, чтобы создать блюдо, которое удивит своим вкусом и превзойдет ожидания самых изысканных гурманов. Увлажнив небольшую порцию мяса специальным маринадом, нежно встряхнула флакончик и легким движением брызнула его на кусочки. Маринад блестел на свету, словно покровчик из морской пены. Она позволила ему впитаться, чтобы придать продукту неповторимую сочность и нежность. Нарезанные свежие овощи ярко располагались на фарфоровой тарелке, ожидая своего момента, чтобы соединиться с мясом и создать неповторимый ансамбль вкусов. Фонтан жаркого пара, который нежно приподнялся над сковородкой, добавлял в изумительный букет запахов из экзотических специй и приправ. Пламя плиты обогревало продукты.       Ребекка стояла перед плитой и методично готовила. Огонь обволакивал каждый кусочик, придавая ему аппетитный оттенок. Шум жарки наполнил комнату, заставляя интуитивно поддаться рефлексу — слюноотделению. Внимательно следя за процессом, Уайт осторожно переворачивала мясо, чтобы они равномерно прожарились по всей поверхности. Тонкие пальцы осторожно приближались к раскаленной сковороде, бережно обращаясь с необходимым материалом.       Когда часть блюда было готово, девушка аккуратно выложила его на тарелку, котора ранее была покрыта сочными мазками овощных пюре. Ее глаза сверкали от гордости и радости, ведь теперь могла насладиться плодами своей работы. Готовое мясо было аппетитно и привлекательно, приглашало каждого насладиться богатым вкусом. Белоснежная тарелка, на которой располагались яркие пятна из овощей. Блендер потрудился на славу. На фоне сочной полужидкой консистенции выделялось и привлекало большее внимание кусочки жареного мяса.       Украсила его свежей зеленью и продукт стал завершённой композицией. Она предложила поваров отведать, ощутить вкус нового блюда. С каждым укусом, двое парней окунало в мир волшебного вкуса и переносило куда-то далеко отсюда, на маленький островок совершенства в искусстве гастрономии. Нахваливали блюдо, твердили о том, что могла такое готовить в более дорогих заведениях, а непойми где. «В чем секрет готовки?»—отмечает «Истина в вине, вино во мне. Дело в маринаде и в любви к мясу»—отвечала всегда одно и тоже. Она терпеть не могла мясо и одновременно его любила. Это амбивалентное чувство доконает её когда-нибудь. После этого стали готовить выпечку и иногда даже перекусы в бумажных контейнерах для покупателей. Начальница в изумлении была, когда узнала о том, что у неё есть связи с поставкой мяса. С документами пришлось много возни прокрутить, здесь не обошлось не без помощи Ванессы. Тут, скорее, добровольно-принудительное было. Шелли знает, что это за мясо. Мясо тех убитых охранников, от которого они так избавляются тактично. — На ферме одной закупаю, —отвечает Уайт, — Подробностей не стоит знать, конфидициально. — Ферма не хочет быть популярной? Какая-то странная ферма. — Меня не волнует особо, какие они. У нас договор с хорошим человеком. Это особое мясо. — Дорогая телятина? Она тогда не выкупит нас спрос, у нас не такая толпа уж, Бэкки. В чем смысл? — Мне дают мясо, а я его не ем особо. По…ситуации, —хмыкнула, — Поэтому привожу сюда. Лицензию предоставила. Я не разбираюсь в мясе. Я знаю просто как его готовить.

***

      Он приезжает домой. Казалось, единственное безопасное в этом мире место. Ему становилось легче дышать и думать. То, что произошло в кафе было весьма непонятным, странным. Шурша крафтовым пакетом, Майк открывает дверь и думает о том, как же Эбби будет сейчас счастлива, когда принесёт ей выпечку и золотой значок охранника. Первым делом он видит включённый телевизор, по которому шёл детский мультик. Название он не знал, да и не особо разбирался в том, что смотрела периодически сестра, потому что ему было это неинтересно и не до этого. — Хэй, —ласково вдруг прервал художественный процесс Эбби одним словом, — Я привёз тебе то, что поднимет настроение.       И ставит на стол пакет с незначительной этикеткой ввиде бабочки. Там что-то мелко было написано, но девочка не стала приглядываться совсем, только молча потупила взгляд на ароматном пакете. Майк ощутил скомканную тревогу, которая сжала его грудную клетку до неприятных ощущений. Чтобы избежать дальнейшее молчаливое напряжение, он кладёт своей сестре в ладонь золотой значок, украшенный прекрасным изображением Фредди. Этот значок оказался приятным на ощупь и довольно-таки тяжелым. — Круто, правда? —интересовался Шмидт, выжидая хоть какого-то ответа от неё. Та молча кладёт значок на стол и даже не смотрит на пакет с выпечкой. Парень закатывает глаза свои и выкидывает короткое «ясно», после чего подходит к комоду, открывает его и кидает в дальний угол значок. После чего закрывает и, окинув сестру езе раз с головы до ног, сказал: — Эбс, я правда стараюсь.       Не дожидаясь какого-то ответа, уходит в другую комнату, оставляя девочку наедине со своими рисунками. Когда удостоверяется в том, что здесь осталась совсем одна и никто её не увидит, поднимается на ноги и, стараясь не шуршать, вынимает из крафтового пакета шоколадный маффин и откусывает небольшой кусочек изделия. Послевкусие шоколада не кажется приторным, напротив — уместной. Девочка разворачивает полностью маффин и кусает участок с крупным кусочком шоколада. Она тянется в пакет, но вынимает оттуда только записку на маленьком, цветном стикере. Прищурившись, девочка с трудом разобрала, что там было написано. Почерк красивый, довольно аккуратный, Эбби не понимает его. Только разобрала «…сестры Майка» и «Я очень виновата перед тобой».       Наклонила свою голову и с непониманием отложила записку на стол. Её внимание сейчас привлекало совсем другое — то, что находилось в комоде брата. Она добирается до мебели довольно быстро, хватается обеими потными ладошками, а местами испачканные в шоколаде, за ручки комода и тянет на себя.       Дёргает с силой, надеется на то, что сможет это сделать без помощи брата, но одним неловким движением вырывает ящик и падает вместе с ним на пол. Все содержимое рассыпается, падает в разные стороны. К её ногам упала, казалось бы сначала, ни чем не примечательная пачка жёлтой бумаги, скрепленная канцелярским зажимом. Ручонки добираются до неё и когда в комнату спеша залезает Майк, он застаёт на розовелом лице своей сестры растерянность. — Все выпало…прости, —трепещущим голоском пролепетала Эбби, — Там…там записка…в пакете с кексами. Кто-то тебе написал, к-кажется.       Она развернула пожелтевшую бумагу аккуратно, бережно. Глаза Эбби сузились, когда прочитала верхнюю строчку, выстланную заглавными печатными буквами о передаче опекунства. Судорожно сжала в своих руках и вдруг ощутила, как сердце дернулось от боли. Увидев испуганное лицо сестры, его лицо побледнело от оцепенения. Майк молча приблизился к ней и взял в свои руки документы. Эбби не при каких условиях не хотела бы никогда очутиться в лапах этой злой, вечно на мир обиженной, женщины, от которой вечно веет сигаретами. Девочка терпеть не может запах этих сигарет и когда об этом говорит всё брату, у него отчего-то проскользает временно улыбка. Она не понимает особо, в каких словах Майк нашёл повод для смеха, пока он не сказал, что крайне рад слышать нечто подобное. Рад, что они в чём-то оба согласны. — Ты же не отдашь меня ей? —любопытствует, оглядывая старшего так, будто боится услышать совсем нехороший ответ. — Там…все сложно, —он бросает взгляд на пакет с выпечкой, — Что ты там про записку говорила? — Там что-то написано, но я не поняла толком. Трудно прочитать было, —ответила сестра.       Шмидт подошёл к столу и взял в свою ладонь небольшой оторванный стикер и мысленно прочитал записку: «Вкусности для сестры Майка :) p.s. я не знаю или не помню её имя, но думаю, что мы с ней увидимся?»       И внизу так невзначай подписано мелким почерком: «Я очень виновата перед тобой, Майк. Надеюсь, это никак не повлияет на наше общение? Ты для меня стал хорошим собеседником и приятелем, с которым весело работать».       Майк вздергивает уголок губ вверх, держит при себе хилую усмешку и кладёт записку обратно на стол, возвращая внимание на сестру. Эбби всё это время смотрела на него с каким-то изумлением. Он не мог не поинтересоваться, почему девочка так смотрит на него. — Что там было написано? Там что-то для меня. — Просто записка от знакомой, которая работает в том кафе. Подписала, чтобы не спутать заказы. — Не ври, я не не умею читать, там что-то было про то, что кому-то было жаль, Майк, —надула губы Эбс и кинула в него цветной погрызанный карандаш. — Ладно-ладно, хорошо, —разводит руки в стороны, — Там говорилось о том, что эти выпечки специально для тебя. Они от напарницы по работе, она подрабатывает в кафе, где есть выпечка. Недавно предложила посетить, купить тебе что-то. А жаль ей было из-за того, что в кафе вломились…очень плохие люди и начали обижать её и другую девушку. Вовремя приехала полиция. Но всё хорошо. Ты довольна? — Те люди…обижали и тебя? —грустно захлопала глазенками своими девочка и отвела вдруг взгляд. — Нет, не обижали. — А почему пластырь на щеке? — Сам поцарапался, —он ощущал себя на допросе каком-то. — А напарнице помог? Или ты сбежал? — Эбби, —наклоняется к ней и кладёт руку на голову ей, — Всё хорошо. Никто не пострадал, я помог ей, не беспокойся. Хотя…—хмыкнул, — Сомневаюсь, что ей нужна вообще была чья-то помощь…       Она не показалось той девушкой, что оказалась в беде. Такое ощущение, что Майк был той «принцессой в беде», которую как раз и спасти нудно было. Ребекка вроде выглядела обеспокоенной, но почему-то он думает, что далеко не из-за ситуации беспокоилась. За что-то другое. И её порывы серьёзности просто выбивают из колеи и ставят в тупик. Непонятно где она настоящая. Он моргает и видит в этом тёмном пятне эти чертовы отросшие красные локоны, которые пропахли вишневой жвачкой и мятными сигаретами. Шмидт терпеть не может запах табака, но здесь он сочетался пугающе странно. Её красные патлы мелькают повсюду и это начинает слегка пугать. Да не слегка.       Красная макушка неотвратимо заполняло пространство. — Она тебя защищала, ясно, —равнодушно отвернулась и взяла с пола брошенный карандаш, даже не посмотрев на брата. Майк свёл брови и нахмурился неожиданно, но эта мрачность была, скорее, подобием смущения. — Я не-…—но не стал договаривать свою попытку оправдаться, потому что в дверь постучали. Он не ждал вроде как гостей, но видимо у кого-то были другие планы. Дверь была здесь, под рукой совсем, и когда Шмидт открыл её, то на пороге увидел Ванессу. Стало как-то легче, но тут же появилось лёгкое беспокойство. Отчего-то у него сложилось впечатление, что они с Ребеккой обе вроде хорошие, но довольно странные местами. Шелли приветствующе машет рукой, когда в проёме показывается юноша, а следом за ним и девочка, которую блондинка и знать-не знала до этого момента. Однако проявляет дружелюбие, и говорит: — Ты не говорил о том, что у тебя есть дочь.       Эбби тут же морщится, фыркает как-то неразборчиво, из-за чего Майк уточняет, что это его сестра. Ванесса не робеет, тут же оповещает о том, что он и о сестре не рассказывал толком. Девочка хлопает глазами и спрашивает офицершу о том, не пришла ли она сюда для того, чтобы арестовать. Майк вежливо просит её пойти в дом, и оставить его с Ванессой для разговоров. — А она милая, —подмечает Шелли.       Девушка не стала говорить о том, что его взор, похожий на усталось, один из отголосков того, что ему приходится воспитывать одному сестру. С сёстрами вечная проблема, с ними непросто. Ей ли не знать. Очень давно, когда к ней в поздний час ворвалась нежданно-негаданно ее всеми «любимая» Ребекка, то Ванессе стало действительно жутко от всего этого. Чтобы Уайт сама пришла к ней. Да где это видано? Однако она не стала лишний раз паники наводить, вдруг всё же красноволосая одумается и встанет на путь истинный. Всякое в жизни бывает. «Ну и чего ты хочешь?»—спрашивала блондинка. «Много денег, мужика с огромным членом и твою голову в качестве трофе»—ласково улыбается она, поднимаясь с насиженного места, —«Шутка. По крайне мере про твою голову» «Мозгов бы тебе»—вздыхает офицер. «Не пугай меня своими заклинаниями полицейскими. А то не дай бог поумнею! Ох, точно»—театрально ахунда и закрыла руками рот свой раскрытый, а потом серьёзно добавила: «Я ж по делу пришла. Мне о-о-очень срочно нужна лицензия» «На орудие лицензию я тебе не оформлю, даже не думай»—не заглядывая на свою неродную сестру, вдруг произнесла это Шелли и налила себе чёрный чай в керамическую кружку, —«Пол города перестреляешь» «Да зачем мне твоё оружие? Я и карандашом убить могу. Мне лицензия на продажу мяса нужно»—хлопнула в ладони Уайт, —«Начальница одобрила моё предложение выпекать не только сладости, но и сытные блюда» «И в чем подвох?»—щурится Несса, —«Моя тебе помощь зачем? Зная тебя, я не удивлюсь, если ты мясо будешь привозить с пиццерии»       Повисло молчание между ними. И только тогда Шелли развернулась к ней целиком и с отвиснувшей челюстью выпучила на неё глаза. Реб всего-навсего двадцать три года, она еще слишком молода для того, чтобы проворкчивать такие аморальные аферы. Продажа человеческого мяса. Да где это видано?! Ванесса мерещится наверное, а потому уши прочищает и переспрашивает у неё, всё ещё надеется на то, что это какая-то шутка детская. У Уайт привычка есть порой вести себя как ребенок. Ведь Бэкки путается в себе, в чувствах и эмоциях, которые валятся на нее, как из рога изобилия. Блонди знает, как это бывает, когда странное ощущение беспомощности хватает за горло и шепчет на ухо: «будет очень-очень больно». «Ты совсем с катушек слетела?!»—в ту секунду, когда это происходит, она может почувствовать, как внутри нее вспыхивает глубокое, плотское сожаление. У Несс сводит живот от представления. Комната выглядела мрачнее, кажется. Мерещится едкий запах аммиака и отбеливателя полностью перебил кровавый смрад. Настолько детально вообразила себе, —«Как ты меня можешь просить об этом?! Продавать человечину в кафе, так ещё и готовить! Прекрати! Даже ОН таким не занимается» «Как ты предлагаешь мне прятать тела людей, сующих куда попало свой нос? Тебе самой потом с этим разбираться и покрывать ЕГО, ведь так ты сохранить можешь свою жизнь. Ты ведь боишься его, Ванесса. Ты такая трусиха» «А ты — конченная психопатка! Как тебе вообще это на ум пришло? Ты будешь кормить этим людей! Ни в чем не винных!»—в голове нарастает непреодолимая боль из-за полученного стресса, которую только усугубляют эти дела с Ребеккой, что так и просит врезать ей. «В законе, несколько я знаю, не описывается ничего про каннибализм»—нависая над светлой макушкой своей близкой знакомой, пролепетала расслабленно девушка и провела ладонью по её затылку, —«К тому же, ты знала, что ОН неплохо её блять готовит? На вкус как ёбанная телятина» «Закрой свой рот!»—дрожащим, но всё ещё уверенным тоном приказала Шелли. Затряслась в конвульсиях, когда перед глазами у нее промелькнул образ красноволосой, вскрывающая охраннику грудную клетку и вырывающая сердце, словно лакомую устрицу из раковины. Зажмурившись, представила покрытое кровавой пленкой лицо человека и бешеные, горящие неутолимой жаждой крови глаза Уайт.       Бэк хватает пальцами за скулы Ванессу и через силу поворачивает к себе её, вынуждая ту проникнуться в тёмный омут голубизны глаз. «Мне нужна эта лицензия, иначе у тебя и Карлоса будут проблемы»—впившись ногтями ей в тонкую кожу, прошипела негромко девушка в сторону офицерши. «Это ненормально, ты понимаешь это, Ребекка? Что он с тобой сделал? Просто скажи! Ты же терпеть не можешь мясо, тебя каждый раз воротит от этого, ты выблевываешь это»—взмолила Несс, —«Твоё тело отторгает это, оно атрофировывает твой мозг. Пойми, Реб, ты совершаешь большую ошибку, которую потом не сможешь исправить» «Это значит «нет»?»—уточнила. «Да, я не собираюсь тебе помогать с этим. Это безумие. Мне жаль, но я не хочу в этом участвовать»—поджала нижнюю губу Шелли.       Они молчат, буравят друг друга взглядами, пока виниловая пластинка на заднем фоне не утихла вовсе. Давящая тьма тут же опустилась на них, задушив в помещении весь свет и посеяв в блондинке панику. Холодок страха пробежал по телу ее, вызвав мурашки. Ванесса ощутила на своей щеке ледяной кончик носа девушки, пока та жарким голосом опаляла ей мочку уха и говорила: «Какая жалость, я думала, мы с тобой под-ру-жим-ся»       Офицерша вздрогнула от непонятного ощущения по телу, мурашки промчались тут же и исчезли как будто и не было вовсе. Сердце сжалось, замерло и ждало каких-то действий со стороны красноволосой. Но когда мерцающая лампочка в комнате начала редеть, Шелли за пленительным, разгоряченным голосом у шеи вдруг ощутила на коже металлический холод. Ребекка приставила ближе к её подбородку дуло ствола и взглянула в глаза. Она проникала под кожу. Сочилась по венам приторно-сладким ядом. Уайт сжала другой рукой затылок и оттянула голову Ванессы назад и приблизилась к ней. «Ты такая милая, что меня сейчас стошнит»       Злость, страх, ненависть сочились ароматом Ребекки по её венам, жадно выцарапывая когтями всю чистоту. «Я не стану тебе помогать, даже если ты приставила ко мне пистолет»—выдавила из себя блондинка. От напряжения не получалось нормально дышать, тело наливалось свинцом и отказывалось слушать, —«Ни за что» «Как скажешь, лапуля»—она убирает пистолет на кухонную гарнитуру после, когда оставляет на щеке Ванессы размазанный, быстрый поцелуй и уходит прочь, оставляя ту наедине с пучиной мыслей и шока от последних действий.       Майк щёлкает перед глазами Ванессы и возвращает её из размышлений в реальность. Это помогает действительно. Шелли прочищает горло и извиняться за такой ступор, она просто задумалась. Когда Шмидт уточняет свой вопрос о том, с какой целью приехала, она говорит о том, что кто-то вломился во «Фредди». Тот удивляется такому заявлению, ему довольно непонятны эти новости, однако всё же требует взглядом уточнений. Когда девушка вынимает знакомую пластиковую баночку со снотворным и говорит «Узнаешь что это?», то тот готов был закатить глаза. Сейчас он предвкушает то, что она начнёт ему читать нотации, потому что это как минимум её работа. И всё же что-то вынуждает его сказать о том, что ему эти таблетки нужны чтобы получше спать. Она сама знает об этом и не стесняется заявлять об этом. — Сюрприз. Если ты обдолбался и забыл закрыть дверь случайно или нет — ты виновен. Это называется «халатность», —утверждает Шелли, сводя свои тонкие брови ближе к переносице. — Ты не поймёшь, —отмечает он, опуская свою голову, — И…Ребекка же там осталась. Дневная смена ведь ее? — Она уже получила…—поджала свои бледные, потресканные слегка губы и фыркнула демонстративно, — Там было трое людей и они зашли с того входа, с которого мы вышли с тобой. Последний закрывал ты, Майк. Не хочу наезжать на тебя или на неё, но ей досталось знатно. — С Ребеккой…что-то случилось? —моргает удивлённо, — Мы недавно виделись и с ней было всё нормально. — Насилие, Майк. Она тебе и не скажет, —вздыхает, — Ребекка хорошо играет нормального человека когда ей нужно. Но трое людей, которые разрушили пиццерию и применили насилие против одной девушки…—Ванесса аж самой неудобно обо всём этом говорить, когда вспоминает звонок Уайт. Когда Реб вернулась в пиццерию после встречи со Шмидтом и увидела там Несс, то та свела челюсть. У блондинки едва ли слова подбирались нормальные. Никогда бы не подумала, что офицерша в самом прямом смысле «ахуеет» когда увидит на теле Уайт ссадины и следы от человеческих зубов на элегантных местах. Та показала это с каменным лицом, а потом грустно улыбнулась и опустила глаза. Когда они прошли к кабинету, то наметанный глаз Шелли заприметил оранжевую пластиковую упаковку от таблеток. «Не трогай!»—прочитав будто мысли, дёрнулась в сторону Ребекка и отобрала эти таблетки от будущих лап Несс, —«Не твоё — не бери»       Изначально это произошло почти не осознанно. Ребекка отходит назад, рычит на девушку, когда та приближается к ней и требует таблетки. Однако происходит нечто странное, ведь светловолосая подсаживается к той чуть ближе, чем привыкла обычно, а та шепчет невнятно и с той самой жалостью: «Это мои таблетки. У меня бессоница. Порой так тяжело заснуть…». Но Несса знала, что это не её таблетки. Реб осознанно покрывает Шмидта. — Тебе не стоит пить эти таблетки, —скучающе проговаривает она Майку, вылезая из воспоминаний, — Не знаю, почему Ребекка противилась тому, чтобы я взяла эти таблетки. Она до последнего врала мне, что это её таблетки, но видимо у неё были свои причины тебя защитить. — Что? —переспросил. — Ребекка не хотела отдавать мне твои таблетки и когда я нашла их — врала до последнего. Мы обе знали, что это глупо, но у неё порой вместо головы — солома, —вздохнула, — Вы оба идиоты…—мотает головой и безнадёжно усмехнулась, но скорее на нервной почве, — Я сдам рапорт и помочь тебе больше не смогу.       Нужно было что-то предпринять. У него, на самом деле, уйму вопросов и к ней, и к Ребекке. Но если вторая правда подверглась насилию трёх людей, то это действительно ужасно. Она, конечно, та ещё заноза в заднице, но не заслуживает такого обращения с собой. Майк глубоко вздыхает и предлагает Ванессе прогуляться. Стоит поговорить.

***

      Время было ей неподвластно, а очень жаль. Потому что Реб снова вырубило на рабочем месте. И сон всё не может никак вспомнить, но точно помнит чувства, когда от него подскочила и грохнулась со стула, вальяжно расплескавшись на кафеле.       Хочется скрыть все эти шрамы на теле, которые причинили эти бандиты и один человек. Но он же это от большой любви к ней, он так напоминает ей о том, что она принадлежит ему. Ребекка хочет просто не смотреть уже который час на свои гематомы, ссадины и лёгкие порезы, скрытые пластырями. Когда их увидела Ванесса, то у её поприветствовал шок. Глаза ясные выкатились и готовы были вылететь с орбит от непонимания. Красноволосая сморщилась слегка от такого долгого взгляда Шелли на неё, что даже съязвила и сказала «Ты точно по мальчикам?». Это просто шутка была, которой хотела разрядить обстановку. Однако когда в видеокамерах видит странный, знакомый силуэт, она с начала думает о том, что это Майк и на радостях подскакивает. Но, приглядевшись, замечает даже близко не Шмидта. Карлос. Карлос и до сюда добрался. Беда. «Какая нечистая сила его принесла сюда?»—подумала она и, смиренно вздохнув, пошла в сторону выхода.       Стоило только открыть полупрозрачные ворота, его она уже повстречала не с такой радужной улыбкой как всегда это делала. Карлос не стыдился того, как он продолжал смотреть на нее. — Привет? —она облокачивается на дверной проём с непониманием в глазах наклоняет голову. — Привет, —говорит, на удивление, строго и чётко. Не к добру. Совсем не к добру. Сейчас промелькнули несколько вариантов того, что будет он говорить, но ни один из них не хороший, — Есть свободные минут двадцать? — Я на работе, Карлос, —виновато улыбнулась та, — Не знаю даже. Какими судьбами ты здесь? — Можешь не натягивать улыбку, я знаю, что после того раза я в твоих глазах мудак. Вышло некрасиво и хотел бы извиниться за тот раз, но у меня так же есть пару вопросов к тебе, —мужчина шагнул к ней ближе и наклонился чуть, опуская свои тёмные, чуть волнистые локоны, — Когда ты Фиби видела в последний раз? — В тот день? Мы поехали вместе с ней сюда, а потом она уехала. Больше я её не видела, —пожала плечами, — А что происходит? Не трогал бы ты Фиби сейчас, ей и так непросто. — Фиби пропала. Она не вернулась с того дня. Родственники её ищут, —кратко отрезал полицейский, скрестив руки на груди, — Почему вы поехали сюда? Ты в курсе, чем славится это место с…с какого то там года? С восемьдесят третьего? Вроде так. — Здесь спокойно, мы с ней выпили. Я ей спела песню и ей вызвала такси, вот, —она достала телефон и лихорадочно показала номер такси. На самом деле тогда перестраховался Рэглан, когда провернул такую аферу, — Хочешь сказать, что она пропала сразу после того, как уехала от меня? Она могла просто не отвечать тебе, ни родственникам на звонки. — Не знаю, симку мы нашли почти возле того клуба, а телефон и вовсе отключён, отследить не вышло вовсе. Возможно, она просто не хочет появляться дома, —Карлос снова вернул свой проницательный взгляд на неё и вздохнул, — Ты злишься на меня? Ты тогда…ужасно обхитрила меня. Это было нечестно и жестоко. — Я знаю, —спокойно ответила Реб, — Это женская солидарность к Фиби, мне её было ужасно жаль, а когда я узнала о том, что ты её недавно бывший, то меня разозлило это сильнее. Я тебе ведь не заплатка для сердца. Зачем же сейчас рвешься искать её? — Да не встречались мы вовсе, я от неё не получал толком внимание и поддержку, которую так хотел. Я от тебя больше получал, чем от неё и я сам не понял, как это вышло. Я взрослый человек, и не буду тебя убеждать верить мне, но мне действительно жаль, что так вышло. И…что Фиби пропала без вести, надеюсь, что она просто где-то сейчас спит. «На дне реки»—хочет дополнить Ребекка, но вовремя затыкается и даже словечко никакое не взмолила. Ей хочется сказать, что именно она это и сделала, но молчит, хотя бы потому, что хана тогда всей конторе.       Воцаряется тяжелая тишина. — Я…я поначалу злился на тебя, что ты меня использовала, использовала против меня мои же чувства, но потом я понял, что на твоём бы месте я бы тоже наверное так поступил, —Карлос мрачнеет. Ему эти слова даются с трудом, — Извини, малыш, я кретин.       Малыш? Он что, совсем с дуба рухнул? У Уайт глаза все больше и больше становятся, она не знает даже что ожидать от этого парня и будь всё проклято, сейчас этот темноволосый молодой человек с невероятно элегантными, широкими плечами смотрелся так забавно и нелепо. Он точно маленький щененок, который боится что-то не так сделать. Под грудой всей этой внешней крутизны скрывается робкий парень. Смешно.       Смешнее становится момент, когда он пытается оправдаться. — А?! А…черт, имею в виду, что ты малыш, как ребенок. Серьёзно, ты порой ведешь себя, ну, в смысле, что это не плохо. Но малыш не в том смысле, а в плане…—запрокидывает голову назад и ругается про себя, запустив ладонь в волосы, — Твою ж, я просто пошутил, ты не воспринимай… — Карлос, —мягко зовет его она, после чего тот замирает, — Мне всё равно. Я на это никак не реагирую. — Ну и…хорошо, —от его голоса становится как-то неуютно. Ему грустно это всё слышать, но он сам во всём виноват, и это понимает прекрасно. Однако Карлос прочищает горло и снова возвращает строгий нрав, — У тебя здесь есть камеры видеонаблюдения, я вижу. Можем ли мы глянуть в тот день тем, чем занимались в пиццерии? «Вот сука»—думает. — Я же всё сказала, ты мне не веришь? —тихо интересутся она. Медленно моргая, он смотрит то на её опечаленный взгляд, то на потные ладони, — Камеры тут…для красоты. Ты подозреваешь меня, да? Думаешь, что я как-то смотивировала её пропасть? — Я ничего ещё не говорил, мне просто нужно проверить, возможно, нашёл бы зацепку, —бархатный голос только раздражал сильнее её уши. Он аккуратно берёт ладонь девушки и накрывает своими. Чуть крепче сжимает руку, а с его утонченных губ срывается громкий, хотя и нервный смешок, — Я должен найти Фиби. Её семья ищет. Пожалуйста, Ребекка, мне нужна твоя помощь. — Что ты делаешь? Отпусти меня пожалуйста, я боюсь, когда меня трогают без разрешения, —Уайт выбивается из этой хватки непонятной и спиной прижимается к дверям. Лишь бы сейчас не рвануть в пиццерию, потому что аниматроникам дай только повод и грохнут Карлоса. Хотя, порой сама Ребекка не против этого, но это будет уже перебор. Смешанные чувства вызывает он. Сейчас хотелось бы сбежать как можно скорее, да и поделом этому парню. Мельком бросает взгляд на вечереющее небо и мысленно скулит, молится тому, чтобы этот гений «без ни» свалил отсюда. — Ребекка, кроме тебя Фиби ни с кем больше не общалась. Мне нужна твоя помощь, —требовательно ответил он и, как будто назло, шагнул к ней. Уайт выставила руки в останавливабщем жесте и сказала: — Я ничего правда не знаю, хватит давить на меня, Карлос. Это не смешно уже. Ты решил так мне отомстить? Извини! Слышишь? Не надо, а. — Ребекка, —говорит он и его пальцы обхватывают девичье запястье. Смотрит каким-то пьяным взглядом, как потерянный щенок, — Я не злюсь на тебя. Я прошу помощи.       Уайт очень хочет сказать: «прекрати, отцепись от меня, я не могу тебя помочь, я не 911». Она мотает головой, в уголках глаз накатываются уже наигранные слезы и когда начинает вторить о том, что не хочет в этом участвовать, что она очень сильно устала от этого, скатывается по стене вниз, накрывает руками лицо и говорит: — Отстань от меня, Карлос! Просто…просто уходи пожалуйста. — Ребекка, ты чего? — Пожалуйста…—всхлипывает, утирает раскрасневшийся нос и в голове прокручивает только одну и, пожалуй, единственную фразу, которая надёжная как ёбанные швейцарские часы — «вали отсюда, пошёл вон». — Ребекка? —совсем недалеко раздаётся голос, и до боли в груди такой тёплый, такой, от которого руки с лица убирает и с блестящими от слез глазами ищет источник. Она видит рядом машину, с которой вышел Майк, а за ним следом маленькая девочка. Когда Шмидт замечает картину довольно странную, у него брови заметно хмурятся, а у той глаза расширяются и сердце начинает в тактику его ускоренному шагу биться, — Ребекка, всё нормально? Ты вся бледная. — М-майк? Нет, нет, нет, нет…все…нормально, —поднимается с ватными ногами, вздергивает гордо голову, — Карлос…уже уходит. Верно? —и глядит на полицейского принуждающе. — Твой друг? —молодой человек выпрямляется, когда оглядывает продолговато Майка с головы до ног. Шмидт осторожно отвечает ему спокойным взглядом и рукой прикрывает дорогу для Эбби, которая смотрела то на незнакомца, то на девушку. Уайт поджимает губы и говорит: — Это мой…напарник. — Я могу узнать, что произошло? Почему она со слезами? —Шмидт интересуется без негатива, спрашивает спокойно не у Ребекки, а у Карлоса. И между ними появляется невидимая пропасть, — Наверное, вам стоит всё же уйти. — Я сам решу когда мне нужно уйти, молодой человек, —Карлос давит и так глупо хвастается своим полицейским значком, — Я интересовался по поводу пропажи девушки, с которой Ребекка недавно виделась, —протягивает руку Майку, — Офицер Харви, расследую дело о пропаже мисс Беккер. — Карлос, ты не на смене сегодня, хватит выпендриваться. Я тебя просила уйти ещё пять минут назад. Мне надо работать и передать смену моему напарнику, —повернулась Уайт к тому и надавила теперь она своим отяжелённым тоном, — Я тебе уже всё разъяснила и помочь в поисках Фиби не смогу. У меня и без того дел хватает. Мне жаль, но я не знаю действительно где она. — Хорошо. До встречи, Ребекка, —мужчина кивнул головой и, когда зыркнул недовольно на Шмидта, он вдруг услышал от красноволосой «Не трогай моего товарища, он вообще не при делах», и тот поднял только руки и молча ушёл к своей машине. Облегченно выдохнув, Уайт помассировала свою переносицу и устало сказала: — Вот же прилип, не люблю полицейских, особенно, если докопаться им не до чего и переходят границы работы и личного. — Он…приставал? —приподнял бровь Майк. — Открыто флиртует, —опускает руки и вздыхает, — Ну и я…открыто посылаю. Настойчивый человек, жаль, что меня это бесит. Спасибо, что вовремя ускорил его процесс удаления, а то я уже ругаться хотела.       Уайт тянулась больше к Майку. Ей богу, она могла свободно уместить ладонь на мужском колене, в то время как тот смотрел на неё с огромными глазами. Девушка не имела особого смущения и открыто показывала свою симпатию. Однако сейчас её внимание привлек не он, а маленькая девочка, которая с неподдельныс интересом разглядывала Реб. Красноволосая удивлённо улыбнулась и радостно хлопнула в ладони. — Ты все-таки привёз свою сестру познакомиться? —уточняет. — Не совсем, но-…—кажется, договаривать уже не имело смысла, потому что Уайт протягивает руку Эбби и с каким-то задором первая знакомится с девочкой: — Я — Ребекка, напарника твоего брата. Можешь звать меня Бэкки. А ты у нас?.. — Эбби! Приятно познакомиться, —смущённо, и слегка неловко, протянула в ответ руку и они пожали свои ладони не долго, но приятно, — Так это значит ты та девушка, которой он в трубку улыбался? — Эбби, сходи и проверь машину, кажется, я забыл проверить, закрыл я или нет её, —чуть строго отметил Шмидт, но не смелился понижать свой тон до приказного. Эбби хитро щурится, словно специально поставила его в неудобное положение, пока Уайт не расхохоталась. — Не напрягайся ты так, она прикалывается над тобой. И у неё это лучше выходит, —подмигивает девушка маленькой девочке и даёт ей «пять», — Чтоб не расслаблялся ты. — Быстро ты перешла на её сторону, —скрестил он руки на груди и как-то вопросительно приподнял бровь, — Мы…так и будем здесь стоять? Я слышал от Ванессы, что здесь-… — Потом поговорим, —не убирая улыбку, похлопала его по плечу, а затем обратилась к Эбби: — Хочешь посмотреть пиццерию изнутри? — Хочу! —у малышки был детское любопытство, и Уайт это знала как никто другая. Она провожала её взглядом добротным, довольным таким, пока не увидела боковым зрением на себе взор напарника, который все эти мгновени молчал и следил за выражением лица красноволосой. — У тебя дурная привычка глазеть на меня, —давится ехидной улыбкой она, — Расслабься, парень, что улыбался мне в трубку. — Да не улыбался я, —закатил глаза смиренно Майк, — Эбби придумала там себе, у неё такое бывает. Дети они…продумывают многое и верят в это. Это вроде как нормально, но все же…       Она приподнимает одну бровь, позволяя себе поместить пальцы второй руки на его подбородок, чтобы заставить парня повернуться к ней лицом. Реб хочет оскалиться ему в губы, хохотнуть звонко, может даже кончиком языка аккуратно провести по его подбородку, но отчего-то дрожь по спине от этого взгляда Майка идёт. Узел в животе начинает отдавать болью. «Блять«—выпаливает, когда осознаёт, что у него глаза становятся всё больше и больше, пропитываясь непониманием и страхом неизвестности. — Слуша-ай, —наклоняется к нему и в ухо говорит: — Ты зачем оправдываештся передо мной? Я тебе верю. Да и вообще, спасибо тебе, —ненадолго оставляет свои разгоряченные, мягкие губы на его едва щетинистой щеке и оставляет на ней невидимый, размазанный поцелуй. И отпускает его, разворачивается и вальяжно уходит вперед, следом за малышкой Эбби. Она не оборачивается, нет. Это не нужно. Уайт знает, что Шмидт пребывает сейчас в локальном ступоре и смятении. Этого достаточно.       Эбби, кажется, очень нравится это место и, пожалуй, Ребекка разделяет с ней этот детский восторг. Они вместе смотрели на различные автоматы, плакаты которые остались целыми. Когда девочка указывала на нарисованных аниматроников, то охранница спокойно рассказывала о их именах и то, что они когда-то приносили детям счастье. Майк всё это время шёл за ними и когда девочка куда-то подрывалась, он всегда предупреждающе просил её быть осторожной. Здесь куда ни шагни, может навредить. Во всех смыслах.       Краем своих маленьких глаз Эбс заметила какое-то быстрое движение. Успевает только услышать девичье «Осторожно!» и мельком увидеть огромный металлических провод, конец которого искрился. У девочки от шока отвисла челюсть. Майк дёргается с места, но Ребекка опережает довольно ловко, в крови у неё начал булькать завораживающе адреналин. Вот она — ловкость и никакого мошенничества. Эбби резко дёрнулась, интуитивно выставила руку для защиты. Но когда ничего не произошло, ее зажмуренные глаза тут же раскрылись и увидели Реб, которая нависала над ней и уверенно сжала в руках оголённый провод. Кто бы мог подумать, что осознание к ней пришло так поздно, когда рука цепко держалась за торчащие провода. Острый удар электричества пронзил ее тело, вызвав мгновенный шок и агонию. Уайт с силой дёргает рукой так, что провод оборвался с другого конца и она его импульсивно откинула в сторону, испуская истошный, болезненный стон. Красноволосая хватается за руку, которая онемела в какой-то миг и согнулась пополам от неприятной боли. — Ребекка, —Шмидт подбегает к ним двоим, — Черт, ты в порядке? — А? —она поворачивается к нему и машинально закидывает за спину руку, — Всё в порядке, не беспокойся. Главное, что никто не пострадал, верно? — Эбби, я ведь говорил быть осторожнее, —он поворачивается к младшей сестре, чтобы отчитать её, но у той ничуть не меньше обеспокоенный взгляд, чем у него, возможно по этой причине не стал дальше ругать. Майк массирует себе переносицу и когда проворачивается к Уайт, вытягивает руку и говорит: — Покажи. — Кого? —захлопала глазами. — Руку, Ребекка. Покажи. Мне. Руку, —на миг ей этот членораздельный тон, от которого за версту веет лёгким предупреждением даже понравился. Уайт приподняла одну бровь и оглядела методично с головы до ног Майка и только потом неспеша протянула прорасневшую руку. — Видишь? Ничего не случилось, тебе не стоило ругать Эбби. Она не виновата в том, что здесь такое случается, —девушка аккуратно вынимает ладонь свою от тёплых рук парня и мысленно лыбится этому телодвижению, — Всё хорошо. — Спасибо, что спасла меня, Бэкки. Мне очень жаль, —смущаясь, пролепетала Эбби после того как закончила методично перебирать мягкий рукав своей кофты, благодаря которому справлялась с напряжением в груди. Оно не давало ей ни малейшего покоя, терзало маленькую душу и вынуждало её стиснуть челюсть. Ребекка удивлённо моргает, когда слышит от неё все эти слова, разворачивается довольно свободно для этого. Чуть сгибает ноги в коленях и не сильно хлопает ладонью по её волнистым волосам, ободряюще заявляя: — Выше нос, маленький боец. Это не та проблема, из-за которой стоит переживать. Будь в следующий раз просто аккуратна и тогда всё будет чудесно! Пойдём в кабинет, кажется, у меня где-то остались карандаши и мягкий плед. Ты любишь рисовать?       Девочка кивнула головой и радостно поспешила вперед, следуя точным координатам красноволосой. Майк никогда не слышал более заразительного смеха, чем у Реб. Она закинула обе руки за спину и, покачиваясь из стороны в сторону, радостно следила за малышкой. У Майка свело челюсть от всего этого и от нераспутанного комка под рёбрами. Когда его внимательный взгляд приковался к оголенной коже девушки на руках, он заметил буквально подтверждение того, что говорила Ванесса о ней. О том, что Уайт подверглась насилию.       Брови Шмидта поднялись. Он пристально изучает её руки, сверля взглядом дыру, как будто ища какие-либо признаки физического или, может быть, скорее психического заболевания. Флегматичное выражение лица Реб невозможно прочесть было сейчас. Когда они добрались до кабинета с видеокамерами, молодой человек опередил девушек, открыл первый комнату и бегло прошёлся взглядом по помещению. Уайт давится смешком в кулак, но элегантно проходит вперед. Девушка покопалась в шкафчиках и нашла бумагу, карандаши и мягкий плед, который вместила рядом с ящикам и пригласила присесть маленькую девочку. Бэкки присела на корточки и указала на блокнот, в котором разрешила порисовать. — Это твой блокнот? —интересуется невзначай младшая сестра у напарницы Майка. — Был. Когда на работе становилось скучно, я рисовала время от времени. Думаю, тебе понравится. Скоротаешь время. У меня и наушники есть, если хочешь, то можешь послушать. — Правда? —глазки засверкали у девочки от заинтригованности.       Уайт протянула ей тонкие проводные наушники и протянула вместе с телефоном, где на экране уже отображался дисплей с музыкой. Эбби кивком благодарит и сует себе в уши мягкие кончики наушников и нажимает на «треугольник».       Ребекка широко улыбается и когда встаёт, встречается с изумленным взглядом Майка. А у самой — замечает он — дикий, кошачий. Она отряхивается от невидимой пыли и, полностью разворачиваясь к симпатичному для неё парню, приподнимает бровь и спрашивает: — Что такое? — Как ты это делаешь? —непонимающе вдруг выдаёт молодой человек и макушкой теснистой кивает в сторону малышки, которая, покачивая головой под ритм музыки, что-то рисовала зелёный карандашом на листке бумаги, — Я имею ввиду…она не так часто идёт на контакт с людьми. Её крайне трудно что-то сделать, например поужинать, а у тебя… — Я разве не говорила, что люблю детей? —наклонив в бок своб красноватую голову, внезапно заявила девица с беззаботной, ласковой полуулыбкой, — На самом деле всё не так сложно. Мне нравится с ними беседовать, с ними…проще на самом деле, чем со взрослыми. — Это…—поджал оценивающе губы в тонкую линию, — Впечатляюще. Это очень круто. И с проводом — тоже. Быстро среагировала, очень быстро. — Не обсыпай меня комплиментами, я возбуждаюсь, —коварно скалится ему в ответ и прикрывает рот рукой чтобы скрыть смех, когда Майк выпрямляется. На его лице появляется хмурое выражение, которое вскоре может стать постоянным, если она не прекратит его ставить в ступор своими выражениями, — Я издеваюсь, Майк, не делай такое выражение, как будто ты впервые слышишь что-то такое. — Впервые, скорее, вижу такую настойчивую девушку. Ты меня такими выражениями в тупик ставишь, —скрещивает руки свои на груди, — Прекращай так шутить. — О, —щелкнула пальцами, хихикая, — Я не шутила. Вполне серьёзно говорила. — Прекращай. Так. Делать. Пожалуйста, —низкий рокочущий голос прерывает мысли об попытках езе пошутить, когда он так серьёзно смотрит на неё. Она закусывает нижнюю губу и расплывается в блаженной улыбке, запрокидывает голову назад и издаёт усмешку скорее надменную. Его карие глаза захватывают ее, и леденящая дрожь пробегает по женскому позвоночнику. — Не могу ничего поделать с собой, когда ты делаешь такое лицо, мне прямо хочется что-то такое сказать. — Ты невыносима, —закатывает глаза Майк и смиренно взмахивает руками, уже понимая, что девушку не исправить. Шмидт накрывет рукой глаза свои и мысленно считает цифры, чтобы не начать возмущаться, но, это, скорее, от смущения какого-то детского, недели действительно от злости. Просто это так спонтанно прилетает ему, и так непривычно, что девочки обращают на него внимание. — Да брось, Майк, я любя. От чистого сердца, —кладёт ладонь на грудь, ближе к расположенному месту, где находился как раз важнейший орган. Его брови сводятся вместе, и он прочищает горло, прежде чем, в конце концов, обратиться к ней. Ее тело сжимается, и она прижимаешься к стене, когда Шмидт ровным тоном интересуется у неё: — Ванесса сказала, что в пиццерии кто-то был здесь. — Просто кучка хулиганов, —хитро умильнулась, — Полиция с ними быстро разобралась. — Ребекка, —ему совсем не нравится, что она улинивает от ответов каждый грёбанный раз. Уайт очень много говорит, а порой просто бесит своей бестолковой болтовней, но когда по делу надо что-то — ее, считай, нет вовсе. Майк наклоняется к ней и смотрит с каким-то притупленным сочувствием. Он поджимает аккуратно нижнюю губу и наконец заявляет: — Мне очень жаль, что с тобой случилось.       У неё сейчас лёгкие могли бы разорваться от напряжения, а тот даже не вздрагивает, ждёт терпеливо. Она проходит мимо него, импульсивно открывает дверь и останавливается в дверном проёме только лишь потому, что Майк вдогонку ей сказал «Расскажи что произошло». На мгновение мерещится, что Бэк сейчас заплачет. Сегодня снова эта неспокойная выделяется, но при этом одежда уже не такая кричащая, не такая что вырвать глаз можно было.       Уайт из тех девушек, что умеют заявлять о себе, а потому именно такая. Красная кожаная куртка-оверсайз сидела на её плечах и ни на секунду не сомневалась в своей обладательнице, которая надела под низ белую футболку и обтягивающие джинсы так и подчёркивали её поджимающие бедра. — А что рассказывать? —улыбка с её личика пропала и вместо неё посетила равнодушное, остывшее выражение, — Ворвались трое придурков, разгромили что успели и наигрались мною. Раздели, связали, избили и продолжили дебоширить.       Мир на мгновение показался совсем чужим. Словно в нем бродили безликие монстры с впалыми черными глазами в поисках жертв. — Они поплатились уже, так что…—прищурила свои широкие голубые глаза и хмыкнула, — Они очень долго будут вспоминать то, как им я выбила дурь. Их копы скрутили, больше не увидим. — Реб, твою мать, почему ты не позвонила? —он это заявляет спонтанно, даже не обдумав до конца как это будет звучать. А звучало это так, будто он для неё — источник решения проблем. Ребекка обняла себя за плечи и, грустно умиляясь, ответила: — Когда они причиняли боль, то я вспоминала о тебе. Не знаю почему, наверное, ты для меня стал важен. Может и потому вспоминала. Ты мне нравишься, Майк, мне с тобой легко общаться. Не нужно думать о том, что ты нож в спину воткнешь. «Я сама кому угодно могу воткнуть»—комментирует. Голова гудела в унисон мониторам, что нарушали тишину. В висках с каждой секундой пульсировала больше, но она не обращала на это никакого внимания. Реб тоскливо смотрит на него и чувствует какую-то странную вину. Было заметно, как Майк сдерживается: крепко сжимает кулаки до побелевших костяшек и шумно вздыхает. — Мне было страшно, —дополняет Уайт к тишине, — Забавно осознавать то, что когда ты можешь буквально всё и буквально ничего одновременно. — Что? Что ты имеешь ввиду? —голос парня был ровным и спокойным. Но в звенящей тишине он показался раскатом грома. — Да… так, мысли вслух, —от неожиданности вздрогнула, в удивлении распахнув глаза, но вовремя взял себя в руки, — Это место…необычное. — Что ты знаешь об этом месте? —Майк плечом облокачивается о дверной проём и наклоняется несильно к ней, — Ты ведь знаешь определённо.       Лицо было бесстрастным, как камень, но глаза его вспыхнули пламенем. Девушку, уловив эту перемену во взгляде, самодовольно улыбнулась. По спине пробежался холодок у него. Неспокойно. Очень. Она глянула ещё раз на Эбби и сделала шаг назад, в тёмный коридор. Лицо её теперь лишь иногда мелькало холодным светом с комнаты. Уайт пальцем своим когтистым поманила к себе, отчего Шмидт прищурился с подозрением, однако дрейфить не стал. Шагнул вперед и негромко, почти шёпотом повторил: — Ты знаешь ведь, Ребекка. Расскажи. Пожалуйста. — Какой вежливый, —плюётся смешком, — Ну просто прелесть. — Ребекка, —надавил тоном он. — Ты видишь сны? —спросила она внезапно его. — Что? Хватит убегать от вопросов, —его начало это раздражать, а потому импульсивно выдал такую фразу: — Я не игрушка тебе, слышишь? — Вы здесь все игрушки, —скрестила руки на груди, — Ответишь на мой вопрос — получишь ответ.       Вокруг было темно. Майк судорожно втянул воздух через нос, уловил аромат бергамота и древесного масла. Запах был приглушенным, почти выветрился из комнаты. Шмидт поджал губы, глаза заслезились, пришлось несколько раз проморгать, чтобы ему было хоть что-нибудь видно. — Какое это имеет отношение к моему вопросу? —хмыкнул, — Вижу я сны. — В них есть что-то необычное? — Это уже второй вопрос, —свёл брови к переносице он. — Отвечай. Это связано с твоим же вопросом, гений, —закатила глаза Уайт и цыкнул языком, — Что ты видишь во снах? Нет, не так…—мотает головой, — Что ты видел во снах, когда спал ЗДЕСЬ?       Майк не знал как рассказать ей о том, что его поистине мучает. Это было почти удушающе, непонятно, странно. Столько синонимом на самом деле можно придумать — так и том можно написать. Однако Шмидт всё же старается аккуратно рассказать о том, что он видит во снах и о том, почему у него каждый раз один и тот же сон. Он рассказывает это довольно поверхностно, с лёгким напряжением в груди, пока Реб его не прерывает: — Ты видел…детей? — Да. Я не знаю как они там появились, но здесь сны у меня ярче почему-то. Каждый раз приходится копаться в этом сне, в надежде найти хоть какую-то крупицу для дальнейших поисков того, кто украл моего брата, —Майк сегодня об этом уже рассказывал Ванессе, но почему-то когда он об этом рассказывал, то чувствовал себя каким-то не таким, словно сумашедший. Глядя на Ребекку, которая внимательно его слушала и даже не вставляла свои глупые шутки, ему хотелось расаказать большее. Осознание пришло быстро и парень поприкусил свой язык. — Вот оно как…—красноволосая задумчиво покивала головой и устремила свою голову куда-то в сторону тёмного коридора, которого освещали лишь изредка таблички с входом или выходом, — Я бы тоже хотела вспомнить один фрагмент из своей жизни. Ты говоришь, что пытаешься каждый раз прокручивать тот же сон и находить там всё новые и новые детали?       Ребекка сейчас может загнать себя в тупик с такими вопросами. Стив связывался с ней и когда речь зашла непосредственно о Майке, он тонко намекнул ей о том, что у юноши могут быть в пиццерии сны и лучше бы не допускать такой возможности, потому что есть вероятность того, что детишки могут затеять свою игру. Уайт в этом ничего не понимала особо, но знала одно — сны парня этого, которым интересуется Стив, довольно нестандартные и если она узнаёт о том, чего добиваются дети, то сможет доложить это Рэглану. И тогда она будет хорошей девочкой. — Да, —кивает, — Вернёмся к моему вопросу. Что ты знаешь? — Вся зависит от того, что ты хочешь знать, —и кокетливо ткнула его пальцем в грудь, пока он не перехватил её за тонкое запястье и необдуманно потянул на себя. Оказавшись неожиданно рядом с ним, у неё стала расцветать на лице слабая полуулыбка, что контрастировала с его серьёзным выражением лица. — Ты знала о пропаже детей? — Сначала не вдавалась в подробности, потом когда познакомилась с Ванессой — узнала, —пожала плечами, — Дети не только здесь пропадают, увы. Здесь всё обыскивали и ничего не нашли. Я пыталась, Майк. Здесь как будто и не было ничего. — Почему ты здесь работаешь и не хочешь уходить с этого места? — На допрос попахивает, —капризно дует губы и чуть выгибается в спине, отстраняясь от него как пронырливая кошка, — Мне нужны деньги, как и тебе собственно. Вряд ли ты пришёл сюда чтобы расслабиться и пожить спокойно, верно? Мне здесь нравится, это моё безопасное место, где я чувствую себя хорошо, —поднимает голову к потолку, — Поистине хорошо. У тебя есть безопасное место, куда бы ты мог уйти?       Он потупливает взгляд и когда глаза замечают его крепкую хватку на её запястье, то отчего-то ругается на самого себя. Ему не нравится всё это, не нравится, что она такая… Даже слово не подбирается никакое на язык. Майк готов на Кон поставить все, лишь бы не признаваться, что между ними хоть что-то есть. Что-то. — Не знаю. Не задумывался, —отвечает довольно скромно. Нервнаяя усмешка вырывается сама по себе у Ребекки, — Почему ты такая?.. — Ёбнутая? —хохоча добавляет она. Одним пафосным движением вынимает из закромов своей верхней одежды широкие, светлые очки с оправой в виде сердечка, она их надевает на голову и иронично отвечает: — Ты ещё больше удивишься, но я больше пяти лет была под опекой Отца из церкви и училась в церковной школе. Знала буквально все и читала эти книги так, что во снах снились мне. Прочистили мозги знатно. — Ты…погоди, а твои родители?.. — Я не помню их, да и не хочу о них знать. Меня оставили ну…на улице, —широко расплывается в балдежной улыбке и в тот же миг сильно кивает головой. Да так, что очки сползают ей на переносицу, умещаются так идеально, но всё бы ничего, если бы не координация Уайт: пока девушка мило рассказывала часть своей непростой жизни, она облокотилась рукой неудачно на хлипкий ящик. А когда махнула головой, то вес тела начал идти к полу, и, возможно поэтому, Уайт так плавно, но довольно забавно скатилась на пол, за ящик. Хотя, со стороны Майка это выглядело так, будто напарница «утекла». — Я понял, ты долгое время скиталась по улицам, а потом забрела в церковь? — Ага, приняла его за бардель. Легко спутать, —поднимаясь на ноги и, ничуть не стараясь поправить свои перекошенные на бок очки, пролепетала Бэк, — А если серьёзно, то да. Ребёнок около шести-семи лет и на улице. Забежал в церковь совсем случайно и провёл там время до совершеннолетия, если даже не чуть больше. Не знаю, что было хуже: то как проповедник читал или нотации Ванессы. — Мне жаль. — Тебе не жаль, Майк, —кивает, подмигивает игриво и не обижается ведь вовсе на то, что видит. Она знает, что значит быть поистине разбитой; знает, что улыбаться — это единственное, что осталось от хорошего прошлого. Ребекка хмурится, наверное, впервые за долгое время. Девушка кривит улыбку, когда замечает выгнутые печально брови Шмидта и длполняет: — Ты просто не первый, кто так говорит. Не обижайся на меня или на то, что я иногда выкидываю. Я не хочу возвращаться в старое, меня настолько устраивает это место, потому что прошлое место лишь отдаёт мне ужасом колоколов. — Тебе не нравилось там? Ты там была лишь потому что…тебе некуда было идти и поэтому приходилось терпеть это? — Поначалу мне нравилось и я верила во всё, что они говорили, —она крутанула в воздухе пальцем, — Но потом меня переклинило. Подростковый возраст, все дела. Я начала сбегать и пропадать на тусовках. А потом я поняла, что вся жизнь — это попытка удержаться, чтобы крыша не съехала. Ну, —усмехается, — Моя попытка использована и я проиграла. Какая жалость, да?       Ему нечего было сказать. Ванесса говорила ведь, что Уайт пришлось довольно непросто, чтобы жить дальше. Хотя, в её случае это была не жизнь, а выживание. Ничто иное, как лихорадочные действия, применяемые регулярно как экстренная ситуация. Она достаточно много пережила стресса, горя и ужаса, чтобы сейчас чего-то бояться. Нет, это не значит, что Ребекка бесстрашная девушка, что повидала «афганскую войну». У неё, как и у других есть приступы страха, приступы накатывающей тревоги. — Судя по твоему лицу, ты не очень рад слышать информацию, —натянула на уголки свою улыбку довольно привычную, — Тебе незачем жалеть меня или что-то говорить по типу «я понимаю» и прочее. Ты иначе жил и тебе тоже непросто было. А кому блять легко? Да никому нахуй, —и вновь улыбка содрогается и у голубоглазой начинается поддергиваться левый глаз, — У каждого свой Ад, который бы следовало пройти. Но иногда люди просто выбирают сжечь себя в этом Аду, чтобы переродиться во что-то новое. Я бы назвала это «реинкарнация», но этот термин не совсем подходит. — Не знал, что ты можешь выдвигать такие глубокие мысли, —парень на какой-то момент даже заслушался её и позабыл о том, что в соседней комнате Эбби, — Это…—уголки его рта так выразительно упали вниз, выражая удивление, — Непривычно. — А я ведь не начинала еще на языках других болтать или затирать тебе про религию или юрисдикцию, —коварно захохотала и начала потирать свои ручки, полностью копируя муху, которя моет свои лапки для того чтобы насытиться вареньем, что осталось на ложке, — Ну…об этом потом как-нибудь, если возможность предстоит. Если я тебя не выбегу быстрее и ты не уволишься. — Ты меня не бесишь, —помотал головой, точно пришёл с какого-то транса и тут же его окатило холодной водой, — То есть, да, бесишь. Но…я не знаю как это объяснить. Меня ты больше напрягаешь и пугаешь местами, а ещё твои шутки… — Тебе они в глубине души нравятся, просто ты — недотрога, которому непросто с девочками беседовать, вот и все, —развела руки в стороны и вальяжно прошла мимо него, заходя в кабинет.       Она бы хотела сказать ему многое лично, честно и открыто, глядя в глаза. В его красивые, карие глаза, цвета расстаившего шоколада. Когда Реб смотрит в них, ее словно утягивает некая воронка. Невозможно отвести глаз, настолько они манящие. На самом деле ей хочется лбом об стену биться и перестать задавать себе вопросы: «Почему ты помог мне? Почему, когда ты приходишь, я чувствую облегчение?». — Погоди, —Шмидта словно опять вокруг пальца обвели и толком опять про пиццерию ничего не сказали. Какая осторожная, очень хитрая Ребекка. Она что-то скрывает, — С чего я — недотрога? — Ребекка! —Эбби снимает наушники и поднимается с пледа тёплого, чтобы подойти к девушке и показать ей законченную работу, — Как тебе?       На бумаге постепенно прорисовывался очертания фигур. Мальчик, с румяными щечками и радостным взглядом, стоял сказочно прямо, сжимая маленькую девочку за ручку. Ее маленькие пальчики подмахивали направлению старшего брата, словно они пытались одновременно с ним идти вперед. С другой стороны бумаги черные линии воплощали подругу будто бы. Она была такая же веселая и игривая, с облегающими ее плечи красными волосами. Эбби изображала, как сестренка между братом и другой девушкой шли и сияли от счастья, неся внутри себя безграничную любовь ко всем, кто был рядом.       Уайт заметно удивилась и ткнула в девочку с красными волосами, спрашивая: — Только не говори, что это я. Потому что я здесь красивее вышла, чем в жизни. — Неправда, ты и в жизни очень красивая. Правда, Майк? —Эбс улыбнулась, глядя на свою работу. Не растеряла бы никогда таких моментов, где красота переплеталась в маленьких историях. Она понимала, что ее рисунок захватывает на бумаге то, что так трудно выразить словами. Однако когда сестра перекидывает вопрос на брата, что согнулся над столом и смотрел в монитор, он обернулся и как-то с изумлением ответил: — Ага.       Но это было довольно сухое, бесчувственное «ага», от которого у Уайт в крови стали жилы просто-напросто. Она давно не встречала такого тёплого и одновременно холодного человека. Такого искреннего, понимающего человека и одновременно отстранённого. Единственное, чего боялась она больше всего — это то, что он бросит ее, как это обычно и происходит. Реб всегда оставляют одну. — Ага, —передразнила Уайт его эту мерзотную фразу и интонацией такой, какой выдал сам молодой человек. От такой маленькой, совсем невзрачной дерзости Майк повернулся к ней и приподнял бровь, как бы спрашивая мысленно её «к чему эта глупость?». — Не обращай внимания, Майк временами себя ведёт как дурак, но он неспециально, —ободряюще как-то Эбби похлопала по плечу девушки, — Он просто не умеет разговаривать с девочками. — Может хватит вам двоим говорить об этом? И умею я разговаривать с девчонками, —это для него уже ни в какие рамки не входило. Такие слова сначала никак не воспринимал он, но когда об этом так часто напоминают, становится крайне раздражающе. Возможно, Майку просто не нравится эта правда, а возможно ему просто некомфортно.       Они обе на него глядят с какой-либо забавой и когда они переглянулись друг с другом, то тут же прикрыли рты и развернулись по разные стороны, чтобы таким образом приглушить свой вырывающийся смех от такой нелепости. — Он просто не хочет признавать, —предполагает Эбби, не снимая с лица улыбку. — Определённо, —соглашаясь, начала кивать учащенно головой Бэк. — Так, —оторвавшись от монитора, Майк развернулся к ним и окатил серьёзным взглядом. Он согнул ноги в коленях чтобы быть на одном уровне с сестрой, — Давай сделаем тебе шалаш и ты в нём попытаешься уснуть. Тебе скоро ложиться спать. Ты помнишь об этом? — Но я не хочу ложиться спать, —Эбби поджала губы и топнула ногой. Шмидт устало вздохнул и прикрыл глаза. — Тебе непросто ложиться спать, Эбби, —на корточки садясь, подключается Реб, — Однако мы можем сделать невероятно классный шалаш, я даже гирлянду принесу и могу рассказать о том, как я боролась с дядькой за эту гирлянду, да так, что потом от собак убегала и смешно порвала джинсы на пятой точке.       Эбби подавила смешок и шмыгнула носом, одобрительно кивнув головой. Майк закатил глаза и со смирением принимает своё поражение. У Уайт получается с дитём договариваться лучше. Может, потому что сама себя ведёт как один из детей? Не понимал просто. Или просто у неё был дар нравиться детям. Может, конечно, не только детям, но и проблемам. Ребекка сняла красную косуху и поведала её в шкафчик, откуда вытащила гирлянду и, нажав на язычок, проволока вдруг загорела яркими, тёплыми огоньками. — Прелесть, скажи же? —говорит Уайт. — Со звёздочками! —захлопала в ладони свои небольшие девочка, — А расскажешь историю? Очень интересно! — Ну конечно! —наклонилась лишь слегка, чтобы пальцем щёлкнуть слабо по кончику носа Эбби, — Это было примерно полтора года назад… — Может, ты мне поможешь? —обратился Майк к красноволосой, чуть устало вздохнув, когда на пол подставил стулья и достал покрывало, — А то болтаешь красиво сильно. — Язык просто рабочий, —скалится с той же ужасной улыбкой. — В смысле говоришь много, от того и язык рабочий? —похлопала глазами девочка. — Да-а-а…—неуверенно проговаривает Шмидт и злобно покосился на Ребекку, — Очень. Много. Говорит. Не по делу. — Кому не по делу, а кому уж как по делу. Не беснуйся, лапуля, а то у тебя аж челюсть сводит, —она то и дело, что ходила по лезвию терпения лунной, казалось бы, походкой. Майку это не нравится — по крайней мере так думает, пытается так думать. Реб закинула руку на плечо парня и по-дружески ему потрепала ладонью чуть взвинченные кончики волос, — Ты можешь хоть пару минут не воспринимать мои слова близко к сердцу? — А ты можешь, черт возьми, не вести себя как ребёнок? —это вылетает даже быстрее, чем любая пуля. Это было настолько неосознанно, что он даже сейчас не до конца осознал, с какой интонацией это преподнес. Майку стало неуютно на душе лишь тогда, когда услышал только громкий хлопок металлической двери, из-за которого он вздрогнул от неожиданности. — Это было очень грубо, Майк, —ответила девочка, надув губки театрально, — Извинись перед Бэкки. Она же просто пошутила.       Он сам даже не понял, как так вышло. Как у него вообще тон так поменялся и смог вывести эта глупость из себя. Молодой человек доделал шалаш и когда дело дошло до гирлянды со звёздочками, парень аккуратно взял её в руки и задумчиво произнёс: — Тебе нравится Ребекка? — Очень. Она такая смешная, клёвая! А тебе? —вопрос, казалось бы, задали без какого-либо подтекста, но почему-то Шмидта это поставил в тупик. Он не знал, что ответить и не знал, как объяснить эту поместь ощущений, чувств. Все настолько противоречивое, что для него это до тахикардии становится несмешно, — Майк? Ты чего завис? — А? Нет, ничего. Просто думал, забудь, —отмахнулся, — Ложись спать, я пойду, поищу Ребекку. Наверное, я перегнул палку. — Надеюсь, вы помиритесь. — Спокойной ночки, Эбби, —погладив ту по макушке, проговорил он.

***

      Неприятный звон в ушах становился всё сильнее, заглушая каждое божье слово, произносимое ею. Она сидела у автомата с игрушками и смотрела сквозь, пока каждая мысль проносилась мимо, не останавливаясь в голове ни на секунду. Сама ведь виновата, верно? Или нет? Ненависть к себе, злость, печаль, чувство вины… Это смешалось в кашу. — Глупость какая, не для этого я ведь здесь, ха-а-а…—смешок сорвался с губ так неловко. Буквально каждая клеточка тела ликовала о потоке кристального водопада слез, — Хотела же как лучше. Может, со мной правда что-то не так? Я очень-очень…назойливая наверное? Или я недостаточно честна с ним? Но как я могу быть честна, если я обязана жизнью ЕМУ? Я не могу предать его, я не хочу его предавать. Он расстроится…он очень-очень сильно…расстроится.       Хотелось сейчас вернуться в детство, чтобы снова та милая женщина с церкви была рядом. Она не была в самой церкви, не состояла в этой «секте» — как любила выражаться Реб, а была простым человеком, что приходила молиться. Уайт не знала ни имени её, ни где проживает толком. Просто знала, что выделялась из тех людей, что приходили в священное место. От неё всегда пахло сигаретами и всячески, когда пересекалась с ней вне здания, то видела её с затемненными очками и возле тёмной машины. Бэк называла в своей голове эту женщину «Иная».       Иная регулярно посещала церковь, всегда вежливо ко всём служителям относилась и когда встречалась с Ребеккой, то с радостью оставляла деньги пожертвование. Это поначалу льстило даже, до тех пор, пока они с ней не остались один на один в одном укромном месте. Женщина погладила по голове и сказала, что всё обязательно будет хорошо с ней, что ей необязательно здесь до конца жизни находиться. Прямо как сейчас помнит диалог: «Почему вы уверены в том, что мне здесь не нравится и я не останусь здесь» «Ты хоть и предана, как собачка, но и у блохастых псов есть чувство достоинства. Просто всегда нужен толчок, чтобы пробудить это. Ты…ну…можешь пытаться убеждать себя в том, что ты не можешь без кого-то, потому что сама по себе — ничтожна, но это не так. Ты не обязана никому и ничему, ты — человек» «А если я…давно уже не человек?»—спрашивала девочка, —«Что если я просто проживаю эту жизнь, а потом переселяюсь в кого-то и так же проживаю пока не теряю естество сущности? И этот цикл продолжается» «Найдётся кто-то или что-то, что остановит этот цикл и перевернёт на ноги твоё мировоззрение, девочка. У тебя в глазах видно, что это не твоё место. Ты для этого места слишком…ожесточённая и любишь всё прямо говорить. Тебя сломила улица, верно? Мне сказали, что ты не помнишь своих родителей, а тётю терпеть не можешь» «А где же тогда моё место?» «Всё зависит от того, что ты хотела бы ощущать в том месте. Найди его — найди своё место. Это непросто, на это долгое время придётся потратить. Возможно, даже марать руки. Ты ребёнок ещё, и ты имеешь право размышлять как ребёнок, имеешь право покапризничать потому что это нормально. Нормально плакать из-за сломанной игрушки. Нормально ругаться со сверстниками. Нормально нравиться мальчикам…или.девочкам? Тут уж дело каждого, я к этому никак не отношусь. Нормально злиться. Цикл человека примерно на этом и держится»—Иная разговаривала очень уверенно и иногда с ней разговоры затирались часами, что девочку потом всей службой искали и думали о том, куда же эта «деловая» могла умчаться. «Мне бы хотелось найти место, в котором будет спокойно. Где я не буду осуждена, не буду чувствовать себя перед кем-то в долгу. Я устала быть собачонкой судьбы»—хлопнула ручками девочка и шмыгнула носом. «Тогда может к чёрту судьбу? Меняй, разрушай, создай что-то другое. Мы ведь люди. Мы всё созданы из разочарований, ошибок, горя, радости и прочей этой херни если честно. Но это делает нас…живыми?»       Эти воспоминания внезапно всплыли. Неспроста наверное. До этого об Иной даже и не вспоминала. Девушка сидела в сопровождении белого шума, да неприятного звона в ушах. Во всех этих мыслях, во всех какофонии звуков и мелькающих перед Майка, который звал несколько раз её. — Да нихера это не делает меня живой! —цветные карандаши, которые покрылись тут уже черт пойми каким слоем пыли, стали разлетаться повсюду, а бумажный стаканчик громко плюхнулся на пол, — Ты ошиблась, старуха. Ошиблась блять! — вслед за карандашами полетели и осколки разбитого стекла. Ребекка развела руки в разные стороны и выгнулась чуть в спине, проговаривая довольно задорно: — Я только блять разрушаю, слышишь ты меня? Надеюсь, ты не откинулась ещё. Потому что я вспомнила, твою мать, кто раскрыл мне глаза и дал повод сбежать с церкви. Я найду тебя. Найду…       Колени болезненно столкнулись с поверхностью грязного кафельного пора. Это было невыносимо. Очень. Быстрые шаги в ее сторону, теплые руки на спине, сцепленные в объятиях заставили почувствовать дрожь по позвоночнику. — Эй, эй, эй! Не доламывай, оно здесь и так еле дышало. А ну хватит! — Отпусти! Я доберусь до этих сраных карандашей и по переломаю им позвоночники! —брыкаясь, она начала извиваться и дёргать ногами. А когда попыталась встать и дёрнуть в сторону осколков, то парень сзади дёрнул ту на себя и упал глухо вместе с ней. — Во-первых, у карандашей нет позвоночников, —на выдохе ответил Майк, чуть расслабляя хватку, — А, во-вторых, успокойся. — Мне надо выпустить пар, гений, отпусти меня сейчас же! —пропищала негромко девушка, извиваясь в цепкой хватке всё так же отчаянно, — Я не договорила! А ну отпусти! — Да не ёрзай, —парень хоть и говорил спокойным голосом, но в этом тоне всё равно чувствовалась смесь тревоги и раздражения. Бэк дышала так шумно через нос, что это походило больше не на дыхание, а на свист кипящего чайника, — Ребекка черт возьми! Остынь.       Он ослабил хватку только тогда, когда её дыхание утихомирилось и девушка уже не сопротивлялась как-либо, не издалава членораздельные звуки и ругань на совершенно другом языке. Не знает Майк, что там говорила эта «рыжая», но по интонации понятно, что не очень хорошее. Уайт таращилась на потолок и не выражала никаких эмоций, кроме разочарования. В самой себе. — Реб, мне жаль. Не хотел обидеть, — почти шепотом произносит Шмидт, помогая ей подняться с холодного кафеля. — Угу, —усмехнулась горестно, — Да только не в тебе дело. Точнее, ты стал…—защелкала пальцами, вспоминая такое интересное, заветное слово, — Катализатором, точно. Катализатор…катализатор…хм…—выпрямилась в спине и, проделав разминающее движение, вдруг в зале раздался слышимых хруст. — Что это было? —нахмурился парень. — Не очкуй, мой позвоночник, —подняла голову и вздохнула глубоко, — А знаешь…ты вообще-то прав. Ну, с самого начала был. Я веду себя как ребенок — это факт. Просто, —поджала губы в кривую, недовольную линию, — Я до знакомства с человеком одним не могла себе позволить вести себя как ребёнок. Это не жизнь, а выживание. Борьба за каждую прожитую секунду.       Уайт понесло. Череда тихих рыданий разрывало душу изнутри, а Майк просто стоял и жал губы. Ему было тревожно и крайне жаль сейчас её, но не подавал виду. Она говорила, говорила и ещё раз говорила. Так трудно было сейчас остановить девушку, но Шмидт бы и не стал этого делать. Только и смотрел на то, как ходит кругами вокруг несчастного стола, временами кулаком била по нему, что он молился на то, чтобы его не располовинило. —…я плохой человек, наверное? Ну, если посудить, то да. Но какого хрена я вообще об этом начала сейчас думать, и почему, твою ж мать, не могу остановиться? Мне следовало бы сейчас заткнуться и продолжить работать работу, потому что нет здесь никому никакого дела до того, что я ощущаю каждый ёбанный раз! Каждый. Сука. Раз.       Он просто всё это время не перебивал её, сидел перед ней на ветхом стульчике и наблюдал. Девушку заметно подкосило и маска дружелюбия, радости начала давать сбой, трещину. Но почему-то сейчас, когда Бэк ворчит и морщит нос, это выглядело настолько…забавно? Настолько, что Майк прикрыл рот рукой и подавил слабый смешок, который несомненно услышала Уайт и покосилась на него. — Что смешного? — Нет-нет, ничего, —выставил ладони перед собой, — Ворчи дальше. Просто…—он перебирал подушечками пальцев руки маленькую пылинку, в которую он концентрировал словно свои мысли и правильную последовательность, — Это так странно, когда ты ругаешься и злишься, будто это твоя настоящая сторона. — Тебе не понравится эта сторона во всей красе, лапуля, —хмыкнула, — От неё даже тот мужик с гирляндой не устоял. Бежал со мной на пару от собак. — Да? —вздернул уголком губ и тут же вернул своё прежнее безэмоциональное выражение лица. — Так ты представь только! —взмахнула руками вверх, — Прихожу я в магазин. Никого не трогаю, выбираю гирлянду себе сюда, чтоб скучно не было. Такая гирлянда со звёздами из проволоки стоило как крыло от боинга, —схватилась театрально за сердце и громко ахнула, — Меня жаба хотела задушить, но её задушил этот сраный дядька, что у моего носа её слямзил. Ну и слово за слово, хуем по столу как говорится и мы цапаться начали. В итоге на него начала наезжать бабка какя-то, пока он там болтал, я тихонько взяла ту гирдчнду и на кассу. Оплатила и как можно скорее ушла оттуда. Так нет! Вспомнишь говно — вот и оно. Всплыл этот «два метра под землей» и начал наезжать на меня. Ну а я что? Первое что на ум пришло — в дворовых собак палкой кинула, а те как сорвались, их только тронь — глотку перегрызут. Дядька расставил вовремя приоритеты и не стал брыкаться на меня когда на нас бежали шестеро блохастых. Я как рванула куда глаза глядят, да так и до забора добежала. Стала перелезать, неудачно навернулась по другую сторону с порванной жопой. Спасибо, что джинсы были и так на последнем издыхании.       Честно говоря, Майку не было никакого дела до того, что говорила девушка, но с каким энтузиазмом она преподносила это — нечто невероятное. Лёгкая жестикуляция, расслабленная улыбка и негромкая интонация — всё это слегка облегчало разум Шмидта. Нет её кричащего тона, яркой одежды и колких фраз — есть просто уставшая девушка, которая с ностальгией вспоминает о том, что было полтора года назад. Это девушка слишком многогранна, и есть в ней что-то такое, что одновременно притягивает и пугает.