Маленький принц и колючий цветок

Что-то было в поведении Джисона, что не давало Минхо покоя. Казалось бы, они по-прежнему проводили время вместе, болтали, смотрели аниме или дорамы, ходили есть, но во время разговора Хан постоянно будто ускользал куда-то в мир собственных мыслей и становился вдруг задумчивым, и Минхо приходилось повторять сказанное, или же почти не реагировал на шутки, только хмыкнув и изогнув искусственно губы в притворной улыбке. Возможно, все дело было в фильме и роли Чанми. Джисон отлично доработал почти все музыкальное сопровождение, осталось только довести до идеала, которого никак не мог достичь, тему Маленького принца и все-таки решить что-то с розой. Пока они не могли определиться с актером, Джисон не мог определиться с музыкой, но каждый раз, когда кто-то предлагал ему попробовать сыграть еще раз, он вмиг мрачнел, выдавая короткое угрюмое «нет». Минхо пытался поговорить с ним об этом лишь однажды, но заметив, что ему некомфортно касаться этой темы и вспоминать о том, что произошло с ним на съемках, больше не стал его мучить и других парней тоже попросил оставить его в покое. Плевать, если они получат оценки ниже из-за несоответствия Чанбина образу — фильм того не стоил. Но происходящее все равно не нравилось Ли, и в нем все больше укреплялось тревожное напряжение, ощущение, что он что-то упускает. В четверг, например, Джисон посидел на съемках с ребятами совсем чуть-чуть и все хмурился да жевал губы, глядя в экран, пытаясь отыскать ту самую секретную формулу для правильной и подходящей на сто процентов мелодии принца. В какой-то момент ругнувшись себе под нос, он и вовсе решил покинуть студию и поработать в одиночестве и тишине. И хотя Минхо понимал эту потребность, когда уже в темноте шел со съемок в общежитие, крохотный жучок разочарования грыз его и заставлял задумываться, а не избегает ли тот его компании специально. Разговоры друзей отвлекали плохо, воздух был влажным и душным, а бессовестный флирт Хенджина и Феликса нагонял что-то вроде неуместной и ужасно глупой зависти. Когда же они дошли до комнаты, разочарование накрыло с новой силой, ведь Хана там не оказалось. Его включенный ноутбук стоял на столе со все еще открытой программой, в которой он обычно работал над музыкой — значит, ушел недавно. — Я в душ, — буркнул Минхо и сдернул с полки полотенце. — М-м, — как-то неопределенно отозвался Хенджин, тоже, по-видимому, занятый своими мыслями. И Минхо направился в душевые. Потому что он устал после долгого дня и потому что ему было душно. Не потому что он надеялся, что встретит там Джисона, конечно, он же не совсем потерявший мозги дурак. Оставив свои вещи в раздевалке, Ли прошел к душевым кабинам, почти пустым, только в самой последней шумела вода. Сердце Минхо дрогнуло, и он не решился идти туда сразу — что, если там не Джисон? Это будет странно. Поэтому он включил теплую воду, но, так как отчего-то внутри все дрожало то ли какого-то непонятного неясного волнения, то ли просто от усталости, а нервные мысли все крутились вокруг человека в душе неподалеку, он переключил на прохладную, надеясь, что это принесет успокоение. На какое-то время и правда стало легче, но неспокойное чувство все равно не отпускало до конца, а шум бьющих по кафелю струй совсем рядом будто бы ударял по мозгам. Даже если предположить, что там и правда Джисон, что Минхо собирается делать? Подойти вот так, в изысканном костюме Адама, и завести серьезный разговор? С другой стороны, терпеть эту неопределенность и недосказанность между ними становилось невыносимо, и потребность поговорить давила уже довольно ощутимо. Но шанса развязать свои мысленные узелки не представилось. Вода в том самом душе выключилась, и послышались влажные шлепки шагов. Казалось, даже дыхание у Ли замерло в этот миг, и лишь когда мимо него прошел не заметивший его человек, он чудом вытолкнул из глотки одно единственное слово: — Джисон-и. Хан обернулся на зов, явно не ожидая увидеть перед собой такой знакомый образ. Взгляд его сам собой скользнул сверху вниз, а затем снова снизу вверх по телу Минхо, обтекаемому струями воды из душа, губы его приоткрылись, но он так ничего и не сказал, сосредоточив все свое ускользающее внимание на лице старшего. — Я тебя искал, — не без труда выдавил Ли, ощущая еще больший прилив нервозности. — Мне показалось, нам нужно поговорить. — Прямо здесь? — спросил слегка севшим низким голосом Джисон, кивнув на обнаженного Минхо. — Что такого? — как-то неестественно отозвался тот. — Мы оба мужчины. Хан, казалось, от этих слов только сильнее напрягся, и старший тут же понял, что собственная фраза являлась стопроцентным самообманом, ведь тот факт, что они оба мужчины, совершенно не мешал ему хотеть Джисона и глазеть на него так, как явно не глазеют на друзей. Да и делать теперь вид, что между ними не было ничего особенного, было глупо. Стоило подумать об этом, как глаза Минхо, действуя без приказа хозяина, сами поползли по телу Хана, по широким плечам, по красивой и изящной линии ключиц, по медового цвета груди, с которой стекали прозрачные бисеринки капель, по плоскому животу. За время проживания в общежитии он, кажется, похудел, и линии пресса выделялись теперь более отчетливо, так и приковывая внимание, вызывая желание дотронуться. Дальше бессовестный взгляд сам собой опустился ниже, и Ли поспешил поднять его обратно на лицо. Возможно, идея поговорить прямо здесь была и правда не самой удачной. Минхо с Джисоном прежде не видели друг друга вот так, совершенно нагими, не имеющими возможности даже прикрыться или спрятаться, да еще и так близко, что можно было коснуться чужого разгоряченного после душа тела. Естественно, Ли и думать забыл о каких-то там разговорах, когда перед его глазами было нечто настолько привлекательное и желанное, нечто, от чего кровь начинала торопливо бежать по венам, бросая в жар и вызывая отчаянное желание переключить воду снова на прохладную. — И о чем ты хотел поговорить? — без лишних эмоций спросил Хан после этой долгой неловкой паузы. — Ну… — начал Ли, но и правда совсем не мог сосредоточиться. Он пытался, как мог, не дать глазам снова опуститься вниз, но они слушались плохо и вскоре зацепились за родинку над правой ключицей Джисона, у основания шеи. Стоило обратить на нее внимание, и Минхо отчего-то не мог думать больше ни о чем, кроме этой красивой родинки на красивом теле. — У тебя что-то случилось? — подсказали все-таки остатки здравого смысла. — Нет, с чего ты взял? — переминаясь с ноги на ногу, ответил младший с подозрением. — Я же вижу, что с тобой что-то не так. Ты до сих пор обижаешься, да? — Нет. — Обижаешься. Хан повторил более резко: — Нет, говорю же! Но Минхо не поверил ни на секунду, и в голосе его прозвучали коварные оттенки вызова: — Докажи. — И как? — все так же недоверчиво изогнул брови Джисон. — Поцелуй меня, — со своей фирменной ухмылкой сказал Ли. — Ты со всеми друзьями так решаешь вопросы? Что-то вроде испуга от произнесенного им самим же накрыло Минхо, когда он, не в силах обдумывать сейчас собственные слова, ляпнул: — Ты мне не просто друг. Черт, это и правда какой-то дурацкий диалог! Минхо уже сам перестал понимать, к чему ведет и чем все это закончится. — А кто? Вопрос Джисона повис в воздухе, тяжелый, слишком важный, чтобы можно было ответить на него с ходу. Так и не дождавшись от хена никакого ответа, Хан просто развернулся и собирался уйти, кинув через плечо: — Давай все же потом поговорим. Но Минхо в ту же секунду схватил его за запястье, чуть при этом не поскользнувшись и не навалившись всем своим голым телом на младшего. Тому пришлось на автомате покрепче схватиться за Ли, и закончилось все тем, что они стояли совсем близко, держа друг друга за руку и глядя прямо в глаза. Собираясь сказать хоть что-то, возможно, какую-то очередную дребедень, Минхо открыл рот, но слова так и не успели слететь с языка, потому что его быстро чмокнули в губы. — Все, теперь доволен? — прозвучал не слишком веселый, отдающий угрюмой усталостью, голос Хана. Он хотел тут же отстраниться, но был остановлен. — Это разве поцелуй? — возмутился Ли, испытывая одновременно и негодование, и какое-то детское смущение. Джисон хмыкнул и заговорил не сразу. — Ну да, конечно. По сравнению с тем, что ты уже делал с тем парнем, все это кажется тебе детским садом. — Что? — сказанное настолько отличалось от того, что ожидал услышать Минхо, что он пришел в ступор. — Хан-и, я не… Подожди, что? — Забей. — Нет. Минхо снова потянул за запястье пытающегося уйти Джисона и серьезно посмотрел на него. — Хен, — вздохнув, сдался младший, — не делай вид, что тебе достаточно этого. Хоть твои прошлые отношения и были отстоем, в них у тебя были нормальные поцелуи, нормальная близость, нормальный секс, а не какие-то глупости, которыми ты довольствуешься со мной. По сравнению с ним я, наверно, выгляжу просто смешно. Минхо хотелось закричать. Хотелось взять Джисона за плечи и начать что-то громко ему доказывать. Или прямо сейчас вспомнить злосчастный номер комнаты Хену и наорать на него за то, что вообще появился на глаза. — Ты что, и правда так ревнуешь? — в ошеломлении воскликнул он. — Я не ревную, — покачал головой Джисон. — Я просто логически понимаю, что все эти глупые мелочи не могут нравиться тебе так же. Не отрывая от него взгляда, старший взял его за вторую руку, аккуратно переплетая их пальцы, и почти шепотом произнес без намека на сарказм или иронию: — Но мне нравятся, — сердце замерло, заставляя еще понизить голос. В этот раз Минхо четко осознавал все, что говорит, как и осознавал, что сказанное уже нельзя будет вернуть или свести к шутке. — Все глупые мелочи в тебе нравятся. Вот это нравится. Он освободил одну руку и провел мокрыми пальцами по такой же мокрой щеке. Затем его ладонь заскользила вниз, по такой красивой линии шеи, по той самой родинке на ней, что до сих пор сводила с ума. — Это нравится. Хан с некой осторожностью наблюдал за его действиями, но не мешал и не пытался его остановить. Вскоре рука обвела ключицу, спустилась к широкой груди. — И это нравится. Но больше всего… Теперь ладонь переместилась еще немного, пока под ней не почувствовалось учащенное биение чужого сердца. — Больше всего мне нравится это, — молвил Минхо и поднял глаза на замершего рядом Джисона. Тот просто вопросительно моргал, не найдясь с ответом, поэтому Ли продолжал, взяв теперь его лицо в свои руки. — Ты знаешь, я привык говорить честно. Да, ты бываешь дураком, ведешь себя глупо, да и с тобой вообще никогда не было легко — ты ведь был той еще занозой в заднице. Но мне все это нравится, слышишь? И, сократив небольшое расстояние между ними, с особой нежностью он приник к влажным губам Джисона, оставляя трепетный, наполненный всеми теми чувствами, которые не мог выразить словами, поцелуй. — Все в тебе нравится, — прошептал Минхо, окончательно сдаваясь, готовый принять любой исход, любую ругань или недовольство, что могут его ждать. — Поклянись, что не врешь, — так же тихо, но требовательно и немного капризно произнес Хан, заглядывая в самую глубь глаз старшего, будто пытаясь разгадать все его потаенные мысли. Но тот был совершенно серьезен: — Клянусь. Минхо все еще держал его лицо в своих руках, так близко, так волнующе, пока Джисон продолжал смотреть на него, чуть нахмурившись, словно так до сих пор и не решив, можно ли верить услышанному. Или просто будучи не в силах в это поверить. Лишь его ладони оказались на талии старшего, непонятно, то ли намереваясь притянуть поближе, то ли оттолкнуть и сохранить расстояние. Но когда Ли склонился и коснулся его губ поцелуем, Джисон не сопротивлялся. Он все еще казался несколько напряженным и скованным, а пальцы его крепче сжались на коже Минхо. Действия Минхо же были очень аккуратными, неторопливыми и не слишком настойчивыми — стоило младшему хоть малейшим жестом выказать недовольство, и он готов был прекратить. Но Джисон недовольства не выказывал и постепенно расслаблялся, брови переставали хмуриться, а руки уже не хватались за талию Ли как за спасательный круг, а начинали перемещаться по ней вверх-вниз, заходить на гладкую спину, покрываемую горячими струями из душа, исследовать такую открытую теперь для касаний кожу, каждый ее сантиметр и реакцию старшего на свои перемещения, пока его собственное тело не оказалось прижато к сильному телу Минхо. Это было волнующе. Соприкасаться с Джисоном вот так, без всяких преград, без мешающей одежды, так интимно, так долгожданно и при этом так же неожиданно было ужасно возбуждающе. До дрожи в коленках, до пробегающих от мочек ушей до кончиков пальцев мурашек. Больше даже не пытаясь бороться с собой или вернуть брошенные где-то далеко и разорванные на кусочки вожжи самоконтроля, Минхо углубил поцелуй, и легкий стон Хана завибрировал на его губах. Спиной он наткнулся на смеситель, неприятное ощущение заставило его отпрянуть от Джисона и выругаться сквозь зубы. Тогда он переместил руки на его талию и торопливо поменял положение, так что младший теперь оказался прижат к боковой стене душевой кабинки. На миг их горящие взгляды встретились, но уже в следующую секунду Ли вспомнил о той самой родинке, что, находясь над ключицей, так его манила, и приник прямо к ней, захватывая требовательными губами мокрую кожу, слизывая россыпь капелек на ней и дальше покрывая шею беспорядочными поцелуями, короткими и быстрыми, длинными и страстными, оставляющими на ней розоватые следы. Хан запрокинул голову и закусил губу, но сквозь нее все равно вырвался новый хриплый стон, а пальцы впились в плечи Минхо. Однако в следующую секунду вздох его показался каким-то вымученным и даже несчастным, а руки вдруг покинули плечи Ли. Тот, поняв, что что-то по непонятной причине идет не так, отстранился и смерил младшего встревоженным взглядом с ног до головы только за тем, чтобы увидеть, как Джисон стыдливо прикрывает пах. — И почему когда я с тобой, со мной вечно это происходит? — жалобно протянул Хан. Минхо ощутил в себе всплеск смешанной с жалостью нежности и очень деликатно, с мягкой улыбкой и без намека на старые добрые издевательства, отнял его руку от причинного места, открывая взору начавший приходить в готовность член. — Да ладно, — так же ласково и успокаивающе, но с оттенком знакомой иронии произнес старший, — ты ведь и сам знаешь ответ. Джисон безрадостно фыркнул: — Потому что я тебя хочу? — Ты мне скажи. Ты меня хочешь? Взглянув на свою руку в руке Минхо и несколько секунд о чем-то поразмышляв, Джисон поднял-таки глаза и сказал: — Я тебя хочу. В ту же секунду все нервы Минхо будто молнией пронзило, и улыбка стала гораздо шире. В глазах же Джисона, напротив, зажглись огоньки страха. Тогда старший чуть сжал обнадеживающе его руку, аккуратно развернул его самого и шепнул у самого уха: — Не бойся. Несмотря на собственные опасения, Хан позволил переместить себя и послушно встал спиной к Минхо и лицом к стене. Ли оглядел младшего, его широкую спину и узкую талию, спустился взглядом ниже, задерживаясь на округлых ягодицах, таких идеальных в его глазах, что невольно захотелось шлепнуть по ним. Но Минхо сдержался, вместо этого проведя кончиками пальцев вдоль позвоночника Джисона до того самого привлекающего его внимание места и все-таки смяв его в своей руке, шумно выдыхая и прислоняясь теперь своим телом к телу Хана, пока тот не почувствовал, как чужой член тычется прямо в его зад. Джисон вздрогнул и непроизвольно свел ноги вместе. Но в следующую секунду его очень бережно обняли со спины, а на плечо лег новый поцелуй. Еще один поцелуй пришелся выше, снова в шею, помогая Хану постепенно избавиться от охватившего его напряжения. Руки Минхо свободно и плавно путешествовали по его телу, поглаживали живот, поднимались на ребра, затем одна спустилась вниз, обхватывая возбужденный орган, другая же — наверх, чтобы обвести дразнящим движением его сосок, легко и почти невесомо, а потом чуть сжать меж своих пальцев. Хан издал неожиданно высокий всхлип, и Ли не удержался от негромкого бархатистого смеха. Тело теперь действовало будто само по себе, заставляло идти на поводу у самых скрытых желаний, и вот рот Минхо оказался у самого уха младшего, и он прикусил его мочку, одновременно с этим еще плотнее накрывая его тело своим, прижимая прямо к стене и тут же ускоряя движения своей руки внизу. Член его, что истекая смазкой и прося о более близком контакте, о более интенсивных ощущениях, терся об упругие, изводящие одним своим видом ягодицы, скользнул теперь меж них, и Ли, шумно выдохнув, задвигал бедрами вперед. Сил терпеть, быть медленным больше не было, и он терся об него в быстром и беспорядочном темпе, так же сбивчиво водя рукой по стволу Джисона. Когда же его конец оказался у самого входа Хана, тот снова ощутимо напрягся, как-то жалко пискнув, и старший, погладив свободной рукой по спине, шепнул, опаляя жарким дыханием: — Я не сделаю тебе больно, Хан-и. И снова поцеловал в шею, безудержно и горячо, оставляя большой розово-фиолетовый след на чувствительной коже. Конечно, Минхо хотелось большего. Хотелось взять Джисона здесь и сейчас, быть максимально близко, быть внутри, чтобы чувствовать его тесноту и тепло, стоило просто продвинуться чуть дальше, надавить чуть сильнее и потерпеть каких-то пару минут привыкания, но он не хотел ни в коем случае делать это вот так сумбурно, торопливо, как какое-то животное. Как когда-то Хену с ним. Поэтому он довольствовался тем, что есть: ощущением такого желанного тела рядом со своим, трением об этот прекрасный идеальный зад, на который он заглядывался под дурацкими чересчур модными джинсами и штанами Хана, его гладкой приятной кожей, его вздохами, что он так усердно пытался сдерживать, скользя руками по кафелю и краснея до самой шеи. Было влажно, жарко, мокро, душ лил на спину Минхо, дыхание захватывало, а голова кружилась от нарастающих ощущений. — Ах, еще быстрее, хен, пожалуйста, — протянул почти обессиленно Джисон, вызывая в Минхо новую волну возбуждения. Он тут же исполнил просьбу и сжал ладонь покрепче, продолжая скольжение по длине, другой рукой взял Хана за шею, притягивая к себе максимально близко, вжимаясь в него, пока младший не издал протяжный мычащий звук и не вцепился до боли в запястье Минхо на своей шее. Теплая струя потекла по пальцам Ли, и он навалился на Джисона, член его заходил грубее и быстрее меж двух гладких половинок, звонкие шлепки наполнили пространство, сменившись вскоре глухим стоном. Отпустив его и почувствовав слабость каждой своей мышцей, Минхо положил голову на плечо Хана. Какое-то время они просто стояли, дыша в унисон — тяжело и часто. Когда тот наконец развернулся, с порозовевшими щеками и искусанными губами, старший в полной тишине, нарушаемой лишь звуком удара струй воды о кафель, принялся смывать рукой белые капли с живота Джисона, потом потянул на себя и подставил его спиной к душу, чтобы вода стерла все следы произошедшего и оттуда. Закончив, он как-то по-особому мягко улыбнулся. Но Хан оставался серьезным. И каково же было удивление Минхо, когда он тоже, спокойно и без суеты, стал отмывать остатки спермы с его живота и бедер, подставлять под душ так и сяк и даже прошелся зачем-то по груди. Удивленный взгляд Ли встретился с сосредоточенным взглядом Джисона, и тот наконец усмехнулся. — Ну и позор. Сюда ведь мог кто-то зайти! — Но никто не зашел, — просто откликнулся Минхо, потянувшись рукой в сторону младшего, чтобы закрыть воду в душе. — А так хоть будет, что внукам рассказать. Хан двинулся в сторону выхода из душевой, пока Ли с неугасшим даже после случившегося интересом смотрел на его ладную фигуру. — Ага, и внуки подумают, что их дед — извращенец. И ты же в курсе, что, чтобы иметь внуков, нужно каким-то образом заводить жену? — Ты серьезно? — изобразил недоумение старший, поравнявшись с Джисоном. — А я-то думал, что каждому гражданину выдают по внуку в шестьдесят, а потом еще по одному каждые десять лет. Все эти глупости заставили Хана рассмеяться, и пока парни одевались, продолжили молоть сплошную чепуху, иногда кидаясь друг в друга одеждой или хлеща полотенцами. В коридоре общежития они более-менее успокоились и притихли. — А если бы я был девушкой, то это был бы не позор? — снова завел вдруг начатую тему Минхо. Хан выдохнул и едва заметно поморщился. — Ну, понимаешь… Если бы кто-то застал девушку и парня за чем-то подобным, об этом поговорили бы и забыли. Парня еще и назвали бы крутым. А такое… Вряд ли бы забыли так просто. — И что такого? Ну не забыли бы. Ну пообсуждали бы. Сказал это старший так равнодушно, без капли сомнений, что Джисон и сам призадумался. — Может, ты прав, — выдохнув, признал он после полуминуты молчания. Даже такие слова с его стороны уже были прогрессом, и Минхо не стал ничего добавлять. Вместе они вернулись в комнату, и первое, что услышали, это вопрос-восклицание от прищурившегося, стоило их увидеть, Хенджина: — Вы что, вдвоем принимали душ?!