Маленький принц и колючий цветок

Минхо с Джисоном посмотрели друг на друга. Прошлись взглядом с ног до головы, гадая, могло ли что-то в их внешнем виде выдать, чем именно они занимались. Немного влажные волосы, щеки чуть покрасневшие — но так это от горячей воды. Однако бровь Хенджина была все так же иронично приподнята, а в выражении лица угадывалась усмешка. Тогда Минхо с непониманием оглядел себя еще раз и только теперь понял, что на нем была явно не та футболка, в которой он уходил. Кроме того, у него вообще не было в гардеробе такой футболки. Зато на Хане отлично сидела его футболка с черным силуэтом кота. Из груди Ли вырвалось что-то среднее между нервным смехом и кашлем. Как можно было так перепутать одежду, если футболки были даже разного цвета?! У Джисона — белая с какими-то надписями, у Минхо — бежевая с котом. Сам же Джисон, видимо, так разнервничался из-за заданного Хенджином вопроса, что до сих пор ничего не заметил, зато поспешил огрызнуться: — Ты ведь в курсе, что у нас общая душевая, да? — Угу, — весело откликнулся Хван, продолжая с озорством разглядывать друзей, — но это не значит, что надо принимать душ прямо в одной кабинке. — Мы не… — начал Хан, готовый врать до победного конца, но проследил за направлением взгляда соседа и, вдруг споткнувшись на полуслове, поспешил прикрыть шею, раскрашенную теперь космического цвета пятнышками. Он застыл на месте, и весь вид его выражал одновременно и крайнюю степень потерянности, и явное желание ругаться и что-то доказывать. Как школьник, который не сумел скрыть плохую оценку и, защищаясь, кричал на родителей, мол они не имеют права лезть в его жизнь, и вообще, это учительница — дура. Хенджин, заметив такие перемены, посерьезнел и поднялся с кровати, подходя к младшему. — Слушай, расслабься, — он похлопал Джисона по плечу, но тот все еще смотрел враждебно. — Мне все равно, что ты делал и с кем. С ним, — кивнул он на стоящего рядом Минхо, — с каким-то другим парнем, или девчонкой, или вообще с преподавательницей по хореографии — это твое дело. Если между вами двумя что-то происходит, а оно, очевидно, происходит, не вижу в этом ничего плохого. Я просто прикалываюсь. Но если тебе от этого некомфортно, я не буду. Хан ничего не отвечал, опустив глаза в пол, и Хван, еще раз хлопнув его по плечу, направился к выходу из комнаты. — Ладно, я к Ликсу. — Он развернулся и добавил: — и можешь тоже над нами прикалываться. Друзья ведь так делают? Он уже открыл дверь, когда прозвучал совсем тихий голос Джисона: — Прости. Минхо поглядывал на то, как он весь сжался, перехватив локоть правой руки левой и даже втянув шею в плечи, будто пытался подсознательно спрятаться, сделаться невидимым и перестать быть объектом обсуждения. После слов Хенджина же в лице его что-то переменилось, и оно, сначала на миг сделавшись еще более хмурым, немного прояснилось. Ли мог только догадываться, какие мысли проносятся в голове младшего, но слышать от него что-то вроде извинений за резкость до сих пор было странно, и он не сумел сдержать сильного желания погладить его по спине. — Все нормально. И насчет вас… я буду только рад. — Видно было, что Хенджин старался быть максимально обходительным, но последнее предложение все же свел к шутке, стершей часть напряжения из атмосферы, — просто не устраивайте бордель в моем присутствии! — он указал пальцем сначала на Минхо, потом на Джисона, — и не смей поступать с ним, как его мерзкий идиот-бывший! У Минхо-хена где-то глубоко внутри прячется очень ранимая душа. Ну, то есть, прям очень глубоко. Он на самом деле тот еще мила… Не успел Хван, срываясь на хихиканье, закончить фразу, как в него полетело полотенце. — Эй, хочешь умереть?! — запричитал старший. — Что ты несешь, какой бордель, мы даже не встречаемся! Прекрати смущать Хани и иди уже к своему «Ликсу», он тебя заждался, небось! Прекрасно зная, что такое негодование со стороны Ли являлось своеобразным способом скрыть настоящие чувства, Хенджин еще больше развеселился, но и правда поспешил спрятаться за дверью от греха подальше. Оставшись одни, Минхо с Джисоном одновременно выдохнули. — Думаешь ему и правда все равно? — спросил Хан, озадаченно глядя на дверь. — Он и правда не осуждает… то, что между нами происходит? В нем по-прежнему ощущались отголоски тревоги и волнения, и Минхо повернулся к нему, продолжая поглаживать по спине и переходя на шею, чтобы ее помассировать. — Ты разве осуждаешь его и Феликса? — Да нет, — ответил Джисон с ходу и зашагал по комнате, размышляя, как бы выразить свои мысли. В конце концов он сел на кровать Минхо и снова заговорил: — ну ладно, он, наверное, может понять. Но другие. Вот ты, например, никогда не чувствовал себя здесь белой вороной? Не было ли тебе стыдно рассказать остальным о том… какой ты? На тебя не смотрели косо? Минхо тоже сел на кровать и откинулся спиной на стенку. — Я тебе вот что скажу, — не сразу заговорил он, — для кого-то я до сих пор белая ворона. Некоторые однокурсники или знакомые из универа думают, что я какой-то странный или грубый, еще и считают мое чувство юмора обидным или просто не понимают его. Но знаешь, когда я встретил Чана, Чанбина, потом Хенджина, а теперь даже вас, малышей, мне начинает казаться, что каким бы странным ты ни был для других, всегда найдется хотя бы несколько человек, которые могут общаться с тобой на одном языке. Просто нужно найти парочку таких же ворон, как и ты сам, и то, что там думают другие, перестает быть важным. Внимание, с которым Джисон слушал, отразилось на его лице в виде морщинки меж бровями. Он задумчиво произнес: — В школе мне казалось, что не существует никого, кто меня бы понял или хотя бы счел нормальным. Казалось, что я самая белая из всех белых ворон. А тут я встретил вас всех и… — Джисон покачал головой и цыкнул, так и не закончив мысль. — Просто мне как-то с трудом верится, что так бывает! — Тебя так удивляет, что в мире существуют люди с интеллектом выше, чем у капусты? — задал Ли риторический вопрос, в очередной раз злясь на всех тех, кто заставил Хана считать простую дружбу и принятие чем-то невероятным. — Может, я и правда правильно сделал, что не пошел на поводу у родителей и поступил сюда, — рассуждал вслух младший. — Я просто прислушался к своей душе, и это привело меня к вам. На последних словах он посмотрел на Минхо и улыбнулся такой милой, такой светлой улыбкой, очень редкой и совершенно особенной, что старший забыл, что вообще собирался сказать. Он так и завис, чувствуя, как его губы сами складываются в ответную улыбку. Сдерживать ее он не стал и ткнул младшего в плечо как-то непривычно кокетливо для себя. — Ой, Хан-и, ты такой романтик. Тебе бы тексты для песен писать! — Иди на фиг! — отмахнулся Джисон, но, кажется, наконец стал расслабляться, а тяжелые следы тревоги и неопределенности стали его покидать Переодевшись обратно в свою одежду (хотя Минхо с долей удивления обнаружил, что не хочет расставаться с надетой на себе футболкой Хана), они разлеглись по своим кроватям. Спать не хотелось, ведь внутри у Минхо кто-то будто пускал салюты, сердце стучало в барабаны, нервные клетки подпрыгивали на батутах, а мысли просто перестали слушаться. Поэтому они долго-долго болтали, выключив верхний свет и оставив теплый и уютный от гирлянды. И пока младший рассказывал о поездке в Китай два года назад, Ли пытался изо всех сил остановить свой чересчур активно работающий мозг и успокоиться хотя бы на пару минут. В голове его было целое множество предположений и глупых догадок о том, что будет теперь с ним и Джисоном, о том, кто они друг другу и насколько далеко могут зайти, о том, что теперь делать ему и как не спугнуть того своим напором. — Вот, и мы пошли в один ресторанчик… — не подозревая о мысленных мучениях старшего, продолжал делиться воспоминаниями Хан, но так и замолк на полуслове, потому что из-за стены, что разделяла комнаты, донесся протяжный и не самый тихий стон. Это однозначно был голос Хенджина. На несколько секунд все стихло — и в комнате Минхо, и в соседней. Повисшая в воздухе неловкость была такой ощутимой, что развеять ее какими-либо словами было невозможно. Однако Джисон все равно попытался возобновить историю как ни в чем не бывало, хотя теперь заметно запинался: — Мы… это… В общем, мы сделали заказ, и вскоре официант принес несколько стаканов с чаем. Это было странно, потому что… ну, почему в стаканах? Да и мы не заказывали… Но и в этот раз ему не суждено было договорить, потому что оба услышали новый стон, на этот раз принадлежащий Феликсу и звучащий на пару тонов выше его привычного голоса. Стоило только испытать облегчение, когда все затихло, как этот проклятый звук повторился снова. — Так и что там с чаем?! — пожалуй, чересчур резко спросил Минхо, когда тишина в собственной комнате начала действовать на и так неспокойные нервы. Ответ младшего был таким же нетерпеливым и даже чуть раздраженным: — Мы его выпили! — Ну и?! Два бессовестных голоса за стеной снова одновременно потревожили ход повествования, и Хан закончил совсем уж без воодушевления: — Что «ну и»? На нас смотрели, как на больных, потому что этот чай там приносят, чтобы мыть им палочки! Договорив, он не выдержал и ругнулся, а сверху послышался шорох одеял, хруст наволочки и очень приглушенное «какого черта», по которому Минхо догадался, что Джисон укрылся от звуков под подушкой. — Это общежитие, привыкай… — изрек Ли, когда Хан откинул затею прятаться под подушкой. — Мы ведь, кажется, иногда вели себя не лучше. — Боже, если и нас кто-то слышал, я сгорю от стыда прямо сейчас! Бедные Чонин с Сынмином, им так не повезло с соседями, что с одними, что со вторыми! Надеюсь, любвеобильность этой парочки, — Джисон многозначительно кивнул на стену, — не заставила и их тоже коротать ночь на том дурацком диване в зоне отдыха! Минхо хмыкнул. — Хенджин говорил, что Чонин сегодня пойдет к брату, а Сынмин… даже не знаю. — Знаешь, в универе я часто вижу его с одной девчонкой, его однокурсницей. Может, он и она… — Может, — согласился с невысказанным предположением старший, после чего комнату снова заполнила тишина. Несмотря на все их попытки болтать, будто ничего странного не происходит и будто в воздухе не висит плотным облаком неловкость, разговор все равно выходил натянутым, а вполне однозначные звуки, что раздавались из комнаты соседей, не давали вести себя так уж непринужденно. Заснуть — тем более. Когда все в конце концов прекратилось, Минхо выдохнул. Но через несколько минут с верхней койки послышался вопрос, который отчего-то снова его взволновал. — Каким был твой первый раз? — вопрошал тихий голос Джисона. Ли старался в очередной раз не накручивать себя и не гадать, почему он интересуется чем-то подобным. — Сейчас мне кажется, что я поторопился, — спокойно начал он, на самом деле ощущая в этот момент самые разрозненные чувства. — Наши с Хену так называемые отношения только начинались, и, конечно, ему хотелось секса. Это случилось через четыре дня после того, как между нами все завязалось. Я говорил ему, что у меня никогда не было, и сам, если честно, боялся этого, но тогда еще он вел себя очень мило, был таким прилипчивым и ласковым. Он убеждал, что все будет хорошо и что он не сделает мне больно, а так как я был уверен, что он тоже влюблен, естественно, поверил. Но он, пожалуй, просто слишком привык думать о себе и не особо заботиться о том, что другому может быть некомфортно или требуется время, чтобы, ну… почувствовать себя нормально. Не думаю, что он до этого имел дело с девственниками и… да, это был не самый приятный раз. — Неужели тебе с ним всегда было так плохо? — с заметной тревогой спросил Джисон, так, что даже не видя его, старший мог представить, как он кусает губы. — Нет, Хан-и, не думай, что секс — это какое-то мучение. Было и хорошо, — Минхо не желал вдаваться в интимные подробности своего прошлого, поэтому говорил слегка отстраненно и медленно. — Просто найди того, кто будет относиться к тебе бережно. На последних словах голос его понизился, и он впился взглядом в фотографию маленького Суни на стене, чтобы не пялиться на верхнюю койку. — Тогда в душе, — чуть погодя, произнес младший, — я думал, мы сделаем это. Сердце в груди Ли подскочило, а в горле словно образовался ком. «Ты был к этому готов?» — так и вертелось на языке, но из-за кома в горле он был не в силах сказать что-либо, а от мысли о том, что он мог обращаться с Хани так же, как Хену с ним, его ощутимо покоробило. — Я не хотел, чтобы это было вот так, — кое-как выдавил он из себя короткую фразу. — Минхо, — обратился вдруг Джисон к нему прямо по имени, негромко и как-то нерешительно, от чего старший интуитивно почувствовал, что вот-вот услышит что-то важное, и тело его обдало жаром. — М? — отозвался он, сглотнув. В ушах грохотом отдавалась пульсация крови, пальцы судорожно сжимали и разжимали простынку. — Я тоже хочу попробовать, — вымолвил Джисон. — С тобой. Сердце в груди Минхо шумно стукнуло тяжелым молотом об ребра, затем на миг затихло, а потом вдруг забилось часто-часто, так, что стало трудно дышать. Его вдруг окатило таким сильным волнением, что оно напоминало панику, и он ощутил себя совершенно потерянным и беспомощным, словно маленький ребенок. — Хан-и, если… если ты хочешь сделать это только из-за ревности к моему бывшему, — затараторил Ли чересчур быстро и громко, — или потому что тебе кажется, что ты в чем-то уступаешь или что мне чего-то не хватает, ты не должен… — Нет, — отрезал Хан. — Просто… просто я правда хочу тебя. Хен. Минхо ничего не отвечал. Не мог. Да и не знал, что мог сказать.