Одиссея капитана Крыса

Теперь ему оставалось только одно, и он это сделал. Он слепо запаниковал. Терри Пратчетт «Цвет волшебства»

Ничего не получится, понял Третий. Он особенно любил гиперпрыжки за наступавший в самом конце, после всех перегрузок, миг полной потерянности во времени и пространстве. В это мгновение разум очищался, и мысли приобретали особую ясность. И теперь, когда «Эверест» вышел из прыжка, Третий увидел зияющую брешь в разработанном плане. Справа от него Всеволод нажал на кнопку громкой связи и объявил: — Прыжок завершен. Экипажу вернуться к своим обязанностям. Еще правее Ким склонился над пультом, изучая показания приборов. — Отлично прыгнули, Сева, — сообщил он. — Очень мягко. Фиксианского корабля пока не наблюдаю. Остальные члены экипажа, которые пережидали перегрузки на койках в каютах «Эвереста» (кают было три, так что места хватило всем) потихоньку собирались в рубке. Третий отстегнул ремни безопасности и сказал: — У нас проблема. — У нас нет проблем, — ответил Ким и тоже отстегнулся. — Есть задачи, требующие решения. — План, — продолжал Третий, — был такой: мы выходим на связь, говорим, что случайно пролетали мимо и очень хотим наконец доставить по адресу халаты и кардиографы, стыкуемся и передаем контейнеры, в которых сидит диверсионная группа. Так? — Так, — сказал Всеволод с удовольствием. План ему нравился. — Это не сработает. Нам придется врать. А фиксианцы легко считывают ложь, она всегда заметна в эмофоне… — Какая ужасная раса, — сказал Крыс искренне. Но прежде, чем все успели осознать масштаб препятствия, Ким воскликнул: — Ничего страшного! Говорить будет Сева. — Какая разница, кто будет говорить… — Ха! Сева так врет, что его никто считать не может!.. — Мне не нравится слово «врет», — слабо возмутился Всеволод. — … Почему, ты думаешь, именно Сева всегда докладывает в ЦУПе? — … Я не вру, я сообщаю правду дозированно… — Здесь тебе не ЦУП, — возразил Третий. — Здесь будут смотреть на эмофон. — … Просто не все подробности достойны того, чтобы их упоминать… — Ты-то ничего в Севином эмофоне не замечал, — хмыкнул Ким. — В смысле? — В смысле когда он, например, сказал, что земляне размножаются поцелуем в пупок. Повисла пауза. — Что? — переспросил Крыс. — Что? — эхом откликнулся Селезнев. — Что? — вторил Весельчак. — А это не так? — поразился Третий. — Сева не мог ошибиться, у него же есть дети… Селезнев, которого как профессора космозоологии озвученное невежество уязвило в самое сердце, набрал воздуху в грудь, чтобы во всех подробностях разъяснить Третьему его неправоту — и встретился взглядом со своей дочерью. Алиса, затаив дыхание, смотрела ему в рот и ждала. Под этим взглядом Селезнев выдохнул вхолостую, понурился и сказал: — Нет, в целом, если не вдаваться в детали, так и есть. — Так и есть, — понимающе кивнул Всеволод, у которого тоже были дети. — Так и есть, — поддакнул Весельчак, выбравший для себя стратегию быть с большинством. — Что вы все несете? — спросил Крыс в изумлении. — Земляне — млекопитающие, они размножаются слиянием га… В этот момент Селезнев аккуратно, но сильно наступил ему на ногу и прошептал: «Коллега, мы это с вами обсудим позже». — В общем, — подытожил Всеволод, стремясь поскорее уйти от щекотливой темы, — переговоры я беру на себя. — А мы с тобой, Третий, — подхватил Ким с воодушевлением, — тем временем в контейнерах попадаем на борт вражеского корабля… — Я попадаю, — прервал его Третий. — Ты не поместишься в контейнер с электрокардиографами. И у тебя всего две руки. Из тебя выйдет плохой фиксианец. Ким помрачнел. — Нельзя, чтобы ты шел один, — сказал он упрямо. — Один ты как прутик… — он огляделся в поисках наглядных материалов, но ничего подходящего в рубке не было. И он не очень убедительно закончил: — Короче, это плохой план. — Нельзя так, — подтвердил Всеволод. — А в другую галактику вы его без проблем одного отпустили, — хмыкнул Крыс. — Не парьтесь, я с ним пойду. — Ни в коем случае! — возмутился Ким. — Тебе нельзя доверять! — Зато я компактный, — ответил Крыс. — И фиксианец из меня убедительный. Два эмпата лучше, чем один. В этот момент радар «Эвереста» запищал, оповещая о появлении на горизонте второго корабля. — Спорить некогда, — быстро сказал Всеволод. — Итак, план: диверсионную группу составляют Третий и Крыс. Если вас раскрывают, мы с Кимом спешим на помощь в штурмовой капсуле. Я за. Третий? — За, — сказал Третий. Выбирать было не из чего. — Ким? — За, — процедил Ким сквозь зубы. — Но учти, пират, если что-нибудь пойдет не так… — Все, — оборвал его Всеволод. — Все замолчите, я выхожу на связь, — он щелкнул тумблером и совсем другим, беззаботным голосом заговорил в микрофон: — Корабль! На связи Всеволод Буран, капитан «Эвереста». Как слышно?.. Третий поманил Крыса прочь из рубки. Он не хотел мешать Севе и не хотел, чтобы Сева или кто-нибудь еще помешал ему. Предстоящее дело требовало сосредоточенности. — Куда мы идем? — спросил Крыс сзади. Не отвечая, Третий пошел по коридору. Шлюзовая камера вполне подходила для его целей. Достаточно тихо и спокойно. Главное — не подходить слишком близко к мотоциклу. Мотоцикл сдвинули в угол. По центру шлюза теперь стояли три контейнера. В двух из них были халаты и кардиографы. Из третьего высовывалось дуло с оптическим прицелом. Поскольку все вооружение «Эвереста» сейчас волею судеб состояло из табельного бластера Кима, помимо груза с «Пегаса» пираты захватили все оружие, какое было у них на борту. Коллекция получилась внушительная. — Ну? — спросил Крыс, входя в шлюз следом. — Нужно установить экраны, — сказал Третий деловито. — Дай мне, пожалуйста… — Что установить? — Эмпатические экраны. Чтобы те, кто будет принимать контейнеры, не уловили наше эмополе. А твой эмофон лучше вообще никому не видеть, он тебя сразу выдаст. Дай, пожалуйста, руку. — Зачем? — спросил Крыс подозрительно, на всякий случай пряча руки за спину. — Так проще возобновить канал связи, — объяснил Третий терпеливо. — Через прямой контакт… — Ты что, полезешь ко мне в мозг? — Поверь, мне это так же неприятно, как и тебе. — Давай я сам все поставлю, — предложил Крыс. — Ты мне только скажи, какой участок надо включить, дальше я сам… — Не время для самодеятельности, — ответил Третий строго. — От этого зависит успех операции. Давай руку, или я полезу так. Канал-то уже есть. Но тогда за надежность экранов я не поручусь. Крыс скривился и протянул ему руку. Третий сделал глубокий вдох. Это вышло инстинктивно. Ему предстояло окунуться в эмофон крокрысца, и это ощущалось как прыжок в болото, в густую засасывающую жижу… Они не выбирали чувствовать так, а не иначе, напомнил он себе, но легче от этого не стало. — А что значит «канал уже есть»? — спросил Крыс. — Я его создал, когда мы были в Медузе, — сказал Третий, выдохнул и нырнул с головой. На короткое мгновение он словно провалился в прошлое, от которого так старательно дистанцировался все это время. В ноздри даже ударил знакомый запах известки и сырости — запах подземелий в Медузе. Эмофон Крыса обволакивал его, опутывал по рукам и ногам и утягивал куда-то на дно. Тогда, в подземельях, Третий поначалу лелеял надежду, что сможет расправиться с врагом исподтишка, выпив всю его психическую энергию без остатка — в теории это было вполне возможно, и он слышал о случаях, когда фиксианец, чтобы усмирить агрессивного представителя низших рас, ментальной атакой доводил его до полного истощения. На практике же у него ничего не получилось: и сам он не управлял воздаянием в достаточной мере, чтобы поглотить сразу много энергии — и соприкосновение с разумом крокрысца выматывало его самого гораздо больше, чем его жертву… — Я уже говорил, что это отвратительно? — спросил Крыс. — Это отвратительно, Третий. Я прямо чувствую, как ты копаешься у меня в мозгах. Такие холодные, липкие пальцы. — Неправда, — возразил Третий. — Это никак не ощущается. Помолчи, пожалуйста, ты меня отвлекаешь. Организация разума у всех мыслящих существ более или менее похожа, и он хорошо представлял, что нужно сделать. Проблема была в крокрысском эмофоне: Третий барахтался в нем, словно в мазуте. Какая жалость, что никто пока не изобрел ментальный скафандр. Или хотя бы ментальные перчатки… — Третий, ты слышал когда-нибудь про личное пространство, а? Про границы там, про приватность? — Надо же, какие ты слова знаешь, — впечатлился Третий. — Заткнись, пожалуйста. — А вдруг ты там раскопаешь что-то личное?! — Надеюсь, что нет, — искренне сказал Третий. — Я брезгую. Все, — он выпустил Крыса, не удержался и вытер руку о скафандр. Жизнь вне контакта с пиратским эмофоном снова была прекрасна, хотелось наслаждаться каждым мгновением и дышать полной грудью. — Я установил экраны, какое-то время они продержатся, — Крыс закатил глаза, прислушиваясь к себе, и Третий поспешно добавил: — Ничего, пожалуйста, там не трогай. — Я только что пережил акт психологического насилия, — сказал Крыс с надрывом. Третий прикрыл глаза и быстро возвел собственный защитный экран. — Паяльником бы тебя ткнуть, страдалец, — ответил он. В коридоре послышались твердые шаги, и на пороге шлюзовой камеры появился Ким. Позади него маячили Селезнев и Весельчак. — Сева готовит стыковку, — сообщил Ким. — Пока вроде никто ничего не заподозрил. Почему вы еще не в контейнерах? На последней фразе в голосе его прорезались отчетливые капитанские ноты. Реакция последовала незамедлительно. — Распоряжаться будешь на своем корабле, — капитанским голосом отрезал Крыс. — Иди в рубку, Кимушка, не демаскируй, — не менее капитанским голосом поддержал Третий. Получив такой слаженный ответ, Ким несколько сбавил обороты. — Ладно, — сказал он, — ладно. Я хотел пожелать удачи. Мы будем постоянно на связи. Если что-то пойдет не так, дайте знать, мы сразу выдвинемся. — Ни пуха, ни пера! — высказался из-за его спины Селезнев. — Семь футов под килем! — добавил колорита Весельчак. Пол под ногами завибрировал — это «Эверест» начал стыковочный маневр. Времени на разговоры почти не оставалось. Третий быстро наклонился над контейнером с оружием и вытащил бластер. Переключил реле на корпусе. — У меня большая просьба ко всем, — сказал он, глядя на Крыса. — Пожалуйста, если придется, стреляйте оглушающими. — Это еще почему? — спросил Крыс. — Лишние жертвы ни к чему, — ответил Третий. — Проиграна та война, в которой была потеряна хотя бы одна жизнь. Так написано у нас на Скрижалях. — Да? — протянул Крыс. — Тогда на Крокрысе вы продули вчистую. — Не совсем так, — сказал Третий тихо. — Здесь имеется в виду в первую очередь жизнь фиксианца. И физически мы ни одному крокрысцу не причинили вреда… Он понял, что говорить этого не стоило, ровно в ту секунду, когда слова слетели с губ. Лицо Крыса застыло. Он вытащил из кобуры бластер и сунул рукоятью Третьему под нос. Прямо перед глазами у того оказалось реле, выставленное на боевой режим. — Лично я, — сказал Крыс, — согласен на победу по очкам. Правой рукой он оперся на край контейнера с электрокардиографами — и вдруг исчез. Видимо, превратился в кого-то незаметного. «Эверест» вздрогнул и застыл, снаружи послышался гулкий удар и следом чавкающий звук, свидетельствующий о разгерметизации внешнего шлюза. Стыковка завершилась. Третий перевалился через край контейнера, упал в мягкую, скользкую груду парчовых халатов и постарался закопаться поглубже. Операция началась. Вторжение прошло точно по плану. Сидя в контейнере, Третий чутко прислушивался ко всему, что происходило снаружи. Поначалу в эмофоне троих фиксианцев, явившихся, чтобы забрать груз, проскальзывало недоверие. Но Сева был безупречен. От него так и шибало бесхитростной честностью. — Такая удача! — говорил он подкупающе искренне. — Я уже черт-те сколько вожу эти халаты — и кардиографы! — один раз чуть на Альдебаране их не выгрузил по ошибке… Но я-то ладно, а вам каково?! Без халатов-то еще можно прожить, а вот без медицинского оборудования… Никто не заподозрил подвоха, последние искры сомнения в эмофонах погасли. Фиксианцы сердечно поблагодарили Первого капитана, который с таким вниманием отнесся к их проблемам, и покатили контейнеры на корабль. Наравне с благодарностью и симпатией они ощущали также легчайшую, тончайшую грусть. Их печалило, что такой приятный человек, как Всеволод Буран, в самом скором времени вместе со всем остальным населением Солнечной системы утратит разум. Третий не мог с ними не согласиться. Их везли довольно долго, но в конце концов движение прекратилось. Простучали по полу удаляющиеся шаги, загудела закрывающаяся пневмодверь. Третий выждал еще немного, пока эмофоны троих сопровождающих не растаяли окончательно в отдалении, после чего осторожно высунулся из-под халатов и осмотрелся. Их оставили в пустом грузовом отсеке. Вокруг не было ни души. — Чисто, — сообщил Третий и выбрался наружу целиком. Груда оборудования в соседнем контейнере зашевелилась и вспучилась, и из-под нее появился Крыс. Очень странно было смотреть на него и не видеть давящего, черного эмофона. Собственно, вообще никакого эмофона не видеть. — Ты в порядке? — спросил Третий. — Сердце в норме, — отчитался Крыс, спрыгнул на пол и стряхнул с плеч электрокардиограф. — Пошли? — Одну минуту, — Третий внезапно шагнул Крысу навстречу и крепко обнял всеми шестью руками. На мгновение Крыс застыл. Затем вывернулся из объятий и отскочил подальше. — Ты что творишь?! — прошипел он. — Это древний фиксианский обычай, — ответил Третий торжественно. — Мы всегда так делаем, отправляясь на битву. Крыс смерил его подозрительным взглядом. Третий смотрел очень серьезно. — На удачу, — уточнил он. — Думал, сильнее я в фиксианцах уже не разочаруюсь, — сказал Крыс. — Но вы, ребята, продолжаете удивлять. И превратился. Третий попятился. В принципе, следовало ожидать, что Крыс примет именно его облик — других фиксианцев он вблизи не наблюдал — но все равно в первый момент это застало врасплох. Странно и дико было смотреть на себя со стороны. Разве у меня такой нос, думал Третий, скользя по Крысу придирчивым взглядом. И подбородок не так торчит. И… Стоп, а это что?! — Это не убирается, — отрезал Крыс, проследив за его взглядом. — Эмпатия и третья нога идут в комплекте. — Это вот так вы ее видите? — спросил Третий потрясенно. — Великий Космос, это так… противоестественно. — Знал бы ты, как с ней неудобно ходить. — Нет, так нельзя, — бормотал Третий. — Это какое-то фиаско. Удивительно несерьезный подход для метаморфа. Надо было на «Эвересте» проверить, как ты превращаешься… Вот, накинь халат, хоть не так в глаза бросаться будет! Крыс выдернул халат у него из рук и запахнулся с оскорбленным видом. — Художника обидеть может каждый, — сказал он. — А ходить по кораблю в халате — это не фиаско? — Это лучше, чем без халата, — твердо ответил Третий. — Все, что угодно, лучше, чем _так_. Все, пошли. Чужого присутствия за дверью отсека не ощущалось. Третий выглянул. Лежащий за дверью коридор был пуст. Крыс пихнул его в спину и вышел следом. — Где может быть машина? — спросил он, озираясь. Третий не ответил. Он прислушивался, пытаясь уловить следы чужого эмофона. И ничего не чувствовал — корабль словно вымер. Только где-то наверху, несколькими этажами выше как будто горел сильный, ровный огонь. Похоже было, что весь экипаж собрался там. А это могло означать только одно. — Скорее, — сказал Третий. — У нас нет времени! И побежал. Крыс на трех ногах затрусил следом. Грузовой лифт вознес их из трюма на верхний ярус, где, согласно общему устройству всех фиксианских кораблей, должен был располагаться командный пункт. Третий припустил по коридору. Огонь по-прежнему горел где-то впереди и манил, словно маяк. Теперь он ощущался как множество огоньков-эмофонов поменьше, но все они пульсировали в едином ритме. Коридор повернул, еще раз повернул — и Третий остановился возле открытой двери и прижался спиной к косяку. За дверным проемом угадывалось большое помещение, и весь экипаж корабля сейчас находился там. Крыс, который из-за лишней ноги передвигался меленькой гаденькой рысью и потому отстал на несколько корпусов, наконец его догнал. — Они там? — прошептал он. — Уже начали? Давай врывайся, я прикрою. Сколько их? — Человек шестьдесят, — упавшим голосом ответил Третий. И в этот момент изнутри донесся звучный и очень знакомый Третьему голос: — … Теперь, когда мы собрались здесь, чтобы совершить праведный суд над низшими созданиями… Третий пошатнулся. Это было как удар под дых. До сих пор ему как-то не приходило в голову, что Попечитель может лично возглавить карательную операцию. И эмофон его не читался в массе других эмофонов. Третий осторожно выглянул из-за косяка. За дверями лежал большой прямоугольный зал. Никакой мебели в нем не было, только возвышение у дальней стены. На возвышении стоял куб со стороной около метра, из полупрозрачного материала, похожего на земной янтарь. Куб светился мягким теплым светом. А возле него, возложив на сияющую поверхность нижнюю пару рук, стоял Попечитель. Вся команда корабля действительно собралась здесь — спиной к дверям и Третьему, лицом к Попечителю, они стояли, опустив руки, погрузившись в себя, и их эмофоны горели тем же мягким светом, что и куб на возвышении. Отстраненно Третий подумал, что ничего не стоило бы сейчас застать всех врасплох и взять тепленькими — если бы только у них с Крысом было больше чем два бластера с одиночным режимом стрельбы. И их самих было бы побольше. — … Только мы стоим между благополучием Фикса и хаосом остального Космоса. Наша миссия священна. В этот великий час давайте же объединим сознания… Боковым зрением Третий уловил какое-то движение и успел схватить Крыса за руку с бластером. — Сейчас я его шлепну, — прошипел Крыс. — Слишком далеко, — возразил Третий. — Если промахнешься, второго шанса не будет. Нужно как-то по-другому… Он лихорадочно размышлял. Здесь происходило слияние разумов — эмпатическая практика, когда несколько фиксианцев синхронизируются друг с другом, настраивают эмофон одинаковым образом и как бы объединяются в одно сверхсознание. В обычной жизни этот прием не был такой уж редкостью. Его часто использовали, например, когда решение задачи требовало мозгового штурма. Но никогда еще Третий не видел слияния, в котором участвовало бы шестьдесят разумов одновременно. Должно быть, без такого количества эмпатов всей мощи машины не хватило бы, чтобы радиусом действия охватить Солнечную систему. Во время слияния все участники думают и чувствуют одинаково, мысль одного становится общим достоянием. Если бы только можно было вбросить туда какую-то постороннюю, навязчивую, вредоносную мысль, размышлял Третий. Что-то, что заставит всех отвлечься и собьет концентрацию… Вот только что? Он второпях перебирал возможные темы, но не мог найти ничего подходящего. К сожалению, среднего фиксианца отличала удивительно устойчивая психика, он не был подвержен фобиям или излишней тревожности. Так что, не найдя ничего подходящего в памяти предков, Третий обратился к собственному опыту и сразу нашел страх, который хорошо знаком абсолютно любому космолетчику: страх, что ты не задраил люк. Природа этого страха давно занимала ученых-психиатров. Происхождение его было неясно: на космических кораблях абсолютно любых систем взлетом управляла автоматика, и вероятность стартовать с незадраенным люком была равна нулю. И тем не менее любой пилот хотя бы раз в жизни, поворачивая ключ на старт, неизбежно чувствовал укол леденящего ужаса: а закрыл ли я люк?! Должно быть, это был какой-то общий для всех рас атавизм, генетическая память предыдущих поколений. Третий был хорошо знаком с этим чувством. Осталось передать его дальше. Он прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, подстраиваясь под общее сознание, царившее в зале. Его охватило невероятно приятное чувство единения со всеми, кто здесь собрался, чувство безопасности и покоя. Пришло понимание абсолютной правильности происходящего, и как же хорошо было ощущать себя одним из многих, частью великого замысла… Третий с некоторым сожалением развеял этот морок и подумал о незакрытом люке. Ничего не произошло. Никто его не услышал. Его голос затерялся в общем хоре. — … Нами движет единое стремление принести в Галактику покой и мир… — продолжал Попечитель вещать с возвышения. Третий понял, что никогда его не перекричит. Оставалось одно. Он все еще удерживал Крыса за руку, и теперь, не размыкая физического контакта, он открыл канал связи и метнул в этот канал мысль о люке. Семя упало на благодатную почву. Крыс был космолетчиком до мозга костей. Он изменился в лице. В его глазах отразился невыразимый ужас, рядом с которым страх Третьего был лишь бледной тенью. Только то, что он запутался в трех ногах и не смог сходу взять резкий старт, помешало ему немедленно кинуться проверять, что с люком все в порядке. Его искренняя и слепая паника заполнила канал до краев, заполнила разум Третьего, и он открыл мысленный шлюз и позволил этой панике хлынуть в общее сверхсознание. Атака на Солнечную систему захлебнулась. Шестьдесят фиксианцев, из которых практически никто не имел отношения к управлению космическим кораблем, а многие вообще были в космосе первый раз, одновременно испытали ужас, подобного которому не знали прежде. Воздух наполнили стоны, крики и бессвязные причитания. Кто-то, не вынеся накала эмоций, сразу рухнул в обморок. Кто-то, обхватив голову всеми руками, катался по полу. Кто-то сел прямо где стоял, подтянул колени к животу и принялся раскачиваться, уставившись в одну точку остановившимся взглядом. Кому-то удалось устоять на ногах, но ясность рассудка они также не сохранили: в едином порыве эти несчастные бросились к выходу — то ли чтобы проверить люк, то ли спасая свою жизнь. В дверном проеме произошла давка: перед лицом паники даже эмпатия отступила на задний план, и фиксианцы толкали и отпихивали друг друга. Наконец всем удалось вырваться на волю, и они растворились в сплетении коридоров. — Т-ты! — прохрипел Крыс — от пережитого он начал заикаться. — Д-да как ты… Третий не ответил. Двенадцать фиксианцев выдержали психологическую атаку. Это были лучшие из лучших, сборная Фикса по футболу с тренером во главе. На поясах у них были бластеры. Они все смотрели на Третьего, и их взгляды не предвещали ничего хорошего. Но хуже всего было не это. Попечитель со своего возвышения тоже смотрел на Третьего, и в его глазах была только огромная, бескрайняя печаль. Третий попятился и одними губами прошептал: — Бежим. И побежал. Спустя несколько метров Крыс его догнал. У него снова было две ноги. За плечами развевался халат. — Это отвратительно! — пропыхтел он. — Мерзко! Ты меня использовал! Где твоя хваленая эмпатия, Третий? Позади гремел топот преследователей. И, что еще хуже, Третьего не оставляло ощущение, будто кто-то осторожно касается его разума, словно… примериваясь. Холодные липкие пальцы, вспомнилось ему. Да, было очень похоже. — Остерегайся ментальных атак! — выдохнул он на бегу. Впереди по коридору послышались голоса — похоже, это фиксианцы, поддавшиеся панике, проверили люк и теперь несли радостную весть остальным. Беглецы оказались в ловушке. Третий ударил кулаком по панели на стене. Ближайшая пневмодверь отъехала в сторону, он впихнул Крыса в открывшийся отсек, прыгнул следом. Дверь закрылась, отрезав их от преследователей. Крыс прострелил панель, заблокировав таким образом возможность открыть каюту снаружи или изнутри. — Каких ментальных атак? — спросил он, поворачиваясь к Третьему. Третий не ответил. Закатив глаза, он медленно сползал по стене на пол. Из носа у него тонкой струйкой текла кровь. Кто-то всем телом ударился в дверь снаружи. — Не открывается! Несите лазерный резак! Крыс огляделся. Судьба загнала их в какую-то подсобку. Мебели тут не было, только шкафчик в углу. В шкафчике Крыс обнаружил ведро и швабру. Затем взгляд его обратился к потолку. На потолке располагался люк вентиляции. Крыс посмотрел на люк, потом на Третьего, который не подавал признаков жизни. — Похоже, — сказал он, — здесь наши пути расходятся.