Испанский для дилетантов

             Проснувшись ранним субботним утром, Вика собралась сделать то, что давно откладывала в самый дальний ящик. Она неожиданно, в первую очередь для самой себя, решилась на это только после их с Ксенией слегка сумбурного, а может быть, и поспешного обещания дружить. Вика чувствовала себя совершенно растерянной и озадаченной, ведь она совсем не знала, как это — дружить с тем, кого хочешь поцеловать далеко не дружески.       Она сделала дыхательную гимнастику, которой научилась на Ютубе, и поднесла телефон к уху.       — Привет, теть Свет. Простите, что давно не звонила, учеба отнимает все свободное время, — на одном дыхании выпалила Вика, одной рукой крепко сжимая Айфон, а другой выводя на подлокотнике дивана неровные узоры.       — Викуля! — раздался звонкий голос через динамик. — Подожди секунду, у меня руки мокрые. Не клади трубку! Ладно?       — Конечно.       Пока Тарасова слушала в телефоне приглушенное шуршание, ее медленно начинал затапливать стыд от последней фразы тети.       «Не клади трубку…» — и хотелось бы возразить, но она не могла. Ведь не один раз, в порыве злости Вика в самом деле резко, без объяснений прерывала разговор, сбрасывая вызов и отправляя все последующие звонки на голосовую почту.       Ей особенно запомнилась одна из самых первых их крупных ссор. Тарасова тогда перешла на второй курс и встречалась с парнем-мажором на «Мустанге» — Димой. Именно с ним она стала завсегдатаем самых известных ночных клубов города, пропадая там практически все время. В ее графике учеба сменилась на громкие басы, алкоголь и сотни мелькающих в темноте лиц незнакомцев. Единственным табу для Вики были наркотики. Она никогда не употребляла сама и старалась держаться от этого подальше. Дима же, к ее большому разочарованию, имел другой взгляд на запрещенные вещества.       В одну из таких безудержных ночей, когда Тарасова, если ее спроси, не смогла бы уверенно ответить, какой сегодня день или месяц, когда она с трудом понимала, в каком баре или клубе они находятся на этот раз — все слилось в одну сплошную затяжную вечеринку.       — Бросай свои сигареты, смотри, что раздобыл, — упал рядом на кожаный диван Дима, широко улыбаясь и выглядя отлично для человека, проспавшего за последние несколько суток всего пару часов. Он протянул сжатый в ладони маленький прозрачный пакетик с белым порошком. Вике не нужно было уточнять, что там находилось. Она округлила глаза.       Раньше Дима всегда останавливался на парочке крепких косяков, не переходя на что-то более жесткое, да и баловался он травкой не часто — только в определенной компании и под определенное настроение. Обычно Тарасова в таких случаях недовольно хмыкала, плотно сжимая тонкие губы, но не протестовала. Просто уходила в общагу пораньше, чтобы не пропахнуть дурью насквозь и не «получить по голове» от комендантши.       Из тлеющей в ее руке тонкой сигареты пепел упал прямиком на красное кожаное платье Вики.       — Черт! Ты что, Малиновский, совсем ебнулся? — зашипела она, нервно оглядываясь по сторонами, чтобы убедиться в том, что никто из посетителей клуба не обращает на них внимания. Был вторник и еще слишком рано — около десяти вечера, людей на танцполе не густо, и все занимались своими делами — кто-то потягивал коктейль у бара, кто-то раскуривал кальян, а кто-то знакомился в надежде сделать предстоящую ночь более веселой. Вика затушила сигарету о стеклянную пепельницу. — Ты зачем это дерьмо сюда принес?       — Не паникуй, студентка, — протянул по слогам последнее слово Дима, чем еще больше ее разозлил. Тем не менее, пакетик спрятал во внутренний карман джинсовки. — Пошли наверх, там ребята уже нас ждут.       Он потянулся к тонкому девичьему запястью, но Вика резко отпрянула от него и вскочила с дивана.       — Катись сам к своим нарикам, придурок, — она схватила сумку, одним махом допила темно-зеленый шот и бросила гневный взгляд на оторопевшего Диму. С гордо поднятой головой Вика вышла из танцевального зала, больше не оборачиваясь.       — Истеричка, — присвистнул он, вальяжно раскинувшись на мягком диване. — Эй, официант, водку с «Ред Буллом»! Побыстрее!       Через неделю после случая в клубе, тете Свете, как единственному опекуну и контактному лицу, указанному в заключенном контракте с Университетом, позвонили из деканата и предупредили, что если студентка Виктория Геннадьевна Тарасова в ближайшее время не появится на парах, то сначала ее ожидает вылет с бюджетного места, а позже и из самого ВУЗа.       Вика, за двадцать лет своей жизни, никогда не слышала, чтобы тетя Света так громко и эмоционально разговаривала. Она сначала онемела от шока, а после просто бросила трубку и неделю не отвечала на звонки женщины. Но с клубами, стоит заметить, на время завязала и в университете присутствовала на всех лекциях и практических занятиях, усердно выполняя задания. А в скором времени и вовсе заблокировала номер мажора, когда узнала, что тот пустился во все тяжкие, совершенно оторвавшись от реальности — наркотики, алкоголь, клубы, сомнительные друзья. Тарасова такой жизни не хотела, поэтому оборвала все связи, в том числе и с их общими знакомыми, раз и навсегда.       В один из вечеров, Вика с Колесниковым отдыхали в том самом клубе «Velvet», с компанией его друзей. Кто-то из них сумел заключить выгодный контракт на покупку государственной земли по сверхзаниженной цене, и в честь этого проставлялся. Вход был строго без жен, поэтому Миша с радостью прихватил с собою любовницу — с четким намерением продолжить ночь уже у нее.       Тарасовой было скучно. Двигаться она не хотела, да и в будний день танцпол, как правило, пустовал. Колесников битый час повторял ей — «еще пять минут, малыш, и пойдем» — и отправлял ее, как маленького надоедливого ребенка, пойти «поиграться в песочнице» с другими спутницами его бизнес-партнеров, пока сам горячо обсуждал теорию мировой системы Валлерстайна. В тот вечер Вика находилась не в том расположении духа, чтобы притворяться, что ей интересно обсуждать с «женской половиной» — кто с кем успел переспать за прошедший месяц, какая модель Айфона лучше, и выйдет ли новый сезон «Элиты». Поэтому она прошла мимо девиц, направляясь к свободной барной стойке и села на высокий стул вполоборота, чтобы иметь возможность следить за Мишей.       — Один «Беллини», пожалуйста, — не глядя бросила она бармену, сверля глазами ошивающуюся возле Колесникова девушку из их постоянной компании. Та в последнее время не раз жаловалась, что ее «теперешний мужик» — председатель городского совета — частенько стал «зажимать деньги» на новые покупки, и она подумывает бросить его.       — Вика? Это ты, в самом деле? — удивленно спросил бармен, придвигая по стойке коктейль. Голос казался смутно знакомым.       Резко развернувшись на стуле, все внимание Тарасова сосредоточила на невысоком, хорошо сбитом парне в черной рубашке. Пары секунд оказалось достаточно, чтобы она вспомнила, где раньше уже слышала этот непривычный для мужского высокий тенор.       — Вася, — выдохнула Вика, принимая бокал с игристым напитком. Она терпеть не могла встречать людей, которых выбросила из своей жизни. Но порой такие неприятные сюрпризы случаются.       — Отлично выглядишь, только хорошеешь! — сделал тот комплимент, жадно поглядывая в глубокий вырез Викиной блузки. Она поежилась от этого и приготовилась встать и вернуться к Колесникову, чтобы не продолжать этот бессмысленный разговор. Тем более, что она знала — сейчас ей начнут рассказывать то, чего слышать она совершенно не хотела.       — Спасибо, — Тарасова снисходительно улыбнулась, возвращая прежнюю холодность. Она уже приподнялась, когда Вася слегка смущенно спросил:       — Ты ведь в курсе, что Димка умер?       Сердце Вики стократно ускорило биение. Ей показалось, что застучало в висках. Она безмолвно застыла, крепко сжимая тонкую ножку бокала.       — Нет, — выдавила Вика, мотая головой, и встала, чтобы все-таки уйти. — Прости, мне нужно вернуться к друзьям…       — Да, конечно, — пожал плечами парень, взяв в одну руку стакан, а в другую белое вафельное полотенце. — Он так ни с кем после тебя и не встречался.       Ладони зачесались развернуться, выплеснуть шампанское ему в лицо и закричать, чтобы он сейчас же заткнулся, ничего не говорил, потому что ей не интересно, потому что она не любила его, потому что не считала себя виноватой в их разрыве. Вася, как это обычно случается в жизни, был тем самым лучшим другом, который клеился ко всем Димкиным девушкам, но каждый раз получал от них отворот-поворот, ведь несмотря на все скверности характера — Дима был без сомнений классным парнем и умел дружить. А Вася завидовал по-черному — богатым родителям, новой крутой тачке, красивой внешности, хорошему чувству юмора — ведь на этот идеальный набор девки липли, как на мед. Вася же всегда оставался в тени, без шанса стать даже похожим.       Вместо этого Вика сцепила зубы, все же обернулась на ватных ногах и прямо посмотрела на лучшего друга своего бывшего парня.       — Что с ним случилось?       — Обкурился и сел за руль, — без капли сожаления в голосе ответил он, отставляя натертый стакан и беря в руки другой, чтобы продолжить монотонное занятие. — А ты правда ничего не слышала?       Ее тяжелый взгляд на бармена послужил ответом.       С тех пор Вика максимально очистила свой круг общения от всех, кто маячил в нем после появления в ее жизни Колесникова. Чтобы он сказал, если б узнал, что ее знакомые — бывшие наркоманы и бедные студенты?       — Милая, ты так давно не звонила! Все в порядке? — тетя Света вернулась к разговору и Тарасова расслабилась, отпуская тяжелые воспоминания. — Да, просто последний курс, дипломная, преподы зажимают со всех сторон со своими итоговыми экзаменами… — Ну, конечно, конечно… А ты как? Твои соседки по комнате, что говорят? Чем собираются заниматься после выпуска?       Эта тема с первого курса в каждом разговоре вызывала между ними разногласия. Вика была решительно против идеи работать по профессии, а тетя Света, воспитанная Советским Союзом и четким понятием «долг перед отечеством», совершенно не понимала как такое возможно. О том, чтобы рассказать тете, что она живет отдельно в шикарной квартире за счет женатого мужчины — и речи идти не могло. Поэтому для нее Вика продолжала жить в общежитии и на выходных, по возможности, подрабатывала в кофейне. Каждый раз когда та собиралась навестить племянницу хотя бы на денек, у той неожиданно случались разные неприятные ситуации — то пары добавили, так некстати, то Вика слегла с ангиной, то в общежитии вспышка кори. Короче, так за четыре года тете Свете так и не удалось познакомиться с ее местом жительства.       Сама же Тарасова раз в год на День рождения тети приезжала с большой охапкой любимых ею белых хризантем и коробкой хороших шоколадных конфет, которые женщина очень любила, но с ее небольшой зарплатой продавца не могла себе позволить.       — Кто-то переводчиком, кто-то уедет за границу… Я не особо расспрашивала, теть Свет. Лучше расскажите как Вы? Пашка хоть иногда звонит?       — Ой, Викуля, — тяжело вздохнула женщина. — Раз в две недели наберет и снова пропадает. Говорю ему — женись, негодник, я внуков хочу! А он мне начинает чепуху всякую городить — рано, денег пока недостаточно… Балбесу уже тридцать пять почти!       Вика тихо рассмеялась, качая головой. Однако веселость ее длилась недолго.       — А ты скажи мне, пожалуйста, ты с кем-то встречаешься? Может от тебя внучат дождусь хотя бы…       — О, Боже, теть Света! — взвыла Тарасова. От одной только картины перед глазами — Колесников в смокинге, и они у алтаря — по спине пробежал холодок. Ни в коем случае.       Проговорив с тетей почти тридцати минут, Вика стала собираться в театр. Мысль, что она увидится с Мартой Максимовной, отзывалась в ее теле приятной дрожью. Именно поэтому она решила надеть полностью закрытое бархатное платье в пол с высоким разрезом, доходившим до середины бедра. Это было ее любимое, которое Вика берегла для особенного случая, который, по-видимому, как раз настал.       Уложив волосы в высокий пучок, она выпустила по бокам пару прядей и сделала естественный макияж со стрелками, которые выглядели неброско, но при этом подчеркивали ее карие глаза. Вика осталась довольной, пристально разглядывая себя в зеркале прихожей, перед тем как выйти. Она, конечно, не Эсмеральда из спектакля, но… тоже очень даже ничего.       Тарасова переступила порог большого зала ожидания, сдав шубу в раздевалку, и тут же непроизвольно сжала в ладони выданный ей номерок — согласно всем законом подлости, первое, на что наткнулся ее взгляд — стоявшая к ней спиной Марта Максимовна. На ней тоже было длинное платье — глубокого синего цвета, с изюминкой в виде отнюдь не скромного глубокого выреза сзади, открывающего вид на изгибы до поясницы. Вика застыла на месте, продолжая рассматривать женщину до тех пор, пока та не почувствовала на себе ее прожигающий взгляд и не обернулась. Выйдя из оцепенения, Тарасова слегка кивнула в безмолвном приветствии и получила в ответ едва различимую улыбку на розовых губах и пляшущие огоньки голубых глаз.       «Как она красива…» — мимолетом думает и ужасается собственной мысли Вика.       — Вот ты где! Выглядишь офигенно, где такое платье откопала? — из ниоткуда неожиданно появляется Оля, заставляя Вику все же разорвать зрительный контакт с преподавательницей. Последнее, что она замечает, как та возвращается к разговору с их куратором.       — В Милане, — на автопилоте отвечает Вика, обращая теперь все внимание на подругу. — Тебе тоже хорошо в этом костюме.       Она не лукавила: Оле в самом деле шел слегка большеватый белый брючный костюм с черной рубашкой.       — О, спасибо, — засветилась как новогодняя елка от комплимента одногруппница. — Уже заметила Панфилову? Парни как увидели — челюсти на пол уронили! — Оля кивнула в сторону продолжающей спокойно разговаривать Марты Максимовны. — Главное, в университете она одевается, как монашка почти — все строго закрытое, в спокойных оттенках… А здесь — такое, и еще с разрезом до задницы.       Вика не поддалась на провокацию и не посмотрела на Марту, боясь еще раз столкнуться с этим насмешливым взглядом.       — Ну, она красивая женщина. Почему нет? — Тарасова в срочном порядке начала искать глазами буфет, чтобы сделать хотя бы пару глотков чего-то алкогольного. Ей просто необходимо немного расслабиться и перестать думать о чересчур сексуальном платье Панфиловой. — Где здесь можно купить выпивку?       Завидев в другом конце фойе барную стойку, она, не теряя времени, направилась прямиком туда.       — Да у нее знаешь, кто муж? Она и ходить то должна с охраной, — жужжала Оля, стараясь не отставать от Вики. Она отрицательно помотала головой на предложение Тарасовой купить ей бокал вина.       — И кто же? — внешне совершенно незаинтересованно спросила Вика, хотя внутри сгорала не только от обжигающего напитка, но и от интереса.       — Крупный бизнесмен в сфере недвижимости — Панфилов Виталий Викторович. Мой отец покупал у него когда-то помещение для склада, — сказала Оля так, будто Тарасовой это имя должно было о чем-то сказать. Но та слышала его впервые. — Ой, прости, снова мама звонит. Подожди меня, пожалуйста, я быстро, и вместе пойдем в зал. Спектакль скоро начнется.       Вика выдохнула и сделал еще один большой глоток. Порой подруга бывала слишком надоедливой и шумной.       — Отлично выглядите, Виктория, — раздался за спиной знакомый голос с хрипотцой, от чего по спине пробежали мурашки.       — Спасибо, Марта Максимовна, — поблагодарила она, когда женщина остановилась в нескольких метрах, сохраняя дистанцию. — Вам очень идет это платье.       — Грубая лесть не поможет Вам в написании дипломной работы. Никаких поблажек, — хотя преподавательница хотя выглядела серьезно, проговаривая это, Вика поняла, что с ней шутят.       — Я и не надеялась. Только не Вы, — вступила в бой она, допивая и отставляя бокал на свободный столик.       — Что ж, тогда благодарю, — слабая улыбка появилась на лице Панфиловой и сразу же исчезла. — Андрей Макарович сказал, что защита дипломов запланирована предварительно на начало июня, так что нам следует ускориться. В начале мая работу нужно отправить на проверку в деканат.       Значит — ее временное, как Тарасова очень надеялась, помутнение рассудка Панфиловой Мартой Максимовной — должно закончиться относительно скоро. Осталось около пяти месяцев.       — У нас уже есть двадцать страниц, — беспечно сказала студентка, уткнувшись глазами в пол, но при этом ощущая, как ее продолжают внимательно разглядывать. То ли вино оказалось слишком крепленым, то ли в самом деле Марта сегодня казалась несколько другой, чем в стенах Университета.       — Из пятидесяти положенных, Виктория, — женщина открыто улыбнулась, в очередной раз тем самым сбивая Тарасову с толку. Слишком часто у нее менялось настроение — Вика не поспевала.       — Я уверена…       — Марта Максимовна! — звонкий детский голос заставил студентку замолчать, так и не закончив фразу.       В ту же секунду неконтролируемым вихрем в преподавательницу врезалась маленькая светловолосая девчонка лет десяти. Когда ребенок отлип от Панфиловой, Вика узнала ту самую Дашу, которую они возили в травмпункт. Только в этот раз девочка была в красивом зеленом платье, а на щеках играл здоровый румянец. Вика вспомнила их знакомство и задумалась.       — Привет, — провела ладонью по непослушным медовым кудрям Марта Максимовна, моментально меняясь в лице. Тарасова невольно вспомнила фотографию с сайта ее школы, где впервые увидела преподавательницу такой умиротворенной и радостной.       Удастся ли ей увидеть Панфилову такой когда-нибудь возле себя? Хотелось бы.       Марта болтает с Дашей о всякой ерунде: спрашивает как успехи в учебе, как поживает ее пес, который недавно приболел — при этом поглядывает на Вику, посылая извиняющуюся улыбку. Тарасова же молчит, тихо наблюдая — не имея сил что-то сказать, присоединиться к разговору и при этом оторваться от разглядывания женщины. Потому что образ такой Панфиловой — напрочь переворачивает ее мир с ног на голову. Она невольно сравнивает Марту Максимовну — преподавательницу в университете, и Марту Максимовну — директора частной школы. Один человек, а две разные личности. Какая же она тогда с семьей, с друзьями? У такой, как Панфилова, наверное, много знакомых, но мало друзей. Вика почему-то уверена, что у них много общего, и настороженность к «новым» людям — еще одно звено, что их соединяет.       Девочка убегает столь же быстро, как, собственно, и появилась. Марта Максимовна вздыхает, отряхивает невидимые пылинки с рукава своего платья и видит, что студентка задумчиво смотрит вслед сбежавшему ребенку. Она думает, что самое время пояснить, что же произошло в тот знаменательный вечер, которому удалось изменить градус общения между ними.       — В прошлый раз, когда я не смогла вызвать такси и попросила тебя отвезти нас в травмпункт, Даша подралась с мальчиком из старшей группы, потому что тот обозвал другую девочку, — Марта покачала головой, так же наблюдая за тем, как ребенок скрывается из вида, и вернула внимание к Вике. Их взгляды пересеклись, и Тарасова готова поклясться, что от этого она неосознанно задержала дыхание на несколько секунд. — У нее разбитый нос, как помнишь, а у парня фингал на поллица.       — У вашей ученицы явно обостренное чувство справедливости, — собирает всю волю в кулак Вика и отвечает самым спокойным голосом, на который вообще способна. Ей хочется, чтобы этот момент продлился подольше — беззаботно разговаривать с Мартой, будто между ними нет стены «преподаватель — студентка», стоять так близко к ней, что удается уловить терпкий аромат духов ванили и табака. Но Тарасова уже слышала второй театральный звонок, который предупреждал о том, что спектакль скоро начнется, и им придется разойтись.       — Я где-то вляпалась? Пятно? — неожиданно спросила Марта Максимовна, оглядывая свое платье со всех сторон.       — Нет, с чего Вы взяли?       — Ты так смотришь на меня, и я подумала…       Вика вспыхивает — заметит ли Марта легкий румянец на ее лице, выступающий, возможно, даже сквозь плотный тон вечернего макияжа.       — О… Нет… — она запинается, гадая, как отреагирует преподавательница на то, что Тарасова собиралась сказать. Пересечет ли она снова черту? — Просто вы сейчас выглядите не такой как обычно. Не такой…       — Стервой? — будто снимает с языка Панфилова, ухмыляясь. Она не злится, не уходит, и Вика немного смелеет.       — Может быть.       — Puedo ser muy receptivo, Victoria, — все с той же ухмылкой, от которой у Вики слабеют коленки, говорит Марта Максимовна. Ее голос слегка хрипит, и Вика сглатывает. Услышав последний, третий звонок, преподавательница разворачивается, чтобы уйти в зал, где с минуты на минуту начнется спектакль. — Divertirse.       Испанская речь не на привычных университетских лекциях из уст Панфиловой — впервые заставляет студентку чувствовать легкую волну возбуждения, проскользнувшего молнией по ее телу. Она ошеломленно смотрит в след уходящей неспешно женщине, задерживаясь снова на оголенных участках ее спины и невольно спускаясь взглядом к подтянутой заднице, обтянутой бархатной тканью.       В голове Тарасовой одна мысль судорожно вытесняется другой. Она выхватывает еще один бокал вина у бармена. Никакого подтекста в сказанном Мартой нет и быть не может — такая, как она, не флиртует со своими студентами, не выражается двусмысленно. Она бы могла подумать на любого другого преподавателя — но не на строгую, глубоко замужнюю Марту Максимовну. Интересно, что скажет Ксюша, если Вика расскажет ей о своей странной увлеченности? Которая, по-любому, натуралка до мозга костей, кстати.       «Стоп. Хватит. Какое тебе дело до Панфиловой и ее личной жизни? Ты еще не разобралась с чувствами к самой Ксении, а тут — заглядываешься еще на одну женщину…»— Вика рассеяно постучала указательным пальцем по винному бокалу, не замечая, как осталась в буфете одна.       — Вот ты где! — радостно вскрикнула громче обычного Оля, выхватывая из рук девушки опустевший фужер. Тарасова подняла голову и озадаченно посмотрела на подругу, не понимая чего та хочет от нее. — Уже началось, пойдем скорее, — закатила глаза Оля и потянула внутрь потемневшего зала.       Вика понимает, что ей совсем не хочется делиться с Ковальчук не то что своими мыслями о преподавательнице, но даже рассказывать о существовании Марты Максимовны.       Спектакль оказывается для Панфиловой ожидаемым разочарованием, и она пытается понять, какой черт дернул пойти на него, ведь ее никто не гнал туда из-под палки, в отличие от тех же студентов. Марта и в самом деле планировала провести сегодняшний вечер дома, как всегда в одиночестве, потому что муж улетел в очередную командировку, снова оставляя ее совершенно одну в огромной доме. Дом, который в последние несколько лет из любимого пристанища, куда она всегда спешила после длительного рабочего дня, чтобы спрятаться и расслабиться в окружении самых близких — превратился в золотую клетку, чьи стены давили все сильнее и сильнее.       Тем не менее, Марта Максимовна не жалела, что провела время в театре. Ей было интереснее разговаривать с Викторией, чем смотреть посредственную постановку. И женщина ловила себя на мысли, что странные слухи, кружившиеся вокруг студентки, казались совершенно нелепыми и даже нереальными. Вика совсем не похожа на девушку, которая готова прыгать к каждому встречному в постель ради денег. Марта не единожды видела подобных барышень рядом с друзьями мужа, и те выглядели иначе: у них был голодный взгляд и хищная улыбка.       Тарасова же была совершенно другой. С трудным характером, безусловно, резковатой манерой общения в некоторых случаях, однако те качества, которыми она обладала, с лихвой окупали сложные грани ее личности: острый ум, который девушка от чего-то тщательно скрывала на лекциях, но не стесняясь проявляла во время их индивидуальных занятий. Порой она доказывала свою точку зрения столь усердно, что Марта Максимовна сдавалась, качала головой, и, пряча улыбку, в итоге соглашалась с ней. То, как Тарасова старалась незаметно подсказать правильный ответ своей подруге, необъяснимым образом вызывало в Панфиловой не желание накричать и выставить из аудитории, а незаметно улыбнуться, при этом все равно заваливая отвечавшую еще большим количеством неподъемных вопросов.       — Ольга, я вижу, что даже помощь вашей соседки все равно не спасет Вас, — переводит взгляд Панфилова с одной студентки на другую. Вика смотрит на нее из-подо лба, пытаясь выглядеть пристыженной, но Марта готова поклясться, что видит промелькнувшую тень улыбки на ее лице. Она суживает глаза и добавляет. — Жду вас обеих на пересдаче в назначенные дни.       Преподавательница не смотрит больше на Тарасову. Но чувствует, что сказанные слова совсем ее не расстроили. То ли озорной блеск темных глаз сбивает Марту Максимовну с толку, а может то, как Вика заливается едва заметным румянцем, когда их рукава случайно соприкасаются во время занятий. Панфилова впервые рада тому, что сдалась тогда и все же согласилась стать научным руководителем ее дипломной. Вика смогла скрасить приевшиеся за годы ее университетские будни: своей внешне кажущейся загадочной жизнью, чрезмерной настойчивостью, которая иногда была подобна бульдозеру, нелепыми сплетнями, которыми кишел весь ВУЗ, а Тарасова продолжала ходить по коридорам с гордо поднятой головой, не замечая восхищенных и завистливых взглядов вокруг. Все это вызывало в Марте то, от чего она за пятнадцать лет преподавательской деятельности уже успела отвыкнуть — интерес к своей студентке. Вика в один миг из уверенной девушки, способной испепелить одним лишь взглядом любого за малейший проступок, могла превратиться в робеющего и отпускающего. неловкие шутки подростка, стоило им только остаться наедине.       Покинув здание театра, Марта поглубже вдохнула морозный воздух. После душного зала, набитого людьми как шпроты в банке, ей наконец-то стало легко дышать. Машина была припаркована на противоположной стороне, и женщина медленно направилась к переходу, ступая аккуратно, чтобы не поскользнуться в своих замшевых черных сапогах на высокой шпильке. Чем она вообще думала, когда надевала их. Хотя, конечно, они выглядели шикарно на ее стройных ногах, глупо спорить.       Марта пересекла дорогу, нашла в кармане пальто брелок от машины и села внутрь, в надежде согреться — она успела продрогнуть даже после столь короткой прогулки. Ее внимание привлек большой белый внедорожник, который припарковался в неположенном месте, перегородив выезд. Марта Максимовна тихо прошептала ругательства и посигналила наглому водителю.       — Что за…       Спустя секунду задняя дверь «Рейндж Ровера» распахнулась, и на пассажирское сиденье быстро юркнула молодая девушка. Марта сразу же узнала в ней Тарасову. Эту беспорядочную копну волос в сочетании с модной шубкой она не могла спутать ни с какой другой. Внедорожник резко рванул с места, оставляя за собой месиво из грязного снега на дороге и неприятный осадок в душе преподавательницы. Она запомнила номера,       догадываясь кому принадлежит машина. И Марте Максимовне это совсем не нравилось.       «Что же Вы за птица, Виктория Тарасова?» — подумала Панфилова, сжав губы в тонкую линию, и переключая коробку на нужную передачу. Нужно наконец-то выбираться отсюда и попытаться успеть выехать из города, не попав при этом в пробки. По радио играла легкая музыка, и она позволила себе отложить эти мысли на потом.