Роза среди шипов

----- Кристина-----

Вскоре после этого я заявила, что хочу спать. Эрик был более чем счастлив уложить меня в постель. Когда он проводил меня в спальню, я услышала, как Ибрагим присвистнул и что-то взволнованно сказал по-персидски. Однако, когда Эрик вернулся в гостиную — вместо того, чтобы остаться со мной в постели — я услышала, как великий визирь пьяно выразил крайнее разочарование. Я заснула, как только закрылась дверь спальни. В какой-то момент ночи, в туманном мире между явью и сном, я почувствовала, как холодные руки заправляют волосы мне за ухо. Я почувствовала нежный поцелуй на своей щеке. Затем я услышала, как открылась и закрылась потайная дверь за книжной полкой. А утром я почувствовала себя ужасно униженной. Я ожидала, что у меня разболится голова или что подступит тошнота, но я чувствовала себя на удивление хорошо. Ко мне снова вернулась ясность разума. Я посмотрела направо; Эрика там не было. На самом деле, его сторона кровати оказалась аккуратно застелена. Я задалась вопросом, спал ли он там вообще. Я стянула с себя одеяло, обнаружив, что на мне мой наряд Розы. Уже третий раз за двадцать четыре часа я просыпалась в этой одежде. Я вышла из комнаты и обнаружила Эрика и Ибрагима на диване, оба пили кофе, перед ними стоял завтрак. Эрик откинулся назад, приняв свою обычную позу, закинув ногу на колено, и наблюдал за Ибрагимом, который сгорбился и, казалось, страдал от головной боли. Я опустила голову, не желая смотреть ни на кого из них из-за очень четких воспоминаний о том, что я говорила и делала. Это не было похоже на алкоголь, когда некоторые вещи забывались. Нет, я помнила всё. Я сомневалась, что они меня не заметят, но часть меня всё ещё надеялась, когда я обходила диван и направлялась в кабинет- — Доброе утро, Кристина. Я поджала губы, подходя к двери кабинета. — Доброе утро, Эрик. — Я открыла её. Я не торопясь переоделась. И когда я закончила, я решила просто смириться с неизбежным и сесть напротив Эрика и Ибрагима. Опустив лицо, я краем глаза покосилась на Эрика. — Прости за прошлую ночь. — Не нужно, — тихо сказал он. Я посмотрела на него во все глаза. Он не улыбался, но и сердитым больше не выглядел. — Я пробовал гашиш. Мне он не нравится. Я отказываюсь пить больше, чем необходимо, и я никогда не попробовал столь популярный опиум. Мне не нравится мысль оказаться не в своём уме. Глядя на вас двоих прошлой ночью, я убедился в правильности этого решения. — Он ухмыльнулся. Я покраснела. Его лёгкая улыбка исчезла. — Кроме того, в последний раз, когда мне давали вещество, изменяющее сознание, я был маленьким ребёнком. Я не уверен, что мне дал тот доктор, но я очнулся в месте, которое мне… не нравилось, и из которого я не мог сбежать в течение многих лет. Когда ты не управляешь своей собственной головой, люди могут делать с тобой всё, что захотят. На самом деле я не нахожу в этом утешения. Так что, нет, Кристина. Не извиняйся. Я не злился на тебя и не стеснялся тебя. Я просто был недоволен тем, что ты оказалась в подобной ситуации. Что касается его… Он кивнул головой в сторону Ибрагима, глаза которого оставались закрыты. Его руки сжимали кружку, исходящую паром, а голова все ещё склонялась. Без чашки в руках это выглядело бы так, будто он молится. — Он сам сделал выбор, — сказал Эрик, постукивая указательным пальцем по своей кружке. — Не так ли, Ибрагим? Великий визирь что-то промычал. — Как твоя раскалывающаяся голова? — Болит не так сильно, как моё разбитое сердце. Эрик вздохнул и отпил глоток кофе. — То, что принц больше не любит тебя, всего лишь предположение. Ты это знаешь. — Я знаю его. — Да, ты упоминал об этом прошлой ночью. — Но глаза Эрика приняли печальное, сочувственное выражение. Он покачал головой. — Выпей свой кофе, визирь. Это поможет. Я посмотрела на сломленного человека передо мной, вспоминая, как он плакал. Как он назвал меня другом. — Ибрагим? Визирь открыл глаза; абсолютно несчастные, заплывшие и слегка порозовевшие. Он смотрел на меня, ожидая. — Принц любит тебя, да? — Он любил, — тихо ответил Ибрагим. — И я уверена, что он всё ещё любит тебя. — Было странно утешать второго по влиятельности человека в Персии. — Если он любит тебя, то я уверена, он поймёт, что это просто недоразумение. Разве ты не рассказывал ему, что посещаешь Цветы? В качестве… меры предосторожности? Его мысли о том, что ты делаешь это на самом деле, вероятно, просто дезинформация… Разве ты не сообщал ему, чем на самом деле там занимаешься? Он опустил глаза. Последовала пауза, затем Эрик спросил: — О, Ибрагим, глупец — почему ты не рассказал ему, что твои «подвиги» не настоящие? Ибрагим крепко зажмурил глаза, а затем покачал головой. Он поставил на стол свой всё ещё нетронутый кофе. И, взглянув на стол я поняла, что он не съел и кусочка завтрака. Я также обнаружила чашку чая, до сих пор дымящегося. — Вы не понимаете, — прошептал он. — Никто из вас никогда не сможет понять. — Чего мы не понимаем? Он вздохнул. — Послушайте, я знаю, что вы двое любите друг друга. — Он посмотрел на нас с Эриком. — Скажите мне, если я ошибаюсь. Никто из нас ничего не ответил. Мы лишь коротко взглянули друг на друга. — Это совершенно очевидно. Надир тоже знает. Он пытается отрицать это. Но вы никогда не поймёте, каково это — скрывать свою любовь. Эрик сел немного прямее, недоверчиво уставившись на него. — Прошу прощения? Что это значит, мы никогда не поймём? Даже я почувствовала себя немного обиженной этой фразой. — Нет, вы… ах… — Ибрагим потёр виски. — Вы меня запутали. Вы не понимаете. Подумайте об этом серьёзнее, и вы осознаете, что никогда не поймёте. Но вы не задумываетесь об этом. Да, вы оба прикованы к этому дворцу. Но я тоже скован. Он сглотнул, опуская руки. Он сжал ладони на своих штанах — тех же самых, что были на нём прошлой ночью. Спал ли он здесь, в покоях Эрика? Позволено ли ему это делать, или шаху просто всё равно? Насколько пристально он следит за великим визирем? — Почему именно ты скован? — Мягко спросила я. — Потому что, — объяснил он, глядя на меня тёмно-карими глазами, — если вы двое уедете отсюда, во Францию или куда угодно на Земле, вам больше не придётся скрывать свою любовь. Вам приходится прятаться только здесь. Но я… неважно, куда я отправлюсь. Мы с принцем никогда не сможем открыто показать нашу любовь. Нигде. Эрик медленно поставил свою кружку с кофе на стол, уставившись на Ибрагима так, словно видел его впервые. — Ты говорил, что тебе нравятся и мужчины, и женщины, — сказала я. — Тогда почему бы… — Но слова оборвались. Я поняла, насколько бесчувственно звучит то, что я собиралась сказать. Однако, к моему ужасу, Ибрагим всё равно уловил смысл моей фразы. Его глаза потемнели. — Почему бы не выбрать женщину? Потому что, к сожалению, я не полюбил женщину. Я полюбил не по своей воле… И это ещё одна проблема. Поскольку принц знает, что я могу любить и женщин, что я способен на это, ему тоже не хватает доверия ко мне. Вот почему я не сказал ему. Итак, я закован, как видите, но мои кандалы не сдерживают меня внутри, как вас двоих. Они сдерживают меня снаружи. Меня не совсем принимают публично, но мне и не совсем доверяют в личной жизни. И куда мне идти? Что мне делать? Я вынужден притворяться. Я вынужден хранить секреты. Ото всех. Он встал и продолжил, переводя взгляд с Эрика на меня. Его глаза снова были на мокром месте. — Вы думаете, мне нравится такая жизнь? О, да, весёлый Ибрагим. Счастливый Ибрагим. Вы думаете, он реален? Во мне нет ничего реального. Иногда, на самом деле, я и сам едва знаю, кто я такой. Я провёл свою жизнь, притворяясь, и теперь даже я не могу увидеть свою собственную душу. Этот человек, за которого я себя выдаю — я его не знаю. Это такая же маска, как и та, что ты носишь на своём лице, Эрик. — Его лицо исказилось. — Аллах всевышний, меня сейчас вырвет. И Ибрагим оставил нас, сидящих, ошеломлённых, пока он, спотыкаясь, поплёлся в ванную, по пути врезавшись в стол. Его кофе пролился. Судя по количеству, я не думаю, что он выпил хоть один глоток.