Одиссея капитана Крыса

Ветер воет, море злится, — Мы, корсары, не сдаем. Мы — спина к спине — у мачты, Против тысячи вдвоем! Джордж Стерлинг «Старая пиратская песня»

— … Здесь наши пути расходятся, — раздалось из динамика. Ким в сердцах саданул кулаком по панели управления. — Скотина! — процедил он сквозь зубы. — Так и знал, что ему доверять нельзя! Всеволод в ответ неразборчиво, но согласно хмыкнул. Он что-то рассчитывал на бортовом компьютере, пальцы так и летали над клавиатурой. Ким вскочил на ноги. — Чего же мы сидим? — воскликнул он. — Сева, вставай! Мы выдвигаемся. Медлить нельзя, Третий в беде! Всеволод в последний раз нажал Enter, вгляделся в строчки на экране и со вздохом сказал: — Нет, никак не получается. — Что не получается? — быстро спросил Ким. Всеволод наконец повернулся к нему лицом. — Ким, — сказал он, — ты разглядел их корабль, когда мы шли на стыковку? — Корабль как корабль, — пожал плечами Ким. — Большой. — У него по обоим бортам противометеоритные пушки. — И что? — И то, — сказал Всеволод, — что штурмовую капсулу такая пушка пробьет на раз-два. «Эвересту» нужно будет подойти вплотную и только тогда отстрелить капсулу… — И в чем проблема? — Это не получится сделать на автоматике, слишком сложный маневр. Кто-то должен пилотировать «Эверест» вручную. Ким опустился обратно в кресло — настолько его ошеломила эта новость. Потерянным взглядом обвел остальной экипаж «Эвереста», сгрудившийся в рубке. — Ну, — сказал он, — профессор, при всем моем уважении, отпадает. Вряд ли он сможет маневрировать… — Не смогу, — печально подтвердил Селезнев. — Выходит, — продолжал Ким, — что остаться должен или ты, или я… -… Или Весельчак, — сказал Всеволод. Все посмотрели на Весельчака. Весельчак пожал плечами. — Я готов, — сказал он просто. — Конечно, я бы хотел покрыть себя неувядающей славой при штурме. Но должен же кто-то обеспечить крепкий тыл. Ким скептически фыркнул. — Это твой корабль, Сева, — сказал он. — Тебе и решать. Но он же пират! Предательство у него в крови. Кто поручится, что он действительно останется на поддержке, а не драпанет при первой же опасности? Впрочем, — размышлял он вслух, — здесь же останется профессор с Алиской вместе. Профессор, я дам вам бластер, и вы проконтролируете… — И вот мы добрались до второй проблемы, — перебил Всеволод, и Ким осекся. — Вторая проблема, — продолжил Всеволод тяжело, — в том, что там шестьдесят фиксианцев, и, весьма вероятно, они вооружены, а нас только двое. Профессор, — он прямо взглянул Селезневу в глаза, — я не могу вам приказывать. Вы гражданское лицо, здесь ваша дочь, и вы, конечно, в первую очередь должны думать о ее безопасности. Так что я могу только просить. Прошу вас отправиться вместе с нами и оказать огневую поддержку. При таком численном превосходстве противника любая помощь будет крайне важна. Селезнев посмотрел на Алису долгим и встревоженным взглядом — и она посмотрела на него в ответ, а потом на секунду прижалась к нему, обхватила руками и воскликнула: — Папа, ты справишься! Ты у меня очень храбрый! Селезнев распрямил плечи. — Располагайте мной, — сказал он. — Только предупрежу сразу, я никогда не стрелял из бластера… хотя с инъектором со снотворным у меня получалось неплохо. Но как быть с Алисой? Мы подвергнем ее слишком большой опасности, если возьмем с собой… — Это исключено, — твердо ответил Всеволод. — Ребенку не место на поле боя — даже такому отважному и смышленому, как Алиса. Она останется здесь, с Весельчаком. Если, конечно, вы не против, профессор. Иначе вы остаетесь оба. Все снова посмотрели на Весельчака. Селезнев поправил на носу очки. — Весельчак, — произнес он, — я не знаю вас так хорошо, как моего уважаемого соавтора, но верю, что если он с вами дружит, то, значит, и вы вполне достойный человек. Ради этой дружбы прошу вас отнестись к ситуации серьезно, вы отвечаете за Алису… — Мы вместе победим или вместе проиграем, — подхватил Всеволод. — Так что тебе нет никакого резона вести собственную игру… — И если, пират, ты попробуешь выкинуть хоть какой-то фортель… — вторил Ким. Весельчак почесал в затылке. — Да чего вы все раскукарекались? — спросил он. — Мы с Алисочкой давние приятели, она мне уже почти как родная. Езжайте, профессор, я за ней прослежу. И Алиса сказала: — Не беспокойся за меня, папа. Со мной все будет в порядке. — И вы бы уже отправлялись, — заключил Весельчак. — А то пока вы тут выясняете, кому ехать, а кому оставаться, наших диверсантов небось уже поставили к стенке. — Тогда вперед! — воскликнул Ким. — Вперед! — откликнулся Всеволод. — Ура! — подытожила Алиса. Энтузиазма Селезнева хватило только на жалкую кривенькую улыбку. В шлюзовой камере Всеволод быстро выбрал два бластера себе, а третий протянул Селезневу. — Смотрите, — начал он, — вот дуло. Всегда держите оружие дулом книзу, если не наводите на цель. Вот реле, я выставил оглушающий режим… Пока происходило экспресс-обучение, Ким тоже проинспектировал содержимое оружейного контейнера. — А это что такое? — в руках у него оказалось некое, видимо, холодное оружие — изящный эфес с инкрустацией, из которого торчал, однако, не клинок дамасской стали, а арматурный прут. — А, — сказал Весельчак. — Это гравитационная шпага. Отбрасывает противника. Может отбивать лучи бластеров. При абордаже совершенно незаменимая вещь, рекомендую. — У нас не абордаж, — возразил Ким веско, делая пробный выпад, — а спасательная операция. Но лишним не будет. Застегивая на талии пояс с ножнами, он неудачно махнул рукой и задел руль стоявшего у стены мотоцикла. Мотоцикл замогильно скрипнул и покачнулся. Ким, демонстрируя прекрасную реакцию, отскочил в сторону — но ничего не произошло: чудесным образом тяжеленная махина устояла. Сева оглянулся через плечо. — А, — сказал он, — я починил подножку, пока мы готовились ко взлету. Не люблю, когда на корабле что-то не работает. Ну что, все готовы? Профессор? Селезнев опустился на одно колено и крепко обнял Алису. — Ничего не бойся, — сказал он. — Не буду, папа! Я знаю, вы с капитанами всех победите! Селезнев обнял дочку еще крепче. Сам он такой бодрости духа не ощущал, но перед Алисой необходимо было сохранить лицо. — Что ж, — промолвил Всеволод, в последний раз проверяя оружие, — если все готовы, то… — Подождите! — вдруг воскликнул Весельчак. Все повернулись к нему. — Подождите, — повторил Весельчак, копаясь в оружейном контейнере. — Нельзя идти на абордаж без музыкального сопровождения! Удачи не будет. — Это не абордаж, — начал Ким, но Весельчак перебил его: — Давайте называть вещи своими именами. Нельзя проламывать борт чужого судна без музыки! Удача отвернется, и настроение совсем не то. Вот он! Он вытащил из контейнера небольшой кофр, а из кофра — диск. Нажал кнопку на своем скафандре, и на груди у него открылся лючок, в который он опустил диск. Что-то похожее люди использовали в глубокой древности для прослушивания музыки — это называлось плеер. — Внемлите! — Весельчак нажал еще одну кнопку. Из недр его скафандра, отдаваясь в наушниках шлемофонов, полились богатые звуки рояля. — Это Шопен? — без особой уверенности в голосе спросил Селезнев, внутренне поразившись культурному уровню космических пиратов. — Ой! — Весельчак скривился и остановил запись. — Пардоньте, это не то. Это Крысово. Вообще никакого настроения не создает. Ребята не любят ходить с Крысом на абордаж… — он вытащил из плеера диск и вставил другой. — Вот. Теперь внемлите! Снова зазвучали клавишные, затем к ним присоединился голос: I'm still alive Must have been a miracle — Кто это? — спросил Всеволод. Голос звучал приятно. — Это, — ответил Весельчак, и странно было слышать искреннее благоговение в его обычно дурашливом тоне, — лучший певец, которого когда-либо знали на планете Земля. Слушайте, как бьется сердце рок-н-ролла. It's been a hell of ride Destination still unknown It's a fact of life — пропел меж тем лучший певец на планете Земля. Будущие абордажники внимали, наполняясь боевым задором. — Ну вот, — сказал довольный Весельчак, притопывая в такт. — Процедура соблюдена. А теперь, господа штурмовики, проследуйте наконец в капсулу и спасите наших товарищей, — он протянул руку Алисе: — Пойдем, Алисочка, запузырим твоего папашу в космос. Алиса руку не взяла, но в рубку пошла. На пороге шлюза она обернулась и сказала: — Удачи, папа! Удачи, дядя Сева и дядя Ким! If you make one wrong move with the gun to your head You better walk the line or you'll be left for dead В штурмовой капсуле было тесно. Долговязый Селезнев на своем месте неанатомично извернулся, чтобы не слишком сильно упираться коленями в бок Киму. Еще более долговязый Ким упирался коленями в бок Всеволоду и не испытывал по этому поводу никакого затруднения. Безмятежный Всеволод, притиснутый к стене, сидел, прикрыв глаза. Пол вибрировал — это «Эверест» включил маневровые двигатели и пошел на сближение с фиксианским кораблем. В наушниках стучало сердце рок-н-ролла: I'm a runaway train on broken track I'm a ticker on a bomb, you can't turn back this time That's right I got away with it all and I'm still alive — Знаете, — сказал Ким, — а что-то во всем этом есть. В смысле, абордаж, музыка… Вот скажите, профессор, вы кем в детстве хотели быть? Вопрос был такой неожиданный, что Селезнев несколько секунд соображал, прежде чем ответить: — Очень недолго я хотел быть продавцом мороженого — в моем детстве такая профессия еще была. А потом я хотел быть Джеральдом Дарреллом. А вы? — обратился он к товарищам. — Если идти по персоналиям, — сказал Всеволод, — то я хотел быть Гагариным… — Фиксианцы по левому борту, — раздался в наушниках голос Весельчака. — До запуска десять секунд, даю обратный отсчет. Девять… Восемь… Let the end of the world come tumbling down I'll be the last man standing on the ground As long as I got blood rush through my veins I'm still alive — А я, — сказал Ким и проверил, легко ли ходит в ножнах гравитационная шпага, — хотел быть капитаном Бладом. — Один… Поехали! Все затряслось с бешеной силой, штурмовую команду вдавило в кресла. «Эверест» отстрелил капсулу, и та сквозь вакуум устремилась к борту вражеского корабля. Расчет Всеволода был верен. На таком близком расстоянии фиксианцы действительно не могли произвести залп по капсуле. Поэтому они выбрали более крупную и удобную цель. Когда «Эверест» уже почти разминулся с вражеским судном, противометеоритная пушка с левого борта повернулась в своем гнезде и выстрелила. Лазерный резак гудел и плевался искрами. Двери на корабле были сработаны на совесть и не сдавались легко. — Долго еще? — спросил тренер футбольный команды. Центральный нападающий оглянулся через плечо и приподнял сварочную маску. — Пара минут, — ответил он и снова приник к резаку. Тренер прикрыл глаза, постарался абстрагироваться от визга и скрежета, с которым резак вгрызался в металлическую переборку, и прислушался к своим ощущениям. За дверью не чувствовалось чужого присутствия. Либо бунтовщики каким-то образом ускользнули из закрытой каюты — что сомнительно — либо, прикрытые своими дурацкими эмпатическими экранами, оба лежали в отключке, нокаутированные ментальной атакой. Тренеру было крайне неприятно, что все так обернулось. На Фиксе общее мнение о Третьем Капитане было, откровенно говоря, невосторженным: ему ставили в вину, что он слишком мало времени проводит дома, что слишком сблизился с представителями низших рас, начал жить их интересами и забыл об интересах Родины… Тренер никогда не присоединялся к этим упрекам. Он относился к Третьему с большой симпатией — как-никак, они были, можно сказать, товарищи по несчастью. И тем больнее было ему видеть, как заблуждения и ошибочное понимание эмпатии привели Третьего к предательству, бунту и краху. Оставалось только надеяться, что Попечителю удастся достучаться до его разума, и он осознает глубину своего падения, отринет ложные убеждения и искренним раскаянием смоет вину и позор. Еще один момент тревожил тренера — личность второго бунтовщика. Он плохо разглядел этого фиксианца в шикарном парчовом халате поверх скафандра и не почувствовал как следует его эмофона. Можно было бы предположить, что это какой-то близкий знакомый Третьего, заразившийся его безумными идеями — но вот только у Третьего на Фиксе не было близких… Внезапно корабль страшно содрогнулся. Откуда-то издалека донесся звук удара, грохот, скрежет. Переборки отозвались тревожным гулом. Те футболисты, которым удалось устоять на ногах, встревоженно оглядывались в поисках источника этих спецэффектов. Ранее страх открытого люка не поглотил их разум без остатка — они были слишком опытными эмпатами, чтобы поддаться наведенной панике — но все же зацепил по касательной, и теперь все чувствовали смутное беспокойство: вдруг с люком все-таки случилась какая-то беда? Тренер принял решение. — Возможно, нас атаковали, — сказал он. — Необходимо это проверить. Защитники и полузащитники, вы идете со мной. Остальным быть здесь, вратарь за главного. Предатели, скорее всего, обездвижены. Если они все же попытаются оказать сопротивление, скрутите их, но постарайтесь не причинить лишнего вреда. Помните, жизнь бесценна! Если бы тренер чуть больше интересовался культурой и искусством Солнечной системы, с которой так тесно переплелась его судьба, он знал бы, что популярный троп «а теперь давайте разделимся» еще ни в одном художественном произведении не привел героев к успеху. Но он этого не знал, и когда он уводил свой отряд по коридору, никакое предчувствие не кольнуло его сердце. Не успели шаги ушедших затихнуть в отдалении, как центральный нападающий удовлетворенно крякнул и выключил резак. По всему периметру двери тянулась пышущая жаром ярко-алая полоса расплавленного металла. Достаточно было хорошенько ударить, чтобы дверь упала внутрь каюты. Вратарь приложил палец к губам и проверил, что бластер готов к бою и поставлен на оглушающий режим. Повинуясь его знаку, трое нападающих также взяли бластеры на изготовку и построились по обе стороны от двери. Вратарь выдохнул, мысленно сосчитал до трех и пнул дверь так, словно посылал мяч через все поле в ворота противника. Дверь рухнула. Фиксианцы с оружием наготове ворвались в каюту. Никто не попытался оказать им сопротивления. Комната была пуста, если не считать узкого шкафчика в дальнем углу — и фигуры, навзничь распростертой на полу. Третий Капитан в своем цветастом халате напоминал бабочку, прибитую дождем. Руки его были бессильно раскинуты в стороны, глаза закрыты, осунувшееся лицо ничего не выражало. Он не представлял опасности. — Где еще один? — прошептал центральный нападающий. На первый взгляд, спрятаться в каюте было решительно негде. Вратарь обежал ее вторым, более пристальным взглядом и заметил вентиляционный люк на потолке. Распахнутая крышка люка свисала на петлях, за ней зияла чернота. Вратарь махнул рукой в сторону, давая центральному нападающему сигнал проверить шкафчик, а сам крадучись приблизился к люку. Привстал на цыпочки и заглянул. Дальше события развивались стремительно. Центральный нападающий взялся за ручку шкафчика. Вратарь осознал, что вентиляционный короб слишком узок, чтобы им можно было воспользоваться для побега. За спиной у футболистов раздался визгливый, скрежещущий смех. Третий Капитан, секунду назад находившийся в отключке, сел на полу и четырьмя быстрыми выстрелами положил четверых фиксианцев прежде, чем они успели что-либо понять. Все еще посмеиваясь, Крыс поднялся на ноги — и застыл. На телах почему-то не было крови. Да, собственно, и ран, из которых этой крови полагалось течь, тоже видно не было. Потом один из расстрелянных дернулся и начал похрапывать, и Крыс догадался посмотреть на свой бластер повнимательнее. Реле стояло на позиции «оглушающий». Секунду Крыс пялился на него в изумлении, затем снова рассмеялся. — Древний обычай, значит? — пробормотал он. — Всегда обнимаетесь перед битвой, да? Ну и трепло же ты, Третий. Молчание было ему ответом. Крыс подошел к шкафчику, ногой отпихнул скорчившегося на полу центрального нападающего и распахнул дверцу. Бесчувственный Третий, которого пришлось очень плотно упаковать, чтобы дверца закрылась, вывалился ему навстречу. Крыс посторонился. — А вот теперь, — сказал он, — наши пути действительно расходятся. Счастливо оставаться, а я пошел! Путь наружу был свободен, и у Крыса не было никаких причин медлить на пороге. И все же он помедлил и оглянулся. Третий валялся на полу, неестественно подогнув под себя нижнюю пару рук. Вид у него был жалкий. Крысу вдруг подумалось, что его все время так или иначе бросают. Лучший друг Буран не полетел с ним в другую галактику. Лучший друг Ким тоже не полетел с ним в другую галактику, а потом четыре года (медузианских, но тем не менее!) не пытался выяснить, жив он или мертв. Соплеменники пытались подстрелить его из бластера. Мысль эта была очень странная, как будто чужая. Крыс даже проверил, не включилась ли у него случайно эмпатия. Но нет, эмпатический центр молчал. — Хрршк-пп! — сказал он. И вернулся. На Скрижалях написано: если боишься, иди навстречу своему страху. Когда ужас незакрытого люка охватил экипаж корабля, отряд из примерно двадцати фиксианцев последовал этому мудрому совету: они решили проверить, что с люком все хорошо. С этой благой целью они углубились в переплетение коридоров и в самом скором времени перестали понимать не только где люк, но и где они сами. Никто из них раньше не выходил в космос и не представлял, как устроен космический корабль, тем более такой большой. Они словно оказались в бесконечном лабиринте, обшитом панелями успокаивающе-бежевого цвета. Коридоры сходились и расходились без всякой системы, табличек и планов эвакуации на стенах не было. После того, как к ним пришло осознание проблемы, фиксианцы еще некоторое время упрямо продолжали движение, поднимались и спускались по лестницам, поворачивали, проходили через огромные помещения, заставленные непонятной техникой — и наконец решили устроить короткий привал, чтобы обсудить дальнейшие действия. — Что же, — начал один из них, которого общество стихийно избрало вожаком (в мирной жизни он был учителем музыки, а к военной операции его привлекли за развитые эмпатические способности). — По крайней мере, насколько я могу судить, люк в порядке. Ведь мы находимся в открытом космосе, и, если бы люк вдруг оказался открыт, произошла бы э… декомпрессия, вроде так это называется. Давление бы упало, и нас всех выбросило бы наружу, в голодный вакуум… В этот миг прямо в стену, на которую он опирался плечом, что-то с невероятной силой врезалось с другой стороны. Учитель музыки, не устояв на ногах, упал на колени. В толпе послышались изумленные и испуганные возгласы. — Это метеорит? — спросил чей-то дрожащий голос. А другой, еще более дрожащий, откликнулся: — Мы все умрем? Учитель музыки поднялся на ноги. Он привык работать с детьми и знал, как важно погасить зарождающуюся панику. — У нас большой и надежный корабль, — начал он. — Уверен, что никакой метеорит… В этот миг за стеной послышались леденящие душу шипение и скрежет. Переборка завибрировала, а затем в ней возникла ярко-алая точка. Секунда, и точка побежала по кругу, постепенно очерчивая некое подобие люка, а за ней тянулась докрасна раскаленная полоса. Голодный вакуум нанес удар, откуда не ждали: он проплавлял стену снаружи. Невозможно погасить зарождающуюся панику в других, если тебя самого эта паника захлестнула с головой. Учитель музыки обратился в бегство первым. Остальные бежали следом. Они бежали без цели, без смысла, а потом разом остановились, потому что в каждом сердце леденящий ужас вдруг сменился чувством абсолютного спокойствия и защищенности. И в каждом сознании зазвучал голос, сильный и добрый, который рек: «Только глупец не боится. Мудрый же боится, но шагает навстречу своему страху. Низшие создания вероломно напали на нас. Неужели же мы отступим и побежим? Нет! Мы собрались здесь ради безопасности Фикса. Пришло время исполнить наш долг». Услышав эти проникновенные слова, учитель музыки достал из кобуры бластер, проверил его — не очень умело — и решительно направился обратно. Остальные следовали за ним. … А несколькими ярусами выше Попечитель отнял руки от сияющей поверхности машины и устало выдохнул. Проплавленный кусок переборки вывалился в коридор. Ким осторожно выглянул наружу, покрутил головой и сообщил: — Чисто. Всеволод выбрался следом и оглянулся через плечо: — Профессор? Вы идете? Селезнев не ответил. Прикрывая одной рукой ухо с наушником, а другой — микрофон, он раз за разом повторял: — Алиса, ты меня слышишь? Алиса! Весельчак! — Уверен, с ними все в порядке, — сказал Всеволод. Ему было очень жалко Селезнева. — У «Эвереста» отличная броня. Что ему какая-то противометеоритная пушка? Я вам гарантирую, если какие-то повреждения есть, то самые поверхностные. Весельчак и Алиса вам не отвечают, потому что заняты их устранением… Селезнев поднял на него измученный, страдающий взгляд. — Если вы не против, — сказал он, — я все же хочу дождаться… — Да, — кивнул Всеволод, — конечно. Никаких проблем. Дождитесь, когда они отзовутся, и тогда догоняйте нас. — Просто идите на звуки выстрелов, — посоветовал Ким, — и вы нас найдете. Пойдем, Сева! И они отправились. Коридор, лежащий перед ними, был пуст и простирался далеко в обе стороны. Капитаны огляделись и двинулись направо. Оба шли осторожно, все их чувства были напряжены. Ким держал наизготовку бластер. У Всеволода также в одной руке был бластер, на сгибе другой он нес большой штурмовой щит. Пока не было ни видно, ни слышно ничего подозрительного. — Чертовски большой корабль, — прошептал Ким. — Мы очень долго можем здесь бродить. Знать бы, где Третий… Если Третий до сих пор не вышел на связь, очевидно, по какой-то причине он не мог этого сделать. И все же Всеволод на удачу позвал в микрофон: — Третий! Третий, прием! Внезапно ему ответили — правда, голос был вовсе не Третьего. — А я-то все думал, Первый, — задушевно сообщил Крыс в наушнике, — почему ты прилетел за друзьями только четыре года спустя. А ты, оказывается, в принципе не очень быстрый… Ким открыл было рот, но Всеволод предостерегающе поднял руку. Он не был уверен, что Ким станет говорить тихо. — Что с Третьим? — спросил он. — Третий со мной, — Крыс слегка задыхался, как будто ему приходилось тащить что-то тяжёлое. — Кстати, остерегайтесь ментальных атак. — Что это значит? — Не могу сказать, — ответствовал Крыс. — Главный специалист не раскрыл тему и отрубился. — Если ты с ним что-то сделал… — начал Ким, демонстрируя редкое умение рычать шепотом. Всеволод быстро пихнул его в бок и спросил: — Где вы находитесь? Крыс помедлил, как будто сам не был уверен в своем ответе. И наконец сказал: — Долго объяснять. Машина на верхнем ярусе. Встретимся там. Такой расплывчатый ответ насторожил Всеволода. Он хотел добиться ясности, но тут Ким придержал его за плечо и указал вперед. Впереди коридор изгибался под прямым углом. Ким остановился. Всеволод тоже остановился. Все было тихо. А в следующий миг за углом произошло некое мельтешение, и по ним открыли огонь. Прошли годы с тех пор, как капитанам приходилось биться бок о бок, но навыки, от которых зависит жизнь, не забываются и спустя десятилетия. Всеволод метнулся вперед и выставил щит. Друзья скорчились за ним спина к спине. Лучи бластеров бессильно заскользили по алмазному сплаву покрытия. — Прекратите огонь! — выкрикнул Всеволод на пробу. — С вами говорит капитан Всеволод Буран, я действую по приказу Галактического Содружества. Поступила информация, что здесь готовится акт агрессии против Солнечной Системы… — Вы находитесь на территории Фикса! — ответил ему возмущенный голос из-за угла (это был голос учителя музыки). — Ваше вторжение незаконно! Рекомендуем вам сложить оружие и поднять руки… Ким попробовал высунуться из-за щита, но новый залп заставил его нырнуть обратно. — Их там явно не шестьдесят человек, — сообщил он. — Но и не двое, — возразил Всеволод. — И стреляют они не слишком метко. — При таком количестве стволов это не критично. Ким выглянул с другой стороны щита, и снова выстрелы противника загнали его назад. — Ладно, — сказал он. — Действуем по обычной схеме, и… Сева? Сева, ты чего?! Всеволод потряс головой. — Что-то мне нехорошо, — пробормотал он. — Тебя зацепило? — Нет, — Всеволод усиленно моргал, перед глазами у него вдруг все поплыло. — Наверное, это эмпатическая атака. — Я ничего не чувствую, — возразил Ким. — Третий говорил, у тебя иммунитет. — А, — сказал Ким, подумав. — Точно. — Сдавайтесь! — крикнул фиксианец из-за угла. — Мы не хотим причинять по-настоящему серьезного вреда, так что не нужно нас вынуждать! Всеволод тяжело опустился на одно колено. Рука, которой он удерживал лямку штурмового щита, дрожала. — Вот что, Ким, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Бери щит и действуй по обычной схеме. На меня не обращай… — Севка, отставить пораженческие настроения! — прорычал Ким. — Держись, не падай! Если сможешь, прикрой меня! — А ты? — спросил Всеволод слабым голосом. — Я буду тактической ошибкой! И прежде, чем друг успел его остановить, Ким выдернул из ножен гравитационную шпагу и ринулся вперед. Эффект неожиданности может спасти самую безнадежную атаку. Фиксианцы думали, что их противник полностью подавлен воздаянием. И когда на них внезапно набросился рослый и очень энергичный космолетчик, это застало их врасплох. Добавочный усугубляющий эффект оказало то, что космолетчик раскручивал над головой кусок арматуры и выкрикивал: «Арр! Аррр!» Этот экспрессивный возглас вышел у Кима как-то сам собой. В сложившихся обстоятельствах нельзя было крикнуть ничего более уместного. Фиксианцы в панике открыли огонь. Часть выстрелов прошла стороной, остальные Ким отбил шпагой и врезался в ряды противника. Он раздавал удары направо и налево. Фиксианцы пытались отстреливаться, пытались бить Кима рукоятями бластеров, пытались виснуть у него на плечах, но он был неудержим и неуязвим. Трудно сказать, что внушало больший ужас: свистящая в воздухе гравитационная шпага, перекошенное свирепой яростью лицо или срывающиеся с губ яростные вопли: — Держись, Третий! Прорвемся! На абордаж! Невозможно сохранить мысленную концентрацию, когда на тебя замахивается арматурой здоровенный пират. Всеволод почувствовал, что чужая воля больше не пригибает его к земле. Ему удалось подняться на ноги. Ким ломился вперед. Фиксианцы падали под его ударами, как снопы. Всеволоду вспомнилась фраза из любимой в детстве книги: «видно было, где он шел». — Тысяча чертей! Карамба! Рубидий! Кратер Ричи!.. — Что там у вас происходит? — спросил Крыс в наушниках. — Вы взяли с собой Говоруна? Всеволод поднял бластер и оглушающим выстрелом срезал фиксианца, чудом избежавшего атаки Кима и целившегося в него с тыла. — Говорун, — ответил он, — учился у лучших.