Роза среди шипов

-----Кристина-----

Над головой прогремел гром. Эрик снова напрягся, замерев на месте. Он смотрел на дверь, через которую только что вышел Надир, глубоко измученными глазами. Прямо за окном ударила молния, и воздух раскололся с чудовищным грохотом. Какие бы воспоминания ни пробудило в Эрике это зрелище, этот звук, их явно оказалось чересчур много. Безжалостность шторма в сочетании с напряжённой встречей с Надиром стали последней каплей. Эрик ахнул, опускаясь, завёл длинную руку за спину и дрожащей ладонью схватился за спинку дивана. Его глаза широко раскрылись и наполнились ужасом, таращась в никуда. Нижняя губа побелела. Он прижал вторую руку к груди. Дыхание стало быстрым и неровным. Итак, Эрик боялся двух вещей. Зеркал. И гроз. Такие… детские страхи. «О, не выгляди такой обеспокоенной, Кристина», — вспомнила я его слова. — «Это не единственное травмирующее событие, которое случилось со мной. Я даже не дошёл до хороших моментов». Струны моего сердца потянулись к нему, и я решила, что раз уж я вызвалась быть его другом, то стану им. Я положила свою ладонь на ладонь Эрика. Его взгляд, полный удивления, смешанного со страхом, метнулся к моим пальцам, а затем ко мне. — Можно взять тебя за руку? — Мягко спросила я. — Зачем? — Сразу же ответил он. Я улыбнулась и отодвинула руку, выставив её перед ним ладонью вверх. — Просто доверься мне. Он медленно разжал пальцы, мёртвой хваткой вцеплявшиеся в диван, и вложил их в мои. Они всё ещё дрожали и выглядели смехотворно длинными в моей маленькой руке, но я не обращала на это внимания. Я подняла взгляд. Эрик наблюдал настороженно, с любопытством. Мои слова застигли его врасплох, но он всё равно не сопротивлялся. — Хорошо, — прошептала я и прочистила горло. — Какие пять вещей ты можешь увидеть? — Прости? — Его глаза сузились. — Раньше я боялась… Раньше я тоже боялась грома, — сказала я, покраснев, — и мой отец проделывал это со мной, когда я пугалась громкого звука. Доверься мне. Это работает. Его взгляд смягчился, хотя всё остальное оставалось напряжённым. — О. Нет. Я в порядке. Всё в… — Эрик, — перебила я его. — Просто… пять вещей. Пять вещей, которые ты можешь увидеть. Он смотрел на меня мгновение, а затем отвёл взгляд и кивнул. — Ладно, тогда… — Он оглядел комнату, его рука всё ещё сжата в моей. — Пианино. Диван. Дверь в кабинет. Ковёр. Люстра. — Хорошо. Три вещи, которые ты можешь почувствовать. — Улыбнулась я. — Моя одежда. Тёплая температура в комнате. — Эрик начал заметно расслабляться. Он сделал паузу, глядя на то место, где соприкасались наши пальцы. — Твоя рука. Мой румянец усилился. Я заметила, что его пальцы больше не дрожат. — А теперь расскажи мне о чём-нибудь хорошем, что произошло сегодня. — Я смог тебя увидеть. — Его глаза встретились с моими. Я уверена, что стала такой же пунцовой, как мебель, на которой мы сидели. Эрик быстро отдёрнул руку, моргая. — Я только имею в виду… Я очень люблю музыку, и видеть тебя означает… — Мне тоже нравится твоё общество, — прошептала я. — Нам пора начинать. Музыку. Урок. Нам пора начинать. — Он снова широко раскрыл глаза и встал. — Подожди. Но он не подождал. Он подошёл к пианино. Прогремел гром, но на этот раз Эрик, казалось, не вздрогнул. — Подожди, Эрик. — У нас всего час, Кристина; нам правда пора начинать. — Но мы можем немного поговорить? — Нет. Давай начнём. — Но я хочу поговорить. — А я хочу начать. — Эрик, — настаивала я, — это займет всего пару минут. Я хочу поговорить… Тогда он повернулся ко мне, пристально глядя в глаза. — О чём именно? — Резко спросил он. — Что такого ужасного, о чём тебе необходимо поговорить? — Я просто… мы друзья, верно? — Я съёжилась, чувствуя, как мои плечи вытягиваются вперед. — Верно. — Ну… — Я подыскивала слова. — Мне понравилось… то, что сейчас произошло, и я правда не хотела, чтобы это прекращалось. — И что же, скажи на милость, сейчас произошло? — Его лицо в маске оставалось холодным. — Мы… я не знаю… — Я прикусила губу. — Мне показалось… как будто, возможно, мы стали ближе… или… — Я думаю, мы уже достаточно близки, — сказал он и отступил на полшага. — Я действительно так думаю. — Я сказала что-то не то? — Я уставилась на него, чувствуя озноб. — Нет. — Тогда… почему ты так себя ведёшь? — Как «так»? — Как будто ты не хочешь… не хочешь, чтобы я находилась здесь. — Я сглотнула. — Ты только… используешь меня для музыки? Я, Кристина, стою на пути к своему голосу? — Нет. — Значит, ты предложил мне дружбу из жалости? — Нет. — Я имею в виду, ты сам предложил мне дружить. Ты привёл меня на крышу посмотреть на звёзды. Я думала, ты хочешь узнать меня получше. Я подумала, может быть… что ты обо мне заботишься. — Это так. — Он ответил так сухо, так бесстрастно, что я не знала, верить его словам полностью или нет. — Потому что… Я правда считаю тебя другом. — Я вцепилась в диванную подушку. — Я тоже забочусь о тебе. — Не надо. — Он замолчал и опустил глаза. — Прости? — Ты можешь считать меня другом, — тихо сказал он. — Но не заботься обо мне. Я невесело усмехнулась, и при этом звуке его глаза метнулись к моим. — Эрик, — проговорила я, — Это идёт рука об руку. Он выглядел невероятно угрюмым, когда отвернулся, сел за пианино и просто уставился на клавиши. — Почему, — спросила я, — ты не хочешь, чтобы я заботилась о тебе? Последовало долгое молчание. Он не двигался. Казалось, что он окаменел. — Эрик. — Я услышал твой вопрос, — тихо ответил он. — Проблема в том, Кристина, что, хотя было бы прекрасно, если бы ты заботилась обо мне, о том, что со мной происходит, о моем благополучии, эмоциях и мыслях, я бы предпочёл, чтобы ты этого не делала, потому что я забочусь о тебе. И я глубоко, глубоко сожалею, что показал тебе своё лицо, когда ты впервые оказалась у моей двери. — Но для меня не имеет значения, как выглядит твоё лицо, — выпалила я. «Больше нет», — чуть не добавила, но передумала. — В этом и проблема. — Он продолжал смотреть на клавиши. Где-то далеко ударила молния, в отдалении низко прорычал гром, а дождь продолжал хлестать по окну. — Все, кто когда-либо смотрел на моё открытое лицо и осмеливался заботиться обо мне, умерли. И умерли от моих рук, так или иначе. — Что ты имеешь в виду? — Мой желудок сжался. — Я не пытался убить их, — прошептал он, — но они всегда умирали. И всегда из-за меня. — О… — я нахмурилась. — Эрик, нет, я уверена, что это неправда. — Это правда. — Он выдохнул, наконец поворачиваясь ко мне, ёрзая по скамье, и в его взгляде сквозила глубокая боль. — Но я уберегу тебя от этого. Ты будешь жить в доме Надира, навещая меня только для уроков, и Дарога позаботится о том, чтобы тебя спрятали от любого, кто может попытаться причинить тебе вред. И, с Божьей помощью, мы скоро получим весточку от твоего отца, и ты уедешь, чтобы никогда больше меня не увидеть. — Я буду скучать по тебе, — немедленно заявила я. Я очень сильно хотела увидеть своего отца, но я бы скучала по Эрику. Страдание на его лице усилилось. — Нет, ты не будешь. Ты легко забудешь меня. Я стану тенью воспоминания в твоём сознании — и, как и тень, свет нового дня заставит меня исчезнуть. Я на какое-то время опустила глаза. Мне не нравилась эта идея: забыть Эрика. Он мне нравился. Действительно нравился. Он стал моим спасательным кругом во время и после того кровавого ужина, когда я была заперта в своем собственном теле, когда я обнаружила предательство Амира. Конечно, не было и шанса, что я откажусь от мыслей о нём, когда снова окажусь в безопасности со своим отцом. — Эрик, — сказала я, — мне нужен друг. — Я встретила его пристальный взгляд. — И не просто поверхностная дружба. Не та дружба, которую ты изначально собирался мне предложить. Мне нужен настоящий друг. Не просто человек для разговоров, а кто-то, о ком я могу заботиться и кто заботится обо мне. — Я не хочу нести ответственность за твою смерть. — Он не отводил от меня взгляда. — А я та, кто настаивает — так что, если я и умру, это будет моих рук дело. Он обдумал мои слова. В самом деле обдумал. Возможно, этого было достаточно — знания того, что его руки останутся чисты, какими ни окажутся последствия. — Тебе… это нужно? — Мне нужен ты. — Я вспомнила, как он сказал мне, что я в нем не нуждаюсь, в ту первую ночь, когда оставил меня в доме Надира. И, может быть, он сам по себе и не был мне нужен, но я определенно хотела его компании. Его настоящей компании. И понимание того, что мне нужно, а что нет, придавало мне сил. Эрик хотел сказать мне, что я в нём не нуждаюсь. Поэтому я хотела убедить его в обратном. — Я хочу снова чувствовать заботу. — Его глаза приобрели напряжённое, испуганное выражение. Снова. Подразумевалось, что прямо сейчас о нём никто не заботится. Как давно о нём вообще никто не заботился? Реза заботился. Но Реза не мог видеть его лица — а Эрик говорил о своём лице так, как будто оно проклято. Что если человеческие глаза остановятся на нём, а обладатель этих глаз разглядит настоящего Эрика под его внешностью, то этого человека постигнет ужасная участь. Может быть, именно поэтому он вёл себя так расслабленно рядом с Резой — маленький мальчик казался ему невосприимчивым к этому проклятию. — Тогда позволь мне сделать это. Позволь мне заботиться о тебе. — Я ласково улыбнулась. Пауза. — Я буду эгоистом, если скажу «да», — прошептал он. — Нет, это не так. — Да, я эгоист. — Он закрыл глаза. — Но я всё равно говорю «да».