Маленький принц и колючий цветок

Вечер следующего дня Минхо, Джисону и Чану помог скоротать кинотеатр. Боевик, на который они за неимением выбора пошли, оказался той еще пакостью, зато зал был пустым, и они от души посмеялись над твердолобым главным героем. Вкусно перекусив и наболтавшись, они отправились обратно в общежитие. — Сколько времени? — встрепенулся вдруг Джисон. — Там же скоро начнется то шоу, ну, про парочки! Чан перевел заинтересованный взгляд с него на Минхо и обратно и спросил, пряча улыбку: — Что? Какое шоу? — Ну, то шоу… «Любовь за неделю», — потупив взгляд, пояснил Ли не слишком охотно, — мы как-то случайно начали его вчера смотреть. Надо же теперь узнать, чем все закончится. — А, ну д-а-а, д-а-а, — покивал Чан с важным видом. — Хочешь с нами? — уже стоя у лифтов, спросил Минхо, чувствуя себя немного неловко, что они оставляют друга одного, — это реально интереснее, чем ты думаешь! — Да нет, — старший многозначительно посмотрел на него, похлопал по спине и незаметно подмигнул, — идите без меня. И двое оставшихся снова разместились все в том же месте и включили все тот же канал. Кто бы мог подумать, что просмотр телевизора может настолько затянуть? Немного огорчало, что сегодня в общежитии было уже не так пусто, как вчера. Завтра снова начиналась учеба, студенты постепенно возвращались в свои комнаты, а в коридоре то и дело теперь звучали разговоры, раздавались звуки шагов или хлопали двери. Наверно, и их остальные соседи уже снова здесь. Стоило об этом подумать, как Минхо понимал, что хотел бы продлить эти выходные, получить еще хотя бы два таких спокойных денечка. Хотя бы один. Одно радовало: пока они дождались начала передачи, десяти вечера, почти все уезжающие успели разойтись по своим блокам, и теперь если кто и проходил мимо зоны отдыха, это были редкие учащиеся, направляющиеся в душевые. Уже неплохо. Шоу началось, и Минхо пришлось пересказывать, чем все закончилось вчера, пока Джисон кивал и возмущался несправедливым выбором одной из участниц. — Да ну, о чем ты?! — недоумевал старший от его слов, — она все правильно сделала, Хаджун же просто красавчик, ты посмотри на него! Но Хан, глядя на высокого парня с идеальной фигурой и большими глазами, лишь пожал плечами. — Я бы, наверно, выбрал его, — продолжая наблюдать за развитием событий, задумался Минхо, — а ты? — Никого, — буркнул младший. — Ой, да ладно тебе! Из всех парней и девушек ты бы никого не выбрал? — Не знаю. Хан опять прятался в свою ракушку, а Ли от ощущения собственного бессилия в попытках построить хотя бы один честный искренний разговор начинал испытывать не самые положительные эмоции. — Да прекрати, Хан-а! Я не верю, что тебя вообще никто и никогда не привлекает! Он и сам не знал, почему изнутри так разъедало это желание докопаться до младшего. Возможно, ему просто хотелось как-то углубить их отношения, перейти из разряда соседей хотя бы в разряд друзей, а дружба для Минхо значила не просто совместное времяпрепровождение да хихиканье над глупыми шутками. Для него дружба — это знать человека, видеть его душу и понимать внутренний мир. Дружба — это невзначай наведаться к Чану со вкусной едой, когда тот в очередную волну депрессии решит, что все, что он делает, ничего не стоит, и просидеть с ним полночи, просто разговаривая по душам. Выслушивать внутренние метания Чанбина в огромных голосовых сообщениях, когда ему понравилась девушка с курса, вместе часами строить стратегию ее завоевания, при этом даже не понимая ничего в девчонках. Это общаться, едва держась, чтобы не уснуть, с отчаявшимся после неудачно сданного экзамена Хенджином, когда тому вздумалось в три часа утра искать смысл в собственной жизни. Дружба — это когда парни собрались и буквально силком потащили Минхо в бар, оплатив всю еду и реку алкоголя, когда тот молча, лишь печальными глазами выдавая свою боль, убивался по тому, кто того совершенно не стоил. Открыть кому-то бронированную дверцу в свою душу и не побояться ступить в потемки чужой — настоящая редкость для Ли. Обычно все происходило как-то само, так, что он и не замечал, как начинал доверять человеку. С Ханом же было ясно — если не приложить усилия и самому не постучаться в такую же бронированную, как у него самого, дверь, они так и останутся лишь соседями, которые сегодня случайно оказываются в объятиях друг друга, а завтра строят из себя незнакомцев. Больше всего бесило то, что вышибать эту дверь тараном было ниже достоинства Минхо, да и вообще, он считал подобную настырность некрасивой и отталкивающей. Но и топтаться рядом, ничего не делая, в ожидании, что ворота в мирок Джисона откроются сами, тоже было неразумно. Далекий голос разума пытался докричаться, что, возможно, лучше и вовсе оставить эту затею, ведь это желание сблизиться отдает подозрительностью, но когда Минхо сидел так близко к Хану, его сердце говорило гораздо громче. Сам Хан, конечно, ничуть не облегчал задачу. — Не всех же привлекает все, что движется, — невесело усмехнулся он, складывая руки на груди. Минхо понадобилось две секунды, чтобы понять намек. — Меня не привлекает все, что движется, сколько раз тебе повторять! — вспылил он, явно недовольный руслом, куда поворачивал этот разговор. — Почему ты постоянно продолжаешь говорить обо мне подобное? — Ох, прости… — закатил глаза младший, что заставляло несколько усомниться в искренности его извинений, — но согласись, с моей стороны было логично так подумать после всех тех вещей, что ты со мной сделал! — Это все еще не значит, что я целуюсь и трахаюсь с каждым живым мужиком! — от обиды Минхо начинал хуже себя контролировать, и подогретые внутренним огоньком слова чересчур быстро вылетали из его рта. Больше всего его расстраивало и вместе с тем бесило, когда его считали поверхностным. — Заметь, я никогда не целовал Хенджина. Чана не целовал, Чанбина. Новеньких этих, которые одновременно с тобой приехали, не целовал! Да за всю жизнь я целовал лишь двоих человек, и ты — второй! Джисон от такого напора принялся обороняться и затараторил на повышенных тонах: — И что это должно значить?! Почему тогда ты делаешь все это именно со мной? Минхо повернул к нему голову и посмотрел прямо в глаза, острым, словно заточенный нож, горящим то ли от разбушевавшихся эмоций, то ли от чего-то другого, взглядом. Смешанные эмоции притупляли чувство стеснения и страха, толкали на необдуманные поступки, так что он вдруг подвинулся к Джисону совсем близко и заговорил приглушенным, вкрадчивым, но холодным, как замерзшее глубокое озеро, голосом: — Потому что я тебя хочу. Неужели это так не ясно? Зачем вынуждаешь меня произносить это вслух и задаешь такие вопросы? Но раз ты спрашиваешь, тогда спрошу и я. Почему ты мне отвечаешь, Хан-а? Почему ни разу не оттолкнул меня, а? Джисон старался с достоинством и спокойствием выдержать и эту близость, и эти вопросы: — Мне просто было любопытно. Хоть по нему было и не видно, но прямо сейчас Минхо как никогда ощущал себя в слабой позиции, чувствовал себя уязвимым и оттого защищался, как мог, пропитывая все свои слова ядом. — Просто любопытно? — переспросил он язвительно. А затем подался вперед всем телом, медленно, чтобы дать Хану достаточно времени отстраниться, приблизился до неприличия близко к его лицу, глядя на губы из-под полуприкрытых век. Он склонил голову в бок, неторопливо, нарочито дразняще, заставляя собственное сердце стучать отбойным молотком в груди. Теперь их носы соприкасались, а дыхания смешивались, но Минхо больше ничего не делал, продолжая лишь наблюдать за Джисоном. Тот же прикрыл глаза, рука его с неожиданной силой сжалась вокруг запястья старшего, а губы приоткрылись, так приглашающе и маняще. Чувства, мысли, самые разные эмоции мешались в Ли: недоумение, раздражение и мучительная потребность кому-то что-то доказать приправлялись теперь приличной порцией желания, создавая из всего этого какую-то ядерную горючую смесь. Как канатоходец на плохо натянутом канате, он пытался прийти к равновесию и вернуть разуму немного такой необходимой холодности. Просчитывая в голове каждый шаг, каждый миллиметр между ними, он легонько, совсем незаметно, и снова давая время передумать, коснулся губами губ Джисона, четко ощущая и видя из-под дрожащих ресниц, как тот и сам подался вперед. Минхо же больше ничего не делал. Никакой настойчивости, никакого давления. И хотя это было нелегко, когда все внутри требовало взяться за лицо напротив обеими руками и впиться мстительным поцелуем в губы, Ли просто замер, и единственной слабостью, что он себе позволил — это закрыть глаза. Он прекрасно слышал, как скрипнул диван, чувствовал, как переместился вес на нем, когда младший подался вперед, чувствовал, как чужой нос задел его, и, наконец, он чувствовал, как другой человек касается его теплым, просящим, но таким нерешительным поцелуем. Все-таки не выдержав, Минхо в ответ приоткрыл свои губы навстречу, но тут же приказал себе отстраниться. — Ложь, — почти шепотом сказал он, по-прежнему находясь чересчур близко к Джисону. — Что? — не мог не растеряться тот в такой причудливой ситуации. — Ты соврал, — уже куда более уравновешенно, даже почти ласково рассуждал старший, — ты тоже хочешь меня, но продолжаешь врать. Зачем? Джисон пару секунд глядел на него недоуменно, а затем буквально этим взглядом его испепелил, поставил мысленно печать «ненавижу» на каждую частичку существования Минхо. — Иди на хер, — процедил он, отодвигаясь к подлокотнику, — что ты хочешь, чтобы я сказал? — Хочу, чтобы ты перестал делать вид, будто я заставляю тебя делать то, что тебе не нравится. Я же не говорю, что люблю тебя или типа того. Мы оба взрослые люди, и в физиологических потребностях нет ничего такого! — потихоньку остывая, Ли стал ощущать усталость от подобных ни к чему не приводящих диалогов. Он вздохнул, — короче, забей. Я просто хотел узнать тебя получше, но вышло как всегда. Неуверенно покосившись в его сторону, Джисон пробубнил уже не так раздраженно: — Хочешь что-то узнать — спрашивай нормально. — Когда я спрашиваю нормально, ты не отвечаешь! — Да? И когда это я не отвечал нормально? — Только что! — всплеснул руками Минхо. — Говорил, что ни парни, ни девушки тебя не привлекают. — Что странного в том, что мне никто не понравился из этого, черт возьми, шоу?! — голос Хана опять стал громким, высоким и недовольным. Но старший изо всех сил старался не выходить из себя снова. — Ты прекрасно понял, о чем я. На дне рождения Хенджина, когда мы играли, ты тоже сделал вид, что никто никогда тебе не нравился. Ты ведь врал? — С какой стати я вообще должен тебе открываться?! Ладно. Похоже, это и правда бесполезно. Минхо сдался, высвобождая напоследок часть оставшихся внутри эмоций. — Я, блять, просто хотел с тобой подружиться, Джисон! Уж прости, что не умею втираться в доверие с милыми улыбочками или рукопожатиями, или как там поступают эти проклятые экстраверты… Что еще мне нужно сделать? Рассказать свой секрет взамен? Немного информации обо мне взамен на немного информации о тебе? Давай, спрашивай, что хочешь! Младший смерил его недоверчивым, но слегка заинтересованным взглядом, будто пытался понять, не шутит ли тот, и если нет, что любопытного из него можно вытянуть. Но в последнюю секунду он все же изобразил безразличие и отвернулся. — Да ты и так готов выболтать все подряд и даже больше. — Не все, — глаза Минхо сверкнули черной сталью в полумраке. — Ну, не знаю, — после долгой паузы нагловато, с неким вызовом бросил все же Джисон, развалившись на спинке дивана, — расскажи про этого своего бывшего. — Что именно ты хочешь знать? — без тени эмоции уточнил Ли. Хан взглянул на него, не сумев скрыть следы удивления, будто не ожидал, что тот действительно проявит такую готовность отвечать. Уже скромнее он спросил: — Почему вы расстались? — Он меня не любил, — последовал быстрый суховатый ответ. — Что за ерунда? Зачем вы тогда встречались? — Когда я был на первом курсе, — смотря прямо перед собой, говорил старший с ровной, даже чересчур спокойной интонацией, — я тоже, как, наверное, ты сейчас, думал, что люди встречаются, если любят друг друга. Оказывается, нет. Кто-то просто использует другого, или кому-то просто так удобно. И оказывается, может найтись достаточно много причин помимо любви. — Но раз ты знал, что он тебя не любит, почему вообще продолжал отношения? — Я не хотел знать. Я его любил. — Он повернулся к младшему и взглянул ему в глаза, — а ты когда-нибудь любил, Хан Джисон? Этот взгляд Минхо буквально пронзил своей прямотой и ясностью. Лицо его на удивление было не расстроенным, не мрачным, а тоже таким же ясным, будто вот-вот его осветит улыбка. И мало кому дано было узнать, что прячется за этой внешней безмятежностью. Странно было говорить о чем-то подобном, когда большую часть времени пытался делать вид, что ты выше всех этих мимолетных чувств и глупых влюбленностей. От своих откровений он почувствовал себя обнаженным и взял в руки подушку с дивана, будто невольно хотел за ней спрятаться. — Если и правда нет, то тебе повезло, — дергая за катышки на старой подушке, очень тихо сказал Ли. — Тогда ты, пожалуй, гораздо умнее меня. Атмосфера в помещении перестала быть воинственной и сменилась тихой, почти гнетущей недосказанностью. Оба молчали, бездумно таращась в телевизор, что лил синеватый свет на их задумчивые лица. В шоу одна из образовавшихся парочек пошла на свидание, и парень с девушкой впервые взялись за руки, тут же занервничав и начав смущаться. Их сплетенные ладони как раз маячили на экране, но сидящие на диване уже давно потеряли нить сюжета. — Не любил, — вдруг развеял плотную завесу тишины Джисон. В голосе его все еще звучали остатки злости от их непонятного спора, — был влюблен. В того парня, с кем у меня был первый поцелуй. Тогда я и не задумывался, что чувствую, как и не задумывался, что со мной что-то не так. Просто был счастлив. Речь его была монотонной, а сам он продолжать смотреть в телевизор, теребя край своей футболки. Минхо же затих, боясь спугнуть этот долгожданный приступ откровенности, и, оперевшись локтем на спинку дивана и сложив голову на ладонь, внимательно слушал. — Когда мы были у него дома, вместе гуляли, даже ночевали друг у друга, я чувствовал себя таким беспричинно счастливым. И мне всегда хотелось быть ближе к нему, провести с ним еще чуть побольше времени. Я думал, все это просто хорошая крепкая дружба. Или хотел думать, не знаю. Но я не видел ничего такого и в том, что мы стали иногда держаться за руки, когда были наедине, касались друг друга. Сердце каждый раз так стучало… — усмехнулся вдруг Хан, покачав головой. — А в один день он пришел в школу, нервный какой-то, почти зеленый. Я пытался узнать, что с ним, а он аж шуганулся от меня. Потом попросил выйти в туалет во время одного урока. Я сделал, как он сказал, сам даже нервничать начал. Мы встретились в туалете, он ходил туда-сюда, нес какую-то чепуху, как мне тогда казалось, а я все не понимал. До меня не доходили его намеки, ведь я все еще видел во всем происходящем просто дружбу, а потом… Потом он вдруг поцеловал меня. Я думал, с ума сойду, у меня прямо земля из-под ног ушла в тот момент. Это было очень… хорошо. На этих словах Джисон, потупив взор, улыбнулся такой красивой, нежной, но печальной улыбкой, что Минхо невольно залюбовался. — Я и не думал, что в тех чувствах может быть что-то плохое. А потом тот мальчик зашел, узнали учителя и… остальные тоже. — Твои родители… — заключил старший, не скрыв закравшееся в слова сочувствие. —Да. Папа устроил целый скандал, он так орал… Все спрашивал, понимаю ли я, что вообще творю, говорил, что подвожу всю семью и так далее. Мама не разговаривала со мной целый день, так была расстроена и не знала, что мне сказать. Только на следующий подозвала и долго объясняла, почему то, что я сделал, неприемлемо. По сравнению с отцовскими криками это было не так уж плохо. Потом всей школе устроили эти лекции о том, что это не место для столь развратных действий. Сначала все решили, что это просто очередная попытка администрации воспитать пустоголовых подростков, но вскоре несколько человек случайно подслушали, как со мной говорил учитель, и, конечно, слух не мог не распространиться. Все поняли, к чему и о ком была та лекция. А его вскоре забрали из нашей школы. Больше мы никогда не виделись. Минхо слушал, не веря своим ушам. Это все напоминало ужасный сон, глупую книжку с плохим финалом, где все поворачивалось против главного героя. Где-то там, под колючим забором самозащиты Джисона прятался мальчик, которому просто не дали быть тем, кем он хочет. Парнишка с раскатистым смехом и широкой улыбкой, с громким голосом и неуемной энергией, любопытный и болтливый, сыплющий дурацкими шутками, но такой вдумчивый и внимательный в то же самое время, увлеченный, отдающий сто процентов себя тому, что любит, такой интересный, даже можно сказать, необычный, тот, с кем можно обсудить как бургеры, так и теории заговора или загадки вселенной. Парнишка, что так нравился Минхо и что так часто прятал самого себя за своей прочной изгородью. И ему было и правда жаль его. — Ты скучал по нему? — спросил он, не зная, что же сделать или придумать, чтобы облегчить боль от ужасных воспоминаний. — Жутко скучал, — на выдохе признался Джисон едва слышно, устало, будто был утомлен тем, что столько держал эти два слова в себе. Ли не мог с собой ничего поделать и, придвинувшись чуть ближе, опустил руку ему на шею и стал успокаивающе поглаживать, иногда заходя на линию роста волос, приятно почесывая кожу. — И знаешь, — продолжил Хан, приоткрыв теперь, когда его слушали и слышали, дверь в свою душу, — хуже всего то, что только когда со мной стали поднимать эту тему, говорить про какие-то там отношения, «связь», «близость», я стал осознавать, что, похоже, это и правда была не просто дружба. Это была влюбленность. А я зашел неприемлемо далеко, и это было неправильно. Все, что говорил младший, вызывало отторжение. — Хан-а, что именно неприемлемо? Что неправильно? — воскликнул Ли. Если тебе так хочется — значит, так правильно! Точка. Ну, если это не вредит окружающим. — А если вредит? — И сколько же людей пострадало от того, что ты поцеловался с парнем?! — Ну, как минимум, двое! Не смотри на меня так, я не сумасшедший! — фыркнул Хан и заговорил спокойнее: — просто мой отец владеет несколькими отелями по стране. Конечно, он хотел бы, чтобы я, как сын, продолжал его дело. А продолжение дела заключается еще и в договорном браке между мной и дочерью одних из инвесторов. Они с моими родителями хорошие друзья, а нас с Хэвон обсуждают почти с самого детства. Представляешь, как сильно я мог их подставить? Не говоря уже о том, что подобные истории могут испортить мою деловую репутацию в будущем. — И ты чувствуешь себя виноватым? — с сомнением уточнил Минхо. — Конечно, чувствую себя виноватым! Как иначе? Старший призадумался. — Слушай, а как ты вообще тогда попал в Университет Кинематографии, если должен был учиться на каком-нибудь менеджменте или бизнес-управлении? — Через очередной скандал! Сказал, что не буду учиться вообще, если они засунут меня в какое-то другое место. Повезло, что сюда я поступил по стипендии, иначе они бы не стали оплачивать обучение. — Хан закатил глаза и хмыкнул, — боюсь, знаешь ли, стать таким, как взрослые, которым ничто не интересно, кроме цифр. Минхо отчего-то умилило, как из его уст прозвучали слова из «Маленького принца», и он улыбнулся уголком губ. — Раз уж ты пошел против них один раз, может, есть смысл идти до конца? Что теперь терять? — спросил он. Вместо ответа Джисон вдруг откинулся назад и улегся устало на колени старшего, закрывая лицо руками и потирая пальцами глаза. Хорошо, что он так сделал — так он хотя бы не видел застывшую в удивлении и слегка порозовевшую физиономию Минхо. — Думаю, это был последний глоток свободы, — отводя руки от лица и глядя снизу вверх на Ли, размышлял вслух младший. — Мне кажется, они позволили мне это, вроде как подростковую выходку, но по-моему, теперь они возьмутся за меня по полной. — Почему ты так думаешь? — завороженный блеском карих, почти черных, таких выразительных глаз, произнес Минхо. Пальцами одной руки он стал неосознанно перебирать волосы на лбу лежащего, скользить ими нежно по его голове. Тот, кажется, был не против и даже прикрыл глаза, наслаждаясь приятным ощущением. — Я знаю своих родителей. Сказать тебе, почему я на самом деле не поехал домой на эти выходные? Они планировали устроить встречу, где будут они сами, я, Хэвон и ее родители, чтобы обсудить… детали. После университета они хотят, чтобы мы поженились. А без меня эта встреча не состоялась. Минхо от этих слов, сказанных так безучастно, почувствовал, будто внутри что-то обрушилось, отдаваясь странным тянущим чувством где-то в груди. Но он не собирался подавать виду и пытался просто поддержать, как может. — А она, — помедлил он, — совсем тебе не нравится? Джисон молчал несколько долгих секунд. Меж бровей его залегла складка, но затем разгладилась, и он, вздохнув, сказал без намека на сомнения или нерешительность: — Ты, похоже, и сам знаешь ответ, хен. Вряд ли мне когда-нибудь смогут нравиться девушки.