В змеиной шкуре

В течение последующих дней погода не стала лучше. Дул береговой ветер. Под небом, затянутым белой пеленой, в тупом спокойствии простиралось море, с прозаически близким горизонтом и так далеко откатившееся от берегов, что рядами обнажились песчаные отмели. — Ну? И долго он будет там стоять на этот раз? — Спорим, что до обеда не шелохнётся? — Палуба разразилась криками и смехом. Кто-то поддерживал, некоторые же наоборот кричали протест. Но стоило им услышать приближающиеся шаги тяжёлых сапог, как все вмиг разлетелись по разным углам корабля, делая весьма занятой вид. Хитрые крысы. — Да вы издеваетесь, — устало вздохнув, она принялась наматывать трос, который безвольно висел у каждого на виду, грозя вот-вот сорваться. Нет, одна головная боль от них. Завязав крепкий узел, Элис огляделась. — Так это делается, сучьи дети! Моряки потупили взгляды, продолжая бессмысленную деятельность, которая только больше ее раздражала. Хотя ее в последнее время все выводило из себя. Погода, команда и этот проклятый пугающий волк, вечно возникающий откуда-то со спины. — У вас сердце не на месте. — На шканцах по левую сторону стояла ее вторая головная боль, с умным видом вглядываясь в горизонт. — Потрясающая наблюдательность, ваше благородие. — Едко подметила она, вновь проклиная тесноту в груди. Давящую и щемящую. — Надолго застрянешь на сей раз? — Даже не знаю. — Пожал он плечами, не поворачиваясь к говорящему, будто балакает сам с собой. — Вас сие беспокоит? — Меня все в этом безобразии беспокоит! — Голос её повысился настолько, что некоторые из мужиков вжали головы в плечи, но источник всех бед не сдвинулся с места и чуть ощетинившееся лицо не дрогнуло. Медленно поднявшись по деревянным ступеням на верхнюю палубу, она поправила трос румпеля, больше из беспокойства, нежели неполадки. В воздухе витал запах соли и йода, впитавшийся в дерево. Тошнотворный был аромат, поэтому многих мутило, особенно неприспособленных к дальним куражам. — Соболезную, миледи. — Без энтузиазма отозвался юнец, прикованный к единому месту. Элис постаралась не закатить глаза. За последнюю неделю в пути она узнала о нраве Дейроне немногое, но доподлинно могла сказать о трех особенностях за исключением мелочей. Таких как краткие ответ, вызванные скорее вежливостью. Во-первых, он был надменным ублюдком. И сейчас речь не о его происхождении, которое все еще оставляло немало вопросов. Ибо тот документ с их разговора в капитанской каюте она не видала. Нет, дело в его дурном характере. Из малых сведений, буквально силой выпытанных, стало известно, что рос драконий принц в замке у своего опекуна с законными детьми, коих он, по всей видимости, любил. Посему в нем прослеживались все задатки чертового аристократа, оказавшегося в заложниках у немытых матросов. То, как ходил мальчишка, как ел и спал, а так же извечное пребывание в дорожных книгах отпугивало мужчин. Его странный снисходительный и чуть пренебрежительный тон, вовсе нервировал окружающих, поэтому многими было решено не приближаться, тем более уж не общаться с «лордом Красоткой». Нелепое прозвище, конечно. Во-вторых, юноша оказался весьма приземлённым, что полностью противоречило первому. Пусть слова лишнего из него не вытянешь, но работать он умел, причем довольно сносно. Учитывая выплаченные деньги, Дейрон мог и не помогать им, однако он соглашался не только на легкие услуги. Мог выполнить, в том числе черную работенку, за которую не любой возьмется. Большинство еще осталось под впечатлением от представления с искусным фехтованием. Мальчик хорошо управлялся с мечом, может лучше всех на корабле, ибо играючи разделался с прежним чемпионом Аластаром. На новом негласном собрании, командой было вынесено окончательное решение. Парня уважать и лишний раз не трогать. Прозвище за ним закрепить, вот только при нем не произносить. Очаровательно. В-третьих, Дейрон до скрежета зубов загадочен, что чести ему не прибавляет. Матросы любили сплетни, отчего его фигура быстро обросла легендами. Некоторые божились, как видели мальчика, в точности похожего на новенького на картинах в замке у некого лорда с Севера. Другие клялись, будто слушали, мол молодой любовник королевы Серсеи попался с ней королю, поэтому решил скрыться от преследований в далеком Дорне. На днях плотник вовсе решил предостеречь её ведь, видите ли, их попутчик отродье Неведомого, ведущий их на верную смерть. Ну, старый Рон всегда считался чудным, но в одном он оказался прав. Этот ящер ведет их на растерзание змеям. Мартеллы и их бесконечные приспешники прикончат, не успеют они вступить на землю Дорнийскую. — Отродье Неведомого, да? — с едва заметной усмешкой сказал юноша. — Так ты слышал? — Она встала возле него, устремив взгляд в горизонт. — Что скажешь? — Я не маг. И на смерть вас не веду, упаси Старые Боги. Элиссана кивнула, словно это имело значение. — Даже жаль, я вот всегда мечтала колдунов увидеть. — На нее вдруг нахлынули воспоминания. Часто случается в последнее время, преимущественно в присутствии Дейрона. — Особенно, тех из Кварта. Мой отец рассказывал, будто у них синие губы и они могут принимать обличие любого человека, в том числе мертвого. Она наклонилась над бортом, упираясь коленом в дерево. Подложив руки под щеки, захотелось предаться дреме, глядя на прекрасный вид моря. Собранные волосы еще никогда так не давили ей на голову. — Знаете, почему у них губы синие? — Сказал он с внезапно возникшим энтузиазмом. — Они пьют вечернюю тень, которая влияет на их разум. Да и облик они не так хорошо меняют. Настоящие мастера в подобном деле — Безликие. — Потянувшись и приземлившись рядом, мальчишка с улыбкой заложив отросшие волосы за ухо, обнажая тонкую белёсую полоску. Будто проседь затесалась в эту абсолютно черную гриву. — Древний орден убийц, живущих… — Давно она у тебя? — перебила Элис, отчего молодое лицо стало вновь серьезным. Маленький принц не любил, когда его прерывают, мысленно добавила она в свой список. — Сколько себя знаю, — Его рука прошлась по волнистой копне, стыдливо пряча блестящие на солнце серебряные нити. — Я думал, что это досталось от моей матери. Мне говорили она из Лиса. — Хорошее оправдание Валирийской внешности, — протянула она, вглядываясь в знакомые многим черты. Ей доводилось бывать в Лисе и видеть среброголовых людей с яркими фиалковыми глазами. Их жеманные повадки выдавали в них дешевый лоск, не стоящий внимания. Только Дейрон больше походил на истинного потомка древней Валирии. В нем было благородство, отличавшееся от наигранного бахвальства. — Что тебе еще говорили? Он призадумался, шаря глазами по линии горизонта, словно искал там ответы. — Она была шлюхой, которая околдовала моего «отца», толкнув на грешное деяние. Я плод извращенного богохульства и само моё появление на свет наказание для моей нечестивой матери. — Произнес юноша, тараторя словно заученный текст, без толики эмоций. Элис даже остолбенела от столь гнусных заявлений. Неужели ему приходилось выслушивать подобную грязь? — По крайней мере, жена моего дяди неустанно напоминала мне об этом с тех пор, как я научился понимать слова. Фыркнув с отвращением, Элиссана в резком желании подбодрить хмурого юнца, игриво толкнулась в бок, ударяя его в плечо. Неудивительно, что его эмоциональный диапазон сравним с камнем. С таким-то детством тут любой ожесточится. — Знаешь, если Боги существуют, то именно она будет гореть в пекле до скончания веков, а не ты. — Вот уж утешила. — Дейрон криво усмехнулся, сбрасывая её руку с плеч. — Да, я умею, — Элиссана наигранно посмеялась, ощущая неловкость за столь откровенный разговор. Все же она не умела проявлять должного сочувствия, да и успокоение ей самой понадобилось бы. — Мы скоро прибудем в Чаячный город. Им управляют Графтоны, вассалы Арренов. — Точнее сказать: их побочная ветвь. — Поправил он, своим глупым всезнающим тоном, который за последнюю неделю ей осточертел. — Ну, конечно. Тогда ты знаешь, что Графтоны всегда лояльно относились к драконам? — Элис понизила голос до шепота, привлекая, ставшего вмиг собранным, мальчишку. — Нет. Они ведь вассалы Арренов… — Точнее их побочная ветвь, ваша светлость. Дейрон устало закатил глаза.

***

— Ах! Да…еще… — С силой вбиваясь в упругие смуглые бедра своей возлюбленной на эту ночь, он готов был довести ее до третьего оргазма. Прекрасная дорнийка схватила его за плечи, царапая острыми ногтями спину, и прошептала на ухо очень вульгарное, но возбуждающее предложение. — Моя ненасытная, — Её умелые губы ласкали тело, пока оно находилось на пике удовольствия, оставляя череду кроваво-красных отметин. Ему бы сюда еще одну или несколько таких. — Я… — Мой принц! — К ним постучали с такой настойчивостью, что девка на нем буквально спрыгнула на простыню, прикрывая наготу небольшой тканью платья. Пугливая шлюха, что-то новенькое. Нежно пригладив спутанные волосы, он поцеловал её в высокий лоб, дабы рассеять волнение. Встав с огромного количества ненужных подушек, Оберин прошлепал босыми ногами к двери, за которой ждал нетерпеливый мальчишка, лицо коего стало пунцовым, стоило увидеть прекрасную нагую деву. — Зачем потревожил? — Еле оторвавшись от разглядывания женщины, мальчик протянул ему письмо, закрепленное желтой печатью. Сломав сургуч с пламенным солнцем пронзённым золотым копьем, он принялся читать вести, посланные из Солнечного Копья. Доран умолял его вернуться, потому что близится годовщина смерти Элии и её детей. Желание, бушевавшее в нем вмиг испарилось, оставляя неприятный осадок. Вскользь брат упомянул о назначении Старка на пост десницы, и о скорой помолвке оленьего отродья с дочерью старой псины. Будто это ничего не значило. Оберин захотел сжечь проклятое письмо, а прах пустить по ветру. Оно словно содержало в себе все спокойствие Дорана, которое угнетало его годами. Пропитываясь насквозь чудовищным, парализующим, вязким горем, от коего горчит на языке и першит в горле, загораясь всепожирающим гневом бессилия, он смял послание в руках. — Мой принц? — Дорнийка лебезила у него перед глазами. Оберин кинул ей пару монет и быстро собравшись ушел прочь. Ему хотелось кричать, хотелось ломать все на пути и набить кому-нибудь морду. Желательно распрекрасному принцу Элии, но Роберт и тут его обошёл. Доберись до него первым Оберин, молот показался бы беловолосому ублюдку благословлением. А теперь? Этот старый, жирный болван собрался устроить праздник в день траура! В день, когда законная королева Вестероса была опорочена, истинный наследник короны подлым образом убит. Эйгон мог стать великим! Лучшим королем со времен Джейхериса I. Мог…мог…уже ничего. В день, когда его не оказалось рядом. В груди разрасталась огромная, удушающая волна боли, сковывающая конечности. — В пекло! Схватив оставленный под надзором в прихожей борделя кинжал, он собрался мчаться во дворец к Дорану и высказать все, что думает о ситуации и о нем в целом. Устроить очередной скандал, дабы выжать из старшего брата хоть толику эмоций. Ему надоела пустая болтовня о закулисной игре, хитрых планах и тому подобное! Брехня! Дорнийские жеребцы не напрасно считались лучшими в королевстве. Ему хватило часа, чтобы добраться до родового замка. Видя бушующий огонь в его глазах, стражники не желали пропускать, умоляя остановиться и скуля, точно малые дети. Он не хотел их ранить, все же солдаты просто несли свою службу, но Боги! Если они не уйдут с дороги, то могут случайно напороться на свои же сабли. — Пропустите! — Властный голос Дорана раздался из-за дверей. Быстрым шагом добравшись до балкона, где на кресле расположился его братец, Оберин, решивший обойтись без приветствия, бросил смятый лист тому под ноги. Без особого интереса повернув голову, Доран сложил руки на коленях, смотря на него с некой задумчивостью и немой усталостью. Его брат никогда не запускал себя даже во время подагры, но сейчас… Темные залежи и нависшие веки почти скрывали его потухшие глаза. Одежда явно не первой свежести, висела на нем, словно простыня. Лицо бледное и отекшее, а тело рыхлое и бесформенное, подагра привела к опуханию и покраснению суставов коленей, пальцев ног и рук. Слова застряли у Оберина в глотке. Все же трудно видеть, как близкий тебе человек разлагается подобно трупу в могиле. — Как мы на это ответим? — Выпрямившись и раскинув плечи, вставая в солдатскую стойку, он без тени прежнего гнева глядел на скрючившегося в кресле-каталке брата. — Мы? Кто мы? — Вторил измученный голос. — У тебя имеется армия? Или может три дракона на примете и две жены воительницы? — Ты же знаешь, я всегда больше предпочитал любовниц. — с едкой улыбкой выдавил Оберин. Доран покачал головой, отчего безжизненные волосы разметались по костлявым плечам. Арео за его спиной напрягся, хмуро поджимая губы. Капитану стражи, доставшийся им в наследство от Мелларио, он по-настоящему никогда не нравился. Но тех, кому он нравился, можно было пересчитать по пальцам одной руки, включая многочисленных родственников. Не то, чтобы для Оберина это имело значение. — Оставь пустую браваду, брат. Мы должны оставаться спокойными и тихими. — О, так вот каков наш новый девиз, да? Спокойные, тихие, побежденные, сломленные, мне продолжать, Доран? — Его имя Оберин уже прокричал, не обращая внимания на Арео, который предусмотрительно сжал саблю, висящую на боку. — Чего ты хочешь от меня? Мне созвать знамена из-за праздника? — Махнул Доран безвольно ладонью. — Вассалы и так считают меня слабаком… — Будто они неправы, — Огрызнулся он, смотря в сторону, не в силах выдержать долгий предосудительный взор в свою сторону. — Ты проявляешь неуважение! Оберин вспыхнул. Сократив малое расстояние между ними, он навис над братом, захватив его в капкан. — Это ты проявляешь неуважение к памяти Элии! Долго еще мы будем молчать? Неужто ты настолько ослаб? Мелларио оказалась права, ты трус! Хлесткая пощечина обожгла щёку и отозвалась знакомым жаром в сердце. Хотах готовый оттащить в случае реального конфликта так и застыл будто обделался. Они оба не верили в произошедшее. Оберин переводил изумленный взгляд с Дорана, который спрятал руку, словно преступник, на окаменевшего Арео. Ноздри по-звериному расширились, вбирая весь воздух меж ними троими. Старший брат никогда не поднимал на него руку. Несмотря на бесконечные любовные похождения, череду бастардов, огромное количество дуэлей, несмотря ни на что. Он мог сказать вещи и похуже, но любящий братец не переходил эту черту. Оберин внезапно понял, что Доран постарел. И руку он спрятал не из стыда. Любое прикосновение причиняло ему нестерпимые страдания. А довел его до такого состояния…пекло. Оберину стало страшно. Он не знал, как далеко зашел, но, очевидно, переборщил. Опустившись на колени, головой ложась на укрытые пледом ноги брата. Столь родной запах фиников и лавандового масла еще никогда не обжигал нос. — В кого мы превратились? — Тихо вопрошал он. — Элия часто писала мне в последние свои годы. Хотела навестить Дорн с детьми. Спрашивала о тебе, — Печально сказал Доран одними пальцами поглаживая его волосы. — Хотя бы в память о ней, не делай глупостей, Оби. И я клянусь тебе, что они все ответят за нашу боль. Оберин сжал полы обшитого золотом одеяла. Воспоминания наплывали волнами, захлестывая в пучинах безнадеги. Да, Доран прав, ему все еще невыносимо больно. Каждую ночь в мечтах он убивает Гору, затем Тайвина с особой жестокостью. На утро его преследует лишь тупая пустота, которая разъедает в груди дыру. Оберин не знал, чем заполнить её? — Я не стану доставлять тебе проблем. — Чуть помолчав он добавил. — Клянусь. Доран поднял его за плечи, притягивая к себе в неловкой попытке обнять. Как давно они не делали этого? Не обнимались, не разговаривали…? Упомнить сложно. Меж ними словно всегда находилась стена и мир рухнет, если один из них пойдет навстречу. Стража у входа топталась, бросая нелепые взгляды в его сторону. Тянуло вновь закатить глаза. Еще не все привыкли к вечным стычкам между принцами? — Ваше высочество? — Гарольд, я тебя обыскался. — с усмешкой сказал Оберин, увидев мальчика, которого нечаянно оставил в борделе за пределами города. — Ты в обиде на меня, друг мой? — Нет, что вы! — Поспешил возразить до смешного пугливый мальчишка, косясь на воинов с саблями. — Просто, у меня для вас еще вести остались, вот. — Промямлил он, опуская взгляд на мраморный пол. — Какие? Стоило Оберину привлекающим жестом пригласить Гарольда проследовать за ним, у того, кажется, искры готовы были из глаз посыпаться от благодарности. — Недавно слух прошел, что к нам из Белой Гавани корабль плывет. — Правда? — Удивление естественным образом поселилось на лице, ибо каждый мелкий торгаш знал об отношении к немытым дикарям с Севера в Дорне. Они не смели соваться к ройнарам уже шестнадцать лет, а теперь думают, что их гнев стих и можно потихоньку приторговывать? Бессовестные псы! — Говорят на нем путешествует Северянин с огромным белым чудищем с красными, как у демона глазами. Ходят слухи, что он фехтует лучше самого Эртура Дейна и… Оберин фыркнул с отвращением. Моряки всегда умели приукрасить, а то и вовсе переврать историю. — Запомни, малыш — никто не фехтует лучше сира Эртура черт побери Дейна. — Да, мой принц. — Смиренно пролепетал Гарольд, еле успевая за его быстрыми шагами. — Где их видели в последний раз? — По-моему, — Гарольд призадумался. Темно-коричневая копна на его голове забавно тряслась на ходу, напоминая бараний окорок. Оберин почти сдержал смех. — последние вести были из Залива Разбитых Кораблей. Он удивленно вскинул брови, останавливаясь у дверей в свои покои. — Если они в самом деле держат путь в Дорн, то быть им здесь уже к следующей луне. Может тогда поприветствуем наших гостей? — Оберин расплылся в улыбке. Вот куда он выплеснет накопившийся гнев. О, это восхитительная новость! — Отправь весточку Песчаным змейкам. Скажи, что папочке скоро понадобится их помощь.