-----Кристина-----
Эрик поднял меня с одеяла, и от этого движения у меня закружилась голова. Я снова обвила руками его шею. Я закрыла глаза и наслаждалась тем, как мир покачивался и перетекал вокруг, пока меня переносили из комнаты в комнату, пока, наконец, не опустили на кровать. Мою кровать. Вернее, мою кровать в доме Надира. Моя настоящая кровать стояла в покоях Эрика. Погодите. Нет. Теперь я живу в доме Надира. У меня внезапно защемило в груди. Я захотела вернуться в покои Эрика. Я знала Эрика. И я, на самом деле, не знала Надира. Мне нравилась Митра, но я не могла с ней поговорить. Реза был очарователен, но не умел поддерживать взрослый разговор. — Ты идёшь в комнату? — Невнятно спросила я у Эрика. — Мы уже здесь, Кристина, — тихо ответил он. — Мы в твоей комнате. — Нет, — сказала я, слишком медленно ворочая языком во рту, — ты идёшь в комнату? Его глаза сузились. — Я не совсем… — Твою комнату. — В отчаянии выдохнула я. Искра понимания зажглась в его глазах. — Ах. Да. Я возвращаюсь в свои покои. — Почему? — Спросила я слишком громко, нахмурив брови. — Мне нужно отдохнуть перед завтрашним днём. Предстоит ещё одна казнь, и я должен ясно мыслить. — Он опустил взгляд. — Ты можешь остаться, — предложила я в момент озарения. — Ты можешь остаться. Я подвинулась к окну, освобождая ему больше места на кровати рядом со мной. Похлопала по свободному месту. — Она… достаточно большая. Эрик уставился на меня без всякого выражения. — Нет. — Почему? — Я снова чуть не закричала. — Потому что ты пьяна. — Он вздёрнул подбородок, расправил плечи. — И это на самом деле не то, чего ты хочешь. Слёзы навернулись мне на глаза от внезапной горечи. — Нет. — Да, Кристина. — Он остановился. — Я пойду принесу тебе воды, а потом мне нужно будет уйти. — Ты… — сказала я и попыталась сесть, но моя голова слишком отяжелела, чтобы оставаться устойчивой. — Ты не говори мне, какая я. Он ничего не сказал. Только наблюдал за мной. — Я личность, — произнесла я медленно, так ёмко, как только могла (не слишком). — Я знаю, чего я хочу. Ты не можешь мне говорить… чего я хочу. Я знаю себя. Не указывай мне, какая я. — Слёзы, о которых я забыла, потекли по моим щекам, и я вытерла их. — Я личность. — Я знаю, что ты личность. — Я личность, — повторила я шёпотом. — Не Цветок. — Я закрыла глаза. — Я не хочу быть Цветком. Я хочу быть личностью. Когда я открыла глаза в следующий раз, Эрика уже не было. А когда я снова открыла их, то обнаружила на прикроватном столике стакан воды.***
Я проснулась с ужасной головной болью, усугублённой моим отказом думать о том, что я сказала Эрику прошлой ночью. Я отчётливо помнила свои слова. И надеялась, что он не помнил. Выпитая вода немного помогла, как и съеденный завтрак, но остаток дня я провела с лёгкой пульсацией в голове. Рисование притупило боль. Как раз в то время, когда я рисовала, Эрик появился у двери моей спальни. Как обычно, он не потрудился постучать, прежде чем войти. — Доброе утро, моя дорогая, — сказал он с блеском в глазах. Пропал меланхоличный мужчина, которого я видела прошлой ночью. Думаю, я была благодарна за это. Если он хотел забыть о прошлой ночи, то я его поддержу. Он сел на мою кровать и склонил голову набок. — Дай угадаю: головная боль совершенно испортила тебе утро. — Как ты догадался? — Спросила я. — Я видел, как ты выпила гораздо больше, чем следовало. — Он пожал плечами с выражением «ты-сама-виновата-я-только-подливал-вина-но-ты-просила-каждый-бокал-честно-Кристина». — Кроме того, ты выглядишь абсолютно несчастной. — Спасибо, — проворчала я, возвращаясь к своему рисунку. Мы немного помолчали. — Знаешь, — сказал он, — если ты прижмёшь большие пальцы к нёбу и опустишь нижние веки указательными пальцами, это поможет немного облегчить боль. — Правда? — Я снова посмотрела на него. Он кивнул, на его губах появился намёк на улыбку. Я сделала, как он предложил, поместив пальцы точно туда, куда он сказал. И только когда его губы дрогнули, а глаза вспыхнули, я убрала руки от глаз и рта. Я пристально посмотрела на него. — Ты это выдумал, не так ли? — Конечно. — Теперь он широко улыбался. — Но это правда стоило того, чтобы увидеть твою гримасу. — Он встал. — Итак, ты готова к урокам? Я подумал, что на этот раз мы могли бы провести их в моих покоях, чтобы воспользоваться пианино. Я согласилась на уроки, решив, что он подшучивает только затем, чтобы немного разрядить обстановку. Эрик поднял и пронёс меня через дом в кабинет, где Митра открыла потайную дверь, чтобы мы могли пройти. Мы шли молча. Я не знала, о чем он думал, но я не могла перестать вспоминать своё пьянство прошлой ночью — моё приглашение разделить со мной постель, а затем собственные эмоции, последовавшие за его отказом. Если до сих пор у меня и были какие-то крохотные сомнения на этот счет, то теперь они исчезли — у Эрика определённо отсутствовали намерения воспользоваться мной. Ему представлялось слишком много шансов, и он не воспользовался ни одним из них. Когда мы приблизились к его покоям, вокруг нас раздался внезапный грохот. Он напрягся, на мгновение остановившись как вкопанный, прежде чем продолжить идти; но теперь двигался немного быстрее, более торопливой походкой. — Что это было? — Спросила я. — Думаю, гром, — сказал он тихо, но напряжённо. — Я ненавижу грозы. — Почему? — Просто так. Он открыл дверь в конце коридора в свою спальню, где Айша, свернувшись калачиком, спала на его подушках; действительно, с неба лил проливной дождь, и вспышка молнии на мгновение озарила комнату. За этим немедленно последовал ещё один грохот, заставивший Эрика снова напрячься. — В доме Надира такой дождь не шёл, — сказала я, глядя в окно. — Он не может находиться так далеко от дворца, не так ли? — Он не далеко, — ответил Эрик, ногой закрывая за собой дверцу книжной полки, — но погода в Персии бывает довольно переменчивой. Он коротко взглянул на меня сверху вниз. — Кстати, о доме Надира, ты находишь его более безопасным? — Чем… — Но я знала, что он имеет в виду. — Здесь. — Он отвёл взгляд. — Ты думаешь, что там безопаснее, чем здесь? — Я… я думаю, что там надёжнее. — Я хотела добавить, что, несмотря на это, прошлой ночью я осознала, как скучала по этому месту, потому что здесь Эрик, но нервный комок в моем горле остановил слова. Его поведение сменилось разочарованием от моего ответа. Мне хотелось поднять ему настроение, поэтому я попыталась придумать какую-нибудь тему, которую ему было бы интересно обсудить. — Кстати, где ты научился играть музыку и петь? — Одна святая женщина научила меня в детстве. — Его слова звучали мрачно, а не светло. — Твоя мать? — Моя мать позволила бы мне гнить в моей спальне. — Он фыркнул. Моя кровь застыла в жилах; я закрыла тему. Наконец мы прошли через дверь его спальни в гостиную, только чтобы обнаружить Надира, сидящего на диване лицом к нам. Его руки были сложены на коленях, а голова слегка приподнялась при виде Эрика, несущего меня. — Дарога! — поприветствовал Эрик. — Какой неприятный сюрприз! — Он поднёс меня к дивану напротив того, на котором сидел Надир, и усадил. Я устроилась так, чтобы сидеть прямо, двигая ноги руками, чтобы мои ступни упирались в пол. О, это было приятно после столь долгого перерыва. — Эрик, — сказал Надир. Он посмотрел на меня. — Кристина. — Итак, — протянул Эрик, усаживаясь рядом со мной и кладя ноги на кофейный столик, — чем я обязан такому неудовольствию? Несмотря на игривое раздражение, он, казалось, не слишком удивился, обнаружив Дарогу в своей гостиной. Возможно, у Надира был ключ — он упоминал, что раньше жил в этих покоях. — Я пришёл передать приглашение шаха на приём через три недели, — ответил Надир и очень легко улыбнулся, прежде чем продолжить: — Организованный Ибрагимом, конечно. — Так это приглашение, значит? — Нет, ты же знаешь, что… — Надир нахмурил брови. — Потому что, если это приглашение, на этот раз я бы предпочёл не присутствовать. — Эрик, как обычно, ожидается, что ты придёшь. Эрик скрестил руки на груди. — А Кристина? Ожидается, что она тоже придёт? — Он так потрясающе похоже воспроизвёл голос Надира, что я улыбнулась. — Нет, — ответил Надир, — на этот раз нет. Она может присутствовать, если захочет, но шаху она там не нужна. Он видел её один раз, и этого ему достаточно. — Что ж, по крайней мере, это небольшое облегчение, — сказал Эрик. — В любом случае, я всё равно не хочу идти. — Конечно, ты не хочешь, — ответил Надир, — и ты, конечно, мог бы отказаться. — Правда? — Это подогрело интерес Эрика. — Конечно. — Дарога приподнял бровь. — И, поступив так, ты оскорбишь шаха, будешь помещен в грязную одиночную камеру на месяц, а выйдешь оттуда, пропахнув экскрементами и ведя беседы с неодушевлёнными предметами. — Чёрт, я ведь и так… — Эрик улыбнулся. — Не относительно запаха, конечно, но я нахожу кофейные чашки очень разговорчивыми. — Он переключил своё внимание на чашку, которая стояла на столе, вероятно, с сегодняшнего утра, когда он пил кофе. — Не так ли, месье? Надир закатил глаза. — Да, я знаю, — продолжал Эрик, не отрываясь от чашки, — это действительно нелепо; я согласен. Он врывается в мои покои без предупреждения и имеет наглость читать мне нотации о… — Вдобавок ко всему, — тихо продолжил Надир, — я хотел убедиться, что ты продолжаешь работать. Тишину, воцарившуюся в комнате, мог бы разрезать исключительно самый острый нож, её нарушал только шум дождя. — Прошу прощения? — сказал Эрик таким же тихим голосом. Надир коротко взглянул на меня и снова перевел взгляд на него. — Сегодня вечером состоится казнь. — Да, — сказал Эрик, четко выговаривая каждый слог, — Я прекрасно осознаю этот факт. — И ты готов к ней? — Да. — А как насчёт наших планов в отношении шаха? В отношении Ханум? О чём из этого ты думал за последнюю неделю? — Я скучаю по нашему разговору. — Эрик с горечью посмотрел на чашку. — Эрик. Тот встал, прижав руки к бокам, его глаза источали яд. — Я не думаю, что это твоё дело. — Я думаю, что это очень даже моё дело. — Надир тоже встал, хотя выглядел на удивление расслабленным. Я пожалела, что мои ноги не работают — больше всего на свете я хотела прокрасться в кабинет к своей старой кровати. — Нет, — проворчал Эрик, — твоё дело ловить бунтовщиков и преступников. Я не твоя марионетка. Ничья. — И я не пытаюсь управлять тобой, — медленно ответил Надир, — я просто задал тебе вопрос. — Вопрос, мой друг, подразумевает определённый уровень управления моими действиями, разве нет? Надир снова взглянул на меня и прочистил горло. На этот раз в его голосе послышалось лёгкое заикание. — Я-я должен сказать, что, по-моему, эти… эти уроки немного отвлекают тебя. Я думаю, если ты прекратишь их и сосредоточишься на текущей задаче… — А я думаю, что с твоей стороны глупо так сильно концентрироваться на поимке каждого человека, который пытается убить шаха. — Эрик тяжело дышал. — Я знаю, ты хочешь, чтобы его смерть была мучительной. Я знаю, ты жаждешь мести. Но, ради всего святого, шах мог быть уже двадцать раз мёртв. Надир наблюдал за ним с ничего не выражающим лицом. — Вместо этого… вместо этого ты заставляешь меня участвовать в этих бесчисленных казнях, ожидаешь, что я потрачу всё свободное время, которое у меня есть, на твой страстный проект… — Эрик вперился взглядом в пол. — Я работаю над ним. Я доведу его до конца. Но оставь меня в покое на час в день. Дай мне час в день, чтобы сосредоточиться на музыке. Это всё, о чем я прошу. Надир долго смотрел на Эрика. Я тоже уставилась на него. Я понятия не имела, о каком проекте они говорили — я понятия не имела, какие конкретно планы были у них насчет шаха или матери шаха, — но какими бы они ни были, это причиняло ему боль. И в тот момент я почувствовала, насколько Надир эгоистичен. Эгоистичен из-за того, что поставил своё собственное желание отомстить выше эмоционального благополучия Эрика. Если то, что я услышала, было правдой, Дарога так же виноват в казнях, как шах и Ханум. — Один час в день, — пробормотал, наконец, Надир. Он развернулся и вышел из покоев Эрика, хлопнув за собой дверью. В тот момент, когда он уходил, ударила молния. За окном прогрохотал гром.