Уравнение

      — Ты можешь сесть с нами, если хочешь.       Джонсон стоял около стола Фишера и его друзей, очень неловко сжимая поднос в руках и замечая на себе множество осуждающих взглядов. Так получилось, что они с Салом сблизились и желчи в их отношениях стало разительно меньше. Они даже общались на отличные от математики темы, рассказывали о своих увлечениях и мечтах. И тогда Сал узнал, что Джонсон, на самом деле, совсем не задира по своей натуре. Он очень чувствительный, творческий, понимающий человек, которому не безразличны чувства людей вокруг. Он любил рисовать, сам играл на гитаре иногда и на выходных занимался тем, что смотрел мелодрамы, громко рыдая с них, зарывая этот секрет вместе с собой.       Сал был искренне удивлен, каким другим перед ним стал Ларри после того случая. Он открылся для него с иной стороны и Салу, даже, стало интересно. Он сам задавал вопросы, сам просил рассказать побольше о себе, находя все больше и больше общего с этим задирой, каким он только казался.       Ларри и сам изменился, не стыдясь своих хобби, рисуя в пять раз больше, чем обычно, находя столько свободного времени. Его оценки стали ещё лучше и бывшие друзья не оставили это без внимания, тоже окрестив бедного, униженного парня зубрилой. Так и получилось, что теперь его место было лишь среди таких же, как и он — изгоев. А когда они заметили, что Джонсон ещё и с Фишером стал в школе часто разговаривать, то смеха и подколов стало еще больше.       Все уже и забыли о том, чтобы задирать Сала. Его даже уважать начали, в какой-то степени, так что гнет в его сторону прекратился, переходя на Джонсона, что все ещё не был готов так быстро становиться всеобщим объектом для издевок. Но и в этом Сал помог ему, объяснив, что раз тупое общество отвернулось от него, у него есть шанс показать им класс и стать гораздо лучше. Это смотивировало и Ларри уже почти не загонялся, может, только самую малость.       В один из школьных дней, Салли предложил Ларри пообедать с его друзьями и познакомиться с ними. Это звучало как нечто пугающее и нереальное, а потому Ларри начал активно отказываться. Он помнил, что нехорошо поступил с каждым, кто сидел за этим столом, но Салли уверял, что если патлатый будет честным, то и ребята примут его гораздо мягче, тем более Ларри не имел никакого статуса и ничего им сделать не был способен.       Недоверчивые и злобные взгляды стали давить на парня, что уже собирался уходить. Ему не нравились эти хмурые мины и общая неприязнь, хоть ему и хотелось сесть рядом с Фишером. Они сильно сблизились и Джонсон был обязан ему за то, что он смог показать ему другую жизнь, пусть и не специально.       — Сал, ты уверен? Хоть он тоже изгой, но он все ещё урод, который испортил нам всем жизнь, — шепнула Эшли — невысокая девушка с длинными, темными волосами, наклонившись к другу поближе. Ларри это заметил и сглотнул, боясь даже рот открыть. Фишер вздыхает, снова бросая взгляд на нового приятеля, замечая его волнение и яркий, стыдливый румянец на щеках.       — Ничего он вам больше не сделает. Ларри совсем безобидный.       Девушка отпрянула и сдвинула брови, все ещё неуверенная в этом, замечая, что и все остальные настроены очень негативно. Но что поделаешь, когда даже Сал готов заступиться за него. Может, Ларри и вправду безобиден? Он за все это время ни слова не сказал, стоя и дожидаясь разрешения, а это уже о многом говорит. Ларри, которого все тут знали, сел бы без вопросов и ещё начал бы хамить, а этот… Его, будто, подменили, но если верить словам Фишера, то он изменился и открыл в себе свою настоящую сторону.       Девушка не могла с этим бороться, Салли ее лучший друг и она всегда прислушивалась к его мнению, а потому вздохнула и позволила Ларри присесть. Остальные, заметив состояние девушки, тоже согласились и Джонсон нерешительно опустился на место рядом с Салли, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание. Он влип, но было приятно оказаться в компании умных и рассудительных людей, что, не смотря на все риски, дали парню второй шанс, в отличие от его друзей, которые даже слушать не стали, просто подстроившись под подвернувшуюся возможность.       — Добро пожаловать в клуб. Ты теперь один из нас, — улыбнулся Салли, касаясь своей ладонью спины Ларри через толстый слой красной толстовки, чуть погладив и вызвав у второго приступ смущения и теплой улыбки. Замечая это, компания напрягается, но быстро расслабляется, потому что Ларри теперь совсем безобиден, даже на вид. Сидел, улыбался, мялся, смущался.       Патлатый был ужасно благодарен Фишеру, что после того случая стал его единственным другом, если их отношения сейчас можно было так назвать. Он столько всего для него сделал, сам этого не осознавая, и Ларри просто не мог не быть признательным за это. Он научился говорить спасибо, стал более тихим и терпеливым. Ему больше не нужно было показывать силу, что было ему очень дорого. Он расслабился и стал покладистым, а Салли радовался, что смог открыть в этом человеке нечто бо́льшее, нечто хорошее. Он был горд за себя.       Компания тихо обедала, переговариваясь о простых вещах вроде комиксов, игр и фильмов, громко смеясь и радуясь. Ларри не вмешивался в их диалог, просто улыбаясь и слушая об общих интересах группы. Хоть над ними и потешалась вся школа, они были счастливы, потому что они знали, кто они такие, знали, чего хотят от жизни, их дружба была настоящей, а их эмоции — не подставными. Они искренне смеялись, но не над чужими неудачами, а над своими, шутя шутки и показывая Джонсону пример настоящих, человеческих отношений.       Он заметил, что девчонка с серыми волосами очень старается понравиться парнишке с зелёными, а Эшли, лучшая подруга Сала, очень липла к нему, от чего могло сложиться впечатление, что они с ним пара. Они выглядели довольно мило рядом.       Ларри так и сидел бы, попивая сок и слушая рассказы других, когда вдруг рыжий парень, устремив на него свой взор, спросил:       — Ну а ты, Ларри? У тебя есть какие-то хобби? Салли рассказывал, что ты очень талантливый и на самом деле ты совсем не такой, каким казался раньше.       Джонсон вдруг напрягся, не ожидав, что с ним вообще будут разговаривать в первый день, но не стал упираться и отнекиваться от вопроса. Эти люди уж точно не будут смеяться над его интересами, потому что у них всех они были похожими и никто их не стыдился.       — Ну, я… Рисовать люблю, музыкой увлекаюсь. Когда-то я писал песни, думаю вот вернуться к этому, — робко отозвался Ларри, пока Сал, гордо улыбаясь за своего нового приятеля, потрепал его по плечу. В ответ на это Джонсон чуть посмеялся. — Ещё Сал мне с математикой помогает. Оказалось, что я очень быстро схватываю.       — Это правда. Я думал, что он пень тупой, а оказалось, что он не только очень даже обучаем, но ещё и понимает почти все, что я ему говорю, — Салли тоже смеётся, а Джонсон краснеет, улыбаясь. Наконец-то он не чувствует себя унизительно после слов о том, что он пень. Да, это правда, его очень легко научить чему-то новому.       — Ого, это интересно. Эшли тоже увлекается рисованием и у нее тоже плохо с математикой. Я ее подтягиваю, — рыжий, его звали Тодд, поправляет очки, пока девушка, к которой он обратился, закатила глаза. Ну, хоть он не один такой особенный, что не очень смыслит в точных науках.       — Я как-нибудь покажу вам свои рисунки, — с улыбкой сказал Ларри и вся компания поддержала его идею, теперь более охотно обращаясь к Джонсону с вопросами. А тот все охотнее отвечал на них, чувствуя себя в своей тарелке. Он бы хотел, чтобы этот момент никогда не заканчивался, но не все в жизни может быть так идеально.       — Вы только гляньте. Ларри нашел себе пристанище с ботаниками, — раздался низкий, противный голос знакомого Ларри, с которым они когда-то были «лучшими друзьями». Ларри в испуге обернулся, увидев всю его компанию, что возвышалась над ними, явно планируя что-то гнусное. — Ну и каково тебе тусоваться с заучками, Ларри? Мы всегда знали, что ты чертов лузер, вот только жалко тебя было выкидывать, — он смеётся, а Джонсон, чье достоинство так мерзко задели, не может ничего ответить, растерявший весь свой запал. Все, что у него осталось, так это обида и жалость к самому себе. Вжав голову в плечи, он принимает оскорбления, но, кажется, кто-то не собирается оставлять это просто так.       — Чего это вы разлаялись, ублюдки? Думаете, что раз он за одним столом с ботаниками, то вам никто отпор не даст? — вдруг раздался голос Фишера, который громко встал из-за стола, смело надвигаясь к своре парней. После случившегося с Джонсоном, Сала даже немного побаивались, потому что не все решались применять насилие на глазах у других людей. Обычно, неудачников били за школой или где-то в отдаленном месте, но чтобы при всех — ещё никто, так ещё и его полное отсутствие страха, непробиваемая воля. Его ничем нельзя было задеть и это напрягало.       — А я не с тобой разговаривал, ты, паршивый…       Салли не даёт ему договорить, резко ударяя парня ногой в пах, да так сильно, что тот весь скрючился и упал на пол, заставляя остальных из группы попятиться назад.       — Пока он здесь, с нами, он под моей защитой. И тебе лучше это запомнить, — он хватает его за волосы, больно сжимая и заставляя парня громко заскулить, хватаясь за его руки. Все замолчали, в страхе, потому что обычно Фишер не вытворял чего-то подобного, отыгрываясь только на словах. Его возможности ужасно пугали людей вокруг и некоторые даже думали, что он что-то вроде чудовища, а под его маской скрывается огромный, зубастый рот, способный без проблем откусить кому-либо голову.       — Блять, отпусти! — громко рычит он, пытаясь вырваться, все сильнее сжимая запястья Сала, надеясь выбраться, но тот, будто, и не чувствовал боли, что ему сейчас причиняли, сжимая лишь сильнее, почти срывая русые локоны с его головы. Парень продолжает кричать, а все вокруг так и молчат. Его друзья боятся вклиниться, сами не зная почему, от одного его взгляда покрываясь мурашками. Ларри, наблюдая за этим, сам сильно перепугался, не веря, что в этой школе есть тот, кто готов за него заступиться.       — Не знаю даже. Я бы предпочел оторвать твою пустую голову и скормить ее твоим друзьям… Людям наверняка будет лучше без тебя, как думаешь? — Салли зашептал, приблизившись к его лицу, а парень, пытаясь отпрянуть, сделал только хуже, доставляя себе боль. Он был готов умолять о пощаде, лишь бы этот позор прекратился. — Не суйся к моим друзьям, — он сильно отталкивает задиру от себя, аж так, что тот падает на пол, весь растрёпанный и напуганный. Он поспешно покидает столовую, а уважение в сторону Сала только растет.       Люди начинают видеть его с другой стороны, в том числе и Ларри, за которого этот низкорослый парень заступился. Никто и никогда не заступался за него, от чего внутри что-то приятно закрутилось. Он ещё никогда не чувствовал себя таким значимым.       Свора парней так же быстро удаляется, а тишина понемногу сменяется прежним шумом и гамом. Никто не ликует, но и не смеётся. Все боятся Сала, с этого дня уж точно. Может, кроме его людей, что тихо аплодировали за такой перформанс.       — Не нужно было, — вдруг робко зашептал Ларри, смотря своими темными, большими глазами прямо в голубые глаза Сала, сияя благодарностью и радостью.       — Ещё как нужно, ты разговаривать даже с обидчиками нормально не умеешь, — он засмеялся, а Ларри впервые пропустил его колкие высказывания мимо ушей, восхищённый тем, что тот спас его. Джонсон должен ответить ему тем же и в следующий раз он обязательно ответит обидчикам сам, чтобы Салу не приходилось.

***

      Следующий тест по математике был написан на отлично. Ларри очень хорошо понял материал и смог применить его там, где это было нужно. Он стал лучше понимать все эти буквы, действия, графики, что они рисовали и, казалось бы, ему больше не нужен был репетитор.       Мама очень радовалась его оценкам и их отношения стали гораздо лучше, ведь Джонсон стал чаще бывать дома, забыл прошлые привычки (кроме курения) и даже перестал хамить и повышать голос. Они с мамой могли просто сидеть за столом, как нормальная семья, смотреть вечерние сериалы и просто иметь хорошие отношения. Это было лучше, чем он мог себе представить и все это благодаря Фишеру. Джонсон был счастлив, что он был его другом и что Фишер называл его таковым, смягчившись к его персоне. Тот даже стал приходить в гости не только тогда, когда у них были занятия, наконец-то воспользовавшись ключом от их квартиры.       Сначала эти встречи были немного неловкими, но со временем оба парня привыкли друг к другу и уже не стеснялись в открытую говорить о том, что хотят видеться, хотя бы иногда. Ларри почти был готов заплакать, когда Фишер впервые сказал, что ему довольно комфортно с Джонсоном и что он бы хотел поскорее встретиться снова. В такие дни они могли сидеть рядом, играя в какие-то игры, делая домашнее задание или наигрывая что-то на гитаре, пока Джонсон подпевал ему в такт и смеялся с того, что у него не самый чистый голос для пения. Хотя, Фишер всегда протестовал и говорил, что он здорово поет, искренне наслаждаясь этим. Верилось с трудом, но пока Салли единственный, кто оценивает его интересы по достоинству — он будет верить ему.       Шли месяцы. Салли и Ларри стали сближаться ещё сильнее. Приходы в гости стали учащаться и все реже и реже Сал предупреждал о таком. В конце концов он и вовсе перестал, заглядывая по десять раз на дню, написывая патлатому и, кажется, не вылезая из его комнаты днями и ночами. Кстати, в ней стало гораздо уютнее со дня их первой встречи. На стенах появились картины, плакаты, вокруг царил творческий беспорядок, красок и кистей по всему помещению стало раз в сто больше, как показалось протезнику, а Джонсон все чаще был перемазан краской, на его голове уже постоянно красовалась эта небрежная прическа, в которую он вставлял пару кистей, чтобы держалась, пока за ухом лежал запасной карандаш.       Иногда он даже умудрялся ходить так и в школе, суя ручку в волосы, чтобы прическа держалась, а потом забывая про нее, не в силах отыскать. Друзья смеялись с этого, каждый раз на обеденном перерыве выдергивая эти самые ручки из его волос, до слез потешаясь с того, каким примитивным был Ларри. Это было не со зла, все за эти месяцы полюбили Джонсона, принимая его в компанию как родного, зовя на все посиделки, на все прогулки. Ему даже удалось сблизиться с Эшли, которая была к нему неприступна дольше всех. В итоге теперь она была ему одной из самых близких. Ларри записался в секцию рисования вместе с ней и там уже они могли общаться наедине, узнавая друг друга получше и понимая, что они ужасно похожи, словно разделенные в детстве брат и сестра. Даже их родственники жили рядом: бабушка Ларри жила напротив ее дома в небольшом городке, пара миль от апартаментов Эддисона. Столько совпадений не могли быть случайными, а потому они быстро нашли общий язык.       Джонсон никогда не жил так, как сейчас, может, только в глубоком детстве, когда ему позволяли быть собой и когда его отец не ушел. После его ухода все изменилось и именно тогда Ларри встрял в плохую компанию и подумал, что жизнь на полную катушку выглядит именно так: тусовки, гулянки, сигареты, алкоголь. До наркотиков дело не дошло, слава богу, ведь Салли нашелся быстрее, чем Джонсон успел бы попробовать.       Сегодня они с Фишером договорились сходить в лес и пособирать всяких камней и шишек. Салу это нужно было, чтобы просто успокоить душу, да и это весело. Из подобного всего можно было сделать какое-нибудь украшение, так что Джонсон, даже не раздумывая, согласился. Они ехали вместе в автобусе, разделяя наушники на двоих, тихонько что-то обсуждая, со смехом тыча в окно, когда видели что-то забавное. Ларри давно не был в поездках, особенно таких, дружеских, где никто никого не оскорблял и не вел себя как полный придурок. Обычно Джонсон ездил на машинах друзей, что было очень опасно, ведь пара таких поездок чуть не закончилась аварией.       Сейчас же они просто спокойно ехали на общественном транспорте, в комфорте и понимании, сдружившись достаточно сильно, чтобы стать практически лучшими друзьями. Сал сам заикнулся об этом, когда сидел в гостях у Ларри, играя вместе с ним на гитаре и сказав, что считает того лучшим из его друзей, гордясь, что смог направить его на путь истинный, открыв тем самым действительно «крутую» его сторону. Ларри и по сей день вспоминает эти его слова с теплотой, перед сном постоянно краснея и прикрывая лицо подушкой. Никто ещё ему такого не говорил, а потому эти замечательные слова навсегда отпечатались в его сердце.       Парни вышли в какой-то глуши, где не было даже деревни поблизости. По словам Фишера она была чуть дальше и до нее нужно было добираться пешком или на машине. Звучало дико, но они сюда приехали не к кому-то, а просто чтобы погулять по лесу. Недолго думая, они просто прошли по тропинке, что была недалеко от остановки, идя все дальше и дальше в лес до тех пор, пока Сал не остановился, оглядываясь вокруг и кидая свою сумку на землю.       — Да, здесь хорошее место, — кивнул он и сошел с дорожки, устремляя свой взгляд в землю. Ларри лишь усмехнулся его жесту.       — Не понимаю, как ты это понял? — спросил он, тоже избавляясь от рюкзака и следуя за другом, так же смотря под ноги, рассматривая траву и маленькие камни, перемешанные с землёй.       — А ты посмотри внимательно, — он усмехнулся, после чего вдруг опустился на корточки, показывая Джонсону огромную кучу шишек и каштанов, что так же были разбросаны по траве, после чего указывая ладонью на хвойные и каштановые деревья. И вправду: глупый вопрос. — Только не хватай все подряд, а то я тебя знаю, — проворчал Салли, поднимая с земли шишку и рассматривая ее по сторонам, чтобы она не была надломленной или кривой. Салли планировал сделать из них что-то красивое, вроде украшения в свою комнату. Он говорил об этом пару дней назад, когда в гостях у Тодда тот показывал свой гербарий из листьев редких деревьев, которые он искал по всей Америке и за ее пределами.       Как Джонсон узнал, благодаря своей гениальности, рыжий постоянно ездил на всякие практики по обмену, показывать теории и опыты. В конце зимы он даже собирался на очередную конференцию юных учёных. Иногда возможности некоторых людей поражали.       Парни погрузились в недолгое молчание, изучая ископаемые природы, словно ювелирные изделия. Сначала Ларри осматривал то, что нашел, потом отдавал Фишеру на контрольную проверку и, если экземпляр подходил, то отправлялся в карман красной толстовки Джонсона.       Так они бродили минут десять, оторвавшись друг от друга в разные стороны, изучая местность, поделив ее на половину. Сал не планировал торчать тут долго, всего час или два, а потому не собирался отходить от выбранного места дальше, чем на пару метров. Какой смысл, если они тут только за шишками и каштами, что валялись буквально кругом?       Джонсон роется в земле найденной рядом палочкой, откапывая какой-то бугристый камень, но уже для себя. Он торчал из земли и переливался, привлекая внимание художника, а потому он так усердно пытался выудить его из земли, чтобы оставить себе. Ларри любил подбирать с земли всякое интересное, потому что он частенько натыкался на подобное на улице. Он находил браслеты, кольца, резинки, камушки, маленькие игрушки и таскал их домой, старательно скрывая от бывших друзей свое глупое увлечение. Это было для него чем-то интересным, отдушиной после дня, полного стыда за собственные слова и действия.       — Знаешь, а я люблю копаться в грязи. Мне часто везёт, так что я всегда нахожу что-то клевое, — вдруг подал голос Джонсон, выуживая камушек из грунта, прямо руками отряхивая его от сырой земли, разглядывая. Он был зеленоватого оттенка, весь бугристый и блестящий. — Вот, смотри какой камень нашел, — он повернулся к Салу, что был недалеко, протягивая находку другу, призывая отвлечься и взглянуть. Через протез можно было заметить, как его глаза щурятся в улыбке.       — Да, он довольно классный, — поддержал Салли, возвращая глаза в землю и поднимая очередную шишку с земли. — Мы с моей мамой когда-то давно тоже любили собирать красивые камни. Жаль, что я плохо ее помню, — грустно вздохнул Фишер, на корточках продвигаясь дальше по полянке.       — Мне жаль. Мой отец пропал относительно недавно и я был бы рад не помнить его, — так же решая поделиться сокровенным чувством, проговорил Ларри, продолжая возиться с камнем, отвлекая себя от неприятных мыслей.       — Пропал? Что с ним случилось?       Салли выглядел обеспокоенным, когда спрашивал об этом, потому что, в отличие от Ларри, он хотя бы знал, что случилось с его матерью, а Джонсону приходилось оставаться в неведении. Он даже не был уверен, жив ли его отец и найдется ли когда-нибудь. Что может быть хуже неведения?       — Я не знаю. В один день он просто исчез, хотя его кредитка, паспорт, права — все было на месте, словно он сквозь землю провалился, — развел руками Ларри, кладя камень в карман и поворачиваясь к Салу, прямо так, на корточках, подходя к нему поближе, чтобы не разговаривать на повышенных тонах посреди леса, тем более о таком личном. Мало ли грибники какие ходили вокруг.       — Они с твоей мамой были не в ладах?       — Вот именно, что нет. Отец нас любил, больше жизни. Они никогда с мамой не ссорились. Иногда мне кажется, что меня просто напросто прокляли. После этого у меня вся жизнь по пизде пошла, — Ларри вздохнул, просто оседая на землю, перед этим убедившись, что под задницей нет шишек, устраиваясь поудобнее и решая сделать небольшой перерыв и немного поболтать о наболевшем, — у меня украли велик, я ввязался в дурную компанию, несколько недель проторчал в тюряге для несовершеннолетних, мама на какое-то время перестала разговаривать, — грустно перечислял Ларри, устремляя взгляд куда-то вверх, к кроне деревьев, видя сквозь нее пасмурное серое небо. Собирался дождь.       Патлатый чувствовал себя не очень, когда говорил об этом, но ему становилось легче от того факта, что можно было кому-то выговориться. Салли сочувствующе положил ему ладонь на плечо, нежно погладив, заставив парня взглянуть на него и нежно улыбнуться.       — У всех нас нелёгкая судьба. Ничья жизнь не может быть идеальной от начала и до конца, — он тоже садится на траву, продвигаясь чуть ближе к другу. — Моя мама умерла, когда мне было шесть или около того. В тот день я потерял не только ее, но и свое лицо. Я плохо помню, что случилось. Лишь ее крик и то, как я очнулся в больнице с пронзительной болью и почти не видящий. Мой правый глаз кстати ненастоящий, — Сал чуть улыбнулся, для вида стукнув пальцем по протезу, что выглядел достаточно реалистично, чтобы заменить настоящий глаз. Ларри удивлённо вскинул брови, даже не испугавшись, а скорее восхитившись.       — Звучит хреново… Не представляю, каково это жить с такой травмой, — Ларри положил свою руку поверх ладони Сала, что лежала на сырой земле, подбадривая, а тот лишь улыбнулся.       — Я стараюсь жить здесь и сейчас, прожить так, чтобы насладиться каждой секундой, на случай, если другой у меня не будет… Да, это тяжело, когда я был младше, то неоднократно пытался покончить с собой — не мог выносить этих кошмаров каждую ночь и травли в школе, — Салли понизил тон, вдруг аккуратно убирая ладонь из-под руки Джонсона, чтобы высоко закатать рукав свитера и оголить ещё одни шрамы, что он нанес себе сам. Борозды были пугающе огромными, показывая серьезность его намерений.       — Я чудом спасся тогда. Одумался в последний момент, остановил кровь и дал себе слово, что стану сильным, — Салли вытягивает руку в небо, не закатывая свитер обратно, заставляя Ларри немного испугаться. Его жизнь, по сравнению с этой, просто сказка. Ему было ужасно жаль, но слов он не мог найти. Им он предпочел действие, аккуратно протянув руку к ладони друга и мягко переплетая их пальцы, заставляя второго с удивлением взглянуть на художника.       — Я рад, что ты этого не сделал, ведь только благодаря тебе мы сейчас сидим тут, вдвоем и хорошо проводим время. Если бы не ты, то я бы не смог открыть глаза и отличить ложь от правды.       — Это очень мило, Ларри, — Салли тихонько смеётся, крепко обхватывая ладонь Джонсона в ответ и продолжая тянуть их руки к небу, словно, пытаясь достать до листьев на деревьях. — Так забавно. У всей нашей компании нелёгкая судьба выдалась и мы нашли друг друга в самые хуевые моменты наших жизней.       — Что ты имеешь ввиду?       — Эшли изнасиловали, когда ей было пятнадцать. Это был ее дядя. Она тогда выпрыгнула из окна своего дома, в надежде умереть, но на деле лишь сломала ногу. Я встретил ее в больнице, когда приходил за таблетками к своему психотерапевту. Случайно с ней столкнулся, а когда узнал, что мы учимся в одной школе, то мы стали дружить. В тот же момент мы взяли под крыло Тодда, которого избили за то, что он гей. Невзначай узнали, когда увидели в его шкафчике их фотку с Нилом, его парнем, — Салли размыкает их руки, чтобы плюхнуться головой на бедра Ларри, просто ложась на голую землю и не волнуясь о том, что он может запачкаться.       Сейчас хотелось поведать этому парню обо всех своих секретах, потому что прямо сейчас он слушал его, как никто другой: внимательно, с интересом, широко открывая свои темные глаза, в которые Сал мог подолгу пялиться, зависая. Слишком сильно его привлекали эти два темных омута.       — О боже, я и не знал…       — Никто не знал, но я тебе доверяю и они тоже. Все, что с нами приключилось — осталось в прошлом и теперь мы можем жить сейчас и поддерживать друг друга. Эшли справилась с травмой, ее дядя сейчас в тюрьме, Тодд даже не воспринимает слова других всерьез и у них с Нилом все просто замечательно, у тебя появились настоящие друзья, которые не бросят тебя и не дадут в обиду, а у меня теперь есть клёвый лучший друг, с которым и металл можно обсудить и трусами обменяться. Жизнь меняется, она никогда не стоит на месте. И, как бы долго ты не страдал — боль всегда утихает.       Ларри восхищён словами Фишера. Раньше его ужасно пугал интеллект Сала и его возможность так глубоко смотреть в людей, но теперь же он видит в этом нечто удивительное и прекрасное, словно талант. Салли так хорошо читал других, что это восхищало и Джонсону было очень интересно его слушать. Он даже не заметил, как впитал каждое слово, нежно зарываясь ладонью в его голубые волосы и поглаживая. Салли, до этого дня, никому не позволял прикасаться к себе. А сейчас он так спокойно лежал на Ларри и принимал его ласки, что сам себе удивлялся, задумчиво изучая листья над головой.       — Я рад, что стал ботаном, как вы. Мне кажется, где-то внутри я всегда мечтал быть тем крутым парнем, у которого всегда хорошие оценки, а его друзья — научные гении. Все ещё не могу до конца осознать то, как мне повезло… Спасибо тебе, Сал, ты удивительный, — последние слова он зашептал, оставляя их между ними, словно секрет, а Сал, чуть покраснев под протезом, спрятал его глубоко в своем сознании, запирая где-то под сердцем, где эти слова будут греть ему душу каждое утро и каждый вечер. Не каждый день ему говорят, что он удивительный, да ещё и таким тоном, таким преданным, полным благодарности. Салли ещё нескоро забудет эту их прогулку наедине.