Одиссея капитана Крыса

И говорят еще, что ненависть — от природы, а любовь — от ума, от большого ума… Аркадий и Борис Стругацкие «Хищные вещи века»

Под резкие гитарные риффы, под рулады, возвещающие, что бой, можно сказать, еще только начался, космический «Харлей» неудержимо мчался вперед. Пулеметная очередь разнесла внешний люк фиксианского корабля. Внутренний люк Весельчак, спешившись, аккуратно вскрыл электронной отмычкой и так же аккуратно закрыл прежде, чем голодный вакуум успел наделать на борту каких-нибудь дурных дел. И теперь перед глазами удалой конницы проносились одинаковые безликие коридоры. — Вперед, на помощь Капитанам! — выкрикнула Алиса. У Весельчака было на этот счет собственное мнение. В непосредственной близости от Капитанов обретались и шестьдесят свирепых, до зубов вооруженных фиксианцев, и он вовсе не горел желанием с ними встречаться. — Нет, — отвечал он решительно. — Наш первый долг — уничтожить машину и защитить Солнечную систему! Все остальное потом! Повинуясь его твердой руке, «Харлей» вкатился в грузовой лифт и стремительно вознесся на верхний ярус. Это вышло случайно, но кавалерия появилась в самый удачный момент. Все силы врага были сейчас брошены на борьбу с Кимом. Элитный отряд футболистов ловил Третьего. Никто не ждал атаки засадного полка, и потому возле машины не оставили охраны. Те немногие фиксианцы, что встретились Алисе и Весельчаку на пути, остались наверху не для того, чтобы защитить сердце корабля, а потому что недавний приступ паники слишком сильно их потряс и они еще не до конца пришли в себя. «Харлей», не замедлив бега, расшвырял этих несчастных как кегли и на полной скорости влетел в пустой прямоугольный зал. Весельчак лихо осадил железного коня прямо перед зловещим кубом. Развернул руль, нацеливая пулеметы… — Стойте! — крикнула вдруг Алиса и спрыгнула наземь. Весельчак удивился, но убрал палец с гашетки. — Что такое, Алисочка? — спросил он. — Если мы просто уничтожим машину, фиксианцы от этого никуда не денутся. Эта мысль уже давно тревожила Весельчака, но он старательно гнал ее прочь. — И что ты предлагаешь? — осведомился он без особой надежды. Алиса не ответила. Она поднялась на возвышение и опустила руки на матовую поверхность. Под ее ладонями куб медленно занялся янтарным сиянием. … Всеволод и Селезнев, схватившись за головы, одинаково сползли наземь. Ким ринулся было им на помощь, но застыл, когда пять бластеров одновременно уперлись ему в грудь. — Все кончено, — произнес Попечитель. — Дальнейшее сопротивление бесполезно. И ваши друзья, которые только что проникли на корабль, ничего уже не смогут… Он осекся. Взгляд его обратился к потолку. Лицо омрачилось. — Скорее! — скомандовал он. — Все к машине! Поверхность куба была теплой и какой-то податливой. Казалось, нажми Алиса чуть сильнее — и рука продавит тонкую внешнюю оболочку и провалится в недра машины. Откуда-то пришло чувство, что делать так нельзя. Алиса закрыла глаза. Куб под ладонями пульсировал, это было похоже на прибой, и она почувствовала, как мягкая ласковая волна подхватила ее и куда-то понесла… — Что ты хочешь сделать, Алисочка? — донесся издали голос Весельчака. — Лишить фиксианцев эмпатии и сострадания? Мне кажется, пока мы с ними на одном корабле, это не очень удачная идея. Алиса так изумилась, что даже открыла глаза. — Вы что? — сказала она возмущенно. — Это не наш метод, Весельчак! Дядя Третий сказал, что фиксианцы считают нас низшими расами. Они просто не понимают, какое замечательное место Солнечная система и какие прекрасные существа ее населяют. С помощью машины я им все это покажу! Они поймут, что поступают неправильно… Что вы так на меня смотрите? Весельчак моргнул. — Ничего, — ответил он мертвым голосом. — Я просто на мгновение забыл, Алисочка, что тебе всего десять лет. С этими словами он спешился и поставил мотоцикл на подножку, нацелив его руль — и дула спаренных пулеметов — на распахнутые двери, из которых через некоторое время должен был показаться враг. — Делай все, что считаешь нужным, — сказал он и снял бластер с предохранителя. — Хуже уже не будет. Алиса снова закрыла глаза, и теплая волна тут же подхватила ее, качнула и понесла за собой. Вокруг, докуда хватало внутреннего взора, плескалось бескрайнее янтарное море. Ни одно судно не бороздило его поверхность, но Алиса не чувствовала себя в одиночестве. Наоборот, пространство вокруг было наполнено ощущением чужого присутствия. Это было так, словно она оказалась в толпе. Как будто десятки людей шли рядом с ней, шли мимо нее, и на мгновение она соприкасалась с кем-то локтем, встречалась взглядом — и тут же теряла снова. И никому здесь не было до нее дела. «Ну хорошо же!» — сказала она себе и изо всех сил _подумала_. Она думала о яблоневых садах, которые благодаря многолетним усилиям фанатиков-колонистов зацвели на Марсе. О неистовой Венере — скептики утверждали, что эту планету никогда не удастся сделать пригодной для проживания, но вот дядя Сева передвинул ее орбиту, и она покорилась-таки человеку! О Земле — такой разной, такой удивительной и такой родной. О Космозоо, где ученые в поте лица спасают от вымирания исчезающие и совсем исчезнувшие виды. О невероятных людях, которые, отринув страх, спускаются в недра планет и поднимаются к звездам — все ради высшей радости познания… И ее мысли падали в пустоту. Янтарное море все так же катило волны, равнодушное к судьбам землян. — Весельчак, — сказала Алиса строго, — вы должны мне помочь. — Руки за голову! — прорычал центральный защитник. Крыс стоял на коленях и добросовестно пытался заложить руки за голову — но, поскольку рук было в три раза больше привычного, получалось у него плохо. — Как могу! — огрызнулся он. — Хватит тыкать в меня этой пукалкой, я же сдался! Центральный защитник покосился на свой бластер. В глазах у него на долю секунды мелькнула неуверенность. — В отношении крокрысца, — сказал он, — нам были даны специальные указания. Поскольку крокрысец представляет для Фикса особую опасность, при встрече его необходимо обезвредить на месте. И снял бластер с предохранителя. Крыс всплеснул всеми руками, которые с таким старанием укладывал за головой. — Вот слова подлинного гуманиста! — воскликнул он. — Надеюсь, меня хотя бы расстреляют без агрессии?.. Дуло бластера уперлось ему в лоб, и он умолк. Казалось, гибель неминуема… — Стойте! — крикнул внезапно Третий, который все еще лежал, придавленный к полу коленом левого полузащитника. Все обернулись к нему. — Мы вас обманули! — продолжал Третий вдохновенно. — Он Третий Капитан, а я — крокрысец! Наш план… Не дав договорить, его немедленно вздернули с пола и поставили на колени рядом с Крысом. — Мы их запутаем! — прошептал он. — Теперь скажи, что крокрысец — ты… — Зачем? — прошептал в ответ Крыс. — Все и так идет неплохо. — Что нам делать? — с тревогой спросил левый полузащитник, переводя взгляд с одного пленника на другого. — Кто из них крокрысец — который в халате? Или который с ведром? Центральный защитник взялся за бластер двумя руками. Лицо его посуровело, брови сошлись к переносице. — Предки, — сказал он, — отличат своих. Весельчак несмело опустил ладони на поверхность куба. — Что мне делать? — спросил он. — Думайте о том, что вам нравится в Солнечной системе. Этот вопрос застал Весельчака врасплох. — Ну, — пробормотал он, — я люблю помучить, потерзать… — Не перечисляйте вслух! Просто думайте как можно громче! Весельчак послушно попытался сосредоточиться. Что ему нравится в Солнечной системе… О, у Солнечной системы была богатейшая история войн и революций. Ее цивилизации существовали не так уж долго — в масштабах Вселенной — и тем сильнее впечатляло количество насилия и жестокости, вместившихся в эти тысячелетия. Земля в этом плане отличилась особенно. Весельчак был настоящим фанатом земной истории. Чего стоит хотя бы испанская Инквизиция! А уж татаро-монголы… — Весельчак, — донесся до него голос Алисы, — вы сейчас вообще не помогаете! Весельчак беспомощно подскакивал на волнах янтарного моря. — Я правда стараюсь! — ответил он мысленно. — Вам же должно нравиться что-то еще, кроме насилия! Попробуйте вспомнить! И Весельчак попробовал еще раз — и вдруг понял. Алиса увидела, как над янтарным морем поднялось солнце. Оно было огромное, жгучее, лохматое. Его лучи пронизали море до самого дна. Протуберанец вытянулся, словно хлыст, и ударил по поверхности волн. Волны взметнулись до небес, и Алиса тоже вознеслась, чувствуя, как в груди у нее разгорается второе солнце, еще ярче и жарче первого. Свет затопил и выжег все вокруг, а затем все исчезло, и солнце, и море, и остался только матовый куб. Алиса сидела, прижавшись к нему щекой, а по другую сторону так же сидел Весельчак. — У нас получилось, — сказала она тихо, и Весельчак эхом откликнулся: — Получилось. Возможно, вопрос был слишком личный, но Алиса не могла его не задать: — А о чем вы подумали? — О кефире, — ответил Весельчак. — И о сердце рок-н-ролла. Сама по себе любовь к кефиру и рок-н-роллу не так уж разрушительна для личности. Но фиксианцы, на которых эта любовь обрушилась, как молот обрушивается на наковальню, были совершенно ею раздавлены. Только что они несли в сердце твердое намерение уничтожить мыслящую Землю, обратить в ничто все достижения ее цивилизации, стереть нравственные подвиги ее обитателей — и вдруг им открылось, на какой чудесный сад они посягнули и какие бесценные дары готовы были растоптать. Кефир! Сладкозвучный Мит Лоуф! До каких же глубин низости опустился индивид, готовый разрушить до основания мир, породивший эти сокровища?! Окажись на месте фиксианцев раса, менее склонная к рефлексии, дело, возможно, ограничилось бы острым, но коротким приступом сожаления и стыда. Но фиксианцы были не таковы. Открывшаяся им истина вызвала глубочайшее душевное потрясение. Они перенесли подлинный катарсис. Центральный защитник, уже опустивший палец на спусковой крючок, застыл. В глазах его плескался ужас. Руки, держащие бластер, затряслись крупной дрожью. Затем пальцы разжались. Схватившись за голову, защитник рухнул на колени, уткнулся лицом в пол и тихо, на одной ноте, завыл. Его примеру последовала остальная команда. Третий и Крыс, чудом избежавшие смерти, в недоумении озирались по сторонам. — Чего это они? — спросил Крыс шепотом. — Нас заранее начали оплакивать? Еще одна ваша традиция? Третий потер лоб, пытаясь собраться с мыслями. — Кажется, — произнес он медленно, — мы только что испытали на себе действие машины. Ты ничего странного не чувствуешь? Крыс прислушался к себе. — Кефиру что-то захотелось, — отчитался он. Никто на корабле не избегнул просветления. Всеволод, Ким и Селезнев в изумлении смотрели, как их враги с воплями ужаса и отвращения отшвыривают бластеры, а также предметы мебели и быта, которые до этой минуты использовали совсем не по назначению. Кто-то свернулся в клубок и тихо скулил, отрешившись от всего происходящего. Кто-то сдавленно рыдал, спрятав лицо на груди у товарища. Кто-то лепетал бессвязные извинения. В мгновение ока капитаны и примкнувший профессор словно перенеслись из космооперы в декорации святочных рассказов, столь популярных в недавнем прошлом Земли, где в финале злодеи неизбежно переживают духовное обновление и, проливая слезы раскаяния, братаются с положительными героями. Всеволод, большой знаток классической литературы, интуитивно почувствовал, что и в реальности дело идет к чему-то подобному. Перспектива вытирать сопли двадцати с лишним фиксианцам напугала его едва ли не больше, чем необходимость вести с ними бой. — Скорее! — поторопил он товарищей. — Непонятно, что с ними. Незачем ждать, пока они очухаются. Друзья ринулись вперед по коридору. Селезнев замыкал шествие. Он замешкался, выглядывая в стенающей и всхлипывающей толпе Попечителя — ему хотелось извиниться за несерьезную, на грани розыгрыша, проделку с ловчей петлей. Но Попечителя нигде не было видно. Путь был свободен. Лифт поднял друзей на верхний ярус, и спустя еще пару минут они уже входили в зал. — Папа! — крикнула Алиса, вскакивая на ноги. — Алиса! — воскликнул Селезнев, прижимая руки к груди. — Вот видите, профессор, — начал Весельчак, — все обошлось, а вы… Вдруг он осекся. Глаза его закатились, и он тяжело осел наземь. Никто ничего не успел сделать. Попечитель возник в дальнем от капитанов конце зала внезапно, словно чертик из табакерки. Он появился из боковых дверей, одним прыжком оказался возле машины и схватил Алису. Селезнев ахнул, но не двинулся с места. Внезапные слабость и головокружение обрушились на него, словно мешок с песком. Он сполз на пол и краем глаза увидел, как, сжимая голову руками, рухнул Всеволод. Только Ким устоял на ногах. Он вскинул бластер и замешкался лишь на мгновение: расстояние было слишком большим, и он боялся попасть в Алису. А вот Попечитель не колебался. Бластер материализовался в одной из его свободных рук, как цветок в руках фокусника. Сверкнул выстрел, и Ким, схватившись за пробитое плечо, упал на колени. Его правая рука безвольно повисла, бластер выпал из онемевших пальцев. Селезнев отчаянно пытался подняться хотя бы на четвереньки, но ватная тяжесть, заполнившая голову, не позволяла оторвать ее от земли. Он слышал, как рядом сопит Всеволод, а чуть дальше тяжело, со свистом дышит сквозь зубы Ким. — Я ведь говорил вам, — в голосе Попечителя не было слышно ни малейшей враждебности — только искренняя озабоченность и даже печаль, — что все кончено. Если бы вы прислушались, этой прискорбной сцены можно было бы избежать… — С-скотина, — с чувством прохрипел Ким. — Я чувствую вашу боль как свою, — ответил Попечитель, — и сожалею, что пришлось ее причинить. Но вы не оставили мне выбора. — Чего вы добиваетесь? — голос Всеволода звучал тихо, но твердо. — Вы ведь проиграли. Все действительно кончено. Фиксианцы сдались. Атака на Землю захлебнулась. Попечитель грустно улыбнулся. — Вы заблуждаетесь, — ответил он. — Да, благодаря стечению обстоятельств вам удалось перехватить инициативу. Но это преимущество временное. Любое действие машины обратимо. Так что как только я закончу с вами, я немедленно верну своему экипажу былое присутствие духа, и мы возобновим нашу миссию. Вы ничего не выиграли, капитан… Не дергайся! Последнее относилось к Алисе, которая как раз в этот момент лягнула своего пленителя и попыталась вырваться из его хватки. — Пожалуйста, не дергайся, — повторил Попечитель, перехватывая ее покрепче. — Я не хотел бы применять воздаяние к ребенку. — Не трогайте ее! — простонал Селезнев. — Ах, профессор, — Попечитель был печален. — Из всех, кто находится на корабле, я представляю для вашей дочери наименьшую угрозу… Тремя руками он сжимал плечи Алисы, а четвертой удерживал бластер возле ее головы. Вдруг его руки дернулись, как будто что-то силой пыталось развести их в стороны. Хватка на мгновение ослабла. Алиса вывернулось и кинулась через зал к отцу. Попечитель не попытался ее удержать. Широко раскрытыми глазами он смотрел на свой бластер. Рука, которая его держала, тряслась крупной дрожью. Затем он перевел потяжелевший взгляд на двери. В дверях замерли два Третьих Капитана. Один был облачен в халат, из-под которого кокетливо торчала третья нога. Другой держал в руках пустое ведро. Лица у обоих были очень сосредоточенные. Воцарилась гнетущая тишина. Затем тот Третий, что был в халате, спросил: — Ты куда его руку двигаешь? — Я пальцы разжимаю, — ответил настоящий Третий. — А, — сказал Крыс. — А я — к виску. Этот обмен репликами на долю секунды нарушил концентрацию обоих эмпатов, и Попечитель воспользовался возникшей заминкой. Его пальцы разжались, он молниеносно перехватил бластер нижней рукой и выстрелил. Третий моргнул. Ему показалось, что дуло бластера смотрит прямо на него, и в первое мгновение он не понял, почему остался цел. — Фрр-кшп! — сказал рядом с ним Крыс и медленно осел на пол. По его телу побежала рябь. Оно текло и плавилось: туловище укоротилось, руки и ноги превратились в тонкие мохнатые ножки. Третий с ужасом смотрел, как его собственные черты лица тают и из-под них проступает хитиновое рыло с погасшими фасеточными глазами. Третий застыл. Он не мог отвернуться. Не мог осознать случившегося. Смотрел и смотрел на мертвого врага… мертвого друга… он сам не мог сказать, кем теперь был для него Крыс. Он просто чувствовал такую боль, как будто застрелили его самого. — А как же бесценная жизнь? — спросил он тихо. — Как же эмпатия? Попечитель пожал плечами. — Эмпатия, — ответил он, — это способность, а не обязанность. В эту минуту Третий с удивлением понял, что до сих пор еще на что-то надеялся. Вопреки всему где-то в глубине души жила вера в то, что все происходящее — результат какого-то недоразумения, временное помутнение, и хороший, искренний разговор все расставит по местам. И только теперь он наконец осознал, что никакой надежды не осталось. Попечитель был готов к новой эмпатической атаке, к возможной перестрелке. К чему он готов не был, так это к тому, что в него полетит ведро. Он вскинул руки, защищая голову, и выронил бластер. А в следующий миг Третий оказался прямо перед ним и ударил кулаком в лицо. Попечитель опрокинулся спиной на космический «Харлей». «Харлей» покачнулся, но подножка, которую починил Всеволод, держалась на славу. Третий размахнулся, намереваясь следующим апперкотом отправить врага в нокаут, но ударить не успел. Голову пронзила ослепляющая боль, и он рухнул наземь, сжимая руками виски. Из носа хлынула кровь, во рту стало солоно. Попечитель оттолкнулся от «Харлея» и выпрямился. Снова железный конь пошатнулся и тоскливо заскрипел, но выстоял. Третий мельком подумал, что Всеволод все и всегда делает очень хорошо, но иногда — очень не вовремя. Попечитель провел рукой по лицу и вытер окровавленную ладонь об одежду. — Посмотри, — сказал он с тихим укором, — чем все закончилось. Ради своих так называемых друзей ты отринул наши законы, пошел против всех, поднял руку на соплеменника. Тебя переполняет агрессия, ты злишься. Твой разум помутился… — Вы серьезно это говорите? — прохрипел Третий с пола. — Про агрессию? Вы убили… — Есть те, кто заслуживает жизни, — ответил Попечитель. — И те, кто не заслуживает. И есть пастыри, которые отличат первых от вторых. Мы — эти пастыри, те, кто отделяет зерна от плевел. Мы решаем, кого вести к процветанию, а кто достоин лишь забвения. И ты всегда знал об этом. Это записано на Скрижалях. Но ты забыл Скрижали, ты отрекся от нашей истины… Произнося монолог, он прохаживался над Третьим взад-вперед. Раз за разом он проходил мимо мотоцикла, задевал его полами одежд, и каждый раз сердце Третьего замирало во вспышке отчаянной надежды. Но мотоцикл, который раньше падал от каждого неосторожного вздоха, теперь стоял как скала. У жизни воистину было свое чувство юмора — на взгляд Третьего, весьма черное. — … Я не могу тебя винить. На твоих плечах лежала тяжелая ноша. Ты был совсем один, а вокруг только низшие существа. Разумеется, ты запутался. Любой бы запутался на твоем месте. Ты забыл, кто по-настоящему важен, а кто — лишь стадо… — Как ты смеешь!.. — прорычал издалека Ким. Он пытался встать на ноги, но раз за разом снова падал на колени. — В самом деле, — поддержал его Всеволод. — Вы бы как-то выбирали выражения… Попечитель быстро оглянулся. — Простите, — сказал он. — Да. Пора заканчивать, — он снова повернулся к Третьему. — Ты перестал понимать, какая пропасть отделяет тебя от них. Давай я покажу. Нет ничего лучше наглядной демонстрации. Все и так было очень плохо, но при этих словах Третьего мороз продрал по коже. — Атака на Солнечную систему подождет, — продолжал Попечитель. — Сначала я применю машину к твоим так называемым друзьям. Ты увидишь, что скрывается под тонким слоем их цивилизованности. Что будет, если убрать социальные нормы и моральные ограничения, оставить только те инстинкты и желания, что даны этим жалким созданиям от природы. Интеллигент-профессор сам растерзает свою дочь. Капитаны перегрызут друг другу глотки… — На меня это не подействует! — мужественно вставил Ким. — На вас, капитан Янсон, нет, — согласился Попечитель. — Но судя по тому, что я видел в коридорах, вам это и не нужно. Культурный слой с вас уже облез. Его слова были отчасти справедливы, но общий смысл поверг Третьего в ужас. — Нет, — прошептал он. — Пожалуйста, не нужно ничего показывать… — Нужно, — просто ответил Попечитель. — Скрижали говорят: не может быть правильным решение, с которым не согласен хотя бы один. Поэтому ты должен сам все увидеть. Ты должен понять. И согласиться. Третий хотел было рассыпаться в заверениях, что все понял и так и нужды в демонстрациях нет — и осекся. Через мысленный канал, который он считал мертвым, к нему вдруг пришел очень четкий мыслеобраз. Он сглотнул. План был предельно ясен. Вот только самому Третьему он практически не оставлял шансов на спасение. Впрочем, разве это важно, когда на кону судьбы друзей и всей Солнечной системы? — Хорошо, — сказал он, собравшись с духом. — Умом я знаю, что вы правы, но сердце говорит обратное. Я в самом деле хочу понять. Пусть будет демонстрация. Помогите мне встать, пожалуйста. Попечитель улыбнулся. — Я знал, — сказал он, — что не потерял тебя. Он наклонился над Третьим, и тот вцепился в него всеми руками и откинулся на спину, увлекая за собой. В тот же миг Крыс ожил. Длинный скорпионий хвост стремительно распрямился, хлестнул по полу и выбил из-под мотоцикла подножку. «Харлей» заскрежетал, и в этом звуке была неотвратимость сходящей лавины… «Вот и конец», — подумал Третий, закрывая глаза и жалея, что не может заткнуть уши и не слышать душераздирающие дребезг и лязг. Он ждал, но смерть не приходила, и тогда он снова открыл глаза и очень близко увидел лицо Попечителя. Лицо было перекошено, на лбу вздулась жила. Всеми шестью руками Попечитель упирался в пол. Руки дрожали. Над ним высилась громада «Харлея». — Скорее! — прохрипел Попечитель. — Я долго не выдержу! Послышались торопливые шаги, кто-то схватил Третьего за плечи и оттащил прочь. Это был Ким. Он был бледен, но полон решимости. Третий встретился с Попечителем взглядом. «Спасибо», — кажется, он не сказал этого вслух, а только подумал. Но Попечитель его услышал. «Я не хочу проиграть, — ответил он. — Проиграна та война…» Он не закончил. Руки наконец подломились, и мотоцикл обрушился на него сверху и погреб под собой. Наступила тишина. — Он живой? — сипло спросил Крыс после паузы. — Экранируйте его кто-нибудь. Третий подобрал с пола ведро и, испытав острый укол совести, нахлобучил бывшему учителю на голову. — Я, честно говоря, не до конца уверен, что это работает… — начал он. Суровый Ким от души врезал по ведру гравитационной шпагой и, поймав на себе удивленные взгляды, пояснил: — Чтобы наверняка. Он протянул Крысу левую руку и помог подняться. Крыс уже принял свой обычный облик маленького грустного человечка — сейчас еще более грустного, чем обычно. Он сутулился и прижимал руку к груди. — Хорошая штука — ваша гравитационная шпага, — сообщил Ким — в свете последних событий он явно начал относиться к Крысу лучше. — Она только как-то плохо отбрасывает врага. Наверное, разрядилась… Крыс посмотрел на него пристально. — Ее включить нужно было, — ответил он. — Вон на эфесе кнопка. — А, — сказал Ким, подумав. — Да в общем и так нормально. — Коллега! — Селезнев спешил к друзьям, опираясь на плечо Алисы. Всеволод, пошатываясь, брел следом. — Я думал, вы погибли! — Я был близок, — ответил Крыс. — Он мне сердце разнес, скотина шестирукая! Селезнев насторожился. — Вам плохо? — спросил он с готовностью. — Нужна помощь? Я умеют делать прямой массаж… Перед таким искренним энтузиазмом Крыс попятился. — Пока не надо, — сказал он быстро. — Это было запасное сердце. Вон, Весельчаку помогите. Ким, который увереннее прочих держался на ногах, доковылял до Весельчака и потыкал его ногой. Тот завозился и спросил с надеждой: — Уже все кончилось? Кто победил? — Мы победили, Весельчак! — ответила Алиса, сияя. — Все благодаря вашей любви к кефиру! Всемером победители стояли над поверженным врагом. В головах шести из них постепенно формировалось понимание, что сейчас им нужно будет поднимать тяжеленный «Харлей». Сил не было ни у кого. — Сейчас бы кефиру! — выразил общее мнение Всеволод.