Жан-Клод Дешам: другая судьба

      После того, как Витенбург поменял пробитое колесо, в машине заглох мотор. А потом началась метель. Генриха Адамовича быстро заносило снегом вместе с автомобилем.       Чертыхаясь на русском и немецком языках, Генрих стал звонить Аглае. Надо было выбираться из Смоленска. Аглая сообщила, что княгиня со своей свитой возвращается в Псков, а она с группой ольговых сестер едет в Москву. — Ты сможешь выйти к дороге? — спросила Аглая Никифоровна. — Машину жалко бросать. Вот же мстительный старик, — посетовал Витенбург. — Попробуем завести. У нас есть с собой от нечисти кое-что. — Святой водой на капот побрызгаете? Я уже на все согласен. Жду тебя, Аглаюшка.       Генрих вспомнил, что в избе Зеленцова видел лопату в сенях. Можно было хотя бы почистить дорогу, чтобы отбуксировать или отнести на руках автомобиль куда-нибудь во двор заброшенного дома и потом забрать.       Вампирских сил хватило, чтобы, несмотря на метель, пробиться к дому Зеленцова. Дойдя до деревни, Генрих услышал чей-то крик. Бросившись на звук, Витенбург увидел Федора Игнатьевича, склонившегося над какой-то старушкой. Зеленцов посмотрел на Генриха, с клыков Федора Игнатьевича капала кровь. — Тааак, нападение на человека. Пожалуйста, отпустите жертву, — строго сказал Генрих Адамович.       Федор рычал, пока Генрих оттаскивал его от старушки. — Новообращенный? Незнание закона не освобождает вас от ответственности. Не пытайтесь меня кусать.       Генрих оскалился на Зеленцова, и тот с жалобным воем упал на землю.       Старушка была без сознания. Генрих пощупал пульс. Судя по бледной коже и посиневшим губам, кровопотеря была большой, но дыхание оставалось ровным. Дверь в дом по деревенскому обычаю не была заперта. Генрих уложил пострадавшую в кровать, налил в стоящий на тумбочке стакан воды и поспешил к Зеленцову.        Пока Виттенбург осматривал Федора Игнатьевича, позвонила Аглая. — Генрих, мы рядом с машиной. Куда ты пропал? — У меня нападение на человека. Надо оказать помощь пострадавшей и забрать новообращенного. Я вернулся в деревню, третий дом от дороги. — Новообращенный? Чей? — Не знаю. Он пока только рычит. Еще не отошел толком. — Классика. Сейчас будем.       Жан вел машину и ругался из-за метели, накрывшей область. Дед балагурил на переднем сидении. — А вот раньше был мороз, на лету птицы замерзали. Эх, хороша повозка! И тепло, и светло, и бежит резво. — И стоит как квартира, — добавил Жан-Клод.       Остановившись у дома Зеленцова, вампиры вышли из машины и дружно ахнули, уставившись на открытую дверь. — Как он из погреба выбрался? — растерянно пробормотал Кривич. — Так лестницу наверно оставили. Или кадушка с капустой стояла, на нее мог встать. А сил вампирских хватило крышку открыть, – догадался Дешам. — Вот Женёк маху дал! Эх, надо бы Федора теперь найти, как бы людишек не опечалил, — задумчиво произнес Святослав Вернидубович. — А зачем вообще было его одного оставлять, да еще и в холодном погребе? – негодовал Дешам, представляя себе новые жертвы новообращенного и отчеты, которые придётся отправлять в Москву. — Так лихоманка же начинается, а то не знаешь? А там как раз хорошо, прохладно, – невозмутимо пожал плечами Кривич. — Святослав Вернидубович, у меня исключительно научный интерес. Как часто у вас были случаи смертельного исхода? — Дохли-то? Редко. Я их кровью своей отпаивал. Все выживали, злющие только были, как аспиды. — В самом деле, с чего бы это, — вполголоса произнес Жан. — А ты не язви! Следить за ними надо, сынок. Я, значится, как делаю? Кочергу раскалю, и энтой кочергой...       Послышался шум подъехавшего минивэна. Генрих вышел из машины и махнул рукой в сторону дома, где он оставил несчастную соседку Зеленцова. Ольговы сестры тоже высадились и отправились к дому пострадавшей, Аглая встала в стороне, внимательно глядя на Кривича с Дешамом.       Жан хотел было подойти к Виттенбургу, но Кривич крепко схватил его за предплечье. Хватка Первородного была похожа на стальные тиски. Дешам тихонько охнул и остался стоять на месте. — Святослав Вернидубович. Не препятствуйте работе Бденного приказа, — энергично заявил Виттенбург, — Я должен осмотреть место насильственного обращения в вампиры и собрать улики, которые помогут разыскать нарушителя закона. — Чего его искать? — неохотно проворчал дед. — Какой еще нарушитель? Я Федора обратил. Имею полное право.       Генрих Адамович с трудом сохранил спокойствие при этом заявлении. От Жана поддержки ждать не приходилось, он смотрел вниз, избегая встречаться взглядом с Виттенбургом. — Хорошо, что вы это признаете, — продолжил Виттенбург официальным тоном, — Тогда и ответственность за жертв новообращенного тоже ложится на вас. — Уже что-то натворить-то успел? Без памяти же валялся! Мы вот с Жанчиком к нему приехали, проведать. А до этого, и сам знаешь, занят я был. — Жан-Клод Дешам мой подчиненный. Ему надлежит немедленно сопровождать новообращенного в Москву, — сделал попытку освободить Дешама от вцепившегося в него Кривича Витенбург. — Нет моего согласия! — тут же возразил Кривич, — Здесь разберемся. Ежели Федька что нарушил, то его хранители судить будут. По Договору! — Какой еще договор? Грамотка восемнадцатого века?! С тех пор власть-то в России пару раз уже смениться успела!       Аглая вздохнула и подошла к мужу. — Погоди, минхерц, тут действительно, коллизия... Это еще не утверждено Кровородным собранием, но... Возможно, действие "Договора" на территории Смоленска и Смоленской области будет подтверждено... Так сказала княгиня. — С княгиней спорить будешь, немец? Аль со мной? — подбоченился дед. — А это вы уж сами с Калитой порешаете. Мое дело документы оформить. Зеленцова мы забираем в Москву в специальное учреждение. На попечение ольговых сестер. — И опять я согласия вам не давал. Зачем его в Москву везти? — На лечение и адаптацию. Все в рамках закона о защите обращеных. — Надо будет, сами полечим. Дохтур у меня есть. Маркиз Дешам. Скажи им, Жанчик.       Кривич отпустил руку Жана, а сам пошел к ольговым забирать Зеленцова из фургона. Дед взвалил старика на плечи и понес в машину Жана. Витенбург, глядя на эту картину, разочарованно покачал головой. — Какая дикость. Бросил еле живого, теперь еще неизвестно, в каких условиях будет обращение проходить. Хоть бы крови ему своей дал. Зачем он вообще ему нужен, этот старик? — спросил Генрих, подходя к Дешаму. — Нашел себе собеседника, — пояснил Жан. — Деду скучно с молодыми, не стоит его за это винить. Не переживай, я всё сделаю.       Жан потирал руку, за которую его еще недавно держал Кривич. — Все в порядке, минхерц? Если надо оказать помощь, пойдем в фургон. Составим акт о нарушении прав обращенных. — Этого не требуется, merci, — решительно отказался Жан-Клод. — А ты уже передумал уезжать из Смоленска, минхерц? Я что-то тебя не пойму. — Я приеду, но попозже, – пообещал Жан, – Дед посулил решить вопрос с этими убийствами. Он теперь глава Смоленска. — Значит будешь покорно смотреть, как он убивает людей, обращает их в упырей, и они убивают других? Ты же врач, Жан-Клод, – не стал скрывать возмущения Виттенбург, – Да этот Федор может обращение не пережить. Тем более, вне стационара.       Жан виновато вздохнул. — В самом деле, Генрих. Не все так ужасно. Я организую ему клинику... — Это не ужасно?.. Ты не отвечаешь за свои слова. Тебя же наверняка укусили?.. — Никто меня не кусал, – запротестовал Дешам. — Святослав Вернидубович, он, знаешь, такой... Жуткий, но словно завораживает... — Хорошо понимаю, минхерц, — грустно улыбнулся Генрих Адамович. — Твоему Кривичу больше тысячи, а тебе двести. Ты для него упырь молочный. Помнишь, как мы перед Якобом Вилимовичем дрожали? И обожали его, и ненавидели, когда он нас, мм... учил. — Брюса я хорошо помню, а дед Слава добрый. И о людях заботится. Ему эти Бредихины тоже столько крови перепортили. Просто у него больше и не было никого, вот он и привязался к ним. Жалеет, что ли.       Виттенбург устало закатил глаза. — Перестань, Дешам. Передо мной дурака валять не надо, — голос Витенбурга звучал непривычно резко. — Ну не хочешь признавать, что в отношении тебя был совершен акт насилия, я пойму. Все там были. — Насилие? Генрих, не было насилия. Да я впервые за двести лет такое почувствовал! Словно домой вернулся. Только здесь мой дом. Во мне смоленской крови давно больше, чем французской... — Это Кривич тебе сказал? — уточнил Виттенбург. — И что с того? Он и штраф обещал за Эжена заплатить. — Ах, еще и штраф. В таком случае, я со спокойной душой возвращаюсь в Москву. — Мы с дедом скоро к вам приедем. Ему врачу надо показаться. — Похвальная забота об обратившем. Только сначала не забудь в Приказ зайти. В отставку тебя никто не отпускал, — сухо напомнил Генрих Адамович. — Да я же и не прошу ничего такого! — Сам вижу, к чему дело идет, — Генрих Адамович раздосадованно вздохнул.       Столько лет возиться с этим французом и все коту под хвост. Мало того, что Жан начал превращаться в местного царька и сатрапа, так еще и стал верным подпевалой выжившего из ума древнего вампира. Предать идеалы Просвещения за тридцать серебренников! Впрочем, легко говорить, когда не тебе предстоит выплачивать грандиозные суммы Калите. А что это такое Генрих Адамович хорошо помнил. —Только ради Ольги Анваровны спасти тебя хочу. Виттенбург свои долги отдает. — Так ты не мне должен, а его сиятельству графу покойному. Ольга моего совета не спрашивала, когда его подарками распоряжалась, — заносчиво сказал Жан. — Француз всегда француз. Постой...       Лицо Генриха озарила догадка. — Ты пил его кровь? — Догадался наконец, – недовольно скривился Жан, – Ну прости, не смог отказаться. Сам знаешь, лучше этого ничего нет. — Но зачем? Ты ведь знаешь, как действует кровь обратившего! Кривич тебя подчинил своей воле! — Вот с деда все и спрашивай. А я устал за всех отвечать. Двести лет этот Смоленск на моей шее! А я не просил себя обращать. И потом, у тебя одна Аглая. А я с этими молодыми уже не справляюсь! — Надо же.. с одного раза, с первого глотка... - покачал головой Генрих. – Двухсот лет как не бывало... Да, это Перворожденный... Кровь!.. – Виттенбург встряхнулся. – А тебе кто мешал вдвоем с Ольгой жить? Женька надо было отправить после обращения сразу к нам. И Анну я предлагал в Приказ взять, способности развить. Это еще не поздно сделать. — Да нет, поздно уже. Святослав Вернидубович их с собой оставляет. Будет молодежь воспитывать. У Аннет будут жить всей семьей. А мы с Ольгой у себя. Ему до нас и дела нет. Я не прав?       Генрих видел, что Жану мучительно тяжело смотреть ему в глаза. Прекращая неловкую сцену, Виттенбург решил уступить. Все равно перевес сил явно был не на его стороне. И раз сама княгиня утвердила действие этого нелепейшего Договора, то дальше обсуждать было нечего. — Ты имеешь полное право остаться жить вместе с обратившим. В этом никакого преступления нет.       Жан хотел на прощание обнять друга, но Кривич шел в их сторону. Дешам посмотрел на приближавшегося деда и решил ограничиться формальным рукопожатием. — Генрих Адамович. — Жан-Клод.       Витенбург вместе с ольговыми сестрами и Аглаей Никифоровной сел в минивэн. Жан тоже пошел к своей машине.       Зеленцов лежал на заднем сидении. Ольговы сестры успели сделать ему успокаивающий укол и вместо того, чтобы гоняться за людьми, новообращенный мирно спал.       Жан стал осторожно выезжать на трассу. Машина ехала на удивление резво. И Дешам подозревал, что без деда Славы тут не обошлось. Вспоминая обещание Кривича научить его колдовству, Жан подумал, что, конечно, всё это идет вразрез с правилами Бденного приказа и тем более уставом ольговых сестер, но присмотреться к тому, как Кривич делает такие штуки, не помешает. — Не нужен тебе этот боров, Жанчик, — сказал Кривич, когда они проехали мимо Генриха, сумевшего все-таки завести свой автомобиль, — На што тебе немчура, когда дедушка родный есть? — Он мой друг, Святослав Вернидубович. — И что с того? Семья-то поважнее будет, – сурово произнёс Кривич. — Если уж говорить о семье, то что вы собираетесь делать с Зеленцовым? — Это уж не твоя забота. Сказал же тебе, дурень сущеглупый, в мои дела не мешайся. А то ведь и сам знаешь, как оно с обращенными бывает.       Святослав Вернидубович выпустил клыки, и Жан снова поразился их размеру и исходящей от древнего вампира жути.       «Он ведь этими клыками пятерых оборотней, как щенков разметал. Теперь нам никто не страшен», – подумал Жан, стараясь не показывать Кривичу свой страх. — Если вы на Фёдора Игнатьевича намекаете, то должен вас огорчить, – бодрым голосом, в лучших традициях Бденного приказа, ответил Жан, – Пока от воспитательных мер стоит воздержаться. В его состоянии нужен полный покой, хорошее питание. Медикаментами я вас обеспечу, но клиники для аномалов в Смоленске нет. Я давно хотел открыть подобное учреждение, в таких ситуациях незаменимая вещь. Да и из других областей бы к нам приезжали, вложения окупились бы мигом. – Да кто ж будет упырей лечить? Всё равно не сдохнут, – насмешливо фыркнул Кривич. – Умереть не умрут, но боль и страдания можно облегчить. Теперь в моде гуманность. – Вот и я толкую, для людей это. Нам, упырям, без надобности. – Но мы тоже остаёмся людьми, и ничто человеческое нам не чуждо! Зачем же зря мучить себя, когда есть средства, которые во всём нечистом мире используются? Что же на нас, как на дикарей смотреть будут? Мы не хуже людей. – Вот тут не поспоришь. Правильно рассуждаешь, сынок. Мы, чай, не хуже других, – согласился Кривич. – Разве я об этом говорил? – пробормотал Жан и замолчал.