***
Маль умеет ждать. Сотни, тысячи лет он терпеливо наблюдал за миром и ждал. Ждал, когда расисты-ангелы повымирают и дадут место в управлении новому, более “удобному”, более “правильному” поколению. Сотни, тысячи лет он ждал, когда ангелы и демоны начнут обучаться вместе. Сотни, тысячу лет он ждал, когда непризнанных начнут обучать наравне с ангелами и демонами, не оставляя прозябать их очень долгое, практически бессмертное существование… знает ли кто-то, кроме самых древних стариков о том, что субантры — несчастные потомки тех самых непризнанных, что получив крылья были вынуждены прятаться от солнечного света и ангелов с демонами… просто чтобы выжить?…очень маловероятно. Сотни лет он ждал, когда появится непризнанная, которая наплюет на всех этих чванливых придурков во главе и сумеет стать серафимом. Годы на то, чтобы непризнанная стала серафимом. Он помогал, естественно, он делал все для того, чтобы Ребекка стала серафимом и гордился тем, что выбрал правильную пешку и продвигал ее в нужном направлении. Фенцио, Торендо, Кроули… управлять этими глупцами не сложно, если знать на что давить… да, Ребекка Уокер стала не плохим вариантом. И прекрасно то, что ребенку этой непризнанной, ставшей серафимом, помог выжить темный творец… иначе сколько бы еще ушло лет и даже веков на появление новой удобной фигуры? Все ранние варианты довольно-таки быстро опускали руки, но эта женщина была прекрасна в своих двуличии, упрямстве и гордыне. Она бы стала идеальным демоном, но Малю нужен серафим. А вот кем станет та, вторая?… Маль умеет ждать, но почему сейчас, когда цель так близко и почти все приготовления закончены, ждать становится невыносимо сложно?***
Бонт умеет ждать. Расписание с самого детства у парня было простое: завтрак, свободное время, обед, свободное время, ужин, свободное время, сон. Раз в четыре дня приходил один из серафимов: проводил занятие, приносил книги и письменные принадлежности, а иногда даже предметы для новых увлечений. Примерно, после того, как Бонт настолько устал писать по заданным предметам обучения, что решил впервые “похулиганить”: на одном из листов он нарисовал себя. Чернила забавной кляксой окрасили его волосы в черный цвет, но так ему даже больше понравилось. Рисовал себя и того ужасного монстра, что мучил мальчика еженощно во снах. Монстра, что делал ему во сне настолько больно, что даже просыпаясь Бонт чувствовал боль… то в сломанном во сне позвоночнике, то в пробитой копытом чудовища голове, то… болело все и почти всегда, стоило ему проснуться. Торендо умел усмирять эту боль и потому в детстве часто прилетал к Бонту… раньше улыбка Торендо казалась ласковой и искренней, но чем старше подросток становился, тем больше понимал, что что-то не так в этой улыбке… и со временем стал сторониться советника. Бонт умеет ждать, ведь чем старше он становился, тем реже становились визиты серафимов, и тем строже становились архангелы, охраняющие дверь в его комнату: последние десятилетия они даже перестали ему приветливо улыбаться… но тем менее виноватым себя чувствовал Бонт, когда в очередной раз пытался ускользнуть из своей комнаты и покинуть башню. Со временем эти попытки стали его любимой игрой, которая, к сожалению, всегда заканчивалась проигрышем… и, возможно, Бонт бы даже перестал в нее играть, если бы не сны-видения. Видения о прекрасной темноглазой девушке, что высоким приятным голосом зовет его по имени, стоя на три ступени выше него. Зовет и пугается. Пугается, но принимает его… сложно сказать, но он чувствует, что она рада их встрече. Бонту лишь остается продолжать эту игру и ждать, когда на лестнице мимо него пройдет девушка, забавно “пружиня” длинными черными кудрями, и развернется, позвав по имени. Бонт умеет ждать, но почему сейчас, когда он наконец-таки встретился с этой, внешне совсем не похожей на ту, что он видел во снах, но душой столько же прекрасной… почему сейчас, эти часы, минуты, секунды кажутся куда как более долгим ожиданием, чем все те десятки, сотни, тысячи лет, что он ожидал их встречи?***
Маль устал ждать. Три тысячи лет не уставал, а тут… устал. Амелия слишком добра и упряма: даром, что думает на языке тьмы — будучи призванной темным творцом, Шепфамалумом, из какого-то неизвестного Малю мира — почему-то является слишком доброй и заботливой. Способ ожесточить девочку Маль придумывает до глупости простой, но оттого не менее действенный: пару “злых” шепотков детишкам, что ее окружают, пару подсказок им же о том, как Вики Уокер расстроится, если порвать ее любимую старую игрушку, с которой не стал бы ходить ни один “нормальный” подросток. Разговоры о том, как было бы неплохо отомстить одноклассникам… как подрезать тормоза у школьного автобуса… То, что Ребекка еще в раннем детстве внушила дочери, чтобы та жила настоящим и думала о будущем чуть было не вышел боком: пришлось даже подзапариться и вновь “пошептаться” с одноклассниками Вики Уокер… месть его Амелии была прекрасна. Маль не без удовольствием смотрел глазами Бена Уокера на Вики. На то, как искусно Вики изображает шок, испуг и плачь, когда узнает, что школьный автобус с ее одноклассниками разбился во время школьной экскурсии… и видит в глубине ее глаз радость. Малю даже кажется, что ему приятно от того, как она отомстила за “смерть Тедди”… отогнав эту дикую мысль, демон продолжил ждать.***
Бонт устал ждать. Три тысячи лет не уставал, а тут… устал. Девушка из сна ведь должна вскоре обнаружить его “подарок”?… Почему весь день она даже не заглянула в сумку, куда он подкинул зеркальце, пока девушка, замерев в его объятьях, забавно принюхивалась к нему, будто ощутив какой-то новый и необычный запах. Как она его ощутила? Как что-то приятное? Поздняя ночь, но девушка так и не заглянула в зеркало. Первые часы ожидания Бонт сидел напротив большого зеркала, вмонтированного в старинный дубовый шкаф… в последние пару часов же начал нервно наворачивать круги по комнате. Спальня Бонта озарилась тусклым свечением от зеркала как раз в тот момент, когда он в очередной раз отвернулся, чтоб пойти в противоположный конец комнаты. — Наконец-то! — Разворачивается и кидается к зеркалу: полутемная комната, чуть в отдалении видно две кровати. Одна пустует, а на второй… — Ты… ты меня слышишь?! — При… вет? — Голос чуть осипший. Девушка моргает и щурится. Бонт впервые видит как кто-то просыпается и это выглядит… очень занимательно и красиво?… это определенно та же самая девушка, что он видел во снах, но почему тогда она выглядит иначе? Волосы — не черные кудряшки, а по-ангельски светлые и прямые, лишь коротенькие тонкие волосики на висках имеют легкую волну. Лицом отдаленно напоминает строгую Ребекку, серафима, которую Бонт видел мельком пару раз. Фигура будто не виолончель, на которой Бонт учился играть пару столетий назад, а песочные часы, которые доставали и переворачивали серафимы, когда приходили обучить Бонта какому-нибудь новому знанию. Даже глаза… Бонт понимал, что цвет глаз нельзя изменить и что в видениях всегда появляется девушка именно с темно-карими, почти черными глазами… но также он знал, что эта сероглазая заспанная красавица является той самой “Лией” из снов. — Ты должна мне помочь, кем бы ты ни была. — Отчаянно просит Бонт, надеясь, что девушка все-таки окончательно проснется и выслушает его… надеется и разглядывает. —Чт… какая помощь, ты о чем? — Девушка потирает глаза и спускает ноги с кровати. Бонт, глядя на длинные ноги, мысленно припоминает, что и ростом при личной встрече девушка была значительно выше, чем во снах. Наблюдать то, как сильно разнятся в ее случае сны-видения с реальностью было чем-то новым, диковинным и непонятным. — Помоги мне сбежать из башни. — Бонт делает небольшую паузу, стараясь понять, как девушка отреагирует на его слова, но та лишь молчит. Кажется, до нее только сейчас доходит, что происходящее не сон. Хмурится и поджимает губы. Опускает взгляд вниз, а затем резко, возмущенно, поднимает на него. Бонт не понимает, что ее разозлило, но на всякий случай улыбается. — Я не знал другой жизни. Только эти стены, эти старые кирпичи и лестницы, которым нет конца! Я родился в башне, и все это время меня держат здесь взаперти. Я не хочу никому зла. Только бы полетать немного, подышать свежим воздухом где-то в горах… я многого прошу? — Взволнованно тараторит, будто боясь, что его не услышат, не поймут… не примут. — … наверняка есть причины для твоего заточения?… — полуспрашивает, полуутверждает девушка, закутавшись в одеяло. Бонту обидно это слышать, но он понимает, что это все было ради его же блага… понимает, но все-таки хочет почувствовать. Полет, сильный ветер, дующий в лицо, аромат луговых цветов, ненавязчиво щекочущий нос, хруст снега под ногами и приятное прохладное покалывание от него… свободу. — Шепфа беспокоится за меня… но сотни тысяч лет существования не стоят и дня настоящей жизни. Молчит, чуть хмурится… а Бонт любуется этими эмоциями. Кажется, что “сквозь них” он вот-вот увидит ту — другую — “Амелию”. — Ты еще не определилась со стороной… в тебе дьявольского и ангельского ровно наполовину. — Нет… не вижу необходимости в этом. —Непризнанная забавно хмурится, почти тут же самодовольно усмехается… а Бонту не понятен ее настрой. Легкомысленный ответ девушки поражает, как можно не понимать, что это плохо? — Это опасное сочетание. — Предостерегает. — Из-за Мальбонте? — Вновь усмешка и самодовольство. — Да… — Бонт оглядывается, боясь, что архангелы за дверью могут услышать это запретное, почти что ругательное слово “Мальбонте”. — И какую сторону мне стоило бы принять? — Непризнанная совсем проснулась и, оперев локти о колени, устроилась удобнее. — Ангелов, конечно. — Ответ не может быть иным. — Почему? — Чуть наклоняет голову на бок и сощуривает глаза. Бонту кажется, что в этот момент девушка выглядит точно хитрая лисица из сказок, что он читал в детстве. Девятихвостая лисица, способная похитить душу человека… наглая и хитрая Лиса Патрикеевна, использующая наивность волка… Бонт отзеркалил движение головы девушки, стараясь изобразить тот же прищур. — Шепфа не доверяет демонам. — Ты видел когда-нибудь демонов? — Искренний интерес. — Нет. Ты первая. — Но я не демон. — Пожимает плечами, чуть выпрямившись, будто пытаясь продемонстрировать, что не является демоном, но ведь… — …наполовину демон — все равно демон… как тебя зовут? — Аме… лия. — Амелия… — Бонт будто пробует ее имя на вкус, впервые произнеся его вслух, неосознанно использует сокращение, которым обращался к ней во снах. — Я, кажется, тебя помню… Лия.