----- Эрик-----
Бур-Сен-Морис. К наступлению конца лета я был предоставлен самому себе уже почти две недели, и крадучись пробирался на восток через Францию. Пьемонт находился, возможно, всего в одном или двух днях ходьбы отсюда. Я стремился туда. Уйти как можно дальше от Франции. И, кроме того, я рассчитывал, что как только я выберусь из Франции, я окажусь вне досягаемости французской полиции. Я не знал, выдаст ли меня полиция Пьемонта или не арестуют ли меня там, если обнаружат, что я убил Жавера. Но в любом случае, там мои шансы были выше. Итак, я проходил через город Бур-Сен-Морис. Я не ел около суток, и мне пришлось остановиться, чтобы найти еду. В городе было много магазинов, и я научился оставаться незамеченным, пряча что-нибудь в карман брюк. Ничего слишком ценного. Ничего слишком привлекательного. Маленькая булочка чёрствого хлеба. Груша с пятнышками. Вещи, которые, если бы не достались мне, скорее всего, всё равно отправились бы в мусорное ведро. Солнце стояло низко над горизонтом, небо переливалось розовыми и пурпурными красками, когда я стоял перед небольшим каменным продуктовым магазином на углу улицы. Я подождал, пока войдёт молодая пара, и быстро последовал за ними. И я принялся за работу. В данный момент магазин был почти пуст, если не считать пары, с которой я вошёл, а также женщины с двумя детьми. Если бакалейщик начинал смотреть на меня с подозрением, я разворачивался и уходил, поскольку в попытке кражи оставалось мало смысла. И это, к сожалению, было обычным делом — мне удалось поесть только дважды на этой неделе. Маска делала меня мишенью для подозрений; и хотя люди не ошибались, подозревая меня, это всё равно было невероятно неприятно и, на мой взгляд, несправедливо. Но когда я застал бакалейщика за оживлённой беседой с очень симпатичной молодой мамой, я сразу же направился к фруктам. Вот. Вон то яблоко выглядело помятым, в одном месте начиная коричневеть. Я огляделся, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает, и стащил яблоко, убирая его в карман. Я уже собирался развернуться и уйти, когда мужчина, за которым я вошёл, повернулся к своей жене. — Ты слышала, что произошло с этим Бенуа, Амелия? Я замер. Жавер. Зная, что просто стоя там, не шевелясь, я сильнее бросаюсь в глаза, чем хотелось бы, я начал рассматривать брокколи. — Нет. Что случилось? — Спросила девушка, пока я прислушивался. — Какой-то религиозный фанатик в Лионе приписал убийство себе, — сказал он. — Утверждал, что нашёл дверь незапертой и застрелил собаку и мужчину прямо на месте. — Боже мой! А мальчик? Они нашли мальчика? — Нет. — Во время их разговора, моё сердце стучало в ушах. — Но фанатик утверждал, что он убил и его тоже. Похоронил его где-то в лесу за фургоном. Он утверждает, что сделал это, потому что хотел избавить свой город от дитя демона, его хозяина и собаки из Ада. — Ты говоришь так, как будто сам в это не веришь. — Я и не верю, Амелия. Ни капельки. Человек, утверждающий, что он это сделал — американский иммигрант, пуританин. Один из немногих, по-видимому, пытающихся распространить свое Евангелие во Франции; и ты знаешь, какими безумными могут быть эти типы. Я не сомневаюсь, что он приписывает себе то, чего не совершал, просто чтобы выглядеть мучеником перед своими коллегами. Тот факт, что они не могут найти тело… Нет. Не имея других зацепок, полиция приняла признание мужчины. Но, я думаю, что с этого бедного мальчика было достаточно, и он убил своего хозяина; я не могу себе представить, чтобы ему очень нравилось жить так, как… Я вышел из магазина с кружащейся головой, прежде чем смог услышать больше.***
Почти месяц спустя я прибыл в Венецию. Сентябрьская погода всё ещё радовала теплом, и я снова чувствовал голод, когда шёл по улицам, разделённым, казалось, тысячами каналов. Но здешние бакалейщики оказались более бдительными. Я читал в одной из своих многочисленных книг — книг, по которым я очень скучал — о том, как часто в этом городе встречаются воры. Я решил, что мне нужно поскорее поесть, а затем продолжить поход в Австрию. Я сидел в переулке между двумя зданиями, где земля оставалась сухой даже после дождя, и думал, что теперь мне придётся ждать до утра, чтобы попробовать добыть еду, так как небо освещало множество звёзд. Я вздохнул и повернул голову, глядя на улицу, надеясь, что меня снова не попросят сдвинуться с моего места- Но потом, в тусклом жёлтом свете лампы, я увидел их. Двух идущих мальчиков, возможно, чуть старше меня. Тот, что пониже, был загорелый, черноволосый; тот, что повыше, казался ещё темнее. Тот, что пониже, держал в руках небольшой мешочек; он внезапно остановился и открыл его. Он поднял глаза и обнаружил, что мальчик повыше продолжил идти. — Vincenzo! — Позвал он. — Aspettate! Torna indietro! Винченцо, более смуглый и высокий, вернулся. Он собирал волосы в конский хвост, и даже отсюда, из темноты, было видно, что он чрезвычайно красив. Он говорил резко и тихо. — Carmelo, stai zitto! Vuoi svegliare l'intera citta? Ora vieni. Possiamo discutere quando arriviamo. — Он огляделся вокруг и повернулся, продолжая идти в прежнем направлении. Кармело сунул руку в мешочек и вытащил… Он вытащил деньги. Деньги. Я встал. Я не слышал остальных их слов, и не то чтобы я мог их понять, в любом случае. Винченцо шёл в нескольких шагах от меня, а Кармело ниже меня ростом. Я мог бы справиться с ним. И я знал, что я быстрый. Прежде чем я успел дважды подумать об этом, я выскочил из переулка. Я пролетел мимо Кармело, схватил мешок, вырвал его из чужих рук и побежал. Кармело вскрикнул от шока. — Vincenzo! Я подумал, что, возможно, мне удастся сбежать, когда что-то тяжёлое врезалось в меня, повалив на землю, на мокрый булыжник. Я застонал, когда мне заломили руки за спину. Меня охватила паника, когда я вспомнил, как меня в последний раз связывали. Я мог попасть в тюрьму. Я мог снова оказаться в клетке. Боже, о чём я думал? Я действительно настолько глуп? Я не был при смерти. Я мог бы немного потерпеть без еды. Я извивался, но тот, удерживал меня — вероятно, Винченцо — крепко сжимал мои запястья, сидя на моих ногах, и я оказался в ловушке. Я несколько раз резко вдохнул и выдохнул. — Отпусти меня! Отпусти меня! — Tu chi sei? — Мрачно спросил Винченцо требовательным тоном. — Dimmi chi sei! — Я не знаю! — Я попытался пошевелить руками или ногами, но не смог. — Я не понимаю! Тишина, а затем я услышал, как Кармело заговорил. — Indossa una maschera. Ещё одна пауза. — E vero, — ответил Винченцо. — Vediamo cosa nasconde. Toglila, Carmelo. Кармело подошёл к тому месту, где моя щека в маске прижималась к земле, и я с ужасом наблюдал, как он наклонился и стянул маску с моего лица. Он отпрыгнул назад, ахнув. — Che cazzo… — сказал Винченцо. Я закрыл глаза, чувствуя, что вот-вот расплачусь. — Нет… — Cosa facciamo? — спросил Кармело. — Lo… — Винченцо прочистил горло. — Lo portiamo da Giovanni. Gli chiediamo. И Винченцо, который оказался на удивление сильным, заставил меня подняться на ноги. Кармело поднял мешок, который я уронил, падая. Мой желудок сжался, когда он обыскал мои карманы и нашёл нож, теперь завёрнутый в ткань. Я хранил его так уже несколько месяцев, чтобы не порезаться; нож, которым я намеренно резал себя поздно ночью, вместо того, чтобы обжигать. Кармело улыбнулся. Он развернул лезвие и приставил его к моему горлу, оба парня заставляли меня идти вперед, в неизвестность. Маска лежала на булыжнике, оставленная позади.