Expecto Experimentum

– Поттер, что вы делаете? – Ставлю палатку. Именно так. После всех безрезультатных попыток Гарри решил испробовать новый метод: воссоздать атмосферу того путешествия, которое они пережили с Северусом. Но ему он говорит отредактированную версию: – Понимаете, сэр, нам следует пробудить естество Зерна – его естественную тягу к хорошему. А для этого лучше всего будет чувствовать себя, как в путешествии, где мы наслаждаемся природой и радуемся… в общем, радуемся. И доверяем Зерну. – Вы решили проявить доверие к Зерну? – спрашивает Северус так, словно ослышался. – Именно так, сэр. – Позволю себе напомнить, что это именно то самое Зерно, которому ничего не стоит рассыпать вас в труху, если его сомнения пойдут подобным путём. Ваша наивность граничит с безумием. – А вы, сэр, не понимаете, что враждебность только вынудит Зерно сделать выбор в пользу Зла. – Никто не говорит о враждебности, Поттер. Но и доверие тут излишне. Вас позвали сюда не отдыхать на курорте, а быть начеку и с готовностью реагировать на опасность. – Вы меня не переубедите, профессор, – брови Гарри сдвигаются на переносице. – Как знаете. Моё дело – предупредить, – после чего Снейп молча сидит на своём бревне у костра. Точнее на своей части бревна, которую он в очередной раз отпилил. Гарри, поставив палатку, разводит костёр и готовит кофе, ничуть не уступающий своим ароматом зелью иммунитета. Профессор со скупым кивком принимает свою кружку – и пьёт медленно, глядя в огонь. Видно, что он ни на минуту не расслабляется и дежурит за двоих – за себя и за безалаберного Поттера. Гарри с щемящей нежностью думает о том, что хотел бы помочь Северусу хоть немного больше доверять миру и самому себе. А потом обращается к Зерну, просит его думать о Добре и не делать наваждений. И Зерно не делает – в этот раз. Гарри сидит в гостиной Гриффиндора за круглым столиком, а напротив него – Том Реддл. Как не был Тёмным Лордом – сидит и ест пенку капучино с фундучным молоком. Гарри и не знал, что у эльфов можно такое заказать. Ему вспоминается фундук – игра с Северусом. – Даже странно, – говорит Том, одетый и впрямь излишне готично, – когда-то нам пророчили поединок не на жизнь, а на смерть. – Всё меняется, – говорит Гарри, ради эксперимента заказавший себе точно такой же напиток. Оказалось, вкусно. – Я думаю, мне повезло, что на каникулах некоторые ребята решили жить в замке, – неторопливо произносит Реддл. – Хороший способ вернуться к жизни. – Звучит, как возрождение из мира мёртвых, – не побоявшись намекнуть, говорит Гарри. – Это несколько иначе. Я хотел попросить тебя, Гарри, не мог бы ты помочь мне с трансфигурацией, раз уж ты тут? Единственный предмет, который мне никогда не давался. Простота, с которой он сознаётся в своём неумении, подкупает. И ещё Гарри ощущает знакомую волну, какую чувствовал от юного Северуса. Волну природного лидерства. Хочется сразу сказать да и спросить, что ещё требуется. – Конечно, – говорит Гарри, несколько смущённый таким оборотом. – Вот, посмотри, – просит, а по сути, велит Том – и делает из сахарницы цветок, красную герберу. Протягивает её через стол. Гарри ощущает неловкость от двусмысленности. Что Реддл имеет в виду? Расценивать ли это как ухаживание? И если да, то почему так приятно? Почему в мыслях не один только Северус? Вместе с тем, держа в руках цветок, Гарри ощущает себя странно. Инстинкт духа, вспоминает он. В этот момент он почему-то твёрдо уверен, что Северус – это хризантема, а не гербера. И что инстинкт духа Гарри выбрал бы хризантему. Но почему – сам себе не может отдать отчёт. Поэтому просто изучает внимательным взглядом лепестки, сердцевину, стебель. – Вроде всё в порядке, – говорит он и неловко протягивает цветок обратно. Наверно, это выглядит, как отказ. Но Гарри и хочет, чтобы так выглядело. Том не смущён, он трансфигурирует из чистой ложки вазочку, наколдовывает воду и ставит герберу красоваться на столе: – Спасибо, а то иногда не уверен, что всё на месте. Они обсуждают многое: несостоявшееся убийство Дамблдора, различие в подходах к преподаванию в Хогвартсе во время их ученичества, судьбу Беллатрисы (которая собралась поступать на магического юриста)… Время проходит незаметно. И пока что Гарри не видит в обновлённом Реддле ничего коварного. Или это всё «доверчивость Поттера»? Перед сном – стоять на Астрономической башне. Звёзды кажутся такими близкими и огромными. Учёные и прорицатели, наверно, сочли бы это удачным временем для наблюдений. А Гарри просто стоит и думает о Зерне. Вот ведь странно. Когда Хагрид чуть ли не с порога заявил Гарри, что он волшебник, было вполне естественно говорить, что это какая-то ошибка. Когда Дамблдор с подачи Трелони пророчил ему судьбу героя, тоже хотелось сказать: «Это не могу быть я». К слову, так и оказалось. Но держать в руках Зерно и с ним весь мир – это по-настоящему его. Это настоящий он. Да, именно весь мир. Гарри чувствует, что от Зерна зависит так много. А само Зерно зависит от Гарри, от его внимания и тепла, от его биоритмов и мельчайших мыслей. Когда Северус учил его представлять любимое дело – можно ли было тогда подумать, что оно найдётся именно так. Между тем нашлось. Северус лёгок на помине – он поднимается на башню и становится рядом: – Поттер, о чём вы думаете? – О разном. Отвечать откровенно не хочется. Гарри чувствует, что спугивает этим какой-то волшебный момент, когда Снейпу, с таким равнодушным видом стоящему в профиль, почему-то интересны его мысли. Но он уже знает, что в ответ услышит про свою безголовость. И молчит. Похоже, инстинкт духа заставил его выбрать человека, который не понимает – никогда не поймёт.