Expecto Experimentum

Лидерство. Природное лидерство. Вот что думается Гарри по дороге к теплице. Ему довелось увидеть Северуса настоящим – и, безусловно, признать его способность вести. Рядом с ним перспектива быть ведомым нимало не смущает. То есть смущает, конечно, но в самом приятном смысле. Если отдать ему право вести – то не вспомнит ли он себя, думает Гарри. А если он вспомнит себя, то и меня, добавляет он затем. Но когда Гарри приходит на Поле, то его мысли занимает только Зерно. Гарри обращается к нему с мысленными извинениями: прости, что у меня бывают человеческие заботы, вся эта история с отношениями. Я совсем тебя забросил. Возьми немного моей веры в хороший исход, в самое прекрасное, что есть в мире. – Снова беседуете? – проницательно замечает Северус, когда Гарри открывает глаза и возвращается в реальность. – Конечно, – просто отвечает Гарри. – С ним нужно говорить. Ведь оно… Договорить он не успевает: накатывает бесприютная тоска, в голове – единственная мысль о бесконечном одиночестве – об одиночестве на всю жизнь. Гарри ловит воздух ртом, сердце говорит о боли и ужасе. – Поттер, – раздаётся рядом низкий голос, – быть одиноким не страшно. Можно столько успеть: получить профессию, порадоваться плодам своих дел. Нет ничего плохого в том, что человек всю жизнь один. Древние говорили, что мы рождаемся и умираем одинокими. Понять это – большая смелость. Не пытаться заслонить эту правду другим человеком. Вы ведь способны не прятать голову в песок? Чтоб тебя, думает Гарри с некоторой злостью, твоё лидерство нас до добра не доведёт, слизеринский гуру. Никак не доведёт, пока ты всё не вспомнишь. Поэтому прости, но никакого лидерства сегодня. Гарри удерживается на плаву не от помощи Снейпа, а потому что эта помощь никуда не годится. Что ж, тоже терапия, спасибо. – Вам легче? – спрашивает Снейп. – Легче, – сердито бурчит Гарри, отмечая при этом, что Северус бледен. Вероятно, он был напуган ничуть не меньше. И уговаривал не столько Гарри, сколько себя, что одиночество не так уж страшно. Нет, Северус, тебе страшно. Никакого твоего лидерства, ещё раз мысленно повторяет Гарри. На следующий день его почти сразу с утра накрывает мысль: а вдруг для Северуса естественно не помнить? Вдруг это его нормальное состояние? Пусть он и страшится быть один, но значит ли это, что ему нужен именно Гарри? Или между ними был просто случайный роман попутчиков в поезде? И, может быть, просто естественная часть выздоровления Снейпа – думать забыть о том, что было? Или всё-таки его исцеление верной тропинкой ведёт именно к Гарри? Никаких ответов на эти вопросы нет. И тогда Гарри идёт бродить недалеко от теплиц, возвращаясь туда будто бы по зову невидимого магнита. Возле теплиц две серых цапли стоят – каждая на одной ноге. Это так красиво. Всё-таки хорошо, что вокруг Хогвартса водится живность. Цапли медленно спускают поджатые ноги на землю… и оборачиваются Роном и Гермионой. Гарри стоит, разинув рот. – Серьёзно? Цапли? – вот первое, что он может произнести. – Прости, что мы не говорили, – слегка виновато говорит Гермиона. – Это всё из-за меня, я стеснялся, – подхватывает Рон. – У меня всё получалось, кроме как возвращать себе человеческий голос. Помнишь, ты нас тогда застал? А я и не мог тебе ничего сказать. Представляешь, ты такой: привет, Рон. А я тебе: кря! – Цапли не крякают, – поправляет Гарри. – И то верно, – ржёт Рон. – И на Сириуса не сердись, – наставительно произносит Гермиона. – Он обещал тебе не рассказывать. Сразу становятся понятны все эти случаи в последние дни, когда Гарри хотел посидеть с Сириусом, но у того – в Хогвартсе! посреди каникул! – оказывались какие-то загадочные дела. – Ну вы даёте, – только и может вздохнуть Гарри. Библиотечная пыль. На самом деле – идеальная чистота, спасибо эльфам. Пыль – выражение Сириуса, который дразнит Гарри книжным червём. Но обещал книги по Защите – нужно подобрать. И потом – это интересно. Анализируя практическую применимость, вполне можно пополнить коллекцию личных дуэльных приёмов. Жаль только, их нельзя тут же опробовать. Всё-таки царство порядка. Приоткрыв тяжёлую дверь, заглядывает Джинни. – Гарри, вот ты где. Хотела сказать тебе одну вещь. У Гарри мелькает мысль, что хорошо бы речь не шла о чём-то личном. К счастью, его опасения напрасны. – Знаешь ли ты, что тебе предстоит увидеться с Томом Реддлом? – Нет, – ошарашенно говорит Гарри и даже не может ничего добавить. Сам ругает себя за удивление: учитывая, что Том откатился к невинному состоянию, было бы странно, если бы Гарри не предложили поговорить с ним. Это вполне логично – примирение вместо финальной битвы. Но всё равно Гарри не готов. – Слушай, – Джинни таинственно понижает голос, – я так его боюсь. Я ведь помню его именно в этом возрасте – ну через дневник… – Погоди, – говорит Гарри. – Я что-то пропустил. В каком возрасте? – Так ты не знаешь? Он вернулся в свои пятнадцать лет – получается, он теперь даже младше нас обоих. Но всё равно знаешь, как неуютно? Он одевается так… мрачно. Гарри мысленно хмыкнул. Знает он одного мрачно одетого, которого совсем не боится. То есть боится, но в самом приятном смысле. – Ничего странного, – говорит он вслух. – Всё-таки жизнь у Тома невесёлая. А уж учитывая, что он, говорят, не способен любить… Ты бы тоже одевалась неярко. – Может, ты и прав. Но ты поосторожнее с ним. Есть в нём что-то – ну, знаешь, зловещее. – Хорошо, – обещает Гарри. – Сперва присмотрюсь к нему.