"С тобой я мир обрел в разгар войны..."

      Джослин медленно открыла глаза. Она ничего не могла различить, все было какое-то мутное и размытое. Она несколько раз поморгала, отчего на глаза навернулись слезы, которые сразу же прояснили зрение, словно смыв полупрозрачную пленку, которая обычно образуется на глазах мертвецов. Но она не была мертва. Джослин на это очень сильно надеялась.       Она лежала на свежей траве, рядом с серым могильным камнем. Точно, она вспомнила, как красиво летела вниз, прямо в это старое надгробие. И, видимо, изрядно стукнулась и отключилась прямо на чьей-то могилке. Едва вспомнив, она тут же ощутила тупую ноющую боль над левой бровью и осторожно потрогала это место пальцами. Под ними явственно прощупывалась набухающая шишка.       Джослин еще немного полежала, приходя в себя и бездумно пялясь в ясное, но уже быстро темнеющее небо. Кажется, серая хмарь, которую нагнал ветер, испарилась, пока она была в отключке. Темное синее небо открывалось над ней во всей своей красе сквозь тонкие, кривоватые ветви большой ольхи, росшей прямо возле ямы, в которую она угодила. А на горизонте виднелась яркая малиновая полоска заката, переходящая в глубокий багрянец, словно на небе широкой кистью нарисовали кроваво-красную черту.       Совсем близко знакомо залаяла собака. Джослин заозиралась, на этот раз надеясь все-таки увидеть хозяина и высказать ему. Она все еще считала, что оказалась в этой яме из-за него. Наверняка, это именно он стоял тогда в тени деревьев, где она видела темный силуэт.       Поднявшись с влажной земли и отряхнув с себя сор, Джослин выбралась из ямы, которая на деле оказалась сильно просевшей под тяжестью могильных камней землей. Могилы стояли на самом склоне возвышенности, и от весенних дождей и без того слабая рыхлая земля просто сместилась, образуя довольно приличное углубление, которое местные работники попытались зафиксировать деревянными колышками и камнями. Не успела она как следует осмотреться, как к ней подскочила та самая собака и стала кружить вокруг, радостно поскуливая, принюхиваясь к ее одежде и смешно фыркая. Вся злость Джослин испарилась: как она могла злиться на столь милое животное, обезоруживающее своей добротой и дружелюбием. Она почесала за вислым ухом, и в ладонь тут же благодарно уткнулся мокрый прохладный нос.       Собака увязалась за ней, когда она, отряхнувшись и поправив плащ, направилась в сторону спуска, отмеченного гранитными камнями, белеющими в стремительно наступавших сумерках. Джослин озадаченно смотрела вниз, где виднелась тонкая протоптанная тропа, начинавшаяся прямо у ее ног. Она отчетливо помнила, что здесь должны были быть каменные ступени — она видела их днем, когда шла по соседней улице в сторону музея. Неуверенно пощупав утрамбованную почву носком ботинка, Джослин на всякий случай огляделась в поисках знакомых ступеней, но ничего, конечно, не нашла. Здесь был только один спуск, возле этих самых белых глыб. Весь остальной склон порос травой и мелким кустарником с редкими раскидистыми деревьями.       Она глянула на городок, светившийся редкими неяркими желтыми огнями. Очень медленно зажигались один за другим фонари. Все так же гулко шумели реки, но к их рокоту как будто прибавилось что-то еще. Джослин не могла толком разобрать, но у нее складывалось ощущение, что внизу собралась толпа. Ей казалось, что она различала отдельные голоса людей, редкие выкрики и смех. Громкий треск, пронзивший воздух, заставил ее вздрогнуть, а пса — заскулить и припустить со всех лап обратно, вглубь кладбища.       Джослин осталась снова одна. Вздохнув, она сделала первый шаг по тропинке и осторожно начала спуск. На поезд, судя по всему, она уже опоздала — она не могла точно сказать, ее часы остановились, видимо, от удара, а телефон безнадежно сел. Значит, придется оставаться здесь еще на одну ночь и практически целый следующий день — безрадостная перспектива, но она уже ничего не могла поделать. Только дойти до гостевого дома, подключить к зарядке телефон и предупредить отца. И если повезет, то она даже сможет обменяться с Джаспером парой сообщений. От этих мыслей настроение немного поднялось, и она уже бодрее зашагала по улице, на твердую мостовую которой только что спустилась.       Джослин быстро дошла до нужного дома, открыла калитку и только потом недоуменно оглянулась. Откуда здесь калитка и забор? Подозрительно оглядевшись вокруг, убедилась, что дом именно тот — вон виднелась знакомая трещина в фундаменте, прямо по середине. И небольшой бронзовый колокольчик над дверью с двумя язычками. Такое трудно спутать. Она пожала плечами — задумываться над странностями ей сейчас точно не хотелось — и дернула дверь. Та не поддалась. Точно, хозяйка же предупреждала ее, что запиралась на ночь. Пошарив в карманах, Джослин нашла ключ и вставила в замочную скважину. Повернула раз, другой — ничего. Ключ как будто не подходил. Попробовала снова — тот же результат. Да что такое происходит? Она вынула ключ и внимательно осмотрела его, потом глянула на замок. Они оказались разными даже по материалу. В руках она держала вполне себе современный серебристый стальной ключ, стилизованный по форме под старинный, а замок и дверная ручка были бронзовыми, такими же, как и дверной колокольчик, висящий над ней. Она недовольно поджала губы и поворчала на расторопную хозяйку, которая умудрилась сменить замки и поставить забор за один день, а предупредить заранее жильцов — то есть ее, в данный момент она была единственным постояльцем — не удосужилась. Джослин как раз подбирала про себя слова, которые обязательно напишет в гостевую книгу перед отъездом, когда дверь внезапно распахнулась и на нее подозрительно уставилась высокая и довольно грозного вида женщина в ночном чепце и плотно запахнутом халате.       — Ты кто такая? Чего тут околачиваешься? Я милостыню не подаю.       Джослин с трудом поняла, что женщина говорила ей. Казалось, она проглотила половину букв, а вторую половину умудрилась исковеркать до неузнаваемости. Промелькнула быстрая мысль, что даме не помешал бы хороший логопед.       — Где хозяйка? Миссис Коллинз? Миссис Коллинз?! — крикнула Джослин через плечо женщины, нагло загораживающей проход.       — Нет тут никакой миссис Коллинз. Я хозяйка, — подбоченилась она, и Джослин мысленно окрестила ее злобной мегерой.       А после перед носом громко хлопнула дверью. Джослин опешила до такой степени, что несколько минут стояла и тупо пялилась на дверь. Опомнившись, она, уже нисколько не стесняясь, забарабанила кулаками, продолжая звать хозяйку. Щелкнул замок, и на порог снова вышла та самая женщина, возмущенно глядя на нее с высоты своего роста.       — Иди отсюда, блаженная, кому говорят! Иначе я позову, кого надо.       Джослин не успела ничего ответить, как дверь снова захлопнулась.       — Вещи-то хотя бы верните! — крикнула она в пустоту. Ей никто не ответил.       Такого с ней еще никогда и нигде не случалось. Джослин растерянно потопталась на крыльце еще какое-то время, но, когда поняла, что ей уже не откроют, со злостью пнула горшок со свежей землей, отчего тот упал и покатился по вымощенной дорожке, а из него вываливались комья земли, пачкая все вокруг. Она в каком-то мелочном удовлетворении ухмыльнулась и быстро пошла в сторону центра.       — Ничего, я сама сейчас позову, кого надо, — бурчала она себе под нос, пока шла по знакомой уже Шенандоа стрит к полицейскому участку, который она приметила еще утром.       По пути ей стали все чаще встречаться люди. Джослин удивленно, во все глаза, смотрела на внезапно ожививший городок. В основном это были группы мужчин, бурно обсуждавшие что-то, спорившие, активно жестикулировавшие. Но иногда попадались и взволнованные и тревожные женщины. Последние удивляли особенно — они были одеты в длинные платья, в некоторых даже Джослин заподозрила кринолин, самые разные шляпки, изящно мостившиеся на замысловато заплетенных волосах. Приглядевшись к мужчинам, она и тут обнаружила нетипичные одежды — не было традиционных джинсов, кроссовок или чего-то подобного. Почти все были одеты в простые куртки или пиджаки разных оттенков серого и коричневого, жилеты и добротные сапоги. У нескольких она отчетливо разглядела за поясами барабанные пистолеты, напоминавшие классические кольты из вестернов. Джослин предусмотрительно обходила стороной странных личностей и с опаской глядела на все вокруг. Было такое ощущение, что она попала на костюмированную вечеринку или историческую ролевую реконструкцию, вроде тех, что она однажды видела в Пенсильвании, когда их в средней школе возили на экскурсию.       Джослин дошла до полицейского участка, надеясь заодно выяснить, что творилось в городе, что под поздний вечер он пришел в движение. И откуда взялись все эти люди, десятки людей. Вряд ли это были те жалкие тридцать горожан, что сейчас проживали в Харперс Ферри. Но никакого полицейского участка не было. Вместо него перед ней красовалась яркая, только что покрашенная, оранжевая дверь отделения почты. И она даже работала в столь позднее время — Джослин видела сквозь большие окна, как внутри толпится народ. Дверь постоянно открывалась, пропуская наружу спешащих куда-то одних и впуская взбудораженных других. Изнутри слышалось множество голосов и тихое странное пиликанье, похожее на звуки азбуки Морзе.       Джослин охватила тревога. Она никогда еще не была настолько растерянной. Даже когда мать забывала ее в очередном музее, она быстро находила выход, а потом и саму родительницу, попивавшую кофе в кафе напротив или мечтательно разглядывавшую плакат с очередной выставкой. А сейчас она не знала, что делать и куда идти. А Джослин всегда знала, куда идти!       Дверь резко распахнулась, и на улицу выбежал высокий, худой мальчишка с ликующим выражением на веснушчатом лице. Он поправил темно-коричневую кепку и побежал, но Джослин успела схватить его за локоть и спросить:       — Эй, что тут происходит?       — Как — что? Съезд проголосовал за выход! Мы только что вышли из Союза! — радостно прокричал он, проглотив половину слов, и, вырвавшись из ее хватки, припустил вперед, продолжая кричать: — Мы вышли из Союза! Долой Союз! Долой Линкольна! Вперед, Дикси!       Его удалявшиеся крики продолжали звучать у нее в ушах. Джослин смотрела вслед его долговязой фигурке, размахивавшей кепкой, и нервно уже не просто теребила свое злосчастное кольцо, а кусала изо всех сил губы. Она стояла и неуверенно переминалась с ноги на ногу, поглядывая в разные стороны. Проходящие странно одетые люди все чаще стали обращать на нее внимание. И было отчего — она должны была бросаться в глаза в своей современной одежде, с растрепанными волосами и потерянным видом. После парочки очередных косых взглядов она, наконец, пошла. Сама не знала, куда. Ей нужно было просто двигаться.       Джослин шла и шла, стараясь держаться в тени, подальше от газовых фонарей. Их несовременное освещение она заметила случайно, проходя под одним из них и увидев колеблющийся огонек с характерным голубоватым свечением на конце. После этого она как можно быстрее отошла в тень домов и старалась не привлекать к себе особого внимания. Ей всего лишь нужно было найти любого представителя местной власти или закона — дальше, она считала, все сразу должно было решиться.       В поле зрения попалась знакомая вывеска. Похожее здание она проходила и днем. Кажется, здесь была экспозиция с бакалейным магазином. Джослин на секунду остановилась и заглянула в окно. Внутри горел свет, и пожилой мужчина протирал прилавок. Его седеющий затылок показался ей знакомым, совсем, как у смотрителя музея, напугавшего ее местными страшилками. Она обрадовалась первому знакомому лицу и быстро толкнула дверь, входя в лавку. В лицо пахнуло табаком, свечным воском и камфорой. Последней тянуло от тряпки, которой продавец-смотритель усиленно полировал одно и то же место.       — Мистер… — начала Джослин, но тут же запнулась, когда продавец повернулся.       Это был не смотритель. Она обозналась. Совершенно незнакомый мужчина в льняной сорочке и черном жилете с золотой цепочкой, на которой наверняка висели круглые часы, спрятанные сейчас в кармане, строго оглядел ее, нахмурил кустистые брови и грозно проговорил:       — Мы уже закрываемся.       — Мне нужна помощь… — вырвалось у Джослин.       — В кредит не продаем, — мужчина указал рукой с тряпкой на один из деревянных столбов, подпирающих потолок. На нем Джослин увидела знакомую надпись винтажным шрифтом. Точно такую же она разглядела в окно этой же самой лавки, когда проходила здесь мимо несколько часов назад.       Господи, и почему все считают, что она какая-то нищая побирушка?       Джослин разозлилась и уже открыла рот, чтобы возмутиться, как снова зазвенел дверной колокольчик. В лавку вошел полноватый мужчина с красным лицом и, сняв шляпу, вынул из кармана лист бумаги средних размеров.       — Фред, не возражаешь, если повешу? У тебя поток большой — авось кто откликнется.       — Валяй, — отозвался продавец, Фред, махнул рукой в сторону стены, на которой уже висело несколько объявлений, и достал из-под прилавка молоток и пару гвоздей. — Вон там найдешь себе местечко.       — Вот спасибо. А то совсем некому работать стало, как от меня аж целых трое сбежали.       Джослин внимательно наблюдала, как вошедший мужчина аккуратно расправил свой листок и в два удара молотком прикрепил его к импровизированной доске объявлений. Несколько секунд он любовался результатом, потом благодарно кивнул, приподняв шляпу, и спешно удалился. Джослин машинально подошла ближе, чтобы прочитать и едва не ахнула в голос. Прямо перед ее глазами чернели крупные слова. Да, такое объявление сразу заметят:

Куплю мужчин, женщин, детей. За хорошую цену.

      Джослин сглотнула, отшатнувшись на пару шагов. Это был какой-то сюр. На улице все громче были слышны крики. К радостным и восторженным возгласам все чаще стали примешиваться ругань, угрозы и свистки. Что-то нехорошее происходило там. Продавец словно тоже это почувствовал, хмуро глядя сквозь окна своей лавки. Покачал головой и вернулся к протиранию стойки.       — Иди-ка ты домой, мисс, — повернулся на секунду к ней. — Или просто иди, подальше отсюда. Что-то да будет скоро, уже начинается. Как бы беды не было.       — Какое?.. Какое сегодня число? — выдавила из себя Джослин, все еще пялясь на дурацкое объявление. И на всякий случай добавила: — Сэр.       — Семнадцатое апреля.       — А год?       — 1861, — он остановился и тоже, как и остальные, посмотрел на нее с подозрением. — Ты ведь неместная, так? Говорок-то не наш будет…       Джослин успела выбежать из лавки до того, как продавец предпринял бы какие-то действия. Она больше не хотела искать полицейских, или знакомого смотрителя, или кого бы то ни было ещё. Все, что ей было нужно, это добраться до чертового кладбища, найти ту самую яму, в которой она очнулась, и… А что дальше делать, Джослин не имела ни малейшего представления. Возможно, ей снова придется спрыгнуть туда. Она даже готова была ещё раз стукнуться головой о надгробие, лишь бы только этот кошмар наяву закончился. Чтобы вокруг снова были пустые улицы города и яркий свет электрических фонарей, чтобы возле вокзала стояли редкие машины, а вдоль асфальтированных дорог разноцветными пятнами мелькали дорожные знаки.       И Джослин бежала со всех ног по утрамбованной земле, где ещё днём было свежее асфальтовое покрытие, бежала мимо разодетых по моде позапрошлого века людей, которых становилось все больше. Бежала по такой знакомой и одновременно совершенно другой Шенандоа стрит, пока не столкнулась с небольшой толпой взбудораженных людей. Они кричали, ругались, хватались за свои пистолеты, у кого-то в руках даже были длинноствольное винтовки и — Господи, она отказывалась в это верить — кавалерийские сабли.       Джослин осторожно начала обходить их, низко опустив голову. До слуха долетали отрывки фраз:       — Уходите отсюда…       -…тут больше не командуете…       — Предупреждаю в последний раз…       — …приказ суперинтенданта…       — …чёртовы янки…       Джослин невольно подняла взгляд, чтобы увидеть, как несколько мужчин наседают на одетых в темно-синие мундиры военных. То, что это были военные, она поняла сразу: узнала классическую форму Союза, которую сама же и прорисовывала для доклада. За плечами виднелись стальные дула винтовок со сложенными штыками, в руках были пистолеты, сейчас нацеленные на наседавшую толпу.       Джослин огляделась и там, где раньше был пустырь со скромной табличкой, теперь высилась двухэтажная темная громадина, со всех сторон окружённая военными, которые не давали к ней подойти. Здание сгоревшего Арсенала. Она, черт возьми, воочию видела тот самый легендарный Арсенал.       В голове Джослин щёлкнуло: продавец сказал, что сегодня семнадцатое апреля 1861. Значит, он сгорит сегодня, совсем скоро.       «17 апреля 1861 был очень напряжённым и опасным днём в городе… В районе площади Арсенала и близлежащих улиц лучше вообще было не появляться…» — словно наяву прозвучал приятный, тихий голос Джаспера.       Сердце Джослин от накатившего страха ухнуло вниз, в горле пересохло. Надо убираться отсюда — вот единственная связная мысль, крутившаяся в голове. Она молча огляделась. На Потомак стрит ей ход заказан, она помнила, как Джаспер практически вдолбил ей, тыча в карту пальцем, где будет основная заварушка. Она попятилась, чуть приседая в страхе. Кто-то толкнул ее в плечо. Раздался оглушительный грохот выстрела. А следом за ним ещё два. Сильно запахло порохом.       «Ты имеешь представление, что такое винтовка Спрингфилд?.. Пуля большого калибра с легкостью пробивает плоть и дробит кости…»       Джослин инстинктивно присела, прикрывая голову руками. Она совсем не хотела, чтобы в нее угодила такая пуля. Все тело сжалось, стоило ей представить, как ее тело пробивают такие стальные смертоносные шарики. Мимо нее мелькали десятки ног, толкавшихся и наседавших со всех сторон. Она опустилась на четвереньки и быстро, насколько позволяло пространство, поползла, не обращая внимания на грязь и камни под ладонями. Она даже не обратила особого внимания, когда ей наступили на пальцы, едва их не сломав, а потом кто-то споткнулся о ее ноги, ругаясь, как последний разбойник с большой дороги. Она просто ползла дальше и остановилась, только когда наткнулась на что-то мягкое. Руки и коленки мгновенно промокли, угодив в какую-то лужу. Джослин брезгливо оглядела себя, поднесла ладонь к лицу. Она вся была заляпана в темно-красной, почти черной густой жидкости, которая стекала тонкими, густеющими на глазах струйками. Это была кровь, как-то отстраненно поняла Джослин. Ее внимание привлекли мелкие соринки, увязшие в густой субстанции, словно мухи в меду. К горлу подступила тошнота от металлического запаха, во рту чувствовался горький привкус желчи. Она не хотела, но ее глаза сами собой начали искать источник такого огромного количества крови. Он лежал совсем рядом, неподвижный мужчина. Кажется, она даже видела его в толпе. Он широко раскинул руки и ноги, словно хотел сделать звезду. Люди обходили его или переступали, не обращая внимания, а Джослин не могла оторвать взгляд от замершего навеки удивленно-испуганного лица. Она никогда раньше не видела мертвых, и сейчас завороженно смотрела даже не на человека, неживую куклу.       Площадь сотряс оглушительный взрыв, и все вокруг озарилось ярким оранжево-красным светом. Это заставило Джослин, наконец, отмереть, вскочить и побежать. Она оглянулась и увидела, как заполыхало здание Арсенала, языки пламени лизали его окна и крышу. Вокруг суетились темные силуэты людей, слышались вопли отчаянья, жуткие завывания и ругань.       — Они подожгли его! Ублюдки подожгли Арсенал!       — Мистер Барбур! Барбур! — пронесся рядом с ней кто-то с винтовкой наперевес. К нему подскакал на лошади дородный мужчина, и Джослин поняла, что перед ней был тот самый суперинтендант, про которого она совсем недавно читала. Это был крупный усатый человек с очень серьезным лицом, на котором отблески пламени четко очертили линии скул и мужественного подбородка.       — Чёртовы янки подожгли Арсенал!       — Так чего вы тут стоите? Сметите к чертям этих псов и спасите все, что можно.       Он не стал слушать ответ, а просто поскакал вперёд, вынимая на ходу пистолет и паля по стоявшим солдатам, оцепившим горящее здание.       Начался сущий ад, громыхали выстрелы, ржал конь Барбура, или это была другая лошадь. Джослин не стала разбираться, она пропустила со всех ног подальше отсюда, обходя стороной все посты военных, которые запомнила благодаря Джасперу. Дыхание сбилось, но она продолжала бежать, не обращая внимания на бегущих навстречу местных горожан с ведрами и лопатами в руках.       За спиной раздалась серия громких выстрелов, словно стреляли из огромных базук. Канонада, с ужасом осознала Джослин. Пушки. И, словно в подтверждение ее слов, в нескольких метрах позади нее рухнуло деревянное строение, пробитое тяжёлыми ядрами. Вокруг все начало расплываться, и, только когда она споткнулась и вынужденно остановилась, Джослин поняла, что из ее глаз безостановочно текут слезы. Она не плакала, нет, просто они не хотели останавливаться, словно прорвало кран с солёной водой. Она отдышалась, вытирая безостановочно текущие слезы, и осмотрелась. Здесь, в конце Потомак стрит, вдали от основного действия, было значительно тише, хотя, оглянувшись, она отчетливо видело зарево пожара, вспышки взрывов и слышала многоголосую какофонию людей и орудий. Но едва Джослин позволила себе выдохнуть, как стекло ближайшей лавки разбилось, и шумная группа — хотя девушка скорее окрестила бы их бандой — ввалилась в магазин и начала бесчинствовать. Стараясь не попадаться им на глаза, она тихонько отошла в тень деревьев и свернула на узкие соседние улочки. Позади все еще слышались громкие голоса мародеров, подгоняя ее двигаться. Одной лавкой они не ограничатся. А скоро наверняка подтянутся и другие, готовые нажиться, пока идет война.       Джослин стала окольными путями пробираться к кладбищу. Она должна была дойти до туда. Здесь ей просто не выжить. А как она оказалась в самом начале Гражданской войны, Джослин подумает как-нибудь потом, дома, в безопасности, за чашкой горячего чая. Дойдя до конца улочки, упиравшейся в склон, она, быстро перебирая ногами и руками, стала карабкаться по нему. Под ногтями уже скопилась грязь, смешанная с кровью, да и в целом видок у нее был, наверное, тот еще. Но это было неважно, все было неважно. Джослин упорно двигалась вперед, пока не оказалась напротив входа в церквушку. Значит, где-то недалеко должно было быть и кладбище.       Она хотела быстро пробежать открытое пространство перед церковью, но стоило ей выступить из-за скрывавших ее деревьев, двери распахнулись, выпуская наружу группу из нескольких мужчин и священника. Они быстро говорили со своим странным акцентом, отчего часть их речи была плохо понятна с непривычки. Джослин смогла уловить что-то про раненых и погибших. Сюда собираются свезти всех пострадавших у Арсенала, а, значит, скоро тут будет толпа народа. Мужчины, громко переговариваясь и позвякивая металлом своего оружия, отдалялись от церкви, и Джослин, держа их в поле зрения, бочком стала пробираться к своей цели. Она практически не дышала и, когда уткнулась спиной в чью-то широкую грудь, вскрикнула, выпустив весь накопившийся в легких воздух.       — Что вы здесь делаете, мэм? — хрипловатый голос заставил ее подпрыгнуть и резко обернуться.       Возле дерева, поправляя ремень на штанах, стоял высокий мужчина в широкополой шляпе и с самокруткой в зубах. Его лицо поросло густой щетиной, а яркие голубые глаза были видны даже в темноте. Он выжидающе смотрел на нее, пожевывая свою сигарету.       — Я…я…       — Вы ведь неместная? Я вас раньше не видел, — на его лице проступило подозрение, он сделал шаг вперед и схватил ее за локоть.       — Я Вайолет, племянница миссис Фитцстивенс, — выпалила на одном дыхании Джослин, в который раз мысленно благодаря Джаспера, что тому взбрело в голову так досконально изучить всю информацию по Харперс Ферри. Она только надеялась, что у той самой племянницы, раз она жила на севере, был такой же говор, как и у нее. Притворяться местной смысла не было — тут, похоже, все друг друга знали, а ее акцент и внешний вид выдавали ее с головой.       — Племянница? — его хватка ослабла. — Твоя тетушка вроде говорила, что ты не приедешь, — Джослин молчала, не зная, что она могла ответить. Но, наверное, ее вид был настолько жалостливым, что лицо незнакомца смягчилось. — И что же, мисс Вайолет, вы здесь делали? На улицах сейчас опасно.       — Заблудилась, когда все началось там, — сочиняла на ходу Джослин, стараясь не сильно светить своим пирсингом. — Увидела церковь, решила попросить помощи.       — Ладно, пошли, — он легонько подтолкнул девушку вперед. — Провожу тебя до дома. И не высовывайся до следующего утра.       Джослин послушно пошла. Выбора у нее не было, и если ее ведут к тому самому дому, который она запомнила, то до кладбища оттуда было совсем недалеко. Она сможет незаметно пробраться к нужному месту с другой стороны.       — Забирайся, — прервал ее размышления мужчина, подведя к лошади и придерживая ту за луку седла.       Джослин оторопело пялилась на огромное животное, которому она доставала до шеи. Она никогда не ездила на лошадях, даже не каталась в парках на пони или осликах. И сейчас совершенно не представляла, за что она должна хвататься и как вообще могла оседлать этого пыхтящего скакуна, который явно чуял ее страх, недовольно косил большими черными глазами и переступал копытами. Ее спутник, видимо, был не из терпеливых. Джослин даже не успела прикинуть, с какой стороны ей подступиться к коню, как почувствовала, что ее ноги взлетели над землей. Через секунду она уже сидела в седле, глядя вниз с непривычной высоты, и пыталась удержаться на широкой спине животного.       Мужчина запрыгнул следом, усевшись впереди, и сразу тронул коня, тихо прицокнув языком. Джослин едва удержалась от постыдного вскрика, когда под ней активно задвигались мощные мышцы, крепче сжала ногами бока лошади, а руками вцепилась в торс сидящего спереди седока.       — Скажите-ка, мисс Вайолет, а все леди на Севере ходят в штанах и носят кольца в губах? — в его голосе слышался рокочущий смех. — Это новая мода? Если так, то я даже рад, что мы вышли из Союза.       Джослин промычала нечто невнятное, не собираясь отвечать, потому что была занята тем, чтобы не свалиться вниз, когда они начали быстро спускаться по склону, пустив лошадь практически в галоп. Но скоро копыта зацокали по ровной мостовой, и она выдохнула, но хватку на талии мужчины не разжала. И только поэтому не свалилась, когда он резко натянул поводья, тормозя под возмущенное ржание.       Они остановились напротив той самой лавки, что была недавно разгромлена мародерами. Та шумная банда уже успела скрыться, а сейчас ее дело завершали другие. Троица крайне сомнительного вида экземпляров вальяжно вышла из выбитой двери, свисающей на одной петле, и встала прямо перед ними. Джослин опасливо выглянула из-за большой спины своего нового знакомого и тут же нырнула обратно. Эти ребята не выглядели дружелюбными. Ее спутник, судя по всему, тоже так считал. Его спина напряглась, натянув массивный патронташ, а сам он выпрямился в седле.       — Бауэр, совсем страх потерял? — грозно крикнул он. — Так и знай, когда тут все закончится, позабочусь, чтобы ты ближайший месяц провел в каталашке. А если докажу…       Как гром, прогремел выстрел. В лицо Джослин словно бросили острые крошки, а следом брызнуло что-то мокрое и теплое, стекая по щекам щекочущими струйками. Сначала она не поняла, что произошло, но тут ее спутник свалился тяжелым кулем на землю и неподвижно замер. Под его головой тут же начала образовываться темная лужица, окрашивая светло-коричневую шляпу в красно-черный цвет. Лошадь в панике вздыбилась, и Джослин инстинктивно ухватилась за луку седла, пытаясь удержаться. Одна из проворных струек затекла ей на губу и дальше в рот, и ее едва не вырвало от металлического привкуса крови.       Один из троицы, бородатый, в черной широкополой шляпе, схватил уздечку и со всей силы натянул, заставляя коня стоять спокойно. А в следующий миг схватил Джослин за щиколотку и стянул вниз.       — Глянь-ка, Бауэр, тут, кажись, девица, — с гнусным смехом пробасил он, обдавая ее табачным дыханием.       — Хватай ее и отчаливаем, — приказал Бауэр, мощный черноволосый мужчина совершенно бандитской, по мнению Джослин, наружности. Его черные глаза-бусины цепко окинули ее взглядом, а потом уже более заинтересованно прошлись по лошади. Видимо, животное он счел куда более значимым, чем растрепанная грязная девчонка. — Скоро сюда набегут остальные.       — Я никуда не поеду, — прорезался голос Джослин, попытавшейся вывернуться из крепкой хватки. — Меня ждет моя тетя, миссис Фитцстивенс. Она будет искать меня, — она снова попыталась втюхать свою байку, но в этот раз совершенно безнадежно.       — Старуха Фитци? — сплюнул главарь этой шайки. — Никогда ее не любил. Вечно смотрит на всех свысока, а сама якшается с проклятыми защитниками негров, — он подошел к ней вплотную. — Ты ее племянница, значит? Тоже из этих…або-лици-онистов? — почти по слогам произнес он, смерив ее жестким холодным взглядом, остановившись на кольце в губе. — Пару лет назад мы одного повесили. А теперь и всех остальных найдем.       — Я слышал, они там, на Севере, рядят своих баб в мужские портки. Теперь еще и кольца вон вставляют, — откликнулся еще один, полноватый и неопрятный, с сальными зализанными волосами. — Совсем как черномазый скот.       — А ну отпусти меня, — Джослин не знала, чего в ней больше: страха или злости. — Никуда я с вами не пойду. Это похищение. Это незаконно! Я буду…       Главарь, Бауэр, наставил на нее пистолет. Она уставилась в темное дуло, смотрящее прямо на нее. Вокруг него всё ещё извивался тонким полупрозрачным завитком едва заметный дымок. Она благоразумно заткнулась, не в силах оторвать взгляд от оружия в загорелых, почти темных, крупных руках с грязными ногтями. Джослин машинально подняла руки вверх, но второй головорез снова дёрнул ее, и пришлось замереть в нелепой позе с одной поднятой рукой.       — Это война, девочка, — холодно произнес Бауэр. — Здесь больше нет никакого закона, кроме того, что диктуем мы сами. А будешь брыкаться, я пущу тебе пулю в лоб, — он махнул пистолетом в сторону лошади. — Забирайся. Подтолкни ее, Бенни.       Державший ее мужчина, не церемонясь, подхватил ее за бедра и закинул в седло, попутно успев облапать с мерзкой похабной улыбкой зад. Джослин едва успела перекинуть ногу, пока второй пнула бандита в плечо, будто бы случайно. Тот злобно ощерился и сплюнул.       — Слушай, Бауэр, — буркнул он. — А на кой она нам сдалась? Только тормозить будет. Ещё и заорёт, чтобы выдать нас. Может, это…того, — он сделал странный жест головой и моргнул одним глазом. — Я быстро с ней управлюсь.       Джослин замерла в седле, перестав дышать. Она успела за несколько секунд, что главарь молчал и, казалось, прикидывал варианты, разглядывая ее, вообразить все ужасы, что могли с ней сделать эти уроды. В отчаянии она покрепче схватила поводья, готовая в любой момент пустить лошадь в самый быстрый галоп, и пусть она совсем не знала, как удержится на ней, это было последнее, о чем она беспокоилась. Лучше уже расшибиться о мостовую, чем отдать себя на растерзание каким-то бандитам. Стоящий рядом мерзкий Бенни, словно почуял, крепко держал ее за щиколотку, специально сдвинув ткань джинсов, чтобы касаться голой кожи. Джослин в отвращении кривилась, мечтая только после иметь возможность смыть с себя всю грязь от его рук.       — На выезде из города могут стоять кордоны. Поможет отвлечь, — вынес вердикт Бауэр. — А если рыпнется, прострели ей колено. Все, уберите этого, чтоб не подняли тревогу раньше времени, — он кивнул в сторону трупа, — и по коням.       Он ловко вскочил на свою лошадь и подъехал к Джослин, выхватив поводья из ее рук. Остальные двое подхватили мертвое тело, так и лежавшее у ног собственного коня, на котором теперь сидела Джослин, и поволокли внутрь лавки. Его голова с противным чавкающим звуком приподнялась над лужей крови и теперь покачивалась на ослабленной шее, разбрызгивая стекающие с волос капли. Джослин не могла оторвать взгляд от этого ужасного зрелища, и особенно от свисающего и подрагивающего, словно желе, среди густых волос небольшого сгустка чего-то сероватого и бесформенного. Это стало последней каплей. Она почувствовала, как внутри к горлу поднялась противная горькая волна, и только успела нагнуться, ухватившись за шею коня, когда ее вывернуло наизнанку. А потом ещё раз.       К тому времени, как она пришла в себя и перестала дрожать, они уже скакали вниз по улице, собираясь свернуть в темноту узких проулков, ведущих на окраины города. Джослин обернулась, бросив последний взгляд на удалявшиеся знакомые очертания зданий, возле которых все ещё угадывалась темная лужица. Она ведь даже не знала его имени. А он хотел ей помочь. И теперь он мертв. Это был уже второй мертвец за один день.       Она все смотрела на уже почти потерявшийся в ночи острый шпиль церкви, за которой было кладбище. С каждой секундой она теряла надежду вернуться туда. Что-то будет дальше? На минуту Джослин подумала, что ещё не поздно решиться, вырвать поводья и как можно быстрее стартануть назад.       — Даже не думай, — Бауэр разгадал ее намерения, заметив пристальный взгляд вдаль, и сильнее натянул ее поводья, приблизив вплотную к боку своей лошади.       Он не сказал больше ни слова, лишь смотрел на нее своими холодными черными глазами-бусинами, и Джослин отчётливо поняла, что он убьет ее без каких-либо раздумий. Сглотнула снова подступивший комок и повернулась вперёд, оставляя позади церковь, кладбище и, пусть весьма слабый, но шанс на возвращение. Ее снова тошнило, но в желудке уже ничего не было. В груди словно застряла гадкая склизкая пробка, но она продолжала смотреть прямо. Назад больше пути не было.       Как и сказал Бауэр, Джослин помогла им пройти пост, выставленный местными на выезде из города. Их было трое, одетых, кто во что горазд. С военными их, пожалуй, роднили только длинные дула винтовок за плечами. Но они ничего не смогли сделать.       — Поедешь вперед, но смотри, без дури, — предупредил ее Бауэр, не выпуская из рук пистолета, и отпустил поводья. — Поможешь нам, отпустим, как выедем из города.       На миг Джослин охватила радостная надежда, но одного взгляда на лицо бандита хватило, чтобы понять — он лгал, и даже не особо пытался это скрывать. Головорезы пустили ее лошадь вперед, а едва ополченцы на посту увидели ее и поспешили навстречу, за спиной раздались три коротких и быстрых выстрела. Джослин вскрикнула, прижав руки ко рту и едва удерживаясь в седле, и позорно обрадовалась, что не смогла рассмотреть лежащие на земле тела, потому что ее лошадь снова схватили и погнали прочь из Харпер Ферри, до сих пор подсвеченный ярким заревом пожара.       Они ехали весь вечер и половину ночи по какой-то проселочной дороге, вдали от основного тракта. Через час Джослин перестала чувствовать свои ноги, онемевшие от того, что ей приходилось крепко сдавливать бедрами лошадиные бока — стремена были слишком длинными, чтобы она могла опираться на них, но никому из жуткой троицы не было до этого дела. Ее пальцы, которыми она, не разжимая, держалась за луку седла, побелели от напряжения, а задницей можно было теперь забивать гвозди, настолько она стала каменной от постоянной тряски.       Все то время, что они скакали, бандиты тихо спорили между собой, то решая, куда ехать, то, где остановиться. На Джослин они не обращали ни малейшего внимания после того, как привязали поводья ее лошади к одному из них. Она была этому только рада, и все же пыталась выцепить из их приглушенного невнятного разговора что-то полезное. Но все, что смогла понять — они двигались вглубь Вирджинии, на юг.       Посреди ночи сделали привал в каком-то поле, возле большого раскидистого вяза. Джослин всучили флягу с водой, а после препроводили в ближайшие кусты, даже не думая отойти на приличествующее расстояние. Всю ночь она лежала без сна на жесткой, неровной земле. В левый бок впивался торчащий корень дерева, под ногами россыпь мелких камушков не давала расслабить уставшие мышцы. Она смотрела в темное небо с точками ярких звезд и дугообразной бледной полосой Млечного Пути. Если бы не патовая ситуация, Джослин могла бы любоваться ими — она никогда еще не видела такого красивого звездного неба в освещенных городах или вечно пасмурном Форксе. Оно словно пульсировало и переливалось над ней, как живой ковер. В воздухе пахло травой и цветами, немного лошадьми, и сильно табаком, что раскуривал сидящий в карауле мерзкий Бенни. Джослин чувствовала, как он то и дело бросал на нее свой липкий взгляд, и изо всех сил притворялась спящей, сжимая в кулаке небольшой острый камень, удачно подвернувшийся ей под руку. Глаза периодически щипало от накатывающих слез, и она с силой зажмуривалась до свербения в носу, и тогда под веками она видела окровавленный затылок незнакомца, неподвижное мертвое лицо мужчины, на которого она наткнулась на площади Арсенала, и скорбные холмики трех постовых, застреленных на ее глазах. Нет, ей нельзя плакать, не сейчас, но слезы все равно пробивались сквозь опущенные ресницы и стекали по щекам, проделывая дорожки в запекшейся крови незнакомца, что хотел ей помочь. Где-то одиноко завыл волк. Джослин вздрогнула, стиснув камень еще крепче. Мерзкий Бенни чертыхнулся, звякнув своим пистолетом. Остальные двое даже не пошевелились, продолжая похрапывать.       На завтра все повторилось. Бесконечная скачка до натертых бедер, отчего на отдыхе Джослин ходила в раскоряку и с тревогой осматривала изрядно истончившиеся джинсы. Короткий привал, где ей снова пихнули флягу с водой и твердые сухари, в которых ползали мелкие мушки. Аппетита не было, а кишащие насекомыми галеты из грязной сумки не внушали ей никакого доверия. Она украдкой раскрошила их и выбросила в траву.       На третий день Джослин явственно почуяла запах немытого тела и с тоской поняла, что это пахнет от нее самой. Ее одежда провоняла лошадиным потом, в волосы прочно въелся дым ночных костров, а сама она покрылась дорожной пылью и грязью.       — Куда мы едем? — когда наступили вечерние сумерки, а они все не останавливались, решилась спросить она в спину ведущего ее лошадь Бауэра.       Было непривычно шевелить языком после такого длительного молчания. Главарь повернулся к ней, долго смотрел, а потом все же ответил, отрывисто и сухо:       — Фредериксберг.       — Что во Фредериксберге? — снова спросила она, перекрикивая жуткие завывания мерзкого Бенни, пытавшегося петь «Землю Дикси».       — Дела.       Бауэр отвернулся, не удостоив ее больше вниманием. Мерзкий Бенни заголосил второй куплет, звучавший, как нечто среднее между победоносным маршем и заупокойным пением. Винни, третий бандит из шайки, имя которого она услышала только сегодня утром, громко ржал всякий раз, когда голос обрывался на высокой ноте, а горе-певец заходился в рваном кашле.       — Смирись, Бенни, ты бездарь. Не дано тебе.       — Заткнись, я от души. Может, даже пойду в добровольцы.       Винни заржал пуще прежнего.       — Заткнитесь, вы оба, — рявкнул Бауэр. — Вон пусть наша леди споет.       Только когда три пары глаз посмотрели на нее, Джослин поняла, что речь шла о ней. Она не чувствовала в данный момент себя даже человеком, что уж говорить о леди, и уж точно не имела ни малейшего желания петь. Вряд ли она смогла бы вспомнить хоть одну песню.       — Ну, чего язык проглотила? Пой давай. А то совсем скукота, — вставил мерзкий Бенни. — Или у вас на Севере и песен не поют?       — Не знаю я никаких песен, — почти прошептала Джослин, когда молчать под пристальными взглядами стало невыносимо.       — Ну так придумай!       Она опустила глаза, наблюдая, как перекатываются мощные мышцы под гнедой лоснящейся от пота кожей, но все равно чувствовала тяжелые взгляды мужчин, все еще ждущих от нее чего-то.       — Are you, are you comin' to the tree?       Where they strung up a man, they say, who murdered three       Strange things did happen here, no stranger would it be       If we met at midnight in the hanging tree…       Джослин не особо умела петь, и сейчас изо рта вырывалось скорее хриплое сипение, напоминавшее крики подстреленных уток. Она вжала голову в плечи и замолчала, опасаясь, что ее сейчас пристрелят за неудачную попытку. Ничего такого не произошло.       — Все лучше, чем вой Бенни, — подвел итог Винни и снова заржал.       Больше к ней не приставали, словно вообще забыв о ее существовании. А вспомнили только через несколько часов, когда вошли в довольно крупный и оживленный город. Джослин рассматривала красно-кирпичные двухэтажные дома и цветущие вдоль дороги яблони. Несмотря на позднее время, повсюду сновали люди: мальчишки бегали со стопками газет, из дверей салунов выходили мужчины самой разной наружности, редкие дамы кучковались в основном небольшими группками и быстро проходили мимо, стоило завидеть их весьма сомнительную компанию из трех бандитского вида всадников и нечто, напоминавшего девушку. Джослин даже не успевала открыть рот, чтобы позвать на помощь, как прохожие скрывались за углом или убегали прочь.       — Девку бы куда-то сбагрить надо, только мешаться будет, — буркнул мерзкий Бенни. — Или так и будешь таскать ее на поводке, а Бауэр? Надо было разобраться с ней сразу после Харперс Ферри.       — Сейчас к Пегги и сбагрим. Может, еще и деньжат подзаработаем, — ответил Бауэр, спешиваясь возле желтого двухэтажного здания. — Все надо впрок пускать.       Джослин внимательно осматривала неприметный дом. На нем не было вывески, а все окна были зашторены плотными бархатными портьерами. Несколько раз тихо открылась дверь, выпуская и впуская людей, в облике которых Джослин не нашла ничего необычного. Под ложечкой противно засосало в нехорошем предчувствии, и она крепче вцепилась в седло. Но Бауэр все равно легко сдернул ее с лошади, критично осмотрел, прицокнул, а потом достал из кармана грязноватую, в желтых пятнах, тряпицу, используемую, видимо, в качестве платка, полил на нее водой из фляги и грубо обтер ее лицо, отчего кожу защипало. Джослин попыталась отмахнуться, но бандит держал ее крепко, пока не остался доволен результатом.       — Без меня не начинайте. Скоро буду, — с этими словами он с силой втащил уже сопротивлявшуюся Джослин внутрь.       Она ожидала увидеть грязный притон или сборище самых последних отбросов, еще хуже, чем эти трое головорезов. Но внутри выглядело все более, чем прилично. Горел приглушенный свет газовых настенных светильников, чистый выскобленный деревянный пол тихо поскрипывал под ногами. Здесь не царила роскошь, но все было достаточно опрятным и прекрасно подобранным по цвету. Вдалеке слышались звуки музыки и веселый смех. А навстречу им уже выходила рыжеволосая симпатичная женщина в темно-зеленом платье с глубоким декольте, не оставлявшем никакого простора воображению. Ее лицо было милым и приветливым, пока она не увидела, кто к ней пожаловал.       — Бауэр, давненько не видела, — строгим тоном произнесла она. — Пришел вернуть долг, надеюсь? Или мне позвать Джонни?       — Так и есть, Пегги, — женщина не ожидала такого ответа и удивленно вскинула бровь. — И я думаю, ты даже приплатишь мне сверху, если хотя бы чутка смыслишь в коммерции.       Он кивнул в сторону Джослин, которую критично осматривала Пегги, брезгливо касаясь грязных волос. В душе снова забилась робкая надежда, что она сможет вернуться в Харперс Ферри, если Бауэр ее оставит здесь, с этой милой женщиной. Джослин была почти уверена, та не сможет не помочь ей.       — Вот за это? — Пегги повела ладонью в ее сторону. — Если отмыть и приодеть, то едва покроет твой долг. Хотя с этим кольцом, — она осторожно коснулась пирсинга в губе. — Откуда она? Искать не будут? Мне проблемы не нужны.       — Из янки она, никому здесь до нее не будет дела.       Джослин подалась назад. Нет, тут происходило явно что-то странное, чего не должно было быть. Ее собирались продать за деньги, как вещь, как скот. А эта женщина со спокойным видом торговалась на ее счет. Бауэр удержал ее за локоть и снова подтолкнул вперед, не выдержав долгого молчания.       — А если я скажу, что она девственница?       Джослин задохнулась от возмущения, зато губы Пегги расплылись в довольной улыбке. Она еще раз оглядела девушку более внимательным, цепким взглядом, останавливаясь на груди и ногах.       — Сначала я должна убедиться. Приходи завтра за деньгами.       Бауэр еще какое-то время крепко держал Джослин, словно раздумывая над предложением, а потом подвел ее к Пегги и отпустил. Она дернулась, не жаля участвовать в этой незаконной во всех смыслах сделке, но женщина мягко ухватила ее за другую руку и приобняла за талию. Щелкнула пальцами и откуда-то, как по волшебству, нарисовался крупный шкафоподобный мужик, перегородивший Джослин выход и красноречиво повернулся к Бауэру, после чего тот быстро ретировался.       — Пойдем, милая. Ты наверняка очень устала, — сладко пела женщина, но от ее слов у Джослин по коже шел мороз.       Они прошли по длинному коридору к лестнице на второй этаж. Шкафоид следовал за ними, не отставая. Краем глаза она увидела, как отодвинулись тяжелые бархатные портьеры где-то сбоку, а за ними промелькнул ярко освещенный зал с несколькими мужчинами с сигаретами в зубах и полуголыми женщинами, щеголявшими в одном нижнем белье среди этих вальяжно рассевшихся клиентов.       — Это что — публичный дом? — в ужасе крикнула Джослин, отшатываясь и врезаясь спиной в огромного мужика. Теперь ей было понятно, что это самый банальный вышибала.       — Как вульгарно. Я предпочитаю Дом удовольствия Пегги, милая.