Приехав вечером к Ксюше с бутылкой красного полусладкого и банкой новой краски, Тарасова совсем не ожидала, что ее самым наглым образом припахают красить стены.
— Ты сошла с ума, — обреченно вздохнула она, когда в руки ей впихнули новенький валик и сменную одежду. Викин спортивный костюм от Армани не пережил бы и капли ядовитого вещества.
— Переодевайся. Быстро все сделаем, и мне не придется съезжать на несколько дней в гостиницу и впускать в мою святыню мужиков. Снова, — крикнула на выходе из комнаты Ксения, оставляя Вику одну. Тарасова чуть не напомнила, что в квартире есть свободная комната и можно было переместиться туда, но успела вовремя прикусить язык.
Она приоткрыла окно, ледяной воздух проник в комнату, освежая и вытесняя раздражающие легкие запахи краски. Дышать стало намного легче, они уже докрашивали последнюю стену. Остальные три были отделаны нанятыми рабочими раньше.
Вика водила кисточкой у плинтусов, а Ксюша в метре от нее аккуратно обводила каждую розетку. Вся немногочисленная мебель была заранее затянута пленкой и сдвинута в сторону: широкая кровать, предназначенная явно больше чем для одного, а может и двух человек, и о которой Тарасова предпочитала не думать, но та постоянно притягивала ее взгляд.
Они ведь теперь подруги.
П о д р у г а
На губы которой она время от времени украдкой бросает грустные взгляды, пытаясь настойчиво игнорировать мимолетные знаки внимания и от самой Ковальчук. Их телефонные звонки за прошедшие недели значительно участились, заставляя каждый раз трепетать сердце, когда она видела знакомое имя на экране входящего. Вика не могла не согласиться, что эта идея — быть друзьями — казалась не такой уж плохой. Не плохой, но патовой. Она гадала — на сколько им хватит силы духа игнорировать притяжение между ними?
— Почему ты не разрешила рабочим докрасить и эту стену? — спросила Тарасова, сосредоточенно делая последние мазки. Колени и спину ломило, а икры затекли от долгого пребывания в неудобной позе. Хотелось встать, размяться и добраться к той бутылке вина на кухне, которую у нее с широкой улыбкой конфисковали сразу же по приходу.
— Потому что я не люблю, когда в моем доме находятся посторонние, — получив ироничный взгляд от Вики, Ксюша закатила глаза и снова вернулась к розетке. — Посторонние мужчины. Я едва смогла вытерпеть их присутствие на протяжении тех нескольких дней, что они были здесь с утра и до вечера. Мне пришлось потом сутки отмывать ванную разной химией.
— О, — прыснула Вика, сдувая нависающую прядь волос со лба. Мысль сделать каре закрадывалась в ее голову все чаще и чаще.
Хотя они все время созванивались и встречались за чашкой кофе в обеденные перерывы Ксении, болтая о всякой ерунде, и уже знали друг о друге уже многое, Тарасова никак не могла привыкнуть к тому, что кто-то на этой планете может быть настолько помешан на чистоте.
Однажды Вика позвонила ей поздно вечером, чтобы узнать, как можно вывести вишневый сок с шелковой блузки. Потому что Гугл так и не дал вразумительного ответа, а гардероб Ковальчук был максимально похож на ее собственный. И Вика была уверена, что та знает, как правильно обращаться с такой деликатной тканью, чтобы не испортить еще больше.
Ксюша подняла трубку не сразу. Вика даже хотела перезвонить позже, потому что устала слушать монотонные длинные гудки.
— Подожди минуту, мне нужно домыть Джеку лапы, — сходу предупредила Ковальчук и девушка, не успев ничего ответить, осталась одиноко слушать плеск воды, смиренное рычание пса и тихие ругательства его хозяйки. Вика поджала губы, но не отключилась. Когда-то похожее у них уже было.
— Привет, — уже более дружелюбно сказала Ксения через пару минут. — Все в порядке?
— Привет, — Вике хотелось возмутиться по поводу столь долгого ожидания, но вместо этого она выдохнула и улыбнулась. В последнее время ей, хоть и с переменным успехом, но удавалось вовремя унимать свою вспыльчивость и порой не к месту проскальзывающую надменность. В общении с Ковальчук она старалась быть лучшей версией себя, чтобы не оттолкнуть единственного друга. — Все отлично. Зачем ты мыла Джеку лапы?
— Мы только с прогулки, — ответила Ксюша таким тоном, будто это самая очевидная вещь в мире.
— Но ведь на улице нет слякоти, — чтобы убедиться наверняка, Тарасова подошла к окну в спальне, выглядывая во двор. Пару дней назад снег растаял полностью, лишь кое-где оставаясь тонким покрывалом. Если бы не минус на термометре — можно подумать, что наступает весна. Однако мороз по-прежнему не хотел отступать. Поэтому недоумение в голосе Вики было вполне оправдано.
— Ну и что? — в таком же тоне спросила Ксения. — Я всегда мою ему лапы после прогулки. Даже летом.
— О, я… — на секунду замешкалась Тарасова. — Хорошо. Собственно, почему я тебе звоню…
И Вика принялась рассказывать о произошедшей маленькой трагедии с ее блузкой, решив больше никак не комментировать заскок «подруги» насчет чистоты. У нее самой тараканов куда больше и куда хуже.
С тех пор каждый раз, когда она наведывалась в гости к Ковальчук, она покорно, без всяких возмущений надевала тапочки, выделенные специально для нее — розовые и пушистые. Вика, не сдержавшись, закатила глаза, когда ей вручили их впервые… в нераспечатанной упаковке. Ее губы дрогнули в едва заметной ухмылке. Как очевидно.
И сегодняшний вечер не отличался от предыдущих почти ничем: они закончили с покраской стены, закрыли комнату на замок, чтобы Джек не забежал внутрь и не смог перевернуть краску, как уже бывало, и плавно перебрались в гостиную. Усевшись поудобнее на диване и подогнув ноги под себя, Тарасова ощущала, как с каждой минутой все тяжелели и тяжелели веки. Часы подсказывали, что они в этот раз задержались дольше обычного и за окном стояла глубокая ночь.
— Мы сегодня молодцы, — довольно отметила Ксюша, отпивая из бокала и повторяя позу.
— Еще бы! Эксплуатировала меня по полной, — проворчала Вика, так же сделав большой глоток вина, а затем отставляя бокал на столик рядом.
Она устало потянулась, прикрыв глаза, в надежде унять ноющую боль в спине после целого дня в скрюченной позе. Позвонки ощутимо захрустели и Вика поморщилась. Открыв глаза, она тут же столкнулась с изучающим задумчивым взглядом напротив. Проследив за ним, Тарасова поняла, что во время потягивания майка подскочила и оголила тонкую полоску кожи на ее животе, который все еще имел легкий загар после новогодних каникул у моря. Именно туда и смотрела Ковальчук. Но наваждение прошло быстро, когда майка вернулась место, а Ксюша прочистила горло и невозмутимо вернулась к своему бокалу с красным.
Вика удовлетворенно отметила, как порозовели щеки Ксении, как из ее на скорую руку сделанного пучка волос выскочили пара темный прядей, элегантно обрамляя светлую кожу лица. Она не могла перестать то и дело метаться взглядом между завораживающими зелеными глазами и приоткрытыми розовыми губами Ксюши. То ли так аргентинское вино ударило в голову, то ли она надышалась испарениями токсичной краски и начала бредить, а может…
Может Вике наконец-то стало невмоготу удерживать свои истинные чувства к Ковальчук за десятью замками, состоящими из различных запретов? Она и не заметила, как расстояние между ними сократилось до минимального. И это кружило голову сильнее алкоголя.
— Ксюша, — на выдохе прошептала Вика, пытаясь прочесть хотя бы какие-то эмоции на лице женщины, чтобы понять, может ли она сделать то, что ей хотелось больше всего столь долгое время.
Однако Ксения Анатольевна лишь продолжала буравить ее нечитаемым взглядом, при этом не отстраняясь, но и не проявляя очевидного интереса. Она будто выжидала — как далеко на этот раз сможет зайти Тарасова?
После того как Ксения предложила свою дружбу, она строго-настрого запретила себе думать о девушке в другом ключе. Она не могла до сих пор понять, что ею тогда двигало — нежелание отпускать Вику из своей жизни, страх за свою престижную должность — ведь невероятно глупо было совратить любовницу своего босса и надеяться, что это никогда не всплывет (хотя кто кого еще совратил — вопрос открытый). А может Ксюша решила в самом деле попробовать — какого это иметь подругу?
Последняя девчонка, с которой она не спала, и при этом хотя бы отдаленно попадала под определение «подруга» — пропала из ее жизни в конце института.
Лера Самсонова. Она была ее одногруппницей, занудой и зубрилой. Полной противоположностью яркой и взбалмошной в те годы Ковальчук. Сдружились они — как и потом, после выпуска, когда потеряли связь — случайно и мгновенно, на фоне общей нелюбви к преподавателю по высшей математике. Самсонову он валил целенаправленно, потому что она одна отказывалась платить ему за пятерки, а Ксюшу считал глупой и недостойной учиться под его кураторством. Мужчина часто повторял, что она со своей вызывающей манерой поведения перепутала институты и поступила не туда. Ксюша никогда не могла держать язык за зубами и постоянно отвечала ему со всей язвительностью, на которую была способна. Так и началась их недолгая, но теплая дружба с Лерой — с чашки чая в столовой после очередной невыносимой пары вышки.
А закончилось все настолько банально, что чувство обиды на Самсонову и ее предательство — глодали Ксению до сих пор. В конце четвертого курса Лера призналась, что влюблена в того самого злополучного преподавателя, из-за которого и началась их дружба. Ковальчук тогда посмотрела на нее как на умственно отсталую — в ее голове никак не мог сложиться образ подруги. Самсонова интересовалась исключительно учебой, но выглядела вполне симпатично — средний рост, кудрявые каштановые волосы и россыпь бледных веснушек на носу. Одежду предпочитала, конечно, не из бабушкиного гардероба, но и упрямо не поддавалась веяниям моды, оставаясь верной классическим брюкам, юбкам и блузкам. Лишь на выпускной вечер Ксюше удалось уговорить Леру надеть черное короткое платье на бретельках, усыпанное блестящими паетками, которые весело сверкали в огнях светомузыки. В ту ночь все и полетело под откос.
Андрей Георгиевич — тридцатипятилетний преподаватель высшей математики, который выглядел на все сто пятьдесят со своей странной и горячей любовью к твидовым костюмам-тройкам. Все бы ничего, если бы они не смотрелись на нем так, словно их покупали еще в старших классах школы. Коренастый, невысокий, с большими черными глазами.
Ксюша не понимала, чем он мог зацепить Самсонову, особенно учитывая его препаскудный характер. Тем не менее, кроме красноречивого взгляда она никак не отреагировала на признание подруги, считая, что не вправе как-то комментировать чужие чувства. Тем более, что сама была по уши влюблена в новую лаборантку на кафедре. Кстати, после выпуска та все же согласилась сходить с Ковальчук в кино.
Они с Лерой как раз только присели за стол после зажигательного танца под песню группы «Мираж», успев сделать лишь пару глотков сока с водкой, когда на танцполе появился густой дым, и из динамиков полился приятный голос солиста «Нэнси».
— Обожаю эту песню, — губы Самсоновой блаженно растянулись в улыбке, и она начала подпевать. — Дым сигарет с ментолом, пьяный угар качает…
Улыбка померкла, когда она заметила приближающуюся к ним фигуру Андрея Георгиевича. В своих мечтах выпускница не раз представляла, как преподаватель приглашает ее на медленный танец. Она не могла поверить, что это может произойти с ней сейчас в реальной жизни.
И он пригласил. Только не Леру, а Ксюшу.
Естественно, Ковальчук вежливо отказалась, зная о чувствах подруги. Но трещина уже появилась, и зачатки веселого настроения испарились, так больше и не проявившись к концу вечера. Все стало совсем плохо, когда она стояла возле барной стойки, заказывая кофе для себя и Самсоновой. Праздник заканчивался, такси уже ехало за ними. Андрей незаметно подошел к Ксюше, галантно предлагая угостить ее коктейлем. Она снова отказала, более резко, чем первый раз. Но и это не смутило слегка подвыпившего и от этого совсем осмелевшего преподавателя. Он по-хозяйски положил ладонь на ее бедро, слегка сжимая.
— Ну, не ломайся, поехали ко мне, — Ковальчук потеряла дар речи на несколько секунд. Буквально почувствовав на себе прожигающий взгляд, она нашла глазами в толпе пристально наблюдавшую за ними Леру. Та выглядела чертовски злой — еще немного и из ушей повалит пар, а сжатые в кулаки руки пройдутся по красивому лицу подруги.
Оставив на щеке Андрея Георгиевича смачную пощечину, Ксюша с гордо поднятой головой вышла из ресторана, ловя на себе недоуменные взгляды других студентов и немногих оставшихся преподавателей.
Позже, конечно же, Самсонова не отвечала ни на звонки, ни на сообщения и не появлялась на немногочисленных встречах выпускников их факультета. Лишь спустя много лет Ковальчук узнала, что бывшая подруга переехала в другой город и… все-таки вышла замуж за Андрея. Каким образом это произошло она не знала, да и не хотела знать. Чувство обиды на Леру поселилось в ней надолго и сдавливало грудную клетку при каждом воспоминании. Хотя это и случалось с каждым годом все реже и реже.
Вика боялась. Боялась быть отвергнутой сейчас, ведь она согласилась, приняла это чертово предложение дружбы, уже тогда точно зная, что эта идея обречена на провал.
— Можно я… — она в последний раз заглянула в зеленые глаза, перед тем как накрыть губы Ксюши в медленном поцелуе, давая той возможность остановить ее. Напомнить их чертов уговор.
Ксения не оттолкнула. Не смогла. К ее же собственному разочарованию она почувствовала облегчение и пресловутых бабочек в животе. Ей хотелось продлить этот миг. Губы Вики отдавали терпкостью вина и мятой, ароматизатор которой та использовала в своей электронной сигарете. Она столь сильно и с завидным постоянством блокировала в своей голове любые мысли о Вике, выходящие за рамки «подруг», что успела подзабыть — какого это целовать человека к которому испытываешь не только слепую страсть, а еще что-то более глубокое. Но анализировать свою реакцию она точно пока не будет. Достаточно определения, что они друг другу — симпатичны.
Притянув девушку за талию ближе к себе, Ксюша позволила углубить поцелуй, податливо раскрывая губы. Внутри Вики все затрепетало, когда она почувствовала взаимность. Как же ей хотелось снова заполучить эти пьянящие губы в свою полную власть. Она нетерпеливо скользнула ладонями под футболку по подтянутому животу и почувствовала, как женщина под ней напряглась.
— Я не думаю, что нам нужно торопиться, на этот раз — стараясь звучать как можно увереннее, произнесла Ковальчук, останавливая Вику и мягко отталкивая рукой, чтобы та вернулась на достаточное для трезвого мышления расстояние.
— Я не могу больше с тобой дружить, — глухо отозвалась Вика, откидываясь на спинку дивана и прикрывая глаза рукой. Если секунду назад в ней бурлил адреналин от такой желанной близости с Ксюшей, то сейчас она снова выглядела полностью выжатой — как эмоционально, так и физически.
— Я понимаю.
Тарасова думает, что это конец. Она сама все испортила и лишила себя возможности видеть Ксению хотя бы изредка. Она оттолкнула того, кто в самом деле хотел стать ей близким человеком, нежели все остальные. Ей становится тошно от самой себя и хочется сбежать. Ведь именно это она всегда и делает — убегает.
Вика проматывает немного назад, и до нее доходит смысл сказанного Ковальчук минуту назад.
— Что значит «на этот раз»? — она через силу все же убирает руки от своего лица и видит неожиданно стушевавшуюся Ксюшу, котороя опускает взгляд на колени. Она молчит, и Вика предпринимает еще одну попытку узнать, что имелось ввиду. — Ты не против попробовать еще раз? Начать все сначала?
Тарасова тут же испугалась, решив, что поторопилась со своими вопросами, ведет себя чересчур настойчиво. В ее жизни все было таким сложным — непонятный роман с женатым мужчиной, которого она сейчас никак не может бросить, странная увлеченность своей замужней преподавательницей, а теперь Вика еще и собирается начать отношения с Ксюшей — другой женщиной, которая работает на ее любовника. Все обрушилось на нее огромным снежным комом, состоящим из кипы проблем, которые она сама на себя и свалила.
Встречаться с Ковальчук — будет самой ужасной ее ошибкой. Самой лучшей и приятной ошибкой. Самой опасной ошибкой, которая может поставить под удар всю ее размеренную и сытую жизнь.
Тарасовой удается поймать взгляд напротив и она видит, как в зеленых глазах происходит та же борьба, что и внутри нее. Ксюша точно так же решает — стоит ли ввязываться во все это. Что-то в голове Ковальчук все-таки щелкает и она медленно кивает.
— Мы можем попытаться.
— Уверена?
— Нет. А ты?
— Я уверена в своем желании, но как это все будет в реальной жизни — я не представляю, — Вика закусывает нижнюю губу и видит, как Ксюша замечает это и хмурится. — Я не могу расстаться с Колесниковым. Пока что.
В самом деле, если с Ковальчук все понятно — она свободна, независима, самодостаточна, то у Вики — не все так просто. За ней следом волочится вагон и маленькая тележка различных сложностей и препятствий. Между ними снова возникает неловкость, и Ксюша предлагает то, что, возможно, является самым оптимальным в их до одури странной ситуации.
— Я тебя и не прошу, — Ксюша пожимает плечами и снова смотрит на бокалы вина. Ей хочется выпить свой до дна. — Мы можем остаться друзьями, — она видит, как раскрывается рот Тарасовой, чтобы напомнить, что это не вариант. Ковальчук склоняет голову в бок и с легкой усмешкой добавляет, — с привилегиями. Без обязательств, каких-либо эмоциональных качелей и ревности. Просто хороший секс.
Внизу живота Вики все переворачивается от осознания того, что она сможет коснуться Ксении снова — целовать ее мягкие губы, чувствовать дрожь другого тела, когда она закусывает нежную кожу на шее, проводить рукой по шелковым темным волосам, цветочный аромат которых опьяняет, касаться полной и отзывчивой груди…
Просто хороший секс. Что ж, она вполне бы смогла так. Разве с Мишей у нее сейчас не то же самое? Внутренний голос подсказывает незамедлительно, что нет. И само сравнение ее чувств к этим двум разным людям — совершенно оскорбительное и недопустимое. Тем не менее, Тарасова понимает, что ей придется смириться. Или это, или ничего. Она должна быть благодарна Ковальчук, что та до сих пор не выгнала ее из квартиры и из своей жизни после того, как она попросила дать ей второй шанс и при этом заявила, что не уйдет от Колесникова и продолжит с ним спать ради собственной выгоды.
Вике было противно от самой себя, но по-другому она не могла.
— Я думаю, это лучшее, что мы можем сделать в… нашей ситуации, — с тяжелым сердцем согласилась Вика. Немного помедлив, она непривычно робко спрашивает, — я могу тебя обнять? Раз уж мы продолжаем дружить, — она едва не кривится, произнося последнее слово.
— Это все, на что ты можешь сегодня рассчитывать, — в глазах напротив пляшут огоньки, и Вика расслабляется, когда ей дарят мягкую улыбку и заключают в теплые объятия. Она кладет голову на грудь Ковальчук, слушая стук сердца, которое — она обещает самой себе — никогда не посмеет разбить.
Вика с тоской думает, что определенно не заслуживает такую прекрасную женщину, как Ксюша.
***
Очередная неделя подходила к концу, казалось, быстрее обычного и впопыхах. Марту Максимовну, как она и предупреждала, заменял другой преподаватель с их кафедры, и Вика, разочарованная тем, что Панфилова так и не назначила встречу для обсуждения нового раздела дипломной, решила пропустить пары. Она и так посещала их только из желания увидеть любимого профессора, услышать ее голос, а если посчастливиться, то может быть даже обменяться парой фраз. Возможно, придется тщательно поработать над своими эмоциями, потому что когда она предложила одногруппнице Оле вместо истории испанского пойти пообедать в кафешку на соседней улице, то столкнулась с подозрительностью.
— Как ты можешь прогулять пару Марты Максимовны? — спросила подруга, смешно выпучив глаза и прижав руку к груди в театральном жесте.
— Ты о чем?
Вика продолжала делать то, что делала во всех непонятных для нее ситуациях — включала дурочку.
— Тарасова, ты за весь семестр ни разу не пропустила пару Панфиловой, хотя на другие частенько забивала хрен. Ну, пошли.
Ответ у Тарасовой созрел лишь когда они доедали свой обед, устроившись за своим любимым столиком у окна.
— Я не пропускаю пары Марты Максимовны, потому что, как ты знаешь, она мой научный руководитель, — Вика одним глотком допила остывший капучино и сразу же пожалела об этом. Ее начало подташнивать. — И я даже не хочу представлять, что будет, если я не приду к ней на занятие.
— О, точно, я и забыла. Тебя четвертуют, как минимум, — нахмурилась Оля, вырывая из рук Вики коробочку со счетом. — На этот раз моя очередь платить. Ничего не хочу слышать!
Повозмущавшись минуту, Тарасова уступила подруге и потянулась к телефону. Дурная привычка — не выпускать его из рук в последнее время. Она не знала от кого ждет сообщения больше — от Ксюши или от Панфиловой. Но к досаде — смартфон завибрировал входящим от Колесникова. Он предлагал встретиться в пятницу вечером и посмотреть вместе фильм. Знала Вика эти посиделки — до самого фильма никогда не доходило — Миша завалится к ней с бутылкой любимого им виски, сетом ее любимых ролов и, конечно, букетом красных роз. Изобразив радость — то ли от его появления, то ли от цветов — Вика чмокнет его в губы. Спустя несколько бокалов алкоголя он начнет к ней активно подкатывать и уводить в сторону спальни. Вечер плавно перетекает в ночь и феерически заканчивается его обещаниями подарить Тарасовой весь мир и все звезды на небе. Она хмыкает и соглашается. Сил на что-то другое к тому времени у нее не остается — лишь бездумно кивать.
Приехав домой, Вика сразу по выработанной в последнее время привычке, хотела набрать номер Ксюши. Однако, вспомнив, что пожаловаться на Мишу она ей не может — сразу приуныла. И сама себе задала довольно резонный вопрос — а на что ей, собственно, жаловаться? На мужика, которого она сама же использует в своих корыстных целях? Разве не на этом условии и построены их «отношения»?
Этот тот случай, когда любовница боится не того, что жена узнает о ее связи с мужем и повыдирает ей все волосы, а того, что жена узнает и заставит изменщика переехать к любовнице. Это стало бы для нее самым настоящим адом.
Тем более, сейчас, когда ей хотелось разобраться в себе — в своих чувствах, эмоциях, которые она испытывала рядом с Мартой Максимовной, когда было бы неплохо проводить больше времени с Ксюшей, которая целый день от чего-то не писала, а еще… Вика устала притворяться. Мысль, что скоро она сможет вдохнуть полной грудью и не чувствовать себя вором собственного счастья — согревала ее, но уже не столь сильно как раньше.
Телефон снова издал булькающий звук. Поставив час самобичевания на паузу, Тарасова разблокировала экран, и ее губы дрогнули в улыбке.
«Добрый вечер, Виктория. Как на счет встречи в это воскресенье для внесения правок к последнему разделу?»
Спустя почти целую неделю молчания Тарасова едва ли надеялась получить обещанную встречу от Марты Максимовны. Она напечатала ответ, и первоначальная эйфория уступила медленно подступающей панике — последний раздел ее дипломной не дописан. А если преподавательница говорит, что редактировать они будут именно его — значит у нее уже должны иметься какие-то выводы, которых не просто не было — Тарасова вообще отложила их написание на конец марта. Теперь, когда у нее оставалось всего несколько дней до встречи, Вика поняла, что попала.
— Мне пиздец, — несчастно протянула она, вставая с дивана, чтобы взять ноутбук и срочно приняться за работу.
В пятницу вечером Вика содрогнулась от раздавшегося дверного звонка и разлепила порядком уставшие и покрасневшие глаза. Идея немного вздремнуть показалась чрезвычайно соблазнительной — полчаса назад она буквально растворилась в подушках.
Бросив быстрый взгляд на экран телефона, Тарасова поджала губы. Должно быть пришел Колесников. Как всегда — раздражающе пунктуальный.
— Привет, малыш, — широко улыбнулся Миша, засмотревшись Вику в одном лишь коротком розовом халатике.
Она специально надела именно его, чтобы Колесников побыстрее сделал все, что ему было необходимо, и свалил восвояси. Ей оставалось дописать пару страниц перед тем, как наконец-то приступить к выводам. Вика понимала, что полностью оформить их она наверняка не успеет, но хотя бы сделает наброски и ей не придется так сильно краснеть перед Панфиловой, как происходит у них обычно. Особенно неловким обещало это быть после того, как Тарасова осознала, что ее интерес к Марте Максимовне — абсолютно не дружеский, а та стала допускать ее к себе ближе, чем всех остальных студентов и, скорее всего, преподавателей. И кто знает — привилегия это или наказание для Вики.
— Привет, — отразила улыбку девушка, пропуская любовника в квартиру. Он протянул ей букет из алых роз, и она скептически отметила, что сегодня их явно больше, чем обычно.
Тарасова оглядела его с головы до ног и не смогла скрыть удивления. Сегодня Колесников был одет в один из своих «парадных» костюмов — темно-синий, с белой рубашкой. Отутюженный и накрахмаленный. Миша не выглядел так, что провел целый день на работе. От него пахло свежестью, терпким одеколоном и гелем для душа, который Вика узнала — она купила его в одном из маленьких островных магазинчиков во время их отпуска. Миша тогда цокнул, сказав, что аромат слишком женственный для него, но подарок все же забрал. Она видела, как потом в номере он бережно спрятал его в чемодан. Щеки мужчины были мягкими и гладкими, ни одного колючего волоска на наличие которых иногда Вика жаловалась.
Тарасова насторожилась — такой наряд и официоз — но виду не подала. В конце-концов, может у него сегодня была важная встреча. Вихрь мыслей невольно унесся снова к Ковальчук. Скорее всего они были вместе. Легкий укол ревности прошел по касательной, и Вика ухмыльнулась самой себе, покачав головой. Кого к кому она ревновала?
— Ужин я не приготовила, целый день сидела за дипломной, — просто чтобы разбавить затянувшееся молчание сказала Вика. Она никогда не готовила ему и они знали об этом вдвоем. В редких случаях легкие завтраки.
Устроившись на диване, Колесников отмахнулся от слов любовницы и с интересом начал рассматривать комнату, будто видел ее впервые. Тарасова нахмурилась. Что-то точно не так.
«Он пришел со мной расстаться» — теряясь в догадках, решила Вика. И это предположение совсем ее не пугало. Скорее дарило тлеющую надежду на освобождение, которую она бережно хранила глубоко внутри, и одновременно побаивалась.
— Знаешь, за последние месяцы я сильно пересмотрел свою жизнь. Присядь, пожалуйста, — Миша похлопал на место рядом с собой и на подозрительный взгляд Вики широко улыбнулся. Его глаза искрились счастьем, но Тарасову это ничуть не успокоило, к слову. Когда она села, Колесников продолжил. — Так вот, я многое осознал и понял, что не могу больше так. Не могу обманывать свою жену, тебя, поэтому….
Вика затаила дыхание, в то время как Миша отодвинулся и достал из пиджака красную бархатную коробочку. Когда он ее открывает, Тарасова слышит стук собственного сердца где-то в ушах. Она не верит, что все происходящее реально.
— Я собираюсь сегодня вечером сказать жене, что хочу подать на развод. И еще одно… Ты выйдешь за меня замуж?
Тарасова облизывает резко пересохшие губы и молчит, уперев взгляд в изящное обручальное кольцо с внушительным бриллиантом. Она не знает, что отвечать. Если она не согласится, то он уйдет скорее всего, а если согласится, то ей придется и дальше притворяться, играть роль той, кем она не является. И что самое главное — кем не хочет быть. Ей не хватило буквально пары месяцев закончить кофейню…
Молчание становится неудобным и Вике нужно что-то сказать. И она решается.
— Прости, Миша, я не могу этого сделать, — как только слова вылетают изо рта, она чувствует прилив гордости за то, что смогла это озвучить. Она делает все правильно. Плечи неосознанно распрямляются, а спина становится ровной как струна.
— Я не понимаю, Вика… Я думал, что ты будешь рада. Что ты этого хотела, — Колесников растерянно переводит взгляд с кольца на Тарасову и хмурится. Его воодушевленные еще секунду назад глаза теряют свой блеск и тухнут. — Я что-то сделал не так?
Вика чувствует толику вины и смягчается.
— Я тебе говорила в самом начале, что не спешу замуж. Меня это не интересует. Ты же сам предупреждал меня, что не собираешься разводиться и я была солидарна с тобой в этом, — она пожимает плечами и ощущает себя крайне паршиво, видя каким разбитым выглядит Колесников.
— Но все поменялось. Я люблю тебя, Вика, — вдруг выдает он совершенно серьезным тоном и вскидывает голову, в надежде получить взаимность на свое пылкое признание. Однако в ее взгляде он находит лишь жалость и сожаление. Никакой любви.
Все кончено.
— Прости, — сдавленно повторяет Тарасова и дрожащими руками захлопывает коробочку. Она с тоской смотрит вслед удаляющейся фигуре теперь уже точно бывшего любовника.
Она знает — это не любовь с его стороны. Когда любишь — будешь бороться до последнего. Через все отказы, через все препятствия — до победы. Только чтобы иметь возможность быть вместе с любимой. А он ушел. Даже не попрощался. Еще один человек отказался от нее. Ей должно было быть обидно, больно, неприятно, но все, что чувствовала она в тот момент, когда за Колесниковым захлопнулась дверь — облегчение. Шок придет к ней позже, как и осознание того, что теперь ее жизнь круто изменится. При условии, что Вика сделала некоторые выводы из этих «отношений» и не будет повторять тех же ошибок, что допускала раньше.
Никакого секса без чувств, никаких отношений без любви, ничего ради денег.
Но сможет ли она так?
