"С тобой я мир обрел в разгар войны..."

      Джаспер медленно и тщательно укладывал в свой чемодан последнюю сорочку, белую, накрахмаленную, отутюженную. Такую не стыдно было надеть под китель и на почетный караул во время встречи президента. Все остальные вещи давно уже были уложены еще два дня назад, когда он решил подать рапорт об отчислении. Это было нелегкое решение. Пожалуй, одно из самых трудных в его жизни. Но оно было твердым и непоколебимым.       В Академии в последние несколько месяцев, как только начали отделяться первые южные штаты, царила атмосфера напряжения и какого-то скрытого, неразрешенного противостояния. Джаспер практически кожей ощущал колебавшиеся настроения курсантов, мучительное молчание руководства и желание выплеснуть накопившиеся тревоги, надежды и гнев. Пока все было довольно тихо, парочка мелких стычек, несколько неосторожных громких высказываний, быстро подавленных расторопными старшими офицерами… но это было затишье перед бурей. Раскаленная магма невысказанных чувств все копилась и грозила рвануть мощным вулканом. Это было лишь вопросом времени. И как они могли это не чувствовать?       Южане частенько стали сбиваться в обособленные группки, все реже собирались на общие сходки, многие так и вообще выглядели несколько пришибленными, когда слышали очередные новости, что вот уже и их штат отделился. Джаспер был, пожалуй, чуть ли не единственным, кто продолжал общаться с обеими сторонами. Он сам не понимал, как у него это получалось. Он всей душой был вместе с Югом, не мог отделить себя от своей земли. И в то же время он прекрасно понимал, что чувствовали курсанты-северяне: непонимание, растерянность, потерю чего-то значимого, что было между ними всеми. Все, на самом деле, это тут чувствовали. И Джаспер тоже. Может, даже побольше всех остальных.       — Ты точно все решил, Джаспер? — спросил Генри Бэнкс, его сосед по комнате. Он был уроженцем Нью-Йорка чуть ли не в десятом колене и абсолютным, закоренелым янки. Из тех, для кого слово плантатор было величайшим оскорблением. И еще он был его хорошим другом.       Генри сидел в напряженной позе за письменным столом и неотрывно наблюдал за всеми действиями Джаспера. Он задавал свой вопрос уже, кажется, в третий раз. Впервые он спросил его почти что в шутку, когда в начале февраля все газеты пестрели заголовками, что Техас отделился от Союза. Джаспер тогда не сильно удивился — отец в письмах несколько раз упоминал о настроениях дома и разговорах среди людей. И все равно для него это стало ударом, как обухом по голове. Он был американцем. И был техасцем. А сейчас эта новость диктовала ему выбирать только одно из двух. Уже тогда он начал задумываться над тем, чтобы уехать домой. Эта была только неоформившаяся мысль, первый порыв, прочно засевший у него в голове. Назревало что-то грандиозное, пугающее и почти наверняка неотвратимое. И когда это нагрянет, он хотел быть дома, чтобы защитить его.       Джаспер глубоко вздохнул, захлопнул с глухим звуком чемодан и посмотрел на Генри. Тот грустно усмехнулся и покачал головой.       — Конечно, решил. О чем я вообще спрашиваю… — и добавил обреченно и совершенно беззлобно: — Проклятый ты плантатор, Уитлок. Чтоб тебя. Я буду скучать.       Джаспер зеркально усмехнулся в ответ, расстегивая ряд пуговиц форменного кителя и аккуратно складывая его поверх чемодана, следом отправились такие же серые брюки и фуражка — чтобы по уходу сдать коменданту. Надел приготовленный гражданский костюм-тройку песочного цвета, такой непривычный после года ношения строгой кадетской формы, поправил несколько раз пиджак, словно он был ему не в пору, как с чужого плеча, и сел на застеленную койку.       Даже если бы он передумал, было уже поздно. Его рапорт лежал на столе суперинтенданта Академии еще позавчера. Отставку приняли сдержанно, попытались аккуратно настоять на продолжении учебы — все-таки не часто один из лучших кадетов на курсе покидал стены этого престижного заведения. Наверное, даже в условиях назревающего государственного конфликта это был, как плевок в лицо доставшимся ему привилегиям. Джаспера тогда все еще мучили сомнения, но после того, как ему предложили подписать какую-то дичайшую, на его взгляд, бумажку о верности Союзу и президенту, почти присягу, все вопросы моментально отпали. Он вежливо отказался, отдал честь и вышел из кабинета, хотя в мыслях скомкал и кинул эту писульку прямо им в лица.       — Думаешь, будет война? — снова нарушил молчание Генри.       — А думаешь, будет иначе?       Все об этом говорили. Большинство не верило, хотя Джасперу все было очевидно. Еще когда он только услышал нового президента несколько недель назад, для него все стало понятно. Почти всем курсантам, кроме тех, что стояли в карауле, разрешили отправиться в Вашингтон, на инаугурацию. Народу была тьма, и зычный голос Линкольна с простоватым раскатистым говором, за который его постоянно поносили, разносился по всему Капитолийскому холму. Джаспер смог пробиться почти в первые ряды и воочию видеть избранного главу.       …ни один из штатов не вправе сугубо по собственной инициативе выйти из Союза…я считаю, что Союз нерушим…       Я надеюсь, что это будет расценено не как угроза…нет никакой надобности в кровопролитии или насилии, и их не будет, если их не навяжут…       Реально говоря, мы не можем разделиться… Мы не враги, а друзья. Мы не должны быть врагами…       Красивая речь, проникавшая прямо в сердца, души и умы народа. Джаспер чувствовал всю силу убежденности Линкольна и желание внушить такую же веру остальным. А еще он знал: когда правители упорно твердят об объединении и дружбе — быть скорому расколу и вражде. Помнится, перед Варфоломеевской ночью один французский король тоже весьма рьяно уверял, что не имел никаких претензий к протестантам. Вместе с твердой уверенностью Джаспер слышал в голосе президента отчаянье и последнюю надежду, пусть другие и остались глухи к этому. И тогда, смотря в почти черные глаза Линкольна и слушая последние слова его сильной речи, он окончательно решил, что ему пора домой, пока не стало слишком поздно.       — А если начнется… — замялся Генри, с тревогой смотря на него. — Ты пойдешь?       Он не решился произнести это слово. Война. Будто не мог допустить самой мысли, что она начнется, и что Джаспер или вообще кто-то из них отправится воевать. Хотя оба они рьяно спорили и обсуждали уже несколько месяцев на эту тему. А сейчас, когда все перестало казаться обычными разговорами за безопасной оградой Академии, они тоже перестали притворяться бесстрашными и бравыми солдатами.       — Думаю, я не смогу иначе, если придется защищать то, что мне дорого, — вздохнул Джаспер, нервно взлохматив свои волосы. Генри только молча кивнул, и он был благодарен, что в этот раз друг не стал заводить речь о рабах, плантациях и прочей ереси, что тут на севере активно обсуждалась на каждом углу. — А ты?.. — в свою очередь спросил Джаспер.       — Не знаю… Вряд ли. Списки всех курсантов есть в военном ведомстве. Отец сказал, что, если будет набор, никого младше четвертого курса не пропустят, — в голосе Генри слышались злость и страх.       — Хорошо, — кивнул Джаспер, и Генри недоуменно взглянул на него. — Значит, мы точно не встретимся в бою, и никому из нас не придется делать самый ужасный выбор в жизни.       Джаспер встал, расправил складки на брюках и жилете, поправил галстук и, подхватив чемодан, направился к выходу. Генри шел следом, не отставая ни на шаг. Они вышли в коридор, в который из своих комнат выглядывали и выходили другие курсанты. Новость о том, что он сегодня покидает Академию, разлетелась в считанные часы, и вот все они смотрели на него, пока он пожимал руку Генри.       — А я даже рад, что ты отчаливаешь, Уитлок, — шутливо проговорил на прощание друг. — Наконец-то первым кадетом на курсе станет достойный, — он демонстративно указал на себя и рассмеялся, не выдержав серьезного тона.       — Это и был мой план, Бэнкс, — Джаспер толкнул его кулаком в плечо и тоже рассмеялся. — Надоело слушать твое натужное пыхтение мне в спину. Вот и сжалился над тобой, бедолагой.       — Ещё увидимся, Джаспер, — крепко пожал его руку.       — Да, обязательно, — ответил он, но почему-то в глубине души чувствовал, что безбожно лгал сейчас.       Джаспер пошел по коридору, под тревожными взглядами уже бывших сокурсников. Кто-то напряжённо улыбался, пытаясь делать вид, будто ничего существенного не происходило. Другие кивали или поднимали руку в прощании. Он слышал негромкие слова, вымученные шутки, тихие напутствия почти шепотом себе в спину и даже что-то машинально отвечал на них. Он был не первым кадетом-южанином, покинувшем Академию. До него уже уехали четверо, чьи штаты отделились одни из первых. И все равно каждая отставка все сильнее приближала неминуемый раскол среди тех, кто клялись сражаться плечом к плечу, а теперь могли пойти друг против друга.       Джаспер вышел из казармы, и дверь за ним захлопнулась оглушающе громко, особенно после тихих голосов и молчаливых прощаний. Ему до сих пор казалось, что все они там, за дверью продолжали стоять и смотреть ему вслед или может глядели из окон. Он не стал оборачиваться, просто пошел прямо к выходу с территории, неспешно и размеренно. Остановился только у караульного поста, ожидая, когда ему откроют ворота.       — Капрал Уитлок, — обратился к нему один из караульных, тоже южанин, судя по речи. Джаспер повернулся к нему. — Удачи, капрал. Скоро увидимся.       Он кивнул и вышел за ворота на оживленную улицу. Мимо, куда-то спеша, проехал экипаж, а следом за ним еще один, пустой, остановился перед ним, предлагая сесть. Джаспер махнул рукой, отказываясь. Он решил пройтись сам — до вокзала было совсем недалеко. Он все-таки обернулся, чтобы последний раз окинуть взглядом серые стены кампуса.       Долг. Честь. Родина.       Таким был девиз Вест Пойнта, и Джаспер искренне верил, что не нарушил его, покинув Академию. Его Родиной в первую очередь был Техас, и он с честью собирался исполнить перед ним свой долг.       Подул прохладный и свежий ветерок с Гудзона, взлохматив его волосы и остудив разгоряченную голову. Все вокруг постепенно окрашивалось в зеленый цвет первой весенней листвы. А дома, наверное, уже вовсю цвели апельсиновые деревья. Джаспер захотел как можно скорее снова ощутить их горько-сладкий запах, который разносился по окрестностям еще с начала марта, и вдруг понял, как сильно соскучился по дому. Он не был там почти целый год. Его плечи расправились, словно освобождаясь от тяжелого груза, и он легкой походкой пошел в сторону вокзала, вдыхая полной грудью и едва заметно улыбаясь. Тревога и напряжение ушли — он не знал, что ждет его впереди, но точно был уверен, что ступил на верный путь.       Дежурный по вагону объявил конечную остановку в Харперс Ферри через пятнадцать минут. Джаспер оторвался от чтения и взглянул в окно, за которым стеной проносилась буйная зелень. С тех пор, как они въехали в Мэриленд, ее становилось все больше. Он убрал книгу и потянулся, разминая затекшие за несколько часов ноги. Впереди его еще ждала двухчасовая пересадка на другую линию железной дороги и последний, не менее длинный, отрезок пути до дома. Он чуть ли не впервые оглядел вагон и пассажиров, начинавших шевелиться и собирать свои вещи перед остановкой, и совершенно случайно заметил двух молодых девушек, сидящих через сиденье от него. Большеглазые, темноволосые, очень похожие друг на друга — наверняка, сестры — в модных маленьких шляпках на завитых волосах, они поймали его заинтересованный взгляд и смущенно улыбнулись. И преобразились, став еще симпатичнее.       Джасперу нравились симпатичные леди. Он несколько секунд пристально смотрел на них, а потом позволил себе очень медленно улыбнуться, сверкая белыми зубами, за которыми он тщательно ухаживал. Девушки захихикали, прикрываясь ладошками в кружевных перчатках. Джаспер улыбнулся еще шире, приподняв одну бровь. Сидящая рядом с ними пожилая женщина весьма строгой наружности грозно зыркнула на него, но он, не смутившись, улыбнулся и ей, чуть склонив голову в знак почтения. Лицо строгой дамы смягчилось, и она, вздохнув, отвернулась к окну, краем глаза все же посматривая на их переглядывания. Мелькнула мальчишеская мысль, что на нем, к сожалению, не было его кадетской формы. Девушкам она нравилась, они почти всегда обращали свое внимание, когда он проходил в аккуратном и лаконичном сером кителе с двумя рядами желтых пуговиц и черной фуражке, которую он слегка приподнимал при встрече с дамами.       Прозвучал свисток, поезд замедлился и остановился. Все поспешили на выход, и Джасперу пришлось оторваться от созерцания двух милых девушек. Но ему повезло, и, уже спустившись на платформу, он увидел и их, поэтому чуть задержался возле ступенек. Времени у него было полно, так почему бы и не скоротать его, поухаживав за прелестными леди. Он подал руку обеим, с удовольствием наблюдая за проявившимся румянцем на белых щеках, когда их пальцы соприкоснулись. Жаль, что их тоненькие ручки были в плотных перчатках, жесткое кружево которых прошлось по его ладони. Джаспер гораздо больше любил касаться теплой мягкой кожи, чем браться за различные предметы одежды, скрывающие чудесные вещи и создававшие ощущение, что он держит в руках нечто искусственное.       Он проводил девушек к зданию вокзала под присмотром их строгой родственницы, ведя непринужденный светский разговор. Они изредка что-то отвечали, все чаще улыбаясь и смеясь. Едва они сказали свои первые слова, Джаспер сразу понял, что они неместные и тут же переключился на легкий южный акцент. Этому трюку он научился очень быстро, еще в первый месяц учебы. Северный говор дался ему легко, но опытным путем он обнаружил, что юным леди нравилось его необычное произношение, поэтому он убирал из речи все, что плохо понималось, оставляя только легкие рокочущие согласные, неизменно выдававшие в нем южанина.       Жаль, что они быстро покинули его, но Джаспер вскоре снова сидел в поезде, везущим его глубоко на Юг. Имена девушек и их лица быстро улетучились у него из головы, он вообще редко когда мог помнить череду женских имен и лиц, встречавшихся ему на пути, больше пары дней. А сейчас все его мысли были устремлены в сторону дома.       Наконец, спустя два дня он прибыл в Хьюстон. Едва выйдя из густых клубов паровозного пара, пахнущих древесиной и углем, Джаспер почти что выбежал на озаренную красно-оранжевым закатным светом улицу, обгоняя носильщика с его чемоданом. Ему пришлось снять пиджак, расстегнуть жилет и галстук, чтобы не спариться от жары и сухого западного ветра, дувшего с прерий. Ярко пахло люпинами, жасмином и тем самым апельсиновым цветом, с примесью сладкой выпечки из булочной неподалеку. Вокруг было много людей самой разной наружности, такой разношерстной публики не встретишь на лощеном Севере. Загорелые лица белых, черные, как уголь, — сопровождавших их негров, смуглые мексиканцы громко зазывали к своим прилавкам на испанском, мелькали красно-кирпичными пятнами редкие чероки или, может, это были каранкава — Джаспер не особо разбирался.       Он быстро нашел наемный экипаж, громко свистнув и махнув рукой, опередив какого-то не особо расторопного усатого джентльмена. В последний момент все-таки обернулся и предложил проехаться вместе, если тому было по пути. И не пожалел — мужчина оказался крайне разговорчивым, поделившись всеми последними событиями и тревогами, что царили здесь. Слушая его, Джаспер еще раз с тревогой и трепетом уверился, что войны не миновать. Настроения в Техасе царили революционные, вся общественность была взбудоражена отделением и возмущена действиями Линкольна, потребовавшего все новообразовавшиеся конфедеративные штаты платить налоги в Вашингтон, как и прежде, ссылаясь на неизменную Конституцию. Старину Эйба поносили самыми последними словами, распространяли оскорбительные карикатуры и считали откровенным психом. Джаспер только поморщился — он не считал Линкольна психом или дураком. Он был умным и волевым, способным начать войну и повести за собой людей — таким он увидел президента в самый первый и последний раз. Хорошо бы, и Джефф Дэвис оказался ему под стать — им был необходим сильный лидер на пороге войны.       Едва Джаспер вышел из экипажа на юго-восточной окраине Хьюстона, запах апельсиновых деревьев стал насыщенным, а в воздухе кружились и разлетались белые лепестки цветов — их собственный южный снег. Он оседал на его волосы и одежду, но он не обращал внимания, привлеченный теплым светом фонарей и окон большого дома за кованной оградой под сенью двух больших дубов. Навстречу ему уже выбежали несколько рабов, завидев одинокую фигуру на подъездной дороге, и поспешили перехватить тяжелый чемодан, радостно галдя, как стая сорок. Джаспер радостно улыбался, отмахиваясь от повторяющихся приветствий и потока новостей. У него всегда были неплохие, даже хорошие, отношения с неграми. В детстве он частенько пропадал с их детьми на речке, рыбача самодельными удочками, за что нередко получал от отца.       На широкое крыльцо вышел отец, всё ещё очень привлекательный, несмотря на первую седину на висках, высокий и светловолосый. Джаспер был почти его точной копией.       — Джаспер, — тихим голосом строго произнес он, сложив руки на груди, пока негры под его тяжёлым взглядом разбегались по своим брошенным делам. Остался только один, всё ещё держащий его чемодан.       — Отец, — в тон ему ответил он, становясь серьезным и готовясь к противостоянию.       Пожалуй, Артур Уитлок был единственным, перед кем Джаспер все ещё слегка робел и кого никогда не мог заставить плясать под свою дудку, как это было с другими домочадцами.       — Я думал, что ты приедешь сразу после речи Линкольна, — уже с усмешкой заявил отец, опустив руки в карманы. — Мог бы предупредить нас, знаешь ли.       — Не рассчитывал, что ты будешь согласен с моим решением, — Джаспер расслабил плечи и подошёл ближе.       — Когда это мне удавалось тебя остановить, если ты втемяшил себе в голову, — с улыбкой покачал головой отец. — Я рад, что ты дома, — он крепко обнял его и повернулся ко все ещё стоящему молодому негру: — Персиваль, у тебя разве нет работы? Оставь чемодан и займись делом.       На улицу выбежал мальчишка-подросток и с радостным криком кинулся к Джасперу, повиснув у него на плече.       — Джас приехал! Мама! Наш Джас приехал! — проорал он у самого уха. — Я так и знал, что ты долго там не выдержишь. А говоришь, как самый настоящий янки, — затараторил мальчишка.       — Янки, говоришь? — Джаспер сбросил его с плеча и скрутил в захват, лохматя голову. — А ну-ка возьми свои слова назад, — сквозь смех требовал он.       — Алекс, отстань от брата, — строго проговорил отец.       Мальчишка, хохоча, вырвался из захвата и побежал в дом. Джаспер припустил следом, не обращая внимания на серьезный взгляд отца. Он наверняка хотел поговорить, но это подождёт.       Уже ночью он все не мог заснуть, лёжа в своей кровати. В открытое окно дул теплый ветер, принося запах апельсиновых цветов и громкий стрекот цикад. Здесь все было так спокойно, мирно и не верилось, что где-то, в этой же стране, готовились к войне. Отец рассказал, что уже вовсю укрепляли Галвестон, как один из самых важных портов, а все округа собирали предварительные списки добровольцев. Как будто уже точно все знали. Обсуждая за ужином последние новости, он не сводил внимательного взгляда с Джаспера, который в основном молчал. В отличие от младшего брата, который без конца с восторгом говорил о войне.       — Она точно будет, говорю вам, — тоном знатока вещал, пока мать шикала на него. — И я тоже пойду служить, вы меня не отговорите.       — Даже если война и начнется, — усмехнулся Джаспер, — она столько не продлится, чтобы ты успел повзрослеть.       — А я все равно пойду, — с детской наивностью обиженно упёрся Алекс. — А ты можешь оставаться и жениться на своей Элле.       — Что за ерунда? — Джаспер не сразу сообразил, о какой Элле шла речь, и только спустя минуту вспомнил соседскую дочку, его ровесницу, с которой они несколько раз общались ещё до его отъезда в Вест Пойнт. — Не собираюсь я на ней жениться. Вообще ни на ком не собираюсь.       — Да? — ехидно улыбнулся братишка. — А она так не считает. Всем говорит, что выйдет за тебя. Теперь не отвертишься, Джас.       Иисусе, чего только девушкам не придет на ум. А ведь он всего лишь разок поцеловал ее в щеку. Небось уже нафантазировала себе громкую свадьбу и кучу детей. Ну уж нет. Его не получится так просто заарканить.       — Это не мои проблемы. Я ей ничего не обещал.       — А тебе хватит греть уши и собирать бабские сплетни, — проворчал отец.       Джаспер улыбнулся, вспоминая эти беззлобные препирания. Он и забыл, как соскучился по всегда тихой матери, строгому отцу и братцу-весельчаку. Поворочавшись ещё с полчаса, он понял, что не заснёт сегодня, а ночь так манила к себе. Джаспер встал, натянув первые попавшиеся штаны и рубашку, и вылез в окно на толстую дубовую ветвь, прошёлся по ней чуть дальше, ловко перелез на другую и постучал в соседнее окно.       — Эй, мелкий, — позвал брата, когда тот высунулся на улицу. — Пойдешь на речку?       — Так вода холодная ещё, — протянул тот и тут же вылез на подоконник, свесив ноги.       — Боишься? — поддел Джаспер с тихим смешком.       — Ещё чего.       Алекс первым спрыгнул на землю и вприпрыжку побежал в сторону реки, Джаспер не отставал. Он поравнялся с братом, когда они уже вышли за ограду поместья, минуя тихие, темные домики рабов, и ступили на широкое поле, все усеянное полевыми цветами и высокой травой. Оглушительно пели цикады, где-то ухнула сова. Алекс болтал без умолку обо всем на свете: своих занятиях с мистером Уинстоном; как буквально на днях окотилась бездомная кошка, которую он прикормил; поездке в Галвестон и оборонительных укреплениях, увиденных им впервые; и конечно, о войне и обязательно их грядущей победе.       Джаспер только посмеивался и не спорил. Он сам практически вчера также грезил сражениями и мечтал оказаться в гуще событий, чтобы повсюду валил дым из пушек, летели пули и развевались флаги. И до сих пор думал об этом, если уж совсем честно. Но чего он точно не хотел, чтобы война пришла к ним в дом, такой красивый и спокойный.       Они почти дошли до реки, абсолютно тихой в эту ночь. Единственным звуком, нарушившим покой, было легкое хлопанье крыльев летучей мыши, пронесшейся совсем низко над ними. Джаспер даже успел увидеть темный рваный силуэт, удаляющийся все быстрее. Он уже скинул рубашку на траву, когда Алекс, снимавший ботинки, прыгая на одной ноге поинтересовался:       — Слушай, Джас, а если ты не женишься на Элле, может… ну, это… тогда я, — Джаспер ошалело уставился на младшего брата, и тот, слегка смутившись, пояснил: — А что, она красивая.       Он смотрел еще какое-то время на Алекса, а потом расхохотался, за что получил в лицо штанами. Он откинул их и все еще продолжал смеяться над братишкой, который хотел сразу всего: и героической славы на войне, и самую красивую леди. Как это было похоже на него самого, когда он только поступал в Вест Пойнт.       — Ради всех ангелов и святых, Алекс, женись, я не возражаю, — полусерьезно, наконец, смог ответить он. — Даже благословляю.       — Иди ты, — брат кинул в него рубашку, снятую последней, и во всю прыть побежал к воде, сверкающей, как черный жемчуг в свете луны. — Кто последний, тот лошадиная задница, — уже у самого берега крикнул он на бегу.       Джаспер, смеясь, последовал за ним. Он уже вечность так не веселился и не чувствовал подобной легкости. Дни после этого пролетали, как птицы. Наверное, поэтому для него стало абсолютной неожиданностью, когда через пару недель однажды днем к дому, поднимая клубы пыли, подскакал владелец одной из соседних плантаций и, не слезая с коня, прокричал:       — Началось! Артур, слышишь? Началось! — отец, а за ним и Джаспер выбежали на крыльцо. — Самтер капитулировал вчера. Война началась.       Он даже не стал слушать ответ, а поскакал дальше, обдав их пыльным облаком, вероятно, разносить новость дальше. Все вокруг пришли в движение, ни о какой работе уже речи не шло. Даже рабы волновались и возбужденно шептались между собой. Но стоило отцу грозно обвести взглядом весь двор, как те мгновенно притихли и поспешили скрыться с глаз. Джаспер молча вернулся к своим делам, будто ничего и не произошло, а поздно ночью, когда весь дом уже спал, тихо ушел, собрав только самое необходимое, чтобы вместилось в седельную сумку.       Он прокрался в конюшню и быстро оседлал своего коня, Ориона. Он все рассчитал до мелочей — у него было времени, чтобы успеть к первому утреннему поезду в пять утра, идущему на север. Джаспер как раз подправлял подпругу, когда услышал какую-то возню за спиной. Резко оглянулся и раздраженно вздохнул.       — Черт, Перси, что ты тут делаешь? — он посмотрел на молодого негра, мнущегося возле двери с рюкзаком за плечами, но имевшего крайне решительный вид. Наверняка караулил его здесь с самого вечера, чертов своевольный упрямец. — Иди спать.       — Я еду с вами, мистер Джаспер.       — Никуда ты со мной не поедешь. Ты хотя бы знаешь, куда я ухожу? — ему только не хватало таскаться с ним по лагерям и беспокоиться еще и о его безопасности.       — На войну с янки, куда ж еще, — простовато отозвался Перси, подходя ближе. — И я еду с вами.       Джаспер устало вздохнул, укладывая седельную сумку и пристегивая ее к седлу. Дурачина-Перси. Чего еще он от него ожидал? Они с ним постоянно болтались вместе, когда были детьми, прячась от сурового взгляда отца, и еще тогда мальчишка-раб к нему привязался. Джаспер тепло относился к Перси, но уж точно не планировал брать его с собой.       — Формально ты принадлежишь моему отцу, — попробовал подойти с другой стороны он. — И, если пойдешь со мной, можешь получить клеймо беглого раба.       Перси только пожал плечами, переминаясь с ноги на ногу. Джаспер уже думал просто ускакать, оставив его стоять посреди конюшни. Ну в самом деле, не побежит же он следом за конем. Позади приблизились тихие шаги, и вошел отец, в не до конца застегнутой рубашке и мятых брюках. Джаспер едва слышно простонал, уткнувшись лбом в теплый бок лошади.       — Бери его, Джаспер. Считай, я официально отпускаю Персиваля с тобой.       Джаспер удивленно взглянул на отца, на лице Перси расцвела широкая радостная улыбка, и он без остановки благодарил за такую милость. Артур Уитлок смотрел на него без привычной для него строгой мины, устало и с легкой печалью в таких же, как у него самого, ореховых глазах.       — Не будешь отговаривать? — с сомнением поднял бровь.       — Нет. Ты все равно сбежишь. Я это понял, как только ты приехал домой, — он повернулся к негру. — Персиваль, сходи-ка выбери себе мула.       — Зачем ты его отпускаешь со мной?       — Лишняя помощь никогда не помешает. Особенно на войне, — отец внимательно посмотрел на него. — Ты ведь знаешь, что никого младше восемнадцати не берут?       — Знаю. Но мне-то осталось совсем немного. Меня возьмут.       — Немного? Целый год.       — Девять месяцев.       — Поедешь в другой округ? — проницательно прищурился отец.       Именно так Джаспер и собирался сделать. Здесь, в Хьюстоне, его отца знала чуть ли не каждая собака. Как только он назвал бы свою фамилию, про него тут же узнали бы и дали отворот-поворот. Нет, он не был идиотом. Он отправится в Даллас — на северо-востоке едва ли кто-то знал про Уитлоков.       — В Даллас, — кивнул он.       — Джаспер, это ведь не будет похоже на учебу, ты понимаешь? И все совсем не так, как в книгах.       — Понимаю, — он медленно кивнул. Он знал, на что шел, пусть в нем и была доля бравады и будоражащего предвкушения. — Но по-другому не могу.       Артур кивнул, принимая его решение. Наверное, впервые за долгое время. Вернулся радостный Перси, ведущий в поводке мула, уже нагруженного нехитрыми пожитками. Джаспер последний раз взглянул на отца, сжимавшего его плечо, и вскочил на коня, выводя того за ворота. Вся подъездная дорога была усыпана нежными белыми лепестками апельсиновых цветов, почти светившимися в ночной темноте и словно указывающими ему путь. Он еще долго чувствовал прощальный взгляд отца в спину, пока они с Перси не свернули в сторону города.       Пункт набора добровольцев при мэрии Далласа был переполнен молодыми людьми. Джаспер видел даже совсем еще мальчишек, которых быстро разворачивали восвояси, и они понурые шли прочь. Он быстро оглядел себя в ближайшей стеклянной витрине: слегка помятый костюм, но зато волосы аккуратно расчесаны и заправлены за уши, а короткую светлую щетину, которой он успел обрасти за день, что добирался до сюда, не стал сбривать специально. Она прибавляла ему по меньшей мере пару-тройку лет сверху. Он счел свой вид вполне приемлемым и удовлетворенно кивнул сам себе. Перси нервно топтался рядом, держа уздечки их лошадей. Всюду слышались крики и радостный, возбужденный смех. Как будто наступил долгожданный праздник. Мальчишки бегали туда-сюда с газетами за цент, выкрикивая последние новости. Все пребывали в небывалом предвкушении, обменивались шутками и заигрывали с проходящими мимо любопытными барышнями, то и дело останавливающимися, чтобы перекинуться парой слов с «будущими героями войны». Джаспер тоже невольно подхватил это оживленное настроение и нетерпение, смеясь вместе со всеми и подмигивая хихикающим девушкам.       Они простояли в очереди несколько часов и были одними из последних за сегодня. К тому времени, как Джаспер и нервничавший за его спиной Перси подошли к столу, за которым сидел уставший сержант, помещение почти опустело. Несколько молодых мужчин, так же, как и он, поступающих на службу, парочка сопровождавших их дам и какой-то офицер, сидевший на стуле возле окна и периодически смотревший на карманные часы. Солнце клонилось к закату, окрашивая невзрачные серые половицы в золотистый оттенок, и он засмотрелся на игру света на белых стенах и оконных стеклах.       — Ваше имя, — вернул его в реальность монотонный голос сержанта.       — Джаспер Уитлок, сэр, — он протянул свой личный формуляр с выписанными из церковной книги сведениями о его рождении. Он еще дома, перед самым отъездом, тщательно подправил год своего рождения, осторожна работая швейной иглой — не отличишь от того, что было.       — Хьюстон? Далековато тебя занесло, сынок. Чего не в своем округе? — сержант внимательно изучал его бумагу, глядя с легким подозрением на него.       — Возвращался из Нью-Йорка, когда услышал новость, сэр. Решил не тянуть и вышел в Далласе, — четко и быстро выдал Джаспер заранее заготовленную фразу.       — Нью-Йорка?       — Вест Пойнт, сэр, — он чуть выпрямился, расправив плечи и смотря на сержанта обезоруживающе честным взглядом.       Только бы Перси не дышал тревожно ему в спину, портя складную легенду, по которой он был отправлен к Джасперу заранее, чтобы помочь со скарбом. Так он и объяснил подозрительному сержанту, когда тот задал ожидаемый вопрос.       — На негра довольствие не предусмотрено. Будешь кормить сам.       Джаспер только кивнул. Это было ожидаемо, и он не удивился.       — Вест Пойнт? — продолжал уже более заинтересованно спрашивать сержант. — Какой курс?       — Второй, сэр.       — Значит, уже капрал?       — Так точно.       Его голос не дрогнул, лицо не изменилось, сохраняя почтительно-вежливое выражение. Джаспер приврал лишь слегка. До второго курса ему оставалось совсем чуть-чуть, зато звание капрала он получил незадолго до отъезда, как лучший кадет на курсе. Сержант еще раз окинул его взглядом и принялся записывать его имя в длинный список принятых добровольцев. Джаспер расслабился — все осталось позади.       — Жаль не выпускник, — сетовал мужчина, выводя лениво буквы. — Нам бы не помешали толковые офицеры. Вон сколько взяли народу, так толку-то от них, только и умеют лопатами махать — всему учить надо будет, — он протянул ему листок-направление. — Ну ничего. Глядишь, скоро и до сержанта дослужишься, если голова на плечах имеется.       Джаспер с вежливой и облегченной улыбкой взял листок, с интересом вчитываясь, куда его направили. Ему, в сущности, были без разницы звания и чины. Он с радостью пошел бы и в качестве обычного рядового. Но он был неплохим наездником, да и коня бросать не хотелось, поэтому надеялся, что его возьмут в кавалерию. Но не успел он прочитать то, что ему выдали, как к ним подошел тот самый офицер, что неустанно смотрел на часы.       — Позвольте, сержант? — он протянул руки к формуляру Джаспера, который уже складывали в отдельную стопку.       — Майор? — сержант недоуменно посмотрел на подошедшего, но оспорить просьбу вышестоящего офицера не мог.       — Лошади у вас имеются? — деловым тоном осведомился уже у Джаспера офицер.       — Так точно, крепкий американский Морган и мул.       — Отлично, — довольно кивнул майор и внимательно посмотрел на них, окидывая взглядом с ног до головы. — Мне не помешает обученный капрал, уверенно сидящий на лошади. А если покажешь себя хорошо, замолвлю словечко в ведомство Дэвиса, чтобы присвоили второго лейтенанта. Ну, а дальше все от тебя зависит, капрал Уитлок. Нам действительно не хватает толковых офицеров, — он повернулся к сержанту: — Запиши-ка парня в мой батальон.       — Слушаюсь, майор Монтагю.       Вскоре Джаспер уже держал в руках новое направление, которое приписывало его к вирджинскому кавалерийскому батальону под командованием майора Джозефа Монтагю.       — Отправляйся в Ричмонд. Там же получишь форму и оружие. Найдешь капитана Дженкинса, он приставит тебя к обязанностям, пока я не вернусь.       Джаспер отдал честь и поспешил на выход, не веря в свою удачу. Подумать только, он и не надеялся получить капрала вот так сразу. А уж перспектива стать лейтенантом, после которого открывалась дорога к высоким офицерским чинам, для него вообще была чем-то запредельным. Он вышел на улицу, с наслаждением дыша полной грудью. Он отправлялся в Ричмонд, в самый центр Конфедерации, там, где вершилась судьба их новой страны. Он предчувствовал, что его ждет нечто захватывающее. Следом вышел Перси, все еще не отошедший после нервного для него зачисления на службу, и через медленно закрывающуюся дверь до Джаспера доносился грозный голос майора:       — …сколько мне еще ждать этого проклятого Гранта?! У меня там батальон лошадей бьет копытами…       Дверь с тихим щелчком закрылась, и все голоса стихли. Джаспер широко улыбнулся, не забыв чуть поклониться проходившим мимо привлекательным дамам, вызвав их ответные улыбки, и не стал терять времени. Он хотел оказаться в Ричмонде как можно скорее. И через каких-то полтора дня он уже входил в казармы, слушая указания Дженкинса. Он опустил взгляд на свою новенькую, только что выпущенную с фабрики, форму с двумя треугольными полосками желтого цвета на рукавах — капральским шевроном. Джаспер погладил плотную шерстяную ткань благородного серого цвета. Почти такого же, какой он носил в Вест Пойнте. Он переоделся, с волнением застегивая ремень с кобурой для револьвера, который лежал тут же, готовый к бою, а рядом сверкала сталью кавалерийская сабля. Разгладил все складки на брюках, застегнул желтые пуговицы на кителе, поправил кепи на тщательно расчесанных волосах. Он был полностью готов.