Когда выбора нет

В числе пропавших в Шэнлицане значились сыновья не последних людей города, оттого это дело получило такой широкий резонанс. — Сын богатого торговца шёлком, сын начальника гарнизона и, наконец, единственный наследник бывшего большого чиновника, — подытожил Саньду Шэншоу, шествуя рядом с Лань Ванцзы по главной улице Шэнлицаня. Они прибыли в город поутру, Лань Ванцзы сам по себе, глава Цзян — с отрядом своих людей, однако, волей-неволей им пришлось объединить свои усилия. К полудню они успели обойти дома пострадавших. Каждая семья встречала их вроде бы с почтением, но в их глазах стоял затаенный страх. — Сдаётся мне, нам чего-то недоговаривают, — заключил глава Цзян с явным неудовольствием. — Мгм, — согласился Лань Ванцзы. — Расспросим того друга молодого господина Гуна. Мне показалось, что он хотел нам что-то сказать, но при семье пропавшего не решился. — Верно, верно, — кивнул Саньду Шэншоу. — Он, кажется, аптекарь. Зайдем в его лавку. — Мгм. Отыскать аптеку господина Ли было нетрудно. Они пошли вдвоём, оставив людей на постоялом дворе. Шэнлинцань был богатым торговым городом, полным прекрасных лавок. На пороге каждой стояли красивые юноши и девушки, зазывавшие покупателей в пленительные недра маленьких сокровищниц. Но что эти сокровища паре великих заклинателей, Второму господину Лань и главе клана Цзян?.. Прежде Лань Ванцзы ненавидел такие улицы. Стоило Вэй Усяню оказаться в подобном месте, как на него низвергали тонны обаяния все зазывалы и торговки, а сам несносный юнец сверкал ослепительными улыбками и расточал убиственные чары своей прекрасной души на людей, которые того не стоили. Потом долгие тринадцать лет сердце Лань Ванцзы молчало. Он не замечал ничего и никого, кроме своих страданий, кроме желанного и недоступного образа, который медленно сводил его с ума. Вэй Усянь. Он вернулся к нему, и после свадьбы Лань Ванцзы, наконец, успокоился, но, как выяснилось, преждевременно: его блудливый супруг не мог довольствоваться малым, пусть даже это малое — весь мир, который Лань Ванцзы готов был положить к его ногам. Но Вэй Усяню не нужен был весь мир. Его интересовал лишь один мужчина, сильный, гордый, могущественный и красивый, мужчина, которого связывали с Вэй Ином узы крепче брачных: боли и радости, крови, потерь и любви. Полтора десятилетия плечом к плечу против года, ничтожная цифра. И вот, после стольких лет, в груди Лань Ванцзы вновь вспыхнул этот удушающий дымный огонь. Он шёл по людной улице в компании человека, который увёл его супруга, и, вместо того, чтобы вызвать негодяя на поединок и убить, Лань Ванцзы больше всего на свете хотел схватить его за руку или показать любым другим способом, что этот мужчина занят, и никто, никто не имеет права глупо краснеть, хихикать и смотреть на него. О, он бы вырвал эти глаза, каждые бесстыжие глаза, которые осмеливались таращиться на него. «Я просто забочусь о Вэй Усяне, — проговорил себе Лань Ванцзы. — Не хочу, чтобы ему разбили сердце!» У богатой лавки торговца шелком стояли три красивые накрашенные девицы — приманки для покупателей. В руке у каждой — по козринке, полной цветов. Эти цветы девицы раздавали хорошеньким барышням и богатым господам, заигрывали, стреляли глазами и меткими комплиментами, приглашая посетить «лучшую лавку Шэнлицаня. Ведь наши шелка достойны небожителей!» Одна из девиц увидела двух шествующих в толпе прекрасных заклинателей, и глаза её вспыхнули. Миг — и нежный бархатец летит в Саньду Шэншоу, прямо ему в грудь. Но до того, как цветок коснулся фиолетового ханьфу, раздался яркий серебристый всполох. Рассеченый надвое цветок упал на дорогу, под ноги многочисленной толпе. Глаза девиц широко распахнулись в немой вспышке ужаса. Другая, что приготовилась уже бросить цветок самому Лань Ванцзы, так и замерла, сминая в руке яркие, нежные лепестки. Саньду Шэншоу прошёл ещё с десяток шагов с невозмутимым видом, точно ничего и не случилось, и лишь когда злополучная лавка скрылась из виду, спросил: - Зачем вы это сделали? В глазах цвета речной воды не было возмущения или осуждения, лишь лёгкое подозрение и интерес. Лань Ванцзы, всё ещё пылавший праведным гневом, строго ответил: - Эти девицы вели себя бесстыдно! А вам не следует принимать такие подарки, вы теперь с Вэй Усянем, и не должны смотреть ни на кого другого! Саньду Шэншоу... расхохотался, громко, звонко, раскатисто, вгоняя Лань Ванцзы в смятение и неловкость. Постепенно здравый смысл, утонувший в огне и дыму его души, просыпался и шептал, что он, возможно, слишком остро отреагировал на столь мелкую ситуацию. Но отголосок стыда проигрывал собственническому чувству, которое удовлетворённо урчало в груди. Нет, он поступил, как должно. Никто не имел права столь бесстыдно заигрывать с чужим мужчиной!.. - Ханьгуань-цзюн так блюдет мою нравственность, - протянул Саньду Шэншоу. - Но я ведь и не обратил внимания на этих несчастных девиц, которых вы, несомненно, напугали до икоты. Теперь о Втором Нефрите клана Лань будут говорить, что он столь добродетелен, что воюет даже с безобидными уличными цветами. Он снова засмеялся собственной шутке, заставив Лань Ванцзы возмущённо вспыхнуть. Уже развернувшись к наглецу, чтобы высказать ему что-нибудь резкое, Лань Ванцзы осёкся. В глазах главы Цзян плясали демоны, задорный блеск в них мешался с затаенным вопросом: "Вы так заботитесь о Вэй Усяне или... О себе?" Может, и не было там никакого вопроса, но Лань Ванцзы прочитал его и резко отвернулся. "Вэй Усянь..." - слабо трепыхнулось в нём и погасло, потому что, очевидно, эта отговорка с заботой о супруге не работала, во всяком случае не в той мере, как хотел этого Лань Ванцзы. "Вэй Усянь здесь не причём. Он нравится мне". А чувство, что горело и чадило у него в груди, было ревностью. Лань Ванцзы сглотнул. Безжалостно, как же это безжалостно! Он думал, что до этого его жизнь была адом, но жестоко заблуждался, потому что теперь... Что ему делать? Как вообще так произошло? Что сгнило в нём, сломалось, испортилось, раз ему мог, даже в теории, понравиться кто-то, кроме Вэй Усяня? "Не кто-то, а шиди твоего супруга, его драгоценный любовник и спутник". Лань Ванцзы сжал ладонь в кулак и снова сглотнул, гортань точно колючками набили, от которых всё не удавалось избавиться, а внутри все онемело. "Бред!" Лань Ванцзы, защищая, спасая себя, усилием воли отмёл, отодвинул подальше эти разрушающие, калечащие, упоительные в своём бесстыдстве мысли. Если он только позволит себе закопаться в них, то утонет безвозвратно. Сейчас же было не место и не время думать о себе, они приехали по делу, и дело должно быть выполнено. - Вот лавка господина Ли, - первым заметил он, сворачивая с опасной темы. Саньду Шэншоу кивнул, тревожащая, переворачивающая душу улыбка, сошла с его лица, уступив место привычной деловитой самоуверенности. Лань Ванцзы сглотнул в третий раз и больше на него не смотрел, сосредоточив всё своё внимание на небольшой, аккуратной лавке аптекаря. Среди пёстрых, богатых собратьев аптека, казалось, должна была затеряться, но простота и изящество её убранства, начиная от вывески и дверей, и заканчивая интерьером, настолько контрастировали с окружавшим её буйством, что невозможно было миновать её освежающейй травяной прохлады. Лань Ванцзы первым вошёл в лавку, и Саньду Шэншоу уступил ему эту возможность. Молодой господин Ли уже вернулся от Гунов и стоял за светлым деревянным прилавком, растирая в ступке какие-то снадобья. Это был человек лет двадцати пяти, изящный, опрятный, достаточно красивый. Но на его челе лежала печать неизбывного горя, которое, как ни пытался он скрыть, прорывалось наружу в минуты, когда аптекарь оставался один. Завидев посетителей, господин Ли попытался изобразить приветливость, впрочем, осознав, кто именно пришёл в его лавку, перестал притворяться. Отложив работу, которую, как догадывался Лань Ванцзы, он выполнял скорее по привычке, чтобы хоть чём-то себя занять, господин Ли сложил руки и вежливо поклонился. - Уважаемые господа заклинатели, приветствую вас снова, - господин Ли не выглядел удивлённым их визитом, скорее в его изящных чертах читалось облегчение. И правда, он не стал даже спрашивать, зачем двое важных господ пожаловали в его лавку, и сразу предложил: - Пожалуйста, позвольте предложить вам чаю. Лань Ванцзы и Саньду Шэншоу переглянулись. - Мгм, - наконец выразил их общее решение Ханьгуань-цзюн. Аптекарь проводил их в небольшие покои в глубине дома. Здесь тоже всё было просто и чисто. Чай, однако, оказался превосходный, господин Ли явно был знатоком и любителем не только целебных трав. Возникал вопрос, откуда у небогатого аптекаря деньги на Серебряные иглы, но пока его никто не задал. Устроившись за низким столом, они ждали, пока господин Ли закончит приготовления. Наконец он присоединился к ним. - Я очень рад, что вы пришли, - тихо проговорил он, печально разглядывая изящный чайник - ещё одну роскошную вещицу, не вписывающуюся в интерьер его лавки. - Мне хотелось с вами поговорить, но при госпоже Гун я бы не осмелился. Она и так насилу пустила меня в дом лишь потому, что не хотела затевать сцену перед такими уважаемыми господами. - Что случилось, господин Ли? - спросил Саньду Шэншоу. - Пожалуйста, расскажите нам. Господин Ли кивнул. Взор его сделался отстранённым, словно он видел на яву то, о чем начал рассказывать: - Я познакомился с молодым господином Гуном, когда нам обоим едва минуло четырнадцать зим. Мой учитель, целитель Ли Гушань, был приглашён в дом Гун лечить тяжело заболевшего наследника. Я помогал своему учителю ухаживать за ним и готовить лекарства. Постепенно молодой господин выздоравливал и просил меня занимать его беседой или чтением книг. Так мы начали общаться и вскоре обнаружили много сходства в наших вкусах и взглядах. Наша приязнь друг к другу крепла день ото дня, и когда настала пора расстаться, мы прощались с тяжёлым сердцем. Господин Ли, по-прежнему ни на кого не глядя, провёл кончиком указательного пальца по ободку чашки, словно прикасался к чему-то, кому-то очень дорогому. Сердце Лань Ванцзы сжалось: ему был знаком и этот взгляд, и эти трепетные прикосновения к вещам, напоминавшим о драгоценном человеке. Мало ли часов он сам провёл, лаская строки, написанные Вэй Усянем, воображая, что таким образом где-то там, за чертой жизни и смерти, тот почувствует его любовь и откликнется. Но время шло, а этого не происходило, и всё мучительнее становилось ожидание. Мельком Лань Ванцзы глянул на Саньду Шэншоу, и увидел на его лице похожее выражение. О чем вспоминал этот человек?.. Но тут аптекарь продолжил свой рассказ, и Лань Ванцзы вздрогнул, осознав, что слишком долго взглядывается в острые, изящные черты. - Я думал, что мы больше не увидимся, но молодой господин Гун оказался настойчив в своих привязанностях, - господин Ли по-прежнему сидел, уткнувшись скорбным взглядом в столешницу. - Каким-то образом он убедил своих достопочтенных родителей, что нам следует вместе читать редкие книги. Мы в самом деле читали до тех пор, пока чувства, что связывали нас, не вырвались наружу, - щеки господина Ли тяжело запунцовели, однако его взгляд был полон светящийся нежности, больно отозвавшейся в сердце Лань Ванцзы. Время шло, молодому господину Гуну миновало двадцать лет, затем умер его достопочтенный отец, торговец шелком, и матушка Гун все чаще начинала заводить разговоры о женитьбе дорогого сына. Однако Гун Яо отказывался, отшучивался и находил предлоги отослать прочь найденных матерью невест. - Тогда госпожа Гун заподозрила, что у Гун Яо есть в городе возлюбленная. Не знаю, кого она послала всед за ним соглядатаем, однако как-то прознала про нас, - голос аптекаря становился все тише и грустнее. - Наконец она заперла его в доме, думая, что это поможет преодолеть губительную страсть. Она нанимала жрецов и странстаующих монахов, кого угодно, кто готов был за деньги прочитать над Гун Яо экзорцизм по изгнанию демона похоти. Так думала про наши отношения госпожа Гун, - уголок рта аптекаря болезненно дернулся. - И вот, наконец, несколько дней назад Гун Яо вышел на свободу. Он пришёл ко мне и сообщил, что женится. Но я не узнал его, так сильно он преобразился. Взгляд Гун Яо сделался стеклянным, а речи странными. Понимаете, - господин Ли несколько сконфуженно глянул на заклинателей, - молодой господин Гун был не из тех мужчин, кто любит женщин. Он совсем их не любил и никогда не знал, и тут пришёл ко мне воодушевленый и со стеклянными глазами, утверждая, что встретил девушку и должен на ней жениться. Очевидно, его околдовали. А три дня назад Гун Яо пропал. Это было как раз в то время, когда он встречался со своей невестой. - Вы знаете, кем была эта девушка? - глаза главы Цзян остро и настороженно свернули, словно он догадывался, чьё имя услышит. Аптекарь кивнул: - Гун Яо назвал имя: это была молодая госпожа Юинь из клана Юинь Лу. Санду Шэншоу отчетливо скрипнул зубами. - Ясно. Благодарю за помощь, - он резко поднялся. - Пойдёмте, Ханьгуань-цзюн. Взгляд господина Ли сделался испуганным и растерянным. - Вы найдёте Гун Яо? - спросил он, уже не пряча отчаяния. Лань Ванцзы склонил голову: - Мгм. Найдём его живым или мёртвым. Всё же возможность похоронить любимого, отправить его на новый круг перерождения была лучше, нежели мучиться от неизвестности. Очевидно, аптекарь Ли и сам это понимал, иначе почему бы он отвесил на прощанье столь низкий поклон?.. *** - Что вы задумали? Лань Ванцзы едва поспевал за широким шагом своего спутника. Тот выглядел зловеще и воодушевленно одновременно. Лань Ванцзы не завидовал тем, кто попадётся у него на пути. И все же на дне его души скреблись кошки. - Ваша бывшая невеста... - начал он, и был жёстко оборван Саньду Шэншоу. - Она не моя невеста, и никогда ею не была! Полагаю, именно потому глава Юинь отчаялся выдать дочку замуж, - по губам главы Цзян скользнула сардоническая усмешка, горячо отозвавшаяся в сердце Лань Ванцзы. - Вы думаете, что все пропавшие молодые люди были потенциальными женихами госпожи Юинь? - догадался он. - Именно так, - подтвердил Саньду Шэншоу. - С тех пор, как Вэй Усянь вернулся в Юньмэн, очевидно глава Юинь потерял надежду выдать за меня свою дочь, и, чтобы улучшить положение клана, попытался сосватать её кому-то из важных людей Шэнлицаня. - Вероятно деве Юинь это не понравилось, и она... - Лань Ванцзы осекся, представив, что теперь творится в клане Юинь Лу. - Нам следует поспешить. - Да. Вскоре двое заклинателей и отряд адептов Юньмэн Цзян покинули город и отправились в деревню Юинь.