Когда выбора нет

Был, наверное, уже час Быка, когда Цзян Ваньинь привёл его в Холодную комнату. Лицо главы Цзян оставалось мрачным, глаза смотрели настороженно и напряженно: одно дело предполагать, другое - увидеть замученных, убитых им людей, вдобавок людей очень молодых, чья вина до конца не была доказана. Их было трое: два юноши и девушка, их тела уже замёрзли и затвердели, а руки и лица имели синюшный оттенок, одежды же местами порваны и залиты кровью. У всех троих имелись одинаковые следы, оставленные Цзыдянем, и колотые раны в области сердца. - Они пытались проникнуть в моё хранилище, так я их и поймал, - произнес Саньду Шэншоу, хмурясь. - От мальчишки исходили эманации тёмной энергии, я сразу понял, что они что-то сделали, но эти идиоты все же Цзяны, - проворчал он, и, насмотря на явное раздражение, в его голосе прорезалась гордость: - Орали, плакали, но не сдались. Ну ничего, теперь им деваться некуда. Я не стал перерезать им горло, чтобы они смогли говорить, - буднично добавил глава Цзян, как будто для него подобное было обыденностью, и от этого холодного расчёта Лань Ванцзы в очередной раз испытыл вспышку ужаса. Горестное зрелище это было. Второй нефрит провел ладонью над каждым из трупов, мысленно вознося извинения за грядущее вмешательство, и ощутил отчетливое присутствие душ, потому предложил: - Быть может, лучше стоит использовать Сопереживание? Саньду Шэншоу безразлично пожал плечами. - Вам виднее. Главное вытянуть из них все, что они знали. Лань Ванцзы кивнул и развернул гуцинь. Они отозвались сразу, словно этого и ждали, трое заливающиеся слезами почти дети. - Они раскаиваются, - произнес Лань Ванцзы. - Им жаль, что они солгали вам при жизни, они не хотели навредить Пристани Лотоса. Им было слишком стыдно, чтобы признаться. Но теперь они готовы показать все. Лицо главы Цзян сделалось скупым и ещё более замкнутым. - Хорошо, - сухо ответил он, и Лань Ванцзы отчетливо понял то, что подсознательно и так знал: его суровому спутнику вовсе не доставляло никакого удовольствия ни зрелище убитых им людей, ни, уж тем более, процесс их убийства. Это был тяжкий долг, который он влачил, как данность, поскольку взваливать такое на других считал неприемлемым, а связываться с теми, кто получал удовольствие от пыток и казней, и подавно. Лань Ванцзы вздохнул и склонил голову. Когда все закончится, и они смогут, наконец, быть все вместе, он позаботится о том, чтобы Цзян Ваньинь больше не калечил свою душу подобными вещами. А пока он должен был заняться делом. Как и сказал Саньду Шэншоу, все трое детей носили фамилию Цзян. Он не только пощадил детей своих врагов, но и принял в семью, дал им новое имя и будущее. Цзян Шу, Цзян Лян и Цзян Ли, так их звали. Трое беспечных ребят. Цзян Ли - яркая, дерзкая, самоуверенная, Цзян Шу - простой и сильный, Цзян Лян - рассудительный и тихий. Первой взялась показывать Цзян Ли. Сначала Лань Ванцзы увидел троих детей на берегу реки. Весёлых, болтавших в воде ногами. Потом картинка изменилась, и у реки осталась одна девочка. К ней на лодке подплыла девушка. Юинь Ланьлинь. Лань Ванцзы вскинулся. Юинь Ланьлинь называлась старшей сестрой Цзян Ли. Саньду Шэншоу стиснул зубы. - Вот как... - проговорил он. - Что ж. Сначала они просто общались. Юинь Ланьлинь рассказывала Цзян Ли о том, что скоро она вернётся в Юньмэн, станет здесь хозяйкой, и они будут вместе, и просила сохранить их встречи в тайне. Но однажды её друзья подкараулили их и потребовали объяснений. Цзян Ли им во всем призналась, и Цзян Лян удивился, откуда у неё взялась сестра, ведь они считали себя сиротами, из милости принятыми в великий клан. В следующий раз они отправились на встречу с Юинь Ланьлинь вместе, и попросили рассказать правду. - Она сообщила им, что их родители пали жертвой произвола главы Цзян, а она сама спаслась лишь потому, что с детства воспитывалась у дальних родственников в Ланьлин Цзине, - Лань Ванцзы хмыкнул с горечью. - Она сказала, будто бы вы убили их лишь за то, что они хотели поддержать Вэй Усяня в его стремлении защитить остатки клана Вэнь. В Пристани Лотоса было принято ненавидеть Вэней и Старейшину Илина, глава Цзян не допускал и малейшего упоминания о них. Однако находились и те, кто помнил Вэй Усяня ещё до его падения в бездну, знали маленьким мальчиком, затем юношей, и один из таких людей как раз учил Цзян Ляна. Он рассказывал мальчику о детстве великого отступника, восхищался его талантами и тягой к экспериментам. Все эти рассказы живо отзывлись в Цзян Ляне, он сам учился у мастера артефактов и жаждал знаний, а полуправда Юинь Ланьлинь и вовсе заставила его усомниться в политике ордена и в том, насколько плох на самом деле был Вэй Усянь. А раз все это могло оказаться клеветой, значит и вред Тёмного пути был сильно преувеличен. А потом Вэй Усянь вернулся, случилось множество событий, которые в итоге привели его в Пристань Лотоса. И Цзян Лян откровенно разочаровался в своём кумире. Он надеялся увидеть могущественого Старейшину, а нашёл лишь развратного человека, которого ничего не интересовало, кроме плотских утех с главой Цзян, и он делал это, будучи в браке с одним из самых выдающихся заклинателей эпохи. Разочарование Цзян Ляна совпало с предложением Юинь Ланьлинь поучаствовать в деле, которое должно было продвинуть Темные искусства, скинуть с пьедестала Старейшину Илина, превратившегося даже не в свою тень, а в пародию на заклинателя, и отомстить за несправедливости, которым оказались подвержены десятки тёмных заклинателей из-за жестокости ордена Юньмэн Цзян. Юинь Ланьлинь познакомила талантливого юношу с человеком из клана Ланьлин Цзинь. Как выглядел этот человек, Цзян Лян не знал, он видел его лишь в маске, но этот заклинатель передал юноше фрагменты дневников Старешины Илина. К самому Вэй Усяню Цзян Лян, понятное дело, не пошёл. Более того, постарался максимально скрыть свою работу. И ему удалось-таки создать искаженный Колокольчик Ясности, который не просто туманил разум заклинателей, но и влиял на всех, у кого эти колокольчики были, а вдобавок собирал и подчинял окрестную нечисть. Это чудовищное изобретение он передал Юинь Ланьлинь. К несчастью друзья заметили, как изменился их друг, и заволновались. Цзян Шу подружился с Вэй Усянем, его вполне устраивала нынешняя версия грозного Старешины, а баловство с тёмной энергией он искренне считал опасной затеей. В итоге друзья повздорили, и Цзян Лян отдалился от них. Однако они все равно не оставили его. И когда Цзян Лян получил приказ проникнуть в запретное хранилище главы Цзян, выследили его и попытались остановить, но все были схвачены Саньду Шэншоу с поличным. Тогда они не решились выдать друга, к тому же знали они мало, а Цзян Лян упорно молчал, не понимая, к чему привело его изобретение. И только смерть помогла мальчишке осознать, что его предали, заставив пойти в хранилище главы Цзян, из которого он и не должен был вернуться. От него избавились, как от разменного камня на доске, и Цзян Лян, будучи человеком неглупым, глубоко раскаялся в своих поступках. - Проклятье! - глаза Саньду Шэншоу гневно вспыхнули, ладони сжались в кулаки. На правой, вторя его гневу, заискрил Цзыдянь. Он несколько раз прошёлся по комнате туда-сюда, чтобы унять захлестнувшие его чувства, и в итоге ударил кулаком в стену. Лань Ванцзы украдкой вздохнул, ему казалось, что ярость Саньду Шэншоу высасывала воздух в помещении, делала его плотным и тяжёлым, как перед грозой. Он встал, подошёл и обнял Цзян Ваньиня со спины, накрыл ладонью его разбитый о стену кулак. Ранки быстро заживали под влиянием ци, но Лань Ванцзы все равно поднёс его руку к губам и коротко поцеловал, чувствуя железистый запах и вкус крови. Саньду Шэншоу удивлённо вскинулся, полыхнул на него диким взглядом, точно Лань Ванцзы совершил нечто немыслимое, чего от него невозможно было ожидать, хотя это была простая ласка, принятая между влюблёнными. Проворчал недоверчиво: - Вы чего это? - Успокойтесь, - попросил Лань Ванцзы, продолжая держать его в своих руках. Он уже понял по румянцу, выступившему на скулах и потерявшему уверенность взгляду, что ему удалось смутить Цзян Ваньиня, выбить его из равновесия, заставить забыть на мгновение о тягостных событиях под влиянием очевидного дискомфорта. Это было весьма любопытно, учитывая, что этот человек недавно не смущался и самых откровенных ласк и бесстыдно отдавался ему на ступенях собственной купальни под взором своего любовника, а по совместительству супруга Лань Ванцзы. Но тогда они оба были обнажены и открыты друг другу, а теперь Саньду Шэншоу вновь спрятался за своими щитами, и ощитинился копьями, стоило лишь посягнуть на его неприкосновенность. Тем не менее, он не вырвался, а Лань Ванцзы молчал и не отпускал его до тех пор, пока напряжение между ними не спало, и плечи Цзян Ваньиня не расслабились. - Ладно, хорошо, - проворчал он, смиряя себя. - Что теперь? - Упокоим их, - предложил Лань Ванцзы. - Нет, - помедлив, Саньду Шэншоу покачал головой. - Рано. Они нам ещё пригодятся в качестве свидетелей. - Мгм, - согласился Второй нефрит. Все же было преимущество в том, чтобы быть главой ордена. На спокойной, сытой жизни с Вэй Усянем Лань Ванцзы несколько расслабился и не подумал об очевидном. А, может, пережитая близость так на него действовала, или жалость: чем-то этот мальчик, Цзян Лян, напомнил ему Вэй Усяня. Глава Цзян выбрался из его объятий и извлёк из рукава три бумажные фигурки. Положив их на трупы, он начертил над каждой в воздухе печать, полыхнувшую красным светом. Лань Ванцзы забеспокоился - это была техника, пограничная Темному искусству, изобретенная явно Вэй Усянем. И то, с какой лёгкостью непримиримый борец с Тёмным путем её применил, заставила его почувствовать печаль, но одновременно и горячее возбуждение. Тем временем глава Цзян снял фигурки с тел мёртвых адептов и сунул их в рукав. Лань Ванцзы почувствовал тонкую ниточку связи между бумажными куклами и душами. - Теперь все они здесь до поры, до времени, - подтвердил Саньду Шэншоу. - Потом нужно будет сжечь кукол и принести поминальные дары. Тогда души упокоятся и отправятся на перерождение. - Мгм. Лань Ванцзы не очень понимал, зачем глава Цзян говорит ему это. Будто на всякий случай, если он сам не сможет провести обряд, а Вэй Усянь испарится куда-нибудь, сгорая от горя по потере драгоценной сестры. Второго нефрита охватила тревога. Он упаковал гуцинь, а затем подошёл и решительно сжал руку Цзян Ваньиня. - Пойдёмте, - сказал он не терпящим возражения тоном, и потянул его прочь из мрачной комнаты. Саньду Шэншоу подчинился ему, пошёл, не отнимая руки. В Пристани Лотоса была глубокая ночь, и хоть правила здесь были не такими строгими, как в Облачных глубинах, все равно все уже спали, кроме караула. Лань Ванцзы заметил и эту особенность: в Юньмэн Цзян, после стольких бед, будто ожидали новой напасти, и охранялась она куда как тщательнее, чем он привык. Второй нефрит не мог их за это осуждать. После всего, что ему открылось этой ночью, он бы счёл охрану даже недостаточной. Они вернулись в покои главы Цзян. На низком столике для них был накрыт давно остывший ужин, но есть не хотелось никому. Лань Ванцзы положил на комод свой гуцинь и испытал острое желание содрать с себя одежды и вновь ополоснуться в лотосовом пруду, словно эманации могильника прилипли к нему подобно трупному яду. Саньду Шэншоу начал раздеваться до того, как он что-то успел произнести вслух. Такое негласное взаимопонимание согрело сердце. Лань Ванцзы ускорился, не очень-то заботясь о порядке своих одежд, которые просто бросал на пол, не желая лишний раз к ним прикасаться, и вслед за главой Цзян спустился в воду. На этот раз мылись они быстро, не отвлекаясь и не касаясь друг друга. Запах лотосов кружил усталую голову, смешиваясь немного с запахом тины. Потом они натянули на мокрые тела тонкие нижние одежды. Так было свежее и прохладнее душной летней ночью. Наконец глава Цзян толкнул резную деревянную створку, отделявшую кабинет от спальни, и Лань Ванцзы прошёл за ним. Здесь горело несколько ламп, ожидая господина, и кое-где валялись вещи, которые Второй нефрит опознал, как принадлежавшие Вэй Усяню. Незначительные детали гардероба, соответствовавшие небрежному отношению его супруга к вещам, а, может, сорванные и забытые в минуты страсти. Под фиолетовым балдахином скрывалась обширная кровать. Несмотря на усталость, Лань Ванцзы вновь прострелило возбуждение пополам с болезненным любопытством: если он зароется лицом в подушки и тонкие простыни, сможет ли ещё ощутить запах Вэй Усяня? Саньду Шэншоу меж тем, помедлив, все же стянул влажные нижние одежды, оставшись обнаженным: превращать постель в болото ему явно не хотелось. Внутренне немного скованный вбитыми с детства приличиями, Лань Ванцзы последовал его примеру, и они обнажённые скользнули в кровать. Их объял сухой, горьковатый запах все тех же лотосов. Лань Ванцзы укрылся краем тонкого одеяла и ощутил от постели странное тепло, словно Вэй Усянь был здесь недавно, и слуги ещё не успели сменить простыни. Скорее всего так оно и было, ведь последняя любовная ночь у этих двоих произошла как раз накануне отъезда одного в Нечистую Юдоль, а другого в Шэнлицань. Всего двое суток назад, а, казалось, прошла уже целая вечность, за которую вскрылись давние болезненные тайны, а Лань Ванцзы успел влюбиться в человека, который не был его супругом. Это до сих пор ошеломляло: чужая близость, - и уже потому можно было понять нервное состояние главы Цзян. Впрочем, сейчас он был спокоен и выглядел бесконечно усталым. Сам придвинулся, позволяя Лань Ванцзы себя обнять, вжался в его тело, кожа к коже, в поисках успокоения и близости. Лань Ванцзы с непривычным для себя удовольствием обнимал его, свернул в жгут влажные волосы, чтобы не мешались, и гладил, изучал ладонями прохладное после купания тело. Тогда, в пруду, он не успел этого сделать, обнять как следует, потрогать везде, узнать получше прежде, чем взять. Над ним властвовала животная страсть, подстегнутая, усиленная оскорбленным эгом. Хотелось не столько приласкать, сколько подчинить, наказать. Но теперь, после стольких событий спустя, он словно сжимал в объятиях другого человека. В груди разливалась густым мёдом терпкая нежность. Человек в его руках не был идеален, у него было множество своих демонов, ошибок, страстей и тёмных тайн, которые он хранил скрытыми от чужих глаз, как то подобало главе ордена, но открыл полностью всего себя Лань Ванцзы. Второй нефрит сжал его крепче, наслаждаясь, как доверчиво льнет в поисках тепла это неуступчивое тело. В паху вновь начало скапливаться тепло. Хотелось опрокинуть Цзян Ваньиня на спину и овладеть им, но на этот раз медленнее, вдумчивее, сцеловывая с губ полные тягучего наслаждения стоны. Однако он понимал, чувствовал, что этого делать не стоит. Наверняка у главы Цзян сейчас внутри все горячее, натертое, припухшее, как бывало у Вэй Усяня, когда они слишком усердствовали в любовных утехах. Тогда Лань Ванцзы обычно клал измученного супруга на живот, подсовывал ему свернутое одеяло, и вылизывал горячие, красные врата до тех пор, пока он, изнемогая, не содрогался от наслаждения и не засыпал. Лань Ванцзы представил, как мог бы сделать такое для Цзян Ваньиня, и понял, что ему срочно нужны ледяные источники Гу Су. Пока он думал, погруженный в непристойные грёзы, глава Цзян успел заснуть. Было жалко будить его, такого уставшего. Лань Ванцзы немного поерзал, устраиваясь поудобнее, так, чтобы их тела совпадали друг с другом, как две идеально подогнанные детали, провел ладонью по тёплой спине и позволил себе раствориться в этом уютном ощущении близости, которое, в конце концов, было куда дороже самой обжигающей страсти.