В тихом омуте

Лежа на татами, Риндо просто смотрел в потолок, пока в наушниках грохотала музыка. Брат ушел готовить ему ванну, а значит, у младшего Хайтани есть немного времени, чтобы прийти в себя – Риндо честно хотел заняться разборкой вещей, но сейчас его спортивная сумка сиротливо стояла в углу комнаты, даже не открытая. Комната, кстати, была уютная: татами, письменный стол, высокий шкаф и широкое окно, с видом на домашний сад. А еще только здесь висела единственная во всем доме картина – Риндо не был уверен, но на первый взгляд ему показалось, что на холсте изображено озеро Тихое на закате. Для себя он решил удостовериться в этом, как будет возможность. Но пока младший Хайтани просто лежал без сил. Степень его усталости достигла предела: Риндо даже не мог переключить на телефоне песню, которую не хотел слушать. Усталость была скорее эмоциональная, а не физическая. Слишком много всего свалилось на голову в один момент, а ведь еще только неделю назад Риндо пережил похороны отца. Перед глазами проносились картинки – мост через широкое озеро, пейзажи деревни, родной, хоть и забытый дом. Младший Хайтани убеждал себя, что думает обо всем сразу, но на самом деле в голове было только одно. Ран. Встреча с братом будто бы разошлась по телу младшего, как удар электрическим разрядом – даже сердце после этого стало биться чаще. Никогда прежде Риндо не встречал кого-то такого же необыкновенного, как Ран: а еще он никогда не чувствовал ни с кем такой особенной, тонкой связи – младшему Хайтани в голову даже пришла абсурдная мысль. Возможно, во все те ночи, когда он ворочался в кровати и не мог уснуть, ощущая себя не на своем месте, Ран лежал на своем татами и тоже думал о нем. Хотелось спросить так много, наверстать упущенные годы, попытаться вспомнить хоть что-то. Но пока Риндо ощущал только растерянность и смятение. Ему предстоит заново познакомиться с родным братом, как с чужим человеком – Ран принял его так радушно, а ведь ему должно быть обидно, что их общие воспоминания теперь хранятся лишь у него одного. Прямо сейчас Риндо бы отдал все, только бы туман в голове рассеялся. И все-таки… Ран такой невероятно красивый. Про таких говорят – не от мира сего. Он как будто на своей волне, вдали от мирской суеты: и при всем этом в старшем Хайтани магическим образом сочетается детская непосредственность и что-то властное, холодное. Брат казался Риндо многогранным драгоценным камнем – и каждая его грань переливалась разными цветами. Интересно, какими были их отношения в детстве? Как они проводили дни, чем любили заниматься, о чем говорили? В голове Риндо проплывала одна картинка за другой: он пытался представлять их с Раном детство и сам не заметил, как начал засыпать. Пришел в себя младший Хайтани, только когда почувствовал на себе внимательный взгляд – в комнате никого не было, но теперь кто-то смотрел на Риндо почти в упор. Резко выдохнув, он сел и вынул наушники из ушей. Сердце отчего-то колотилось, как бешеное, кончики пальцев дрожали, и младший Хайтани обернулся к двери и тут же вскрикнул: потому что в комнате был кто-то еще. Однако через мгновение после этого раздался второй крик – на этот раз женский. Медленно до Риндо доходило, что его внезапным гостем оказалась Эмма: и он так напугал ее своей реакцией, что она и сама закричала от неожиданности. – Ну ты чего так вламываешься неожиданно, – младший Хайтани выдохнул и откинулся на подушку. – Ты бы хоть постучала. – Если бы ты не врубал музыку на полную громкость, то услышал бы, как я стучала несколько раз, – Эмма легко парировала этот выпад, а потом устроилась в кресло, подогнув одну ногу под себя. – И вообще чего так пугаться, как будто к тебе вломился маньяк? – Да просто неожиданно это было, – эти слова Риндо буркнул себе под нос, но потом виновато вздохнул. – Ладно, прости. Слишком много всего для одного дня. Ты что-то хотела? – Только зашла спросить, как ты, – Эмма откинула с лица светлые волосы и посмотрела на парня с искренним волнением. – Если хочешь о чем-то поговорить, то говори. Сам знаешь, как вредно держать в себе. Невольно Риндо улыбнулся. Эмма была настоящим фанатом психологии, ментального здоровья, тренингов по выражению эмоций – и младший Хайтани был искренне благодарен ей за заботу. Несмотря на непростую судьбу, когда один ее старший брат попал в тюрьму, а другой в психиатрическую лечебницу, Эмма все равно никогда не теряла своего оптимизма и жила вместе с пожилым дедушкой, о котором сама заботилась. – Поговорить хочу, но не знаю, о чем, – Риндо вздохнул и невольно начал теребить в руках шнурки от капюшона толстовки. – Как будто бы чувствую вину перед Раном… За то, что ничего не помню и даже не знаю, о чем с ним говорить. – Ну ты ведь не специально все забыл, и я уверена, что твой брат это понимает, – Эмма задумалась, подбирая слова утешения. – Сейчас он для тебя, как посторонний человек. Вам нужно время, чтобы узнать друг друга заново, найти точки соприкосновения. – Да но… Риндо замолчал, не зная, как донести до девушки свои чувства. Он как будто бы и сам не понимал их до конца – это было странно, но даже после пары часов знакомства Ран значил для него слишком много. Мозг младшего Хайтани еще противился, но душа болезненно тянулась к этому человеку: как будто их сердце было разделено пополам и теперь пыталось восстановиться. Объяснить, как можно чувствовать так много к человеку, который для тебя почти незнакомец, не выходило, и Риндо только удрученно закрыл глаза. Поколебавшись, Эмма вдруг встала с кресла и сделала шаг вперед, будто хотела подсесть на татами к младшему Хайтани. В этот момент за окном вдруг раздался раскат грома: он был таким мощным, что даже стекло задрожало. По подоконнику бешено забарабанили капли дождя. От неожиданности Эмма вскрикнула, и даже Риндо вздрогнул – совсем недавно светило солнце, откуда могла налететь такая гроза? В этом ливне и затянувших небо тучах как будто было что-то мрачное, почти зловещее, и младший Хайтани поспешно повел плечами, прогоняя эти глупые мысли. Смена погоды – самое обычное явление летом. Стоило немного прийти в себя, как в комнате снова раздался громкий стук. На этот раз дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену и полетела в обратную сторону, но ее придержали ногой. Скрестив руки на груди, на пороге комнаты стоял Ран. Только в этот раз он выглядел совсем иначе – брови старшего Хайтани сползлись к переносице, отчего его взгляд стал тяжелым, как свинец. Губы Рана были плотно сомкнуты, челюсти сжаты, даже черты лица заострились: как будто он был в крайней степени гнева. – Я ведь просил тебя прийти через пятнадцать минут, когда ванна будет готова, – Ран почти процедил это, в упор глядя на брата. – Почему ты не пришел? Растерявшись, Риндо взял телефон. Черт, он так потерялся в своих мыслях, а потом еще Эмма пришла – младший Хайтани просто потерял счет времени и не заметил, что прошло уже больше получаса. – Прости, просто мы… – Риндо вдруг понял, что оправдывается, как маленький ребенок. – Мы заговорились, и я даже не видел, что… – Ты обещал, что придешь, – теперь голос Рана почти дрожал от обиды. – Разве можно давать обещание и не выполнять его? – Прости, – младший Хайтани снова повторил свои извинения, не зная, что сказать еще. – Я… Мы… Мы же можем пойти сейчас? Вода ведь не остыла? От поведения брата Риндо совсем растерялся: еще полчаса назад Ран был таким спокойным, мягким – и вдруг он буквально метает молнии своими глазами, даже радужка которых будто потемнела. Совсем как ребенок, который в одну минуту спокойно играет со своими игрушками, а уже через мгновение льет слезы, потому что не может достать солнце с неба. Этот образ совсем не вязался с элегантным тонким юношей с легкой походкой – как будто сейчас перед Риндо был совсем другой человек. Эту неловкую атмосферу нельзя было не почувствовать. Пробормотав что-то, Эмма поспешила покинуть комнату – в дверной проход она буквально протискивалась, чтобы не задеть старшего Хайтани даже случайно. – Я взял с собой полотенца, – Риндо сделал шаг в сторону своей сумки с вещами. – Так что еще секунда, и я готов. – Я дам тебе наши, – голос Рана был все таким же прибирающим до костей. – Пошли. Не дожидаясь брата, старший Хайтани сразу же развернулся и скрылся в коридоре. Дождь стучал по подоконнику все с той же бешеной силой, будто сейчас проломит окно, и Риндо бросил последний взгляд на улицу, где ветер яростно расшвыривал ветки деревьев и листья, после чего поспешил за Раном. В коридоре было темно и тихо. Полоски света пробивались только из-под дверей, где остановились гости дома – снизу слышалось едва различимое бормотание телевизора. Чуть впереди старший Хайтани шел с прямой спиной, даже не оборачиваясь: Риндо все еще чувствовал повисший между ними холод, но не знал, что делать. Не мог же брат обидеться на то, что он заболтался с Эммой? В лучах закатного солнца дом показался Риндо уютным и обжитым, но сейчас, когда в углах сгустилась тьма, младшему Хайтани вдруг стало не по себе. Тряхнув головой, он попытался прогнать эти мысли и намеренно непринужденно спросил: – Может, включим свет? Ответа Риндо не получил: брат даже не отреагировал на его слова, словно и не услышал вовсе. В такой тишине они зашли в наполненное горячим паром помещение – здесь пахло хвоей и лавандой. Ран щелкнул выключателем, зажигая свет: братья стояли в уютной ванной комнате, стены которой были полностью выложены деревом. Сама ванна была высокой и круглой, как большая бочка: рядом была приставлена лесенка, чтобы удобнее было заходить, а напротив на стене висело зеркало, запотевшее от пара – однажды Риндо с друзьями ездили на горячие источники, и эта комната напомнила ему парильню. Даже сейчас Ран не сказал ни слова. Пока младший Хайтани с интересом осматривался, он просто молча вышел, хлопнув дверью. Риндо тут же озадаченно обернулся, но в ванной он уже остался один – ощущение неловкости давило на плечи, и младший Хайтани ощущал себя виноватым, хотя и сам не понимал, за что именно. Нужно будет обязательно поговорить с Раном после: нельзя начинать знакомство с недомолвок. Эта мысль помогла Риндо немного успокоиться, и он еще раз осмотрел небольшую ванную: на скамейке в углу были сложены полотенца, чуть дальше стояли шампуни. Младший Хайтани намеренно рассматривал их слишком долго – хотелось оттянуть момент, когда нужно будет подходить к ванной. Все-таки это тоже… вода. Стоило подумать об этом, как Риндо разозлился на собственную слабость. Он сам хотел начать новую жизнь с родными и избавиться от глупых страхов прошлого, а теперь трясется перед обычной ванной. Решительно поднявшись, младший Хайтани стянул с себя одежду и аккуратно сложил ее на скамейке – в голове снова проскользнуло, что это место из его детства. Как же сильно Риндо хотелось все вспомнить, ощутить себя дома, найти свое место. На поверхности воды плавала ароматная пена и лепестки каких-то цветов: Ран так старался подготовить ванну, а Риндо потерял счет времени и забыл прийти – теперь понятно, почему брат так разозлился. Обязательно нужно будет перед ним извиниться. С этими мыслями младший Хайтани осторожно погрузился в воду. Температура была идеальная: не слишком горячая, но и не остывшая – пена приятно касалась кожи, от пара и запаха благовоний кружилась голова. Откинувшись на бортик, Риндо прикрыл глаза. Впервые за день он будто на самом деле осознал происходящее – это его дом, его настоящая жизнь, его семья. Пока младший Хайтани не знал, что делать дальше: остаться жить здесь, предложить Рану переехать в Токио – пока все это было далеко и сложно. Хотелось насладиться моментом. Прочувствовать упущенные мгновения жизни. Ощутить себя в кругу близких. За этими мыслями Риндо не заметил, как начал засыпать. Тело расслаблялось, и младший Хайтани смутно еще понимал, где находится, но сознание уносилось куда-то далеко. На грани этого состояния Риндо вдруг понял, что не может даже пошевелиться: его парализовало холодом. Сон сразу же прошел. Младший Хайтани попытался сесть, но тело не подчинялось: вышло только перевести взгляд в сторону. Тогда же Риндо осознал, что рядом с ним кто-то стоит – он видел тень боковым зрением, ощущал чужое присутствие, но не мог даже повернуть головы. Страх быстро перерастал в панику: младшему Хайтани было так жутко, что он бы обязательно закричал, если бы все конечности не парализовало. Неожиданно он понял, что картинка вокруг тоже изменилась – стены ванной остались прежними, но теперь на них появились странные тени: очертания деревьев с… повешенными людьми. Риндо был уверен, что видит именно это. Фигуры шевелились, раскачивались, тянулись к шеям, пока листья на деревьях подрагивали, словно пытаясь скрыть эту жуткую картину. Со всех сторон Риндо слышал шепот. Тени молили его о помощи, хрипели, корчились в петлях, но младший Хайтани не мог ничего сделать: он вдруг понял, что и сам не может дышать. Страх быстро перерос в неконтролируемую, животную панику, и именно это помогло Риндо немного пошевелиться. С огромным трудом он приподнялся, опираясь на бортики. Теперь младший Хайтани видел зеркало – когда он заходил в ванную, оно было запотевшим, но теперь Риндо отчетливо различал свое отражение и… две синеватые руки, которые тянутся из воды и сжимают его горло. А уже через секунду после этого Риндо с силой дернули вниз, и его легкие заполнила вода. *** – Риндо! Риндо, очнись! Придя в себя, младший Хайтани первым делом увидел обеспокоенные лавандовые глаза. Раздался всплеск, и Ран на удивление легко для своей хрупкой комплекции вытащил его из ванны и опустил прямо на пол, тут же усаживаясь рядом – лицо старшего Хайтани было бледным от испуга. – Риндо, что случилось? – голос Рана дрожал от волнения, а сам он сжимал плечи брата с такой силой, что на чужой коже уже остались отпечатки его длинных пальцев. – Почему ты кричал? – Висельники, – жадно дыша, Риндо прошептал эти слова, панически оглядываясь. – Их было много. И все звали меня. А потом эти руки… – Риндо, о чем ты говоришь? – старший Хайтани в недоумении следил за взглядом брата. – Какие висельники? Постепенно Риндо приходил в себя. Стены ванной были все теми же, никаких деревьев и уж тем более теней повесившихся на них людей – ничего не изменилось с того момента, как он погрузился в воду. Но Риндо даже сейчас помнил тот жуткий шепот, фигуры в петле и руки на своей шее… Он помнит, как задыхался, как его тянули под воду. – Прости, – младший Хайтани закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. – Прости. Опять этот дурацкий приступ паники. Это все из-за аварии и… – Аварии? – Ран приподнял бровь. – О чем ты говоришь? – Ну… – от растерянности Риндо даже забыл, с какой силой в его груди сейчас колотится сердце. – Авария… Когда наша машина вылетела в озеро. Очень хотелось добавить – «и я считал, что ты погиб», но младший Хайтани просто не смог этого произнести. Зато он вдруг осознал, что сидит на полу абсолютно голый, пока брат придерживает его за плечи: щеки Риндо вспыхнули, а Ран, словно прочитав его мысли, тут же протянул полотенце. Руки младшего еще подрагивали после приступа, но он сумел подняться и обмотать полотенце вокруг бедер. Торс Риндо покрывали капельки воды, а на его лице застыло растерянное выражение, как у домашнего котенка, который оказался на улице и теперь не знает, куда ему идти. Уголок губ Рана вдруг приподнялся в едва заметной улыбке. – Пойдем в комнату, – старший мягко коснулся чужого локтя, словно успокаивая. – Тебе нужно прийти в себя. Риндо в ответ только слабо кивнул. Теперь ему было стыдно за очередной приступ и то, в каком виде он предстал перед братом в первый же день знакомства. А вот Ран теперь снова казался спокойным, почти довольным: ни следа от его злости полчаса назад. Голова Риндо кружилась от количества возникших вопросов. – Неужели не было никакой аварии? – младший спросил это, как только они пересекли порог комнаты. – Что тогда произошло? Почему папа сбежал. Сначала Ран заставил брата переодеться, тактично отвернувшись к окну, а потом уложил его на татами и сам устроился в кресле, в котором до этого сидела Эмма. Только после этого старший Хайтани рассказал, как в один день отец просто забрал Риндо и сбежал с ним, пока Ран с матерью ходили на рынок в соседнюю деревню. Не было ни объяснительной записки, ни каких-либо предпосылок: глава семейства скрылся с младшим сыном, не оставив даже адреса, где их можно будет найти. – Мама после этого места себе не находила и сильно заболела, она почти перестала разговаривать, – Ран опустил голову, и даже его голос стал тише, словно пересказывать события десятилетней давности до сих пор было больно. – Мы обращались во все муниципальные службы, и я сумел добыть твой адрес в Токио, я писал письма, но ты не отвечал… А приехать было просто не на что, да и я даже не был уверен, что ты до сих пор живешь с отцом. – Мне так жаль… – Риндо прошептал это дрожащими губами, ощущая, как чужая боль проходит и сквозь него тоже. – Он никогда не говорил мне правды, и я верил, что вы с мамой погибли. Я бы так хотел вернуться в прошлое и все исправить, расти с тобой… До этого Ран сидел с низко опущенной головой, но теперь он перевел свой взгляд на брата – глаза старшего будто бы сияли мягким, успокаивающим светом. Как лавандовое поле на рассвете. Он разглядывал Риндо, чуть улыбаясь, и тому казалось, что этот момент едва ощутимо отдается в памяти: младший чего-то боится, но смотрит в лицо Рана, и все невзгоды уносятся. Вместе они справятся с чем угодно. – Не нужно желать о лучшем прошлом, ты ведь уже не можешь ничего изменить, – говоря это, Ран склонил голову и собрал волосы на затылке, а затем сразу же распустил, чтобы светлые пряди рассыпались по его плечам. – Давай лучше думать о будущем. Ведь теперь мы вместе. Сразу после этих слов старший Хайтани вдруг встал и подсел на татами к Риндо. Сложив ноги по-турецки, Ран устроился напротив брата и оперся о собственные колени. Какое-то время они просто сидели, глядя друг на друга, и Риндо отрешенно подумал, что глаза старшего напоминают ему калейдоскоп – цвета радужки все время переливаются, вращаются и будто затягивают в свой омут. Этот вид настолько заворожил Риндо, что он даже не понял, в какой момент брат потянулся к нему и прижал к себе. Ран обнимал младшего, устроив его голову на своей груди – гладил по волосам, спине, пальцами проходился по выпирающим под толстовкой позвонкам. И Риндо в этих объятьях чувствовал себя… дома. Исчезли все страхи, растворились переживания – даже сковывающая грудную клетку тяжесть теперь превратилась в приятное волнение. – Ничего страшного, что ты не помнишь, – Ран шептал это на ухо брата, словно убаюкивая. – Я буду рассказывать тебе, сколько потребуется. Я верну тебя домой, мой милый Риндо. Риндо и сам не уловил момента, когда начал засыпать в чужих объятьях. Все его тревоги унеслись куда-то далеко, и остался только голос Рана у самого уха и его размеренное дыхание. Перед тем, как провалиться в сон, младший Хайтани успел подумать лишь об одном. А ведь гроза на улице закончилась. *** – Пф, вот так и дружи с людьми, – Харучиё закатил глаза, стоя у двери Коко и Инуи и прислушиваясь к охам и ахам из комнаты. – Променял меня на секс. Я тебе это еще припомню. Несмотря на произнесенные слова, Санзу довольно улыбнулся, сверкая брекетами: без Коко ему достанется больно клубничного ликера, который Сенджу подарила ему на недавний день рождения. А еще в комнате он уже выкурил припасенный с собой косяк, поэтому сейчас Харучиё вообще ощущал себя самым счастливым человеком на планете. Хмыкнув, он направился к лестнице, напевая себе под нос. Его совсем не смущала вязкая темнота и тишина, в которую погрузился дом – даже монотонное жужжание телевизора внизу смолкло. Все это казалось Санзу вполне логичняым: ведь время приближалось к трем часам ночи. На улице он довольно потянулся, выгибаясь в спине, как кошка. Летом ночи еще были жаркими, но из-за прошедшей грозы на улице ощущалась прохладная свежесть: Харучиё оделся в короткие домашние шорты и футболку, поэтому его кожа тут же покрылась мурашками. – Похуй, сейчас согреемся. Устроившись на ближайшей к дому деревянной скамейке, Харучиё открыл ликер и отпил его прямо из горла. На языке осталась сладость, горло обожгло алкоголем. Санзу запрокинул голову и смотрел в небо – нигде в деревне не горел свет, не было даже фонарей, поэтому звезды сейчас сияли особенно отчетливо. Пахло дождем и лесом, деревья шелестели на ночном ветру, и Харучиё подумал, как все это необычно: настолько тихо, что слышишь даже собственные мысли. – Надо записать тик-ток, – именно это Санзу услышал в своей голове. – Спорим, это будет первый тик-ток в деревне Тихая? Пиздато, буду первопроходцем. Оставив бутылку на скамейке, Харучиё встал и достал из-под резинки шортов собственный телефон, быстро открыв все нужное. Перед отъездом у него как раз была идея, которую он не успел воплотить. Санзу оглянулся, критично оглядывая фон за спиной: кусок дома Хайтани, улица, ведущая к озеру и густые кусты, из которых слышно стрекотание цикад. Подойдет. – Айм ёр фьюче ловер… Талагха бам наоуи Напевая, Харучиё принялся танцевать, не заботясь о правильности произношения – корейского он все равно не знал. Эта песня полюбилась Санзу уже давно, и движения он помнил наизусть, но из-за косяка и опустошенной уже на половину бутылки его все время заносило в сторону. Приемлемо получилось только с пятого дубля: там он даже улыбается в камеру, почти как Чон Соми. Завалившись на скамейку, Харучиё довольно пересматривал собственные танцы. – Завтра отредачу и выложу, – привычка говорить с самим собой у Санзу появилась еще давно. – Жаль, что взял мало травы. Интересно, тут можно купить дурь? – Возьми, вот это. От удивления Харучиё едва не выронил телефон. Говоря вслух, он не ожидал, что получит ответ. Оторвавшись от экрана, Санзу медленно поднял голову и едва не заорал от ужаса: прямо перед ним стоял бледный мальчик с вытянутой рукой. Учитывая контекст в виде ночи, пустынной деревни и тишины вокруг, Харучиё уже почти поверил в призраков, но тот он разглядел ребенка получше: его светлые волосы были заплетены в косички, а глаза поблескивали фиолетовым. Мальчик выглядел, как Ран Хайтани, который вдруг омолодился на десять лет. – Как тебя зовут? – Санзу с подозрением прищурился, светя фонариком в бледное лицо. – Ран, – ребенок даже не попытался заслониться от яркого света. – Тот самый что ли? – А ты думаешь, у нас в деревне всех детей называют Ранами? От язвительного ответа мальчика Харучиё только расхохотался: это же надо так накуриться, чтобы привиделась маленькая копия брата друга – трава точно была отменной. Запоздало Санзу вспомнил, что этот мини Ран протягивал ему что-то. На детской ладони лежало три круглые таблетки. – Что это? – Дурь, – когда это слово говорил ребенок, становилось еще смешнее. – Ты ведь хотел. Возьмешь? – Возьму ли я что-то у привидевшегося мне после наркоты малыша? – Харучиё снова рассмеялся, разглядывая крупные звезды на небе. – Я что, идиот? Конечно, возьму. Ран ссыпал таблетки в чужую руку молча, и Санзу довольно сунул их в карман шортов, после чего сразу потянулся к бутылке, чтобы сделать еще глоток. Когда он снова посмотрел перед собой, мальчика рядом уже не было.