Свет горел всю ночь

Влюбиться и плакать – ФРИК ПАТИ, найтивыход

Под ребрами будет свет, Если сердцем не ослеп. Если ты умеешь чувствовать, Тебе не нужен склеп... Уильям уперся локтем в поверхность под собой, выставляя вторую руку вперед – не к шраму Пьера, но его плечу. Пальцы скользнули выше – шея, а после к щеке, поглаживая. Париж смотрел до слабости в теле ломко, с трепетом, улыбался тепло-тепло. Тянул руки к лицу Лондона и медленно снимал очки, а после целовал одними лишь подушечками губ – на пробу. Не источая угрозы, не передавливая. С каждым мгновением движения его становились резче, и вот он держал лицо Уильяма в ладони, седлая того поверх бедер. Пальцы покровительски елозили по чужому животу, делясь теплом. Пьер подхватил с поверхности поблизости бокал и слегка надавил на грудь Темзеда – тот коснулся спиной прохладной простыни. Задрав подбородок, Париж небрежно отпил красного полусладкого, а после склонился над залюбовавшимся Лондоном, беря того под затылок. Подавшись вперед, Уильям припал губами к бокалу. Выглядел Пьер в край удовлетворенным и спокойным, заливая в Темзеда вино. Мягко взъерошив светлую копну, Сенье оставил короткое поглаживание близ виска; теплое дыхание опалило розовое ухо: – Ну, не торопись, mon cher, – ласковый шепот без искры, заботливый, вынудивший Лондон сглотнуть втрое больше. Сглотнуть и ощутить, как напиток стекает по скулам и шее. Ощутить, как чужие губы поцелуями мажут жидкость, а язык горячо тянет по кадыку. Колени дрогнули от слабости, и Уильям расслабил их, прикрывая глаза. Ни ухватиться за что-то тяжелое, ни напрячься – полностью открытый, уязвимый, со шрамами. Стоило Лондону оказаться головой на постели лишь в нижнем белье, а обратной стороной колена соприкоснуться с плечом Пьера – потянуло слабостью. Рассудок помутился. Поведя кончиком носа по внутренней стороне бедра Темзеда, Париж запечатлел все на том же месте мягкий поцелуй, кожей ощущая дрожь. Уильям закатил глаза, шумно выдыхая и касаясь собственных выпирающих ребер, что гулко бьющееся сердце, казалось, вот-вот переломит. И до сих пор у ребер свет, И нет, я сердцем не ослеп. И если склеп, то только тот, Где я пишу стихи тебе...