***
В университет Тарасова приходит на зависть всем — загорелой, с широкой белоснежной улыбкой и новыми бриллиантами в ушах. С Мартой Максимовной они видятся регулярно на лекциях и несколько раз встречаются после них, задерживаясь в аудитории, чтобы обсудить продвижение в написании дипломной работы. И в эти короткие встречи Вика садится напротив, показывая, что успела набросать, что хотелось бы изменить или добавить в том или ином разделе. В последнее время чаще говорит она, а Панфилова лишь молчит и кивает. В редкие моменты Тарасовой кажется, что преподавательница смотрит на нее все пристальнее, будто она — бабочка, и ее изучают под огромным микроскопом, чтобы решить, достоен ли «образец» находиться в коллекции редких экземпляров. Вика не знает, к какому виду ее относят, но точно уверена, что ее больше не считают поверхностной или глупой. И она впервые признается самой себе, что Марта Максимовна ей нравится, и разочаровать ее… боязно. Иногда, когда они заканчивают работу раньше, и если у Панфиловой есть настроение, она позволяет Вике уводить их разговор от рабочих тем к более личным. На вопрос девушки — «как Вашему сыну Лондон?» — Марта Максимовна неожиданно делится тем, что тот позвонил ей на днях по Facetime и, как снег на голову, объявил, что хочет познакомить со своей новоиспеченной девушкой. Хотя бы по видеосвязи. Последний раз Тарасова видела преподавательницу столь возмущенной и эмоциональной, когда один из ее сокурсников опоздал на лекцию на двадцать минут и ввалился в аудиторию, как ни в чем не бывало. Занятие для него завершилось у декана, где парень писал под диктовку секретаря объяснительную. Вика не сдержалась и захохотала, когда Марта Максимовна немного смущенно продолжила рассказывать, как устроила им серьезный разговор на тему контрацептивов и нежелания в столь молодом возрасте становиться бабушкой. — Он сбросил звонок почти сразу же, — сказала Панфилова, закатывая глаза на громкий заразительный смех студентки. Улыбка все же растянулась и на ее губах. — Ладно, хватит шуток. У меня вся следующая неделя загружена, и я буду мало появляться на кафедре. — О, конечно, — с трудом сдержала подступающее комом к горлу разочарование Вика. Она успела привыкнуть к этим недолгим встречам с женщиной и готовилась к ним особенно тщательно, перепроверяя теперь по несколько раз не только одежду или макияж, как бывало раньше, а и написанный материал дипломной. То, что Марта Максимовна все чаще приветствовала ее мимолетной улыбкой, и та задерживалась на ее лице все дольше, наталкивало Вику на мысль, что и сама Панфилова работала с ней в удовольствие и не жалела, что дала ей даже не второй, а третий шанс. — Я могу Вам по почте сбрасывать заметки ко второму разделу. — Не нужно, — покачала головой Марта Максимовна, вставая из-за стола. Она сняла с вешалки свое пальто и принялась надевать его на свои тонкие плечи. Вика тоже стала нехотя натягивать на себя курточку. — Мы пока еще на том этапе, когда нужно редактировать совместно. Я думаю, что тебе придется приехать ко мне в школу. Спишемся ближе к началу следующей недели. Если предыдущая новость расстроила Тарасову, то обещание возможной скорой встречи с преподавательницей — снова подняли ее настроение. И даже сегодняшний вечер, который она должна провести с Колесниковым, не казался ей таким обреченным, каким слыл для нее еще час назад. — Ваша группа собирается идти на спектакль «Собор Парижской Богоматери» на выходных? — спросила Панфилова, и дождавшись, пока Вика зайдет за ней в лифт, нажала кнопку первого этажа. — Естественно, — хмыкнула Вика, без восторга от предстоящей обязаловки терпеть компанию своих унылых одногруппников, которые недолюбливали ее так же, как и она их. — Андрей Макарович очень тонко намекнул, что без посещения театра не будет и зачета. А Вы будете? Перспектива увидеть Марту Максимовну в вечернем платье казалась Тарасовой нереальной и… довольно соблазнительной. Вика думает, что готова ради этого пожертвовать один вечер «во имя искусства», если появится хотя бы призрачный шанс лицезреть подобное чудо. — Думаю, да, — ровно ответила преподавательница, видимо тоже не находя такой способ проведения свободного времени слишком привлекательным. Как и Вика, Марта Максимовна не пыталась контактировать со своими коллегами ближе, чем на уровне вежливого «здрасте-досвидания». Ее не интересовало обсуждение студентов, личной жизни преподавателей и аспирантов. Марту считали одиночкой, с которой сложно договориться об оценках для «особенных», слишком высокомерной, чтобы пить на кафедре с другими преподавателями (чай или что покрепче, что являлось не редкостью в стенах учебного заведения), ведь они не кандидаты наук, как она, не имеют богатого мужа и не носят на себе украшений, сумма которых сравнима с их годовой зарплатой. Марта не бегала в приемную к декану по праздникам с конвертами налички и букетами цветов, но тем не менее — руководство отмечало ее и чтило. Она выделялась. А такое не любят. — То есть, мы увидимся там? — улыбнулась Вика, выходя первой из лифта. — Очевидно, Виктория, — широкая улыбка появилась на лице Панфиловой. Мысль, что не она одна будет страдать в предстоящий вечер от неподходящей компании, немного согревала. Подойдя к своей машине, женщина распахнула пассажирскую дверь и положила на сиденье сумку. — Значит… У меня есть шанс угостить Вас в буфете бокалом вина? — Вика стояла возле водительской двери «Хонды» и на секунду разрешила себе полюбоваться Мартой, пока та направлялась в ее сторону, обходя машину. Снегопада сегодня не было, и Марта была одета в черное приталенное пальто. Вокруг шеи — легкий шарф нежно-розового цвета, который так шел ей. Непослушный ветер взъерошил и нарушил идеальную укладку на светлых волосах, делая образ более раскованным и естественным. Порой Вика, сидя удивительно тихо на занятиях Марты Максимовны, наблюдала за ней и думала — как же можно быть такой совершенной? Начиная с поставленного голоса, который проникал в сознание даже тех студентов, кто не особо и слушал, но все равно, неосознанно улавливал каждое ее слово, что потом, безусловно, помогало на экзаменах, и заканчивая слишком идеальной одеждой, без единой складки, которая, казалось, не может оставаться таковой к концу рабочего дня. Тем не менее, буквально все было в Марте Максимовне именно таким — слишком правильным, слишком безупречным. Озвучив вопрос, Тарасова сама испугалась своих слов. «Что ты творишь, Господи, Вика?!» Она приготовилась к тому, что их отношения, которые за два месяца успели спрогрессировать из негативных в более-менее нейтральные, сейчас снова откатятся к началу. Все из-за того, что Вика в последнее время — сначала говорит, а потом думает. Что становилось ужасной нормой ее поведения. Подойдя к водительской двери и открыв ее, Марта Максимовна обернулась к Тарасовой и склонила голову на бок, словно решая, какой из вариантов ответа ей выбрать — напомнить зарвавшейся студентке ее место или… — Вика, не разочаровывайте меня, — ее глаза опасно сверкнули как два драгоценных сапфира. Перед тем как сесть в машину, преподавательница с загадочной улыбкой неожиданно добавила: — Вот защитите дипломную работу на «отлично», тогда можете спросить меня еще раз. Вика ошарашено подумала, что ослышалась — через секунду лицо уезжающей преподавательницы стало снова нечитаемым. «Сколько еще раз удивит меня эта женщина?» — гадала Тарасова, качая головой и направляясь к своей машине.***
Расхаживая вдоль стеллажей гипермаркета, Вика разглядывала посуду, прикидывая, какая и в каком количестве ей понадобится для кофейни. Колесников в последний момент написал, что приехать не сможет — жена потянула на какой-то благотворительный аукцион. Он так много извинялся, что Тарасовой на секунду стало даже неловко, ведь эта новость только обрадовала ее. И теперь у Вики выдался полностью свободный вечер, и она планировала его впервые за несколько недель посвятить себе — ни дипломной, ни любовнику, ни даже разбором с навязчивыми мыслями, которые кружились в ее голове, приторно сладко напевая — «позвони Ковальчук». — Да заткнитесь уже, — прошипела Вика, мотая головой, в попытке прочистить мозги, чем заслужила подозрительный взгляд женщины в метре от нее. С тяжелым вздохом Вика перешла из отдела посуды в строительный, где продавалась краска для стен. Она никак не могла определиться с оттенком — дизайнеры предлагали мягкий кремовый, который отлично бы сочетался со светлым камнем на полу и деревом на барной стойке. Колесников настаивал на чисто белом — из личного опыта ведения ресторанного бизнеса, ибо этот цвет легко перекрывался еще одним слоем в случаях разных форс-мажорных ситуаций. Вика же заглядывалась на приглушенный белый, который ближе к тепло-серому оттенку. Она никогда не могла представить, что ремонт — это настолько сложно и энергозатратно. Тарасова как раз рассматривала образцы в каталоге, когда услышала знакомый голос и резко вскинула голову. Неужели это так сознание решило поиздеваться над ней? Однако сомнений быть не могло. — Молодой человек, я что, по-Вашему, слепая и не могу отличить тот цвет, который я просила, от того, что принесли мне Вы? — из последних сил сдерживалась Ксения, когда консультант уже второй раз принес ей не тот лавандовый оттенок, что она выбрала. Необъяснимое волнение поселилось в Вике, когда она поняла, что всего в нескольких метрах от нее действительно стояла Ксения Анатольевна, и выглядела при этом не очень довольной: темные брови сдвинулись на переносице, глаза сверкали совсем не добро, когда парень развернулся и неспешно снова пошел на склад искать нужный цвет. Тарасова отметила, что белый укороченный блестящий пуховик шел Ковальчук не меньше, чем норковая шуба. Ксения явно находилась в гипермаркете достаточно долго — молния куртки была расстегнута, и выглядывало горло красного свитера. На дне тележки лежали кисточки различной ширины, валики и прочие принадлежности для покраски стен. Вика удивилась: «Неужели Ксюша сама делает ремонт?» Как только она оторвалась от разглядывания содержимого тележки Ковальчук и подняла взгляд вверх, то тут же была поймана за этим занятием парой зеленых глаз, в которых плескалась знакомая усмешка. Отвертеться и сбежать уже не получится, хотя именно этого и захотелось. Вика смиренно направилась в сторону Ксении, собравшись с духом и не прерывая зрительного контакта, от которого по ее телу побежали мириады мурашки. — Вика, — просто поприветствовала женщина. — Ксения. Взгляд Ксюши устремился в почти пустую тележку Тарасовой, где лежала лишь бутылка красного вина, пара апельсинов и специи для глинтвейна. Оставалось добрать еще немного сыра. Идеальный ужин для одинокого человека. — Ты же в курсе, что женский алкоголизм не излечим? — насмешливо спросила Ковальчук, изогнув бровь. — Очень остроумно, Ксения Анатольевна, — цокнула Вика, демонстративно закатывая глаза, но предательская улыбка все же расцвела на ее губах. — А Вы решили ремонтом заняться? Ксюша скривилась, словно само произнесенное вслух ужасное слово «ремонт», отдавалось в ней острой болью. — Решила. И успела тысячу раз пожалеть. Думала, сегодня успею докрасить стену в спальне, но уже битый час не могу выйти отсюда. Совершенно неквалифицированные сотрудники, — сердито подытожила она, оглядываясь в поисках пропавшего консультанта. — Неужели так сложно просто принести, то что я выбрала? — Ну, не всегда в этой жизни бывает так, как мы хотим, — тихо проговорила Тарасова, поджимая губы и понимая, что с ее удачей вообще редко выпадает такой вариант, когда ей удается получить то, что хочется, как бы радужно не выглядела ее жизнь для других. — О, наконец-то! — облегченно выдохнула Ксюша, заметив паренька с краской. Она собиралась что-то ответить Вике, но появившийся с виноватым видом консультант, помешал ей. — Простите, но это последняя, — кивнул он на большую банку, надеясь, что эта чересчур требовательная женщина оставит его в покое, и он сможет выбежать на перекур. Ксюша медленно сосчитала про себя до пяти и вежливо улыбнулась. — Мне и нужна одна. Положите уже ее в корзину и исчезните с моих глаз. — Да, конечно, простите, — растерялся парень и кинулся к тележке. Вика, наблюдавшая эту картину со стороны, прыснула со смеху, успев прикрыть рот рукой, чтобы не схлопотать самой по первое число — раздраконенная Ковальчук выглядела довольно пугающе. — Тебе весело, я смотрю? — не особо ласково обратилась к ней Ксюша, еще не остыв, когда бедный консультант в три секунды стремительно испарился. — Отнюдь — как можно серьезнее сказала Тарасова, даже не пытаясь уже скрыть улыбку. Ей в самом деле было весело. Она приняла их встречу за знак судьбы, поэтому не долго думая, предложила: — Давайте я Вам помогу донести? Вы на машине? — На машине, но не на своей, — заметив замешательство на лице следующей за ней Вики, Ксения уточнила. — На такси. На моей меняют шины. — В середине января? — подойдя к кассе, Вика помогла выложить чужие покупки на ленту, и затем выгрузила свои. В ответ ей неоднозначно пожали плечами. Мельком взглянув на стеклянные двери магазина, Вика заметила, как на улице пошел снег. Совсем как в детстве — пушистый и сказочный. Большие снежинки легко опускались на землю, укрывая его белым мягким покрывалом. Она на секунду представила, как приятно он будет хрустеть под сапогами и улыбнулась этим мыслям. — Давайте я Вас подвезу? Я все равно никуда не тороплюсь, как Вы поняли. Тарасова неловко переминалась с ноги на ногу, боясь, что Ксения ее не правильно поймет, сочтет дружелюбие и вежливость за тупой подкат, а ведь она в самом деле хотела лишь помочь, ничего большего. Вика быстро подхватила один из двух тяжелых пакетов. — Тогда мне придется пригласить тебя на чай, — в ответ улыбнулась Ковальчук, проходя через автоматические двери. Мороз тут же легонько защипал их щеки. Ксюша уже не надеялась сегодня продолжить ремонт, поэтому добавила: — Или может что-то покрепче, учитывая твой набор холостяка. Оказавшись на парковке, Вика убедилась, что была права — за то время, пока они были в гипермаркете, погода превратилась в сказочную — снежинки поблескивали в свете фонарей, воздух хоть и был холодным, в тоже время дарил свежесть, особенно необходимую после душного магазина. Она на секунду остановилась и глубже втянула его носом. Тарасова улыбнулась еще шире, когда увидела как Ксения остановилась и странно посмотрела на нее. — Моя белая «Тойота» за углом, — ответила на неозвученный вопрос Вика, ускоряя шаг, чтобы поравняться с Ксюшей. Шансы спасти этот одинокий вечер стремительно росли вверх.***
Расположившись на большом мягком диване, пока хозяйка квартиры отсутствовала, постукивая чашками на кухне, Вика с интересом разглядывала небольшую гостиную. Пастельные тона преобладали в интерьере, радуя ее глаз, на стенах висели несколько фотографий с великолепными пейзажами: бушующее море, высокогорье с туманом и снегом, и пара урбанистических работ, на которых Вика узнала центральную площадь их города и на другой — что-то отдаленно напоминающее Грецию с ее хорошо узнаваемыми белыми строениями и синими крышами. Подоконник, скрытый шторой, был заставлен разными видами зеленеющих цветов в горшках. Вика встала и подошла к полке, рядом с которой висел плазменный телевизор. Она вся была уставлена различными фигурками, которые, скорее всего, привозили в качестве сувениров из зарубежных поездок. Вика аккуратно взяла одну — пузатого черного бегемота, сделанного из увесистого, то ли камня, то ли стекла, и покрутила в руках. Ксения, оказывается, очень много путешествует. Тарасовой это было близко — она сама обожала летать, знакомиться с новыми культурами. Когда они отправлялись с Мишей на уик-энд в какую-то новую страну, Вика в основном прогуливалась улочками одна — Колесников лениво оставался в отеле, предпочитая атмосфере уникального города — компанию бармена в типичном баре. Поначалу это удручало, но со временем Тарасова свыклась с мыслью, что она «сама с собой», хотя и находилась постоянно среди людей. Одиночество стало ее верным другом, компанией которого она позже стала даже наслаждаться, пытаясь всячески избегать лишнего шума по мере возможности. — А вот и чай, — в комнату зашла Ковальчук, крепко держа в руках металлический поднос. — Любите путешествовать? — кивнула в сторону заставленной полки Вика, возвращая статуэтку на место и направляясь к дивану — на журнальном столике рядом с ним Ксюша уже успела поставить чай и вазочку с печеньем. — Да, очень, — присев рядом на безопасном расстоянии, Ксения взяла в руки исходившую паром чашку и подула. — Ту статуэтку бегемота, что ты смотрела, я привезла из Мексики. Она сделана из обсидиана — вулканического стекла. Дорогая и крепкая штука, надо сказать. Тарасова тоже слегка подула на чай и, ощутив аромат жасмина, еле заметно улыбнулась. Жасмин. Где-то она уже это встречала. — Покрепче закончилось? — Вика сделала первый глоток и тут же поморщилась, сильно обжигая язык. Это точно «карма» — за то, что в последнее время она сначала говорит, а потом думает. — О, ну, знаешь, я подумала, что последний наш совместный опыт употребления алкогольных напитков привел к неким… последствиям, — невозмутимо ответила Ксения, продолжая сверлить взглядом ничуть не смутившуюся от намека Тарасову. Вика, конечно, могла бы начать робеть и мямлить. Все это, конечно бы, было… при одном условии — если бы она жалела о той ночи. Однако она не жалела. Ни дня, ни минуты, ни секунды. Все ее нутро кричало, что ей следует бежать отсюда, и в частности от Ковальчук — но Вика словно приросла к дивану и не могла ни на сантиметр сдвинуться с него. Она снова чувствовала, как между ними вспыхивает та невидимая, но уже довольно знакомая за несколько встреч, искра. — Я ни о чем не жалею, — в таком же спокойном тоне ответила Вика. Если Ксюша намерена обсудить эту тему, то она готова. — Естественно, — сдержанно улыбнулась Ковальчук, отставляя почти полную чашку обратно на поднос. Вика прямо посмотрела на нее, молчаливо предлагая продолжить. В ответ на этот искренне недоуменный взгляд, Ксения поджала губы. — Я понимаю, что для тебя это эксперимент. Ничего серьезного. Я четко понимала это сразу, хотя оставляла некую надежду, что мы сможем встречаться время от времени, — женщина замолчала, соображая, как деликатнее преподнести Вике свою мысль, чтобы при этом не ранить. — Но после нашей встречи в офисе я поняла, что тебе нужно не это. Вика сглотнула и напряглась всем телом, боясь услышать то, что она постоянно слышала за своей спиной — она шлюха, развратная, эскортница, готовая лечь под любого мудака за деньги. Она могла бы поспорить с каждым утверждением, но не собиралась никому ничего доказывать. Вика давно перестала обращать внимание на сплетни, они больше не ранили ее так сильно, как раньше. Только вот почему-то она была совершенно уверена, что если услышит нечто-то подобное от Ксении Анатольевны, то ее изрекошеченное сердце — получит еще одну сквозную рану, которая будет затягиваться дольше и больнее обычного. — Что же мне нужно? — глухо отозвалась она. — Тебе нужен настоящий друг, Вика, — горячие пальцы легли поверх Викиной ладони, и девушка перевела удивленный взгляд на них. — Я могу им стать, если ты, конечно, этого хочешь. Тарасова подняла голову вверх, и Ксения подумала, что возможно, поторопилась. Вика выглядела напряженно-задумчиво, нахмуренные брови, сдвинутые на переносице, выдавали крайнюю степень обеспокоенности. Единственное, что дало надежду Ксюше — через пару секунд Вика перевернула свою ладонь и робко переплела их пальцы. Этот невинный контакт, который необдуманно спровоцировала сама Ковальчук, вызывал в ней внутреннюю приятную дрожь. Она снова не удержалась и нежно провела большим пальцем по выпирающим костяшкам руки Вики, заставляя снова и снова испытывать обеих волну мурашек, окатывающую их тела. — Я хочу, — не очень уверенно произнесла Тарасова. Но затем, вскинув голову, она прямо и открыто посмотрела на женщину, повторяя уже более решительно. — Хочу. Но получится ли у нас? Ксения понимала, что имеет ввиду Вика. Однако у нее не было заготовленного правильного ответа, который разложил бы все их сомнения и страхи по полочкам, поэтому она лишь неоднозначно двинула плечами и сказала то, что могла, ничего не обещая конкретно: — Мы можем попытаться. — Можем, — вымученно улыбнулась Вика. Она не знает, что у них получится, она не знает, умеет ли вообще дружить — так, как это все себе представляют. Она решает, что ничем не рискует по сути. Она всегда может дать заднюю, как делала это всегда. Хотя интуиция подсказывает, что в этот раз ей не удастся сбежать без собственных потерь. — Обнимемся? — мгновенно предлагает Ксюша, разводя руки в стороны, и Вика поначалу с ужасом смотрит на нее. Ведь они только пытаются построить что-то похожее на дружбу! Значит, учитывая их теперь уже прошлое, им хорошо бы избегать любых телесных контактов, разве не так? Ксения Анатольевна, видимо, считала иначе, придвигаясь ближе и нежно сгребая в охапку онемевшую Тарасову. — Расслабься, ежик, я тебя не укушу. «А очень хотелось бы…» — обреченно пронеслось в голове Вики. Через несколько секунд она все же громко выдохнула и отпустила себя, в ответ обнимая Ксюшу за талию. Положив подбородок на плечо женщины, Тарасова в кои-то веки позволила себе раствориться в тепле другого человека. И не просто другого, а того, кто ей нравился по-настоящему. И что самое главное и одновременно страшное — эта симпатия была взаимной. Ковальчук осторожно прижимала девушку к себе, боясь показаться слишком настойчивой, спугнуть. Она вдыхала сладкий запах вишни, горького миндаля, исходивший от шелковых волос Виктории — они слегка щекотали нос. Правильно ли она сейчас поступает? Ведь на этом этапе уже очевидно, что их дружба будет крайне сложной. Зачем ей все это? У нее не было ответа. Только желание задержать Вику возле себя как можно дольше.