Маленький принц и колючий цветок

Среда выдалась правда тяжелой. Сразу после пар все, кто работал над фильмом, собрались в главном корпусе в той самой студии с хромакеем, которую упоминал Феликс и которую зарезервировал для них Чан. Они уже потратили несколько часов на то, чтобы отснять начало — ту часть, для которой пока хватало одного Минхо. Здесь была показана повседневная жизнь главного героя на его планете — одинокая, однообразная и начинающая казаться бессмысленной. Каждый день он повторял одно и то же: чистил планету, наблюдал за закатами и мечтал о чем-то большем. Пока все шло как по маслу: главный актер отлично справлялся с ролью, а в глазах его так убедительно отображалась тоска, перемешанная с надеждой, что Чанбин не мог перестать разбрасываться комплиментами. Вместе с Чаном они раздавали понятные и четкие указания. Хенджин помогал с гримом и занимался подбором одежды: так на Минхо оказалась надета светлых тонов летящая шифоновая рубашка с такими же светлыми брюками, красный длинный шарф, который делал их современного героя больше похожим на книжного, и длинная серьга со сверкающей звездочкой на конце. Спорить было бесполезно. Если в видении Хенджина присутствовала эта сережка и немного подводки для глаз, Минхо оставалось только смириться и думать о своей части работы. Был в студии и Феликс, который обеспечивал советами по работе с хромакеем и, оказывается, отлично справлялся с камерой и знал, какие настройки лучше выбрать под данное освещение, под общий или крупный план, поэтому помимо прочего, вместе с Чаном стал еще и оператором. Джисон же сидел чуть в стороне от всех и просто тихо наблюдал за происходящим — ему нужно было понять, как именно они снимают, проникнуться атмосферой фильма, чтобы доработать свои музыкальные черновики и сопоставить музыку с общим настроением картины. Вот только сразу после съемок первой части начинались проблемы. Далее по сюжету должен был появиться Чанми, человек, который бы олицетворял собой розу из книги. В их версии это был некто, прилетающий на планету принца, некто, кто был бы ему единственным другом, кто спас бы его от одиночества, но тот, с кем непонимание и неумение выстраивать отношения станет настолько велико, что Маленький принц решит покинуть свой дом, чтобы отыскать счастье и настоящих друзей на других планетах. Проблема была в том, что кроме Минхо, они так и не нашли других актеров. Дальше — хуже, потому что герою на пути должны были встречаться еще и жители других планет, а затем еще и кто-то, кто будет воплощением лиса, а одного актера для этого явно недоставало. В итоге после долгих обсуждений и споров было решено использовать даже тех, кто от актерского мастерства крайне далек. Например, была предпринята попытка сделать Чанми из Хенджина и хотя бы отрепетировать сцены с ним. Он даже неплохо справлялся, вот только каждый раз, когда начиналась драматическая сцена ссоры, он, стоило ему взглянуть в глаза Минхо, начинал хохотать без причины, за что тут же был лишен роли. Чанбин и Чан по общему мнению не попадали в типаж, тогда попробовали Феликса, однако его акцент делал происходящее совсем уж странным. — Пусть Джисон попробует сыграть Чанми! — устало протянул Минхо, вымотавшись после целого дня учебы и часов съемок и репетиций. — Все равно сидишь там без дела! — У меня вообще-то своя работа есть! Почему я должен делать то, в чем совершенно не разбираюсь? Время было уже позднее, сил ни у кого не осталось, и, конечно, немудрено, что в интонациях их звучало все больше раздражения и нетерпимости. — Может, потому, что у других не получается? Потому, что мы команда и должны вместе решать проблемы? — А может, это не у них не получается, а ты так плохо играешь, что любая сцена выходит нереалистично? У Джисона на удивление хорошо получалось заставлять Минхо не просто злиться, а буквально кипеть от ярости, так что в глубине карих глаз разгорался огонь. В своей красивой одежде принца, с легким нюдовым макияжем и миленькой сережкой в ухе Ли уже несся к противному мальчишке, опять пребывающем в своем репертуаре, чтобы начать лупить его своим красным шарфиком. — Я плохо играю?! Я?! Я тебе покажу, как я плохо играю, Хан Джисон. Ты возьмешь свои слова обратно, или я… — Так, стоп, стоп, стоп, — вовремя подошел Чан и встал между ними, спасая Хана и шарфик, — в этом споре нет никакого толка. Мы все устали, и нам надо отдохнуть. А завтра все равно присоединится Сынмин. Не хотел говорить раньше времени, но он ведь актер, возможно, получится что-то придумать с ним. — Какого черта, хен? — не унимался Минхо. Все присутствующие обратили взгляды на старшего. — Вчера он постучался ко мне в комнату. Вежливый такой, серьезный, даже поклонился. Будто на собеседование пришел. Сказал, что если мы с Бином позволим, он хотел бы попробовать принять участие в нашем фильме. Спросил об удобном для нас времени, чтобы показать свое портфолио — оно у него, оказывается, есть — продемонстрировал проекты, в которых уже участвовал в школе. Такой подход… это впечатляюще. — Пусть придет завтра, попробует, — добавил и Чанбин, — парень и правда неплох. — Что ж, — Минхо сложил руки на груди, — другого выхода у нас нет. Наконец на сегодня решили закончить. Они так долго работали над фильмом, что на улице уже давно стемнело, а кроме редких шумных компаний, столпившихся вокруг свободных лавочек, никого не было. Когда они дошли до общежития, Чан с Чанбином уехали на свои этажи, Хенджин с Феликсом как-то совсем незаметно отстали от остальных еще снаружи, а потом, крикнув, что пойдут еще прогуляться, снова ушли в неизвестном направлении. Минхо с Джисоном совсем некстати остались наедине. Старший, казалось, своей обидой, безмолвной и до сих пор не померкшей, делал сам воздух в комнате разреженным. Еще чуть-чуть, и здесь образуются грозовые тучи с ледяным дождем. Сам Джисон насупленным молчанием никак не помогал и, чтобы избежать неловкого пребывания в одном помещении, ушел на кухню. «Да что этот жалкий мышонок о себе возомнил?» — мысленно возмутился Ли, глядя с неприязнью со своей кровати на закрывшуюся только что дверь. Он помнил, что месть подают холодной, но слишком горячо было собственное негодование. Что теперь, позволять всяким малолеткам грубить, а потом даже не извиняться за это? Ну уж нет. Минут через двадцать Джисон вернулся, и Минхо к этому моменту заставил себя хотя бы немного остыть. Как ни в чем не бывало он листал ленту в Инстаграме, лишь боковым зрением посматривая на зашедшего. Тот как раз собирался залезать на свою кровать, когда старший издал сдавленный звук. — Черт, — процедил он сквозь плотно сжатые зубы, схватился за сердце и, нахмурившись, замычал словно от сильной боли. Хан уставился на него в непонимании, так и держась за перекладину лестницы. — Ты чего? Но внятного ответа не последовало, и Минхо лишь продолжил сжимать футболку в области сердца да кряхтеть что-то невнятное. Лицо его покраснело, губы были плотно сжаты, а дыхание стало частым и поверхностным. Встревоженный, Джисон подошел к его кровати, осмотрел с испугом и аккуратно дотронулся до его плеча. — Эй, Минхо, что с тобой?! — забыв тут же про вежливость к старшему, обеспокоенно спросил он. — Больно… — только и выдавил тот. — Вот же блин, давай я вызову врача! — Нет, нет, — тяжело выдыхая, отказался Ли кое-как, — Хенджин знает, что делать… — Я позвоню ему! — Он может не успеть, надо… Минхо закашлялся, и все в лице младшего буквально закричало о панике. — Блять, просто скажи мне, что нужно сделать! — Нужно… — не закончив предложение, он скривился от боли, — нужно, чтобы… Губы его слабо задвигались в попытках что-то сказать, и Джисону пришлось наклониться ближе, чтобы хоть что-то расслышать. Не выходило. — Ну же, хен, скажи, что делать! — Нужно, чтобы… — хрипло выговорил старший, положил ладонь на шею склонившегося над ним Хана, заставляя его податься еще ближе, чтобы его ухо оказалось как раз около рта самого Минхо, и прошептал, — чтобы ты поцеловал меня. Джисон тут же отстранился, глядя на старшего растерянно, хмурясь, усердно пытаясь проанализировать сказанное. И пока этот сложный анализ не подошел к концу, Минхо схватил его одной рукой за предплечье, другой — за талию и потянул, буквально опрокидывая младшего на себя. Сам он не сдержался и захохотал таким громким и звонким смехом, которого Хан не слышал от него никогда раньше. А Хан в свою очередь разразился таким мощным потоком ругательств, которого от него еще не слышал Минхо. В добавок к отборному мату, младший еще и брыкался и бил хена кулаками в грудь, но ладони на его спине удерживали слишком крепко, пока их владелец продолжал во всю веселиться. Отсмеявшись, Ли ослабил хватку, чем Джисон попытался воспользоваться и дернулся в сторону, но его успели схватить за руки и все, что ему удалось — это выйти из лежачего положения и усесться на бедрах Минхо. Все попытки слезть с него заканчивались провалом. — Не отпущу, пока не признаешь, что я хороший актер, — глядя снизу вверх, старший расплылся в лукавой улыбке. — Ты — самый отстойный, противный, ужасный актер, которого я встречал! Говорил младший на повышенных тонах, сам заливаясь при этом краской. Минхо не смог сдержать смешок. — И много актеров ты встречал? — Отъебись, — после недолгого молчания буркнул Хан и снова попытался встать. Рефлексы Минхо были слишком чуткими, а реакция быстрой, и его пальцы в ту же секунду сдавили открытую под домашними шортами кожу на бедрах Джисона. — Ну признайся, — ядовито-сладко тянул он, — ты ведь поверил. — Нет, — упрямился младший, отвернувшись в сторону стены и развешанных на ней фотографий котов. — Не ври, — проворковал Минхо, а руки его медленно двинулись вверх по бедрам. Джисон и вовсе отказался участвовать в этом бессмысленном диалоге и решил молчать да старательно изображать невозмутимость. Но Минхо не собирался сдаваться так быстро, и, скользя по теплой коже, он подобрался к краю шорт и приподнял пальцем правой руки тонкую ткань. Дразнящими движениями он то заходил за край, то возвращался обратно. В эти секунды никто из них не говорил и слова, и оба немного завороженно наблюдали за действиями Ли, казалось, не понимая, что вообще к ним привело. — Будешь молчать? — нарушил тяжелую плотную тишину старший. — Не значит ли это, что ты не против, чтобы я продолжал? И, подняв внимательный пылающий взгляд на сидящего на нем человека, изучая каждую его, даже самую незаметную, реакцию, запустил теперь обе ладони под шорты младшего, сжимая стройные ноги, чувствуя, как сам теряет связь с реальностью, забывая, как и почему все это начал. Когда Джисон, очевидно, борясь с собой изо всех сил, прикрыл глаза и шумно вздохнул, сердце в груди Минхо затрепетало, как бабочка, беспомощно хлопающая крыльями, запертая в слишком тесной стеклянной банке. — Да мне все равно. Не буду я выполнять твои идиотские прихоти. Делай, что хочешь. — Правда? Что хочу? — спрашивал вкрадчивый мягкий голос, пока его обладатель провел еще раз вверх и вниз но ногам Джисона, а потом неспешно, уже поверх шорт двинулся выше, пока не достиг ягодиц и не сжал их в своих руках, выдыхая ставший чересчур горячим воздух из легких. Видно было, как Хан все пытается держать себя в руках и выглядеть совершенно безразлично, но когда руки старшего проникли под его футболку, повели нежно дальше, по пояснице, остановилось на талии, скользя по ней вверх и вниз, ресницы его затрепетали, а рот чуть приоткрылся, выдавая тот факт, что дыхание его участилось. Сам Минхо почти не верил в происходящее, в то, что этот парень, такой теплый, такой живой, сильный и хрупкий одновременно, сейчас был в его руках. Он чувствовал, что теряет контроль над своими действиями, как и чувствовал жар, что нарастая, скапливался внизу живота. Ладони его продолжали поглаживать талию, а большие пальцы слегка заходили на живот. Наблюдать за Джисоном было приятно. За тем, как он все хуже справлялся с собой, за тем, как глаза его заволакивало дымкой плохо скрываемого желания, и как он терялся все больше в происходящем. Минхо понимал, что в эти минуты и правда мог делать все, что вздумается, и хотел воспользоваться этой возможностью по максимуму, хотел заставить Хана откинуть даже остатки самоконтроля, увидеть его без многочисленных внутренних преград и сковывающих цепей самообмана. Тогда его руки покинули талию и двинулись по гладкой коже живота, одновременно нарочно задирая его футболку, чтобы полюбоваться открывшимся видом. Он всегда, почти с первого дня, считал фигуру этого парня красивой, и когда тот переодевался, порой Ли не мог не бросать на него короткие, чуть стыдливые взгляды. Он и не предполагал, что сможет наблюдать так близко красивые очертания талии, плоский животик, без кубиков пресса, как у каких-нибудь качков с плакатов восьмидесятых годов, но лишь с намеком на пресс и косые мышцы, с изящными линиями, что становились четче, когда Джисон начинал дышать чаще. Минхо буквально не мог оторвать от него взгляд, не мог остановить собственные руки, что бродили по его коже, с каждой секундой сходя с ума из-за его близости. Когда одна ладонь снова вернулась на талию, а вторая скользнула по низу живота, прямо возле резинки шортов, младший уперся руками в грудь Минхо с таким видом, будто кто-то заставлял его это делать, и невольно поерзал на нем, задевая пах, не подозревая, что вызывает в лежащем под ним волну приятных почти до болезненности ощущений. Легкий вздох сорвался с уст старшего, и он закинул голову назад. Руки его сами вернулись к ягодицам Джисона и, действуя почти самовольно, надавили, как будто умоляя его повторить это скользящее движение снова. И Джисон и правда повторил. Направляемые Минхо, его бедра подались снова чуть вперед и потом назад. А затем еще раз вперед и снова назад, касаясь его в самом чувствительном месте под проклятой тканью спортивных штанов. Было видно, что хоть он и проиграл бессмысленную войну с самим собой, Хан все еще пытался прожить этот проигрыш с остатками своей гордости, поэтому отчаянно кусал собственные губы, чтобы не испустить ни одного смущающего звука. Послышалось лишь негромкое «м-м», когда он снова приподнялся и опустился на крепких бедрах Минхо, зажмуривая глаза и цепляясь за его футболку. — Вот же блядство, — ругнулся он на выдохе и обратил прожигающий взгляд черных, как темнота за окном, глаз на старшего, — какой ты все-таки бесячий. — Не более бесячий, чем ты, — с трудом проговорил Ли и еще более властно надавил на ягодицы, усиливая их контакт, прижимая младшего плотнее к себе, двигая бедрами ему навстречу и воруя наконец у Джисона легкий вздох удовольствия. — Что, это все снова часть твоей игры? — слабо, но умудряясь сохранять свою фирменную недовольную интонацию, поинтересовался Хан. — Это ты мне скажи, — не останавливаясь, ответил Минхо, — ты же у нас хорошо разбираешься в актерской игре. — Естественно. Для тебя все это игра, не так ли? Тебе нравится просто издеваться надо мной. Мозг Минхо был чересчур затуманен, чтобы мыслить здраво или, тем более, фильтровать собственное слова. Слишком увлечен он был разглядыванием стройного тела на себе, закусанных губ и раскрасневшихся щек, да и напряжение, ослабляемое лишь их трением друг о друга, не помогало. — Нравится, — слишком легко признался он, проводя по ребрам Джисона вверх, изучая те сантиметры тела, что ему доступны, — нравится, когда ты без своих колючек, твоя реакция нравится. Нравится, когда ты такой. И не говори, что это не нравится тебе. — Нет, — тяжело дыша, ответил младший кое-как, не прекращая однако своих поступательных движений. — Врун, — слабо усмехнулся Ли и коснулся выпуклости на шортах Джисона, слегка поглаживая ее, от чего тот вздрогнул и снова издал короткий мычащий звук. — Заткнись. Сам не лучше. И, сказав это, Хан нарочно потерся задом по возбужденному члену Минхо. Из груди старшего вырвался тихий всхлип, а на лице младшего нарисовалась мстительная улыбка. Но она быстро сошла с его лица под натиском накатывающих ощущений. — Твою ж мать, — снова выпалил он. То, что они делали сейчас, было, конечно, приятно, особенно для Минхо, который предельно четко ощущал все даже через штаны, только вот Хану такого контакта было явно недостаточно, чтобы получить удовлетворение, и с каждой секундой он лишь больше распалялся, а розовый цвет на его щеках становился интенсивнее. Тогда старший вдруг потянул его на себя, а когда тот оказался ближе, положил одну руку на его спину, другой схватился за затылок и прижал вплотную к себе, тело к телу, так что теперь даже их возбужденные органы под одеждой соприкасались и терлись друг о друга. Все это казалось полным безумием, еще с утра Минхо не мог и предположить, что окажется в такой ситуации, но останавливаться было поздно. Да и, откровенно говоря, совсем не хотелось. В таком положении, когда ощущения усиливались столь откровенной близостью, ни у кого из двоих не осталось ни сил, ни желания издеваться или обмениваться колкостями. Даже те крохи выдержки, что пытался сохранить Джисон, его покинули, и он охотно подавался вперед, скользя по телу Минхо, пока сам Минхо, рвано выдыхая, прижимал его к себе, поглаживая нежную кожу шеи. Внутри все было словно натянуто до предела, дурацкая ткань одежды между ними начинала раздражать, и старший из последних сил, руководствуясь одним лишь одурманивающим желанием, обхватил Хана ногами, прильнув к нему до предела, пока горячее яркое чувство не вспыхнуло внутри него, и он не уткнулся в выглядывающий из-под футболки изгиб между плечом и шеей младшего, давя рвущиеся наружу вздохи, цепляясь одновременно напряженными пальцами за ткань на его спине, сминая ее. В этот же миг и Джисон на нем вдруг замер, над ухом Минхо послышалось его тяжелое горячее дыхание, так усердно сдерживаемое, что в конце концов он не справился с собой и сквозь плотно сжатые губы просочилось все же очередное «м-м», короткое и высокое, затем он зажмурился, и вскоре обмяк, налегая на человека снизу всем своим весом. Некоторое время они так и лежали, переплетенные друг с другом, разгоряченные, со слишком часто бьющимися сердцами. — Это просто пиздец, — сказал наконец Хан, приподнимаясь, — знаешь что, хен… — Мы снова вернулись к «хену»? А мне понравилось, когда ты назвал меня просто по имени, — вполголоса произнес Минхо, водя пальчиком по ноге младшего, и послал ему томный, с искорками озорства, взгляд. Его мозг все еще пребывал в красновато-розовом тумане, и он по-прежнему не думал, что говорит. Зато Джисон, видимо, быстро пришел в себя. — Я тебе не игрушка, чтобы делать со мной нечто подобное забавы ради, — отчеканил он и встал с кровати. Сразу же он направился к шкафу и стал выискивать чистую одежду и белье, пока Ли так и лежал, наблюдая за ним. Хотел бы он бросить в ответ что-то легкое и непринужденное, а может, наоборот как-то успокоить и приободрить младшего, но разум был в раздрае. Ему до сих пор было душно, он до сих пор не понимал, как так вышло, и в добавок чувствовал, что его штаны промокли, а это не придавало уверенности. Джисон вышел из комнаты, и вскоре в коридоре хлопнула дверь туалета. А Минхо так и не смог сказать, что произошедшее явно перешло для него за грань забавы. Кто же знал, что Хани, сидящий на нем верхом, так просто заставит его потерять голову и здравый смысл в придачу? Нет, это было мало похоже на игру. Еще меньше это походило на способ отомстить.