Уроки женственности

*** Я бесцельно бродил по району. Было поздно. Или точнее уже рано. Не знаю точно, сколько времени показывали часы, но беспроглядная темнота ночи понемного стала отступать. Редкие, чаще всего пьяные, прохожие то и дело разрезали мое одиночество. Холодные мокрый воздух тысячами капель безжалостно входил в легкие. С каждым вдохом он будто вытеснял переполняющий меня гнев, терпеливо расславляя мысли по полочкам. Увиденное в мной в той злополучной каморке дома культуры больше не казалось таким однозначным. Замершая картинка интимной сцены любимой девушки с другим пацаном, то и дело ярко мелькала перед глазами и я удивленно замечал на ней все новые и новые детали. Почему глаза Айгуль были влажными? Как она согласилась на близость с Турбо так быстро, да еще и зная, что я буду искать ее? Куда делся ее знаменитый дух противоречия? Ведь за все болезненные минуты нашего короткого разговора с Валерой и Зимой, Айгуль не проронила ни слова. Откуда на ее лице, отчетливо видимом мной на картинке в памяти, взялась отчаянная мольба? Ведь там.. в тот момент.. мне казалось, что девушка просто издевается надо мной. Какие удивительные вещи порой творит наша память. Ситуация, которая казалась мне столь однозначной в моменте, сейчас, спустя несколько часов вынужденной прогулки, полностью изменилась в моем восприятии. Я закрыл глаза и постарался представить себе ту комнату. В мельчайших подробностях воссоздав увиденную мной сцену. Откуда-то издалека. Снизу вверх. На меня глядели огромные, влажные от ужаса глаза. Они молили о помощи, беззвучно воя из-за вынуждено пережитой боли. А я их не видел. Я не видел зажатое скрюченное в неестественной позе тело. Опасливо поднятые плечи и затравленно сжатые белые губы. Не видел как напряжена была ее спина и как глубоко внутри ее оцепенения прятался ужас. Кажется она сама не понимала, что происходит. Айгуль из моих воспоминаний не могла согласиться пойти с Турбо добровольно. Она просто не способна на это. Осознание того, как низко и эгоистично я поступил стремительно накрывало меня. Я резко распахнул глаза и картинка перед ними впервые с того момента, как я увидел их в той комнате, была четкой. Так вот что значит «затуманен рассудок»!… Я почувствовал как ледяная жидкость затекает в мой ботинок, противно обвивая холодными щупальцами правую ступню сквозь носок. Судя по всему я стоял в луже. И видимо долго. Я не сдвинулся с места. Внезапный физический дискомфорт окончательно пробудил меня и паническая мысль на пару мгновений сковала тело. Она осталась там одна! Я ее бросил. *** Нервно вдохнув спертый воздух комнаты, я болезненно открыла глаза. За ночь я просыпалась уже в пятый раз, да и вообще сложно было сказать, что хоть немного спала. Стоило лишь начать проваливаться в дрему, как грязный, пугающий образ Валеры возникал так близко, что казалось, вот-вот окажется со мной в кровати. Когда ночью я забежала домой в распахнутой куртке, с порванными колготками и заплаканными глазами, мама, которая с надменным видом встречала меня у двери со скалкой в руках, молча ушла на кухню. Тогда я порадовалась, что меня никто не будет трогать и выдохнула тому, что разбор полетов перенесен на утро. Но позже, без сна мечась по кровати я осознала, насколько сильно хотела бы сейчас маминой трепки. Остаться одной оказалось невыносимо. Тысячи мыслей крутились в голове не позволяя сосредоточиться. На смену нескончаемым слезам то и дело приходил истерический смех. Мое тело то содрогалось в рыданиях, то тряслось мелкой холодной дрожью, то камнем прижимало к кровати взмокшее от пота одеяло. Детская, эгоистичная обида буквально разрывала меня на части. Как мог он так поступить со мной? Как мог поверить в то, что я добровольно пошла с Валерой? Я ведь отдалась ему. Доверилась. Я влюбилась как глупая принцесса из старых книжек, которой я еще в детстве поклялась себе не становиться. Ради него я готова была не задумываясь запихнуть в дальний ящик свои принципы и слушаться. Я вообще на все была готова, лишь бы Марат был рядом. А сейчас? Внезапно промелькнул в голове ехидный вопрос. Можно подумать прямо сейчас ты не побежала бы к нему извиняться, мгновенно забыв все обиды. Только появись возможность… Но возможности не было. Где-то за тонкой дверью, тревожно обхватив подушку, мой сон караулила рассерженная мать, входная дверь была закрыта на все засовы, а выйти из окна с нашего этажа - равносильно самоубийству. Да и куда идти? Где может быть Марат после всего, что увидел? Обиды и желания в моей голове запутались. Они сплелись между собой в неровный клубок, вытекая друг из друга. Я не могла успокоиться. Хотелось то в одной пижаме бежать искать любимого, то спрятаться от всего мира, молча переживая полученные травмы, то послать к черту парня, который не верит в то, что я могу быть верна ему. Я запуталась. Унылое бессилие сменялось нервозностью, апатия вытесняла панику… Тяжелая спасительная дрема изредка позволяла отвлечься, но тут же, не дав и минутной передышки, возвращала в действительность. Я встала. Метаться по кровати и перебирать в голове все возможные варианты развития событий было выше моих сил. В комнате было темно. Лишь тонкая полоска тусклого света пробивалась между плотными шторами. Без удивления осознав, что абсолютно потеряла счет времени, я специально не взглянула на часы. Эту страшную, бесконечно длинную ночь с одной стороны хотелось как можно быстрее закончить, но с другой… Что я буду делать утром? Как объяснить родителям то, что произошло со мной? Что будет со мной в школе и на районе? Осознание того, что теперь я никогда не буду в безопасности приходило ко мне по частям. Сначала казалось, что нет ничего страшного в том, что меня не приняли старшие, ведь, как не старался Турбо, опустить меня ему не удалось. А это значило, что я не грязная. Но чем настойчивее пробивался утренний свет в мою комнату, тем боле явно я понимала, насколько ситуация плачевна. Никто не знает правды. Валера в жизни не признает я в том, что хотел взять меня силой, иначе его отошьют. А я просто трусливо сбежала, тем самым только позволив и своим и чужим убедиться в их догадках. Мне никто не поверит. Мне не верит даже Марат. Неизбежность наступающего утра камнем легла на мое сердце. Я подошла к окну и рывком развела шторы. В протиснувшемся в комнату свете зари засуетились залежавшиеся в складках ткани пылинки. Я прищурилась и вгляделась в темноту двора. Высокий ржавый фонарь, одиноко освещающий пару покосившихся скорее к и детскую песочницу по ночам, уже погас. И очертания безлюдного, почти лишенного жизни дворика еле просматривались сквозь утренний туман. Что будет дальше? Через каких-то два-три часа я должна буду выйти из комнаты, которая сейчас служила мне спасительным убежищем, но в тоже время являлась моим заточением, и объясниться с матерью. Потом выйти из квартиры и встретиться лицом к лицу со страшным враждебным ко мне миром. Пойти в школу… Выслушать кучу вопросов, а может быть и претензий от подруг… Не дай Бог встретиться с кем-то из универсамовских пацанов. И бояться… бояться… бояться… Каждый день! В лучшем случае меня прогонят. В худшем сделают общей. Хотя если меня прогонят, общей сделают меня те же «чайники» или «кинопленка». Для них я теперь грязная. Иного выхода нет. От несправедливости и обиды вновь потекли слезы. Отдаваться любому, кто на меня посмотрит до самой старости- вот судьба, которая теперь была прописана для меня как в группировке, так и за ее пределами. И им не важно то, что слова Турбо - ложь. Каких-то пару часов отделало меня от мира где мне предстоит жить ближайшие годы. Пара часов - и я вынуждена буду войти в новую чересчур взрослую для меня жизнь. Пара часов и все закончится. Опустив тяжелые веки я не задумываясь подняла руку и повернула тугую ручку окна. Отекшее от слез лицо обожгло морозным ветром. Я села на подоконник и перекинула обе ноги за его пределы. Не так давно, кажется два-три месяца назад, мы с Машей гадали, что чувствует человек перед смертью. Боль? Страх? Сожаление? Или наоборот облегчение? А что в голове у человека, который захотел покончить с жизнью самостоятельно? В тот день я перебрала сотни вариантов, так и не придумав оптимальный, а Маша сказала, что, наверное, узнать это получится лишь в старости. Удовлетворившись ее перспективой мы тогда отправились в столовую. Сейчас я с уверенностью могу сказать, что я не чувствовала ничего. Лишь смертельную тоску и абсолютную пустоту, которая в тот момент показалась для меня спасением. Будто наблюдая за своим телом со стороны я медленно продвинулась к краю и зажмурилась. - Да ты никак летать научилась? - раздался голос за моей спиной. Я встрепенулась и чуть не сорвалась вниз. Крепкие пальцы обхватили мое плече и силой усадили на место. Я распахнула глаза и с удивлением осознала, что спасший меня человек не стоял в комнате за моей спиной. Марат висел справа от меня. Ноги его не уверенно касались скрипучей пожарной лестницы, опасно соскальзывая по утренней наледи. Левой рукой парень обхватил водосточную трубу, а правой напряженно давил мне в плече, как бы заталкивая обратно в квартиру. Я сглотнула и машинально посмотрела вниз. Высота казалась огромной. Мои босые ноги безвольно болтались над пропастью девятиэтажки, а сердце будто остановилось. Одурев от высоты я в ужасе схватилась руками за оконную раму и тупо уставилась на парня. - Я тебя спрашиваю, милая. Ты чего это удумала? - Марат был реальный. Такой родной, теплый, любимый. Он действительно был рядом со мной. Это не плод моего воображения. - Я-я… не понимаю… - губы не шевелились. Внезапно я осознала, что мне безумно холодно. Ведь на мне была лишь тонкая хлопковая ночнушка, которую я всегда носила на голое тело. - Айгуль, Айгулкнька! Прости меня! Умоляю прости! - извинения, которых я попросту никогда не должна была слышать от «пацана при делах» произвели фурор. Из моих глаз ручьям потекли слезы, а все тело затрясла крупная дрожь. Марат смотрел на меня огромными, влажными глазами, так сильно напрягая руку, что костяшки на пальцах побелели. - Любимая! Я был не прав! Я верю тебе! Клянусь, верю! - голос парня срывался и он уже не пытался скрыть слезы. - Правда? - я ошарашено подняла брови - ты веришь в то, что я не хотела с ним идти? - Конечно! Я должен был сказать тебе это сразу! Должен был ударить его, взять тебя за руку и забрать оттуда! Маленькая моя… В чем же я тебя бросил… - Мне холодно… - почти беззвучно прошептала я - Марат, спаси меня… Марат аккуратно поддержал мои ноги, помогая перекинуть их через подоконник и вновь вернуться в комнату. Теплый воздух спасительно окутал кожу и я почувствовала, как ко мне медленно возвращается рассудок. Парень торопливо перепрыгнул подоконник и вслед за мной оказался в квартире. Я прижала палец к губам и кивнула на дверь, жестами показывая вести себя тише. Марат дрожащими от холода и нагрузки руками аккуратно закрыл окно. - Теперь тебя отошьют? - спросила я заранее зная ответ. - Отошьют - кивнул Марат и вымученно улыбнулся. - А меня сделают общей… - Нет. Я не позволю, Айгуль - четко чеканя каждое слово прошептал любимый - я больше никому не позволю тебя обидеть. - Но как же? Их много, нам не справиться с ними… - голос предательски дрожал, а ледяные пальцы болезненно пульсировали. - Мы убежим, Айгуль. Сегодня. - Марат говорил спокойно и уверенно. Стальные нотки в закаленном прошлой ночью голосе не давали усомниться в том, что будет так, как он скажет. - Куда? Как же родители? Школа…? - Мы поедем в Абхазию. У отца там знакомый есть. Вова поможет с билетами. - Но я не готова… Марат, я боюсь.. Как же… - Здесь тебе не выжить… Айгуль, ты же знаешь, что бы не говорили родители, здесь ты всегда будешь в опасности. Это я виноват в том, что с тобой произошло. Мне и нести ответственность. - Меня не отпустят… - я по привычке цеплялась за соломинку, понимая что парень прав. Если я скажу родителям правду, то отец скорее всего вообще откажется обращаться в полицию, а мать убедит меня в том, что я накручиваю себя и что я в безопасности. Но это не так. - Айгуль, любимая моя. Мы уедем не на всегда! Вова сказал сбежать на какое-то время… пока он здесь все не уладит. Я никому не дам тебя в обиду… Мы сможем вернуться сюда, клянусь. Если ты захочешь… - Я уеду с тобой… - внезапно услышала я собственный голос - я сбегу с тобой хоть на край света… Любимый, только с тобой моя жизнь имеет смысл. Мы молча стояли в метре друг от друга не решаясь пошевелиться. Смотрели друг другу в глаза и плакали, беззвучно как дети оставленные родителями. Ведь мы и были детьми. Детьми, которых бросили во взрослую жизнь с огромной лодки в дали от берега и заставили плыть самостоятельно. Мы были детьми, которые так старались найти путь домой. Мы были детьми… Детьми, которые искали дом и нашли друг друга…