Одиссея капитана Крыса

Я вижу, наши собираются. Дж.Р.Р. Толкин «Хоббит, или Туда и обратно»

«Эверест» опустился на неприветливую поверхность астероида FILI-1327 и выпустил трап. На борт немедленно поднялись И.Селезнев, К.Крокрыс, Т.Капитан и У Весельчак. Последний вел в поводу космический «Харлей». По мере того, как гости один за другим появлялись из шлюзовой камеры, лицо капитана Всеволода Бурана меняло выражение. При виде Третьего он просиял. При виде Селезнева его улыбка поблекла и стала какой-то виноватой. Когда же в проеме люка показались пираты, Всеволод перестал улыбаться, моргнул, открыл рот, закрыл, подумал немного и сказал: — Ладно. Наверное, дальше все это как-то объяснится. Я очень рад тебя видеть, Третий. Но прежде, чем ты расскажешь, что случилось, мне тоже надо кое-что рассказать. Профессор, очень удачно, что вы здесь. Пожалуйста, учтите, что в случившемся виноват я один: мне нужно было лучше проверить трюм перед вылетом, но я слишком торопился… — Нет, папа, — послышался новый голос. — Дядя Сева ни при чем. Это я виновата! — Алиса! — в изумлении воскликнул Селезнев. Да, это была она — в красном школьном скафандре, растрепанная, немного смущенная, но явно не страдающая от угрызений совести. — Прости, папа, — сказала Алиса, выходя из-за спины Всеволода. — Мы были на экскурсии, когда дядя Сева решил угнать «Эверест». Я не могла упустить такой шанс. Здравствуйте, дядя Третий. Здравствуйте, пираты. — Алиса, — повторил Селезнев обессиленно. — Это никуда не годится… — А я вам говорил, профессор, что ее надо пороть, — вставил Крыс. — Нет, — возразил Селезнев. — Вы говорили, что детей надо баловать — только тогда из них вырастают настоящие разбойники. — Я был неправ, — признал Крыс. — В случае Алисочки этот метод работает как-то неправильно. Между тем Третий пожал Всеволоду руку. — Я тоже рад тебя видеть, Сева, — сказал он. — Спасибо, что прилетел так быстро. Но плохо, что ты привез Алису. Если мы вступим в бой, недопустимо, чтобы на корабле был ребенок. — А мы вступим в бой? — спросил Всеволод. — Очень надеюсь, что нет. Но исключить такую вероятность не могу. — Третий, — сказал Всеволод проникновенно, — я спешил на твой зов и спер «Эверест» из музея на планете Трех Капитанов. Я не планировал вступать в бой. У меня ничего с собой нет. — Как — ничего? — переспросил Третий дрогнувшим голосом. — Так — ничего. В музее, как ты понимаешь, с «Эвереста» сняли все вооружение. Из соображений безопасности. У меня осталась только штурмовая капсула — потому что в ней фотографируются туристы — и энергетическая сеть. Больше ничего нет. Третий нахмурился. — Этого, — сказал он, — я не ожидал. Всеволод вздохнул и развел руками. — Зато, — сказал он оптимистично, — в грузовом трюме у меня теперь экспозиция про наши юные годы. Очень душеполезно, сходи ознакомься. Там наши старые скафандры, грамоты, какой-то пылесос, который Ким сделал и забыл на Малом Арктуре, и еще чучела. Тут врать не буду, не знаю, чьи они, я никого не смог опознать… — Ладно, — прервал его Третий. — Значит, полетим на «Чайке». Она, конечно, хуже вооружена, но зато броня у нее крепче, чем у «Эвереста». — Куда полетим? — с готовностью спросил Всеволод. — Мы это уже несколько часов не можем выяснить, — ответил Крыс. — Сначала тебя ждали, теперь еще будем ждать Второго. — Кимка вот-вот должен появиться, — сказал Всеволод. — Он вроде на Земле был, странно, что не обогнал меня… Ладно, что же мы стоим? Проходите пока, располагайтесь, сейчас сварю кофе… Эй, эй, куда?.. Последнее относилось к Весельчаку, который поволок из шлюза «Харлей» и застрял вместе с ним во внутреннем люке. — Мотоцикл пусть остается здесь, — начал Всеволод. — Вот тут прислони к стене, чтобы не на проходе… — Исключено! — пропыхтел Весельчак. — Это огромная ценность, раритет! Его могут поцарапать! Его могут украсть! Я поставлю его в рубке, он никому там не будет мешать… Но тут Всеволод посуровел лицом и особым «капитанским» голосом сказал: — Нет. Никаких незакрепленных предметов в рубке. И Третий и Крыс тоже хором сказали: — Нет. А профессор Селезнев добавил: — Стыдитесь, Весельчак, вы же в гостях! Перед такой слаженной реакцией Весельчак стушевался и, ворча, откатил своего железного коня в угол. — Папа! — воскликнула Алиса, когда проход освободился. — Пойдем, я тебе покажу экспозицию! — она оглянулась на Всеволода. — Можно? — Конечно, можно. Экспозиция была масштабной, она занимала весь грузовой трюм. Каждый, кто входил в отсек, немедленно упирался взглядом в огромную надпись «Какими они были». Прямо под надписью стояло на задних лапах чучело какого-то волосатого хищника в полтора человеческих роста. Пасть у чучела была оскалена, и в ней пенилась пластмассовая слюна. Стеклянные глаза горели первобытной злобой. В сочетание с надписью чучело давало яркое, хотя, может, и не совсем правильное представление о капитанской юности. Посетители рассредоточились по залу. Третий недрогнувшей рукой отжал стекло в витрине с экспонатами, извлек свой старый, еще студенческий скафандр и начал переодеваться. До сего момента он разгуливал в запасном скафандре Весельчака, и это было очень неудобно. Долговязый и тощий Третий болтался в скафандре, как в огромном мешке; когда он начинал куда-то идти, скафандр подключался к процессу только через некоторое время. Селезнев и Алиса медленно шли вдоль выстроившихся рядком чучел. Если верить пояснительным табличкам, все это были представители инопланетной фауны, которые неосторожно напали на Капитанов в их ранних странствиях — и, как результат, застыли вечным свидетельством капитанской доблести. Чем дольше Селезнев на них смотрел, тем больше у него возникало вопросов. Так, на одном постаменте растопырился, угрожающе согнув передние конечности, ракопаук с Пандоры. Пандору действительно открыли Капитаны, и сражаться с ракопауком (которого отличает очень скверный характер) они вполне могли. Вот только первая высадка на Пандору произошла шесть лет назад, и ее никак нельзя было отнести к ранним годам. На соседнем стенде сидел столбиком марсианский мимикродон — тихое, благообразное животное, занесенное к тому же в общегалактическую Красную книгу. И хотя таксидермист попытался придать морде мимикродона коварное выражение, превозмочь созданное природой он не смог. Нельзя было поверить, что эта кроткая и застенчивая ящерица атаковала Капитанов и пала жертвой их гнева. Но больше всего сомнений у Селезнева вызвал хищник под плакатом «Какими они были». Селезнев не смог его опознать. Он напоминал одновременно земного медведя гризли, менадианского рукохвата и марсианскую пиявку, а слюдяные крылья, торчавшие из шерсти на загривке, были точь-в-точь как у склисса. Присмотревшись внимательнее, Селезнев заподозрил, что неведомый хищник не то что похож на перечисленных животных, а попросту составлен из их фрагментов. — Коллега… — окликнул он, желая поделиться с соавтором этим открытием. Но соавтор был занят своими собственными исследованиями. Вдоль противоположной стены отсека расположилась часть экспозиции, иллюстрирующая первые шаги Капитанов на ниве борьбы с пиратством. Крыс застыл перед большим информационным щитом, который повествовал о самой первой битве, состоявшейся в открытом космосе — тренировочный корабль Академии вышел один на один против пиратского крейсера и одержал победу. Крыс читал очень внимательно. Иногда с его уст срывалось бессвязное «Да ладно…» и «Нет, что за…». Он перечитал информацию на щите дважды. Потом позвал Всеволода и предложил ему прочесть тоже. Лично ему, Крысу, тот давний бой запомнился несколько по-другому, и он хотел сверить впечатления. Всеволод тоже прочел информацию на щите дважды, в процессе помогая себе возгласами «Нет, что за…» и «Да ладно…». В его памяти, как выяснилось, хранился третий вариант легендарного сражения. Некоторое время они с Крысом препирались по поводу разумности и успешности тех или иных тактических решений. Сошлись в итоге на том, что версия со щита не соответствует ни одной из возможных действительностей и равно оскорбляет всех участников баталии. В общем, количество вопросов к экспозиции росло, как снежный ком, и посетители уже готовы были вслух усомниться в том, что доктор Верховцев соответствует занимаемой должности — но тут громкий писк из рубки возвестил о том, что на радаре «Эвереста» появился корабль. — А вот и Ким! — сказал Всеволод. Сомнительные компетенции доктора Верховцева были мгновенно забыты. Все (включая Весельчака, который в конце концов нашел в себе мужество оставить драгоценный мотоцикл в шлюзовом отсеке), кинулись в рубку, чтобы по приборам наблюдать, как легендарная «Синяя чайка» легко и изящно совершит посадку. Первый и Третий столкнулись лбами над монитором, по которому двигалась яркая точка, обозначающая чужой корабль. Точка перемещалась какими-то странными рывками, ее бросало из стороны в сторону. — По-моему, это не «Чайка», — сказал наконец Третий. — Сейчас я ее поймаю в объектив, — ответил Всеволод, колдуя над приборами. — Даю картинку. На втором мониторе, транслирующем изображение с внешней камеры, появилось черное небо, на фоне которого двигался незнакомый маленький кораблик. Он стремительно приближался к поверхности. Совсем свободным его падение назвать было нельзя, потому что он подтормаживал попеременно то одним, то другим маневровым двигателем, при этом его каждый раз сносило вбок. И все равно он снижался слишком быстро. — Корабль, — крикнул Всеволод в рацию. — Что у вас происходит? Вы терпите бедствие? И тогда сквозь треск помех в рубке раздался волевой голос Второго капитана. — Привет, Севка! — сказал он. — У меня все под контролем. Осуществляю посадку. Ситуацию контролирую полн… В этот миг корабль врезался в поверхность астероида и глубоко ушел в грунт. Удар был такой силы, что даже тяжелый «Эверест» содрогнулся, пол в рубке подпрыгнул, и у Селезнева свалились с носа очки. Изображение на мониторе помутнело: туча пыли от удара поднялась вверх и из-за низкой гравитации не спешила оседать. Сквозь эту взвесь было, однако, видно, как из купола корабля внезапно выстрелил вверх парашют. Вследствие отсутствия на астероиде атмосферы он не раскрылся, как ему полагалось, а плавно опустился вниз и повис поперек купола, будто усталый червяк. Потрясенную тишину, воцарившуюся в рубке, нарушил Крыс. — Очень элегантная посадка, — сказал он. — Он погиб? — спросила Алиса испуганно. — Ким, — позвал Всеволод напряженно. — Ким! Тут рация заскрипела, закряхтела, и несколько сдавленный, но по-прежнему волевой голос ответил: — Все в порядке. Я сел. — Ты там целый? — спросил Третий. — Конечно, — ответила рация. — Почему ты спрашиваешь? Я полностью контролировал ситуацию. Вижу «Эверест», сейчас подойду к вам. Разблокируйте люк. И он отключился. — Смотри, Алисочка, — промолвил Крыс менторским тоном, — ты присутствуешь при историческом моменте: Три Капитана снова вместе. Вот союз, воистину заключенный на небесах. Один притащился на корыте без единого орудия, второй на каком-то космическом велосипеде, про третьего и говорить нечего. И это только начало. — Да, с «Чайкой» как-то непонятно, — невпопад откликнулся Третий. Издалека донесся чавкающий звук — это открылся внешний люк. Затем что-то с грохотом и дребезгом обрушилось — и, пока все гадали, что бы это могло быть, простучали по металлическому полу быстрые шаги, и Второй Капитан появился на пороге рубки. — Чей мотоцикл в шлюзе? — спросил он. — Он на меня упал. Весельчак жалобно вскрикнул: «Я же говорил!..» — и кинулся прочь из рубки. Ким проводил его изумленным взглядом. Затем повернулся к остальным. Встретился глазами с Крысом, и рука его легла на рукоять бластера. Он открыл рот, но сказать ничего не успел, потому что в этот миг Всеволод задушевным тоном спросил: — Кимушка, а где «Чайка»? Ким выдохнул вхолостую. — В ангаре, — сказал он сухо. — На Земле. Я бы не успел ее собрать в приемлемое время. Пришлось одолжить тренировочный корабль в Академии. С гиперпрыжковым двигателем был только этот, и у него оказалась автоматизированная программа посадки на планеты с атмосферой. Поэтому приземление вышло жестким, и больше он уже никуда не полетит. А теперь могу я узнать, зачем мы здесь собрались такой компанией? Рад вас видеть, профессор. И тебя, Алиска! — Здравствуйте! — ответила вежливая Алиса. Глаза у нее сияли. Все происходящее ей очень нравилось. — А его, — продолжал Ким, кивая на Крыса, — не рад. Почему он сидит у тебя в рубке, Сева, как у себя дома? Вы окончательно сошлись на почве научных статей или что? — Третий нас всех собрал, — ответил Всеволод примирительно, — ему и слово. Все уставились на Третьего, и у него засосало под ложечкой. Совсем недавно он с апломбом говорил: «Надо просто им довериться!» — и вот этот миг настал, и Третий уже не был так уверен в правильности своего решения. Наверное, эти сомнения отразились у него на лице, потому что все как-то сразу посерьезнели, а Селезнев спросил: — Алисе можно остаться? — Да, — сказал Третий. — Думаю, можно. Итак, друзья, спасибо, что откликнулись и прилетели так быстро. Времени у нас мало, так что я постараюсь не тратить его попусту. Дело в том, что я… что мы… Сенсационное откровение застряло у него в горле. — Что фиксианцы жрут мозги, — брякнул Крыс. — Не благодари, Третий, всегда рад помочь. — Что? — спросил Ким. — В смысле? — спросил Всеволод. — Чего жрут? — с профессиональным интересом осведомился Весельчак, вернувшийся из шлюза. Парадоксальным образом Третьему вдруг стало легко. — Много лет назад, — так он начал, — мой народ поднялся на новую ступень развития. У нас появилась эмпатия. Это в корне изменило весь наш жизненный уклад, социальные нормы и все прочее. Это был огромный рывок для Фикса, мы вышли на совсем другой уровень существования. Эмпатия стала неотъемлемой, центральной частью жизни. И далеко не сразу, только спустя несколько поколений, наши ученые обнаружили, что у использования эмпатии есть и обратная сторона. Эмпатический центр при работе потребляет определенный тип психической энергии. Каждый фиксианец рождается с некоторым ее запасом, но в течение жизни запас не пополняется. Так что мы не можем самостоятельно восполнить то, что израсходовали. Почему механизм для выработки этой энергии не сформировался вместе с эмпатическим центром, понять так и не удалось. В результате эмпат постепенно вырабатывал имеющийся у него ресурс и был обречен на долгое угасание, заканчивающееся смертью. Так наше величайшее благо обернулось величайшей бедой. Аудитория молча внимала. — По счастью, — продолжал Третий, — выход нашелся. Оказалось, что мы можем восполнять дефицит, поглощая психическую энергию мыслящих существ, не обладающих способностью к эмпатии. Мы называем этот процесс… в космолингве нет точного соответствия, но наиболее близким по смыслу будет «воздаяние». По сути мы находимся в симбиозе с остальной мыслящей галактикой: кормимся вашей энергией, а взамен щедро делимся достижениями нашей науки и культуры. Мы действуем всегда очень аккуратно, чтобы не причинить вреда. Собственно, вы наблюдали воздаяние много раз. Наша сборная по футболу — это очень опытные эмпаты, которые умеют накапливать энергию в себе и затем перераспределяют ее среди сограждан, не выезжающих с планеты… — Позвольте уточнить, — вступил Селезнев, в волнении поправляя очки. — По поводу футбольных матчей. Я правильно понял, что сборная Фикса во время игры поглощает психическую энергию болельщиков? Возможно, этим и объясняется то, что у футбольных фанатов в массе не очень высокий э… интеллектуальный уровень? — Наши ученые изучали этот вопрос. Подтвержденной взаимосвязи не обнаружено. Мы считаем, что это совпадение. Просто футбол привлекает людей определенного склада ума. — Но-но, — вмешался Всеволод, преданный болельщик «Зенита», — насчет склада ума, Третий, это ты как-то… — А что с третьей ногой? — спросил Крыс. — Третья нога — это механизм, который делает вас более открытыми для воздаяния. Эмпатический центр посылает вам иллюзию, что ног у нас три. В результате возникает легкое когнитивное искажение, которое делает ваш мозг более… — Третий чуть было не сказал «беззащитным», но вовремя прикусил язык и нашел верное слово: -… податливым. — Все ясно, — молвил Селезнев удовлетворенно, — приманка, как у удильщика. — Мы так и думали, — кивнул Крыс, и соавторы пожали друг другу руки. Ненадолго в рубке повисла тишина: каждый примерял к себе прозвучавшее откровение. Третий ждал: он чувствовал смятение, охватившее остальных; он знал, что за молчанием непременно последует реакция, боялся ее и одновременно уповал на лучшее. По крайней мере то, что его сразу не начали бить, уже внушало некоторую надежду. Но, возможно, его друзья просто собирались с мыслями. — Третий, — сказал наконец Всеволод, — если вам это необходимо для жизни, то знай: я не против. Ешь, я не обижусь. — И я не обижусь! — поспешно добавил Ким. Он слегка досадовал, что Всеволод первый успел сделать такой широкий жест. У Третьего перехватило горло. — Спасибо! — сказал он дрогнувшим голосом. — Спасибо за ваше благородство и доверие. Но поверьте, я никогда не пользовался вашей психической энергией. И никогда не стану. Мы же друзья! — Друзья, — повторил Всеволод. — Друзья, — повторил Ким. — А тебе, Ким, — добавил Третий и улыбнулся, — вообще нечего опасаться. Есть очень небольшой процент людей, которые неуязвимы для воздаяния, и ты из их числа. — Почему? — спросил Ким подозрительно. Третий прикинул, как бы объяснить этот мало распространенный феномен, не погружаясь в дебри труднопереводимых фиксианских терминов, и в итоге сказал: — Потому что ты очень упрямый. И тогда по мужественному лицу капитана Кима скользнула скупая улыбка, и он сказал: — Да. Я такой. — Я смотрю, вы там на Фиксе поднаторели подыскивать эвфемизмы, — сказал Крыс. — Воздаяние, очень упрямый… Ты вот что мне скажи, Третий… Третий ждал. Он уже понял, о чем его спросят. — Когда ты прилетел в Медузу, — продолжал Крыс, — ты был чуть ли не при смерти. А потом быстро оклемался, хотя мы тебе кололи только глюкозу. Я правильно понимаю, что ты просто сильно проголодался, пока летел из другой галактики? — Правильно, — сказал Третий, отводя взгляд. — А потом, значит, отъелся? — Я бы это так не назвал. Мозг крокрысца очень плохо подходит для воздаяния… — Ну извините! — воскликнул Крыс. — Третий, это отвратительно. Я ведь тогда реально думал, что у меня когнитивные нарушения пошли. Я восемь месяцев там просидел! Потом не мог понять, что это было, что за помрачение такое, как это я так отупел. Думал — все, маразм, надо на пенсию выходить… Третий даже опешил. — Отвратительно? — переспросил он. — А то, что я тоже там восемь месяцев просидел — это не отвратительно было? Что ты в меня паяльником тыкал — это не отвратительно?! — Это была самозащита, — твердо сказал Крыс. — Что еще я мог сделать? Третий захлебнулся от возмущения и не сразу нашелся с ответом. — Я понимаю, — продолжал Крыс с благородным негодованием, — если бы ты жрал мозги открыто, физически… Но вот так по-подлому, исподтишка?! — В самом деле, — внезапно вступил Всеволод, — Третий, это как-то не очень… — А ты чего поддакиваешь? — взвился Ким. — Сева, ты там был? Ты на чьей вообще стороне? — Я на стороне добра, — отвечал Всеволод. — А психологическое насилие — вещь опасная и труднодоказуемая… — А у меня?.. Все уставились на Весельчака. — А у меня ел? — Нет! — ответил Третий, искренне напуганный самой возможностью такого развития событий. — А почему? — Потому что ты тоже очень упрямый, — отмахнулся Крыс. — Так вот про психологическое насилие… — Господа, — промолвил Селезнев. И что-то такое было в его тихом интеллигентном голосе, что все сразу замолчали. — Господа, — повторил он в наступившей тишине. — Я потрясен так же, как и вы. Но у меня такое чувство, что уважаемый Третий Капитан хотел рассказать нам не только это. — Вы правы, профессор, — сказал Третий. — Это была преамбула. А сейчас начнется амбула. Вы лучше сядьте, ребята. Никто не сел, потому что в рубке было всего три кресла. Но все уставились на оратора с глубочайшим вниманием. — Благодаря вам, профессор, — продолжал Третий, — и вашему коллеге, — скупой кивок в сторону Крыса, — вся Солнечная система задумалась о третьей ноге. Еще немного, и вы докопались бы и до воздаяния, а затем эта информация разошлась бы по всей галактике. На Фиксе не готовы к такой гласности. Так что наше правительство решило действовать на опережение. Сейчас в сторону Солнечной системы направляется корабль, на борту которого находится… — он замешкался, подыскивая подходящее слово на космолингве. — Машина судного дня? — живо спросил Ким, который на досуге любил почитать ретро-фантастику. — Мы называем ее просто «машиной», — сказал Третий. — Но суть ты уловил верно. Когда ее запустят, для Солнечной системы этот день воистину станет судным. — Вот это я понимаю, раса гуманистов, — пробормотал Крыс. — Это какая-то бомба? — спросил Всеволод. — Нет. Машина воздействует на разум. По сути это мощнейший эмпатический ретранслятор. Радиуса его действия хватит, чтобы охватить всю Солнечную систему… — И что будет с теми, кто попадет в радиус действия? — спросил Ким. — Они забудут обо всех социальных нормах и ограничениях, которые делают цивилизованную жизнь цивилизованной, — ответил Третий тихо. — Останутся только инстинкты, потребности и агрессия. Жизнь, которую вы знаете, рухнет в один миг, все поглотит хаос. На фоне творящегося ужаса все и думать забудут про третью ногу. А мы, — продолжал он горько, — просто начнем с чистого листа и попробуем сблизиться с какой-нибудь другой системой. Потрясенное молчание повисло в рубке. — Я собираюсь остановить корабль, — сказал Третий в этой мертвой тишине, — и не дать им запустить машину. Но я боюсь, что одному мне не справиться. Поэтому, ребята, я и вызвал… — Мы остановим их вместе, Третий! — ответил Всеволод. — Конечно! Сделать вместе то, что не под силу одному — для этого ведь и нужны друзья! — добавил Ким. — … Возьми формулы и передай Галактике, — сказал внезапно Крыс. Все вздрогнули, потому что он говорил голосом Кима. — Ради них погиб Третий капитан. Может быть, пираты его убили. А может и нет. Я как-то не интересовался, — он ухмыльнулся и уже своим голосом закончил: — Таких друзей — за ушко да в музей Трех Капитанов. Настоящий Ким взревел, но с места не двинулся, потому что Всеволод предусмотрительно повис у него на плечах. Третий повернулся к Крысу. — У меня есть еще одно сообщение, — сказал он, — и тебя оно касается в первую очередь. — Очень интересно, — ответил Крыс. Он по-прежнему ухмылялся, смотрел нагло, и Третий вдруг понял, что больше не чувствует злости. Только огромную печаль. — Четыреста с лишним лет назад, — он постарался говорить четко, по-деловому, как будто делал рядовой доклад в ЦУПе, — наш корабль осуществлял разведку в системе Цефеи и встретился с боевым кораблем с Крокрыса. Произошла перестрелка. Мне сказали, что крокрысцы открыли огонь первыми. Не знаю, так это или нет, но в результате наш корабль был уничтожен вместе с экипажем. У нас есть Скрижали, это набор максим, на которых строится все остальное. Самая первая заповедь гласит, что жизнь бесценна. В смысле, жизнь фиксианца. Поэтому когда наши сограждане погибли, мы подогнали в Цефею крейсер с машиной на борту и облучили Крокрыс. Примерно это ждет и Солнечную систему. Ему было страшно поднять глаза на Крыса, но он пересилил себя и посмотрел. Крыса трясло. Это была не обычная дрожь тела — весь его облик дергался и ходил ходуном, словно Крыс не мог удержать над ним контроль. Скафандр местами покрылся хитиновыми пластинами. Руки больше не походили на руки, пальцы склеились в какое-то подобие клешней. Сквозь человеческие черты лица на миг проступало и снова скрывалось гладкое рыло с фасеточными глазами и жвалами. Выглядело это жутко, но еще страшнее было видеть, что в эту самую минуту происходит у него на душе. Затем, не сказав ни слова, Крыс повернулся и, на ходу нахлобучивая шлем, вышел из рубки. Остальные проводили его взглядами. Вдалеке чавкнул открывшийся люк. — Может, сходить за ним? — спросил Всеволод после паузы. — Я схожу, — вызвался Селезнев. — Не надо, — ответил Третий. — Ему нужно побыть одному. — Это понятно, — сказал Всеволод. — Я просто опасаюсь, как бы он сейчас не прошел на свой корабль и не дал по нам залп из всех орудий. Для восстановления исторической справедливости, — он еще немного подумал и добавил: — Я бы дал. — Он не выстрелит, — сказал Третий. Снова повисло тяжелое молчание. — Ну вы, блин, даете, — пробормотал наконец Весельчак. — И вот эту расу нам всем ставят в пример! — Да уж, — протянул Всеволод, — ты, Третий, не принимай на свой счет, конечно, но твои соплеменники нам сегодня открылись с очень неприглядной… — У всех мыслящих существ, — сказал Третий очень тихо, — эмофоны разного цвета. Это зависит от настроения, от характера… Так вот у крокрысцев эмофон всегда черный. Беспросветный. Даже еще хуже, он как будто… — он замешкался в поисках нужных слов. — Он как воронка, которая пожирает все вокруг и самое себя. У землян в мифологии есть такое понятие: уроборос, — Всеволод кивнул, он понял. — И меня с детства приучили думать, что это их личный выбор — чувствовать так, а не иначе. А сегодня я узнал, что такими их сделали мы. — Третий, — окликнул его Ким. Третий поднял на него несчастный взгляд. — Ты здесь ни при чем, — сказал Ким. Третий пожал плечами. — И это не отменяет всего, что было в Медузе. — Не отменяет, — эхом откликнулся Третий. — Так что это он перед тобой виноват, а не ты перед ним. — Какая разница, кто виноват? — спросил Третий, и снова повисла тишина. Все думали о мертвой планете. О ее жителях, которые раньше выходили в космос, а теперь бегают по подземельям и убивают друг друга за банку консервов. Какими вы были. И какими вы будете. А потом вдалеке что-то с грохотом обрушилось (Весельчак переменился в лице, но остался на месте), послышались неразборчивые ругательства, простучали по металлическому полу шаги — и Крыс возник на пороге рубки. — Мотоцикл опять упал, — сообщил он. — Ну, чего сидите? Мы будем Солнечную систему спасать или нет? Эти слова произвели поистине волшебное действие. Тягостный морок развеялся, все оживились. — Надо что-то делать! — воскликнул Ким. — Третий, у тебя, я так понял, есть план? — У меня был план, — ответил Третий. — Я хотел взять «Эверест» — или «Чайку» — выйти им наперерез и под угрозой уничтожения заставить повернуть обратно. В крайнем случае, если бы они не поверили, мы подбили бы им двигатель и взяли на буксир. Но теперь надо придумать что-то другое. — Я, может, глупый вопрос спрошу, — сказал Всеволод. — Но почему ты не связался со Службой галактической безопасности? Пусть они перехватывают корабль и разбираются… — Потому что — при условии, что в СГБ мне бы поверили — ты, Сева, поручишься, что они только перехватят корабль, а не дадут по нему упреждающий залп? — Ну, — сказал Всеволод, — не совсем же там звери сидят… — Сегодня утром я про своих думал так же. Все погрузились в раздумья. — А пиратский корабль? — спросил Ким. — Он не боевой, — ответил Крыс. — На нем драпать хорошо, а не атаковать. — Ха! — не удержался Ким. Он забыл, что сейчас у него нет и этого. Крыс открыл было рот, чтобы подсветить этот момент, но Всеволод оперативно ткнул его локтем под ребра и сказал: — Есть штурмовая капсула. «Эверест» может подойти к ним поближе и отстрелить ее. Мы десантируемся и сломаем машину. — Не получится застать их врасплох, — возразил Третий. — Штурмовая капсула — это слишком громко. Нельзя не заметить, когда твоему кораблю проламывают борт. Нет, нужно что-то другое… Снова в рубке воцарилась напряженная, потрескивающая от умственных усилий тишина. И, когда ее нарушил голос Алисы, все даже подпрыгнули от неожиданности — до этого она сидела так тихо, что про нее успели забыть. — Мы в школе недавно проходили «Илиаду», — сказала Алиса. — Там греки, чтобы пробраться в осажденную Трою, сделали огромного деревянного коня и спрятались внутри. Троянцы закатили его внутрь, а ночью греки вылезли и всех перебили. — Зачем фиксианцам деревянный конь? — удивился Крыс. Эта история явно была ему в новинку. — У нас нет столько дерева, — добавил Весельчак. — Деревянный конь — это военная хитрость, — пояснил Ким. — Молодец, Алиска! Осталось только придумать, из чего его сделать… — Есть чучела, — с энтузиазмом начал перечислять Всеволод. — Скафандры. Твоя грамота за участие в студенческом капустнике… — Эх, — сказал Селезнев. — Когда «Пегас» прилетел в Медузу, на борту был груз, который мы должны были доставить на Фикс: парчовые халаты и электрокардиографы. Вот сейчас они бы пригодились!.. — Так они здесь, — сказал Крыс. — Где — здесь? — переспросил Селезнев в изумлении. — На нашем корабле. — Но позвольте, как они там оказались? Я думал, они до сих пор на борту «Пегаса»… — Когда я сошел с «Пегаса» на Блуке, я их прихватил с собой. Селезнев сорвал с носа очки и в волнении протер их рукавом скафандра. — Но зачем? — спросил он. Крыс пожал плечами: — Бери что хочешь и не отдавай — таков главный пиратский принцип. — Коллега, это ничего не объясняет. Крыс огляделся — все смотрели на него и ждали, что он как-то раскроет свою внезапную тягу к халатам и электрокардиографам. — А что, — сказал он запальчиво, — было бы лучше, если бы они сейчас были на «Пегасе»? — Что ж, — промолвил Всеволод, потирая руки. — Похоже, план у нас есть. Давайте займемся реализацией! — Весельчак, — произнес Крыс капитанским голосом, — тащи сюда контейнер с халатами. — Весельчак, — сказал Всеволод столь же капитанским голосом, — подготовь «Эверест» к взлету. — Весельчак, рассчитай траекторию гиперпрыжка, я скажу координаты, — распорядился Третий. Подумал и чуть менее капитанским голосом добавил: — Пожалуйста. Ким замешкался всего на секунду, а все важные распоряжения уже отдали. — И свари кофе, — нашелся он. — Вы не обалдели? — спросил Весельчак, почесав в затылке. — Пойду закреплю «Харлей». Перед таким явным и наглым бунтом на корабле капитаны несколько опешили. — Ладно, — сказал наконец Крыс, — я притащу контейнер с халатами. — Я подготовлю «Эверест» к взлету, — сказал Всеволод. — Я рассчитаю траекторию, — сказал Третий. — Черт возьми! — сказал Ким и отправился на камбуз. Селезнев вызвался помочь Крысу с контейнерами. Проходя через шлюз, он замешкался возле Весельчака, который, кряхтя, поднимал с пола своего железного друга. — Весельчак, — сказал он с энтузиазмом. — Вы чувствуете такое же воодушевление, как и я? — Воодушевление? — переспросил Весельчак сдавленным от усилий голосом. — Ну да. У нас на корабле четыре легендарных капитана. Нам просто не может не сопутствовать удача! Весельчак поднатужился и наконец поставил «Харлей» на колеса. — Профессор, — сказал он, — ваша вера в лучшее просто поразительна. Я только надеюсь, что они не передушат друг друга в первый час полета.