───── ◉ ─────
Боль, с которой Хоб просыпается, уже стала кем-то вроде старого друга. За свои годы он привык просыпаться с болью. Всё не так уж плохо, по ощущениям она где-то между пронзительной и невыносимой. Твёрдая восьмёрка или девятка. В комнате находится ещё один старый друг — Сон. Бережно свернувшийся вокруг Хоба, словно одного его присутствия достаточно, чтобы унять боль. Возможно, так и есть. Как только Хоб его замечает, он сразу же перестаёт думать о боли. Даже если чувствует себя, как выжатый тюбик зубной пасты. — Привет, — шепчет Хоб. Горло уже болит не так, как будто он глотал лезвия, скорее как будто просто перенёс простуду. Сон отодвигается, и только тогда Хоб отмечает, каким тёплым он был. По какой-то причине он всегда полагал, что Сон будет комнатной температуры. — У меня есть лекарство от боли, — говорит Сон, поднимаясь с кровати. — Мэттью сказал, что это хорошие наркотики. И чтобы я не спрашивал, где он их достал. — Опиаты? — спрашивает Хоб. Сон разглядывает коробку. — Да, — наконец говорит он. — Спасибо, но обойдусь, — отвечает Хоб. — В ванной есть ибупрофен. Сон достаёт другую, абсолютно новую коробку. — Это? Хоб кивает. Это всё. Очень странно. Он бы решил, что ему всё снится, учитывая то, чем… или кем Сон является, но… во сне ему бы не было так больно. — Тебе понадобится вода, — говорит Сон и выходит из спальни. Хоб отдалённо слышит его шаги по квартире. Он закрывает глаза, а потом чувствует, как его поднимают, чтобы усадить. Сон залезает на кровать между ним и спинкой кровати, прижимая его к своей груди. Ему больно, но он сжимает зубы, потому что это сладкая боль, и он не хочет, чтобы момент разрушился из-за него. Сон вкладывает две ярко-красные капсулы в ладонь Хоба и держит перед ним стакан с водой. Хоб закидывает сразу две таблетки в рот и быстро понимает, что Сон не планирует доверять ему такое деликатное дело, как поднятие стакана, поэтому он просто открывает рот и позволяет Сну наполнить его водой. Ему удаётся проглотить их, не подавившись, и это очень хорошо, потому что ему кажется, если бы он закашлялся, то разошёлся бы по швам. — Спасибо, — благодарит его Хоб. Задача выполнена, и он думает, что Сон сразу же уйдёт, но он не двигается. Уставший, жалеющий себя и немного жаждущий этого, чем бы «это» ни было, Хоб прижимается к его груди и кладёт голову на его плечо. — Ты не должен меня благодарить, — мягко говорит Сон. — Ты вступился за меня. И мой долг — сделать всё возможное, чтобы облегчить страдания, которые ты испытываешь из-за меня. — Бывало и хуже, — отвечает Хоб. Он не хочет, чтобы Сон чувствовал себя обязанным ему, потому что это не так. Сон ничем ему не обязан. — Для этого и нужны друзья. — И часто ты вступаешь в поединок с непостижимо могущественными существами ради дружбы? — спрашивает Сон. — Ну, уже дважды я сражался ради тебя. Твоей дружбы, — уточняет он. Не облажайся, Гэдлинг. — Дважды? — удивляется Сон. — Первый раз я боролся с тобой же, — напоминает ему Хоб, позволяя себе прижаться ещё теснее. Сон пахнет осенью, свежим воздухом и падающими листьями. Тёплый, теплее, чем Хоб мог бы подумать. — Но тогда я ещё не знал о непостижимом могуществе. Хотя предполагал, что ты на одном уровне с вампирами или чем-то подобным. — Ту ссору затеял я, — мягко отвечает Сон. — Я жалею об этом и прошу прощения. Хоб смеётся. — Уже простил. И забыл. Ну, всё, кроме запоздалого осознания, что при желании ты бы мог стереть меня с лица земли. Но не стал. Значит, я тебе нравлюсь. — Неужели? — спрашивает Сон и Хоб слышит улыбку в его голосе. Он поднимает большой и указательный пальцы на расстоянии дюйма друг от друга. Из-за этих усилий ему хочется проспать неделю, но оно того стоит. — Чуть-чуть, — говорит он. — Возможно, — соглашается Сон Хоб чувствует себя сейчас очень любимым, но не собирается настаивать на эмоциональной близости. Не тогда, когда ему дарят объятия, в которых он так нуждался, и которые Сон, кажется, не замечает. — Пойдёт, — говорит Хоб. — Кто знает, может ещё через шесть веков ты даже признаешь это. А потом происходит нечто невероятное. Хоб чувствует давление на своей голове. Его больному мозгу требуется минута на осознание — Сон уткнулся носом в его волосы. Хоб сидит очень, очень неподвижно. Следующим он замечает пальцы Сна, скользящие по внутренней стороне его предплечья, касающиеся ладони и переплетающиеся с его собственными. Тихий вздох развевает несколько прядей его волос и касается уха. Веки Хоба закрываются сами собой и, как бы он ни хотел, он не может с этим бороться. Он так устал. Сон рядом. Ему уютно и хорошо. — Ты лжец, Хоб Гэдлинг, — довольным тоном произносит Сон. — Ты лжешь словами так же легко, как говоришь правду делами. Хоб хмыкает. Кажется. — Я бы хотел, чтобы ты знал, — говорит Сон так, словно напевает колыбельную. — Я бы хотел, чтобы ты знал, что твои деяния не напрасны. Я. Слышу. — продолжает он. — Я слышал. И то, что я услышал — большая честь для меня. Он засыпает и ненавидит себя за это, потому что ему кажется, что Сон только сказал, что это нормально, если Хоб любит его, и хочет сказать, что так и есть, что он правда любит его и хочет только, чтоб ему это было позволено, большего он не просит. — Я… — Тшш, — прерывает Сон и сжимает его руку. — Спи. Восстанавливайся. Я буду рядом, когда ты проснёшься.───── ◉ ─────
— Милорд, — Хоб делает глубокий поклон и ухмыляется Сну, когда тот поднимает на него взгляд. — Ты решил стать моим рыцарем? — спрашивает Сон, рассматривая потрясающие доспехи Хоба и тёмный холл замка. Он сидит на более тёплом троне, чем тот, который он создал для себя, обитом бархатом и вырезанном из чёрного дерева. К сновидениям Хоба можно пристраститься, к простому удовольствию от них и к постановке. Хоб мечтает, как ребёнок. — Если ты позволишь мне, — отвечает Хоб. Здесь он уверен. Уверен в любви Сна. Этого могло бы быть достаточно, вот только Хоб — создание Пробуждённого Мира, и Сон должен любить его и там. Уверенно. Тепло, открыто и бесстрашно. Он начинает понимать, что хотел этого уже давно. — Я был бы глупцом, если бы отверг столь щедрое предложение, — говорит Сон. Он может взять это сновидение под контроль, изменить его под свои вкусы, но ему интересно, что Хоб собирается делать с ним дальше. — Тогда я твой, милорд, — Хоб снова кланяется, не переставая улыбаться. — Моя жизнь и верность твои. Делай с ними, что пожелаешь. Сон шумно сглатывает. Это не сознательный разум Хоба, а его подсознательная часть поклялась Сну в верности, и это многое значит. В глубине души Хоб давно присягнул Сну. Сон хочет этого, хочет любви и преданности этого человека так яростно, что его пробивает дрожь. Любовь Хоба Гэдлинга — это нечто всепоглощающее, искушающее протянуть руку и взять. Но Хоб нездоров, это его исцеляющийся разум, и Сон не желает подвергать его риску из-за своего эгоизма. Поэтому он будет держать себя в узде. — Что пожелаю, — повторяет Сон, вживаясь в роль великодушного короля. — А если я прикажу тебе убить дракона? — Тогда я с радостью подчинюсь, — выпрямляется Хоб. — И, без сомнения, преуспеешь, — с любовью произносит Сон. С любовью к неумолимому смертному, который ради Сна уже сделал больше, чем просто убил дракона. — Что ты попросишь взамен своей победы? — Я хочу, чтобы ты мной гордился, — отвечает Хоб. Сон сразу же понимает, что это правда. Они многое друг для друга значат, но часть Хоба всегда искала одобрения Сна. Он хочет сказать, что его гордость едва ли стоит того, чтоб её желать, что он гордился монстрами, что Хоб даже представить не может, какой же он сам монстр. Но Хоб никогда не считал его таким. Он смотрит на Сна и видит что-то достойное его преданности и любви, вне зависимости от того, будут встречены его чувства взаимностью или нет. — Подойди, сэр Роберт, — подзывает его Сон ожидаемым властным жестом. Хоб подходит, поднимается на три ступеньки, разделяющие их, и опускается на колени перед троном, смотря вниз. Сон наклоняется вперёд и кладёт два пальца на его подбородок, поднимая его голову, чтобы взглянуть в глаза. — Я восхищён тобой, — признаётся он. — Ты не перестаёшь меня удивлять. Кажется, моя жизнь была бы беднее, не будь тебя в ней. Хоб одаривает его улыбкой, которая вдохновляет на создание нескольких приятных снов. — Я люблю тебя, — легко произносит Хоб. Возможно, неправильно слышать это во снах, где он беззащитен, где он мало что контролирует, в отличие от Сна. Но это правда, и Хоб не стал бы её отрицать в Пробуждённом Мире, спроси Сон у него. Если они хотят быть на равных, то им придётся делить время между его владениями и миром Хоба, и Сон считает, что Хоб бы пошёл на это. Сон обещает себе, что научит его жить в Мире Снов, когда он придёт. Когда он поправится. — Прости, я продолжаю повторять это? Кажется, да. Я серьёзен, но это, наверное, раздражает. — Вовсе не раздражает, — качает головой Сон. — Твоя привязанность не причиняет неудобств. Я её ценю. — Не всегда, — говорит Хоб. Из-за лёгкого всплеска беспокойства сновидение идёт рябью, тени становятся длиннее, а стены холоднее. Мысленно Сон добавляет пару светильников по обеим сторонам зала, наполняя его светом. — В том была моя ошибка, не твоя, — мягко произносит Сон. — Я был жесток с тобой. Или намеревался быть жестоким, а ты воспринял это, как доброту, — продолжает он, проводя большим пальцем вдоль линии подбородка Хоба. Большего он себе не позволит. Не тогда, когда у Хоба здесь так мало власти и выбора. Но он страстно желает быть источником удовольствия для своего защитника. Своего человека. Своего Хоба. — Ты — мой, — произносит Сон и наконец осознаёт это, чувствует и впервые полностью понимает. Хоб мгновенно кивает и Сон проводит большим пальцем по его губам. — Мне бы хотелось быть добрее к тебе прежде, — говорит Сон. Хоб смотрит на него, словно видит самое великолепное существо за всю свою долгую жизнь. — У нас есть вечность, — отвечает Хоб. — Множество времени для доброты. — Полагаю, что так, — легко улыбается Сон. — Тот дракон, сэр Роберт. Тебе не нужно убивать его. Ты должен договориться о мире. — Ты будешь мною гордиться, — обещает Хоб, поднимаясь и сияя. Прекрасен. Воистину прекрасен. Время сделало его исключительно восхитительным. — Уже, — говорит Сон, мягко подталкивая сновидение дальше по сюжету.───── ◉ ─────
Хоб медленно просыпается, перед глазами ещё чётко стоит сцена чаепития с Волшебным Драконом Паффом, а в соседней комнате тихо играет Bowie — Golden Years. Он смотрит сквозь дверной проём и видит Сна, покачивающегося в такт музыке и перебирающего, судя по виду, целую гору из пачек с хлопьями, что. Во-первых, очаровательно. Во-вторых, очень трогательно. Должно быть, в какой-то момент он ходил за продуктами. Сон поднимает голову, встречаясь взглядом с Хобом, и вот он уже стоит у кровати, как будто шагнул туда прямо из кухни, и от этого у Хоба неприятно кружится голова. Сон включает свет и Хоб скулит. Он выключает свет. — Прошу прощения, — говорит он. — Тебе нужны ещё обезболивающие? Хоб раздумывает. В данный момент боль где-то на пятёрку. Не так уж и плохо. И у него сложилось впечатление, что Сон продолжает его усыплять, чтобы избавить от страданий, но, каким бы весёлым ни было драконье чаепитие, он проспал достаточно. Наверное, прошло уже довольно много времени. — Я в порядке, — отвечает он, пытаясь сесть. Боль усиливается, когда он двигается, но терпимо. Он выживет. Бывало и хуже. — Нашёл мою коллекцию винила? — меняет тему он, пытаясь стереть обеспокоенное выражение с лица Сна. — Ты выразил желание познакомить меня с тем, что я пропустил, — неуверенно произносит Сон. — Я подумал… — Эй, это всё твоё, — прерывает его Хоб. — Серьёзно. Включай их, одолжи, потеряй где-нибудь в своём мире и не возвращай, — улыбается он. — Знаешь, когда-то я думал, что Боуи был одним из твоих. — Одним из моих? — спрашивает Сон, приподнимая бровь. — Твоих… — Хоб делает неопределённый жест. — Твоих. Как Шекспир. — А, — губы Сна изгибаются в едва уловимой улыбке. — Ты представлял, кто может быть моим бенефициаром? — В какой-то момент считал, что ты рассказал Оскару Уайльду про меня, — говорит Хоб. Улыбка Сна становится шире, и Хоб не уверен, значит ли это то, что он ведёт себя нелепо или то, что он оказался прав. — Возможно, ты считал, что я искал сочувствия для своего разбитого сердца из-за нашей ссоры? — Разбитого сердца? — удивлённо переспрашивает Хоб. — Конечно, — изящно кивает Сон. — Я боялся, что лишился компании своего единственного друга. Хоб облизывает губы. — Никогда. Сон снова кивает и присаживается на край кровати. Он чувствует себя комфортно здесь. На кровати Хоба. В кровати Хоба. Хоб испытывает целый спектр эмоций, но сейчас мозг не в состоянии его обработать. Он уже знает, что тело исцеляется быстро. А вот с головой сложнее. В ушах стоит звон. — Я понял это, — говорит Сон. — Джейн Остин, — не бросает свои попытки Хоб. — Там точно замешана капелька волшебства. — И ты представляешь меня угрюмым мистером Дарси? — спрашивает Сон. — Если бриджи подойдут, — пожимает плечами Хоб. — Они шли, — отвечает Сон. — Как и тебе, — добавляет он, неосознанно напоминая Хобу, насколько тесной шили мужскую одежду в те времена. Если вы носили что-то кроме черного, то не получалось скрыть, как сильно брюки выделяли область паха. Белые считались самыми непристойными. Порой Хоб скучает по этому. И по вырезам. Женщины так туго завязывали корсеты, что их прелестная грудь поднималась до уровня ключиц, чуть ли не выскальзывая из платья. Сон снова удивлённо приподнимает бровь. — Что? — спрашивает Хоб. — Мечтая о чём-то в моём присутствии, ты словно бы говоришь это вслух, — отвечает Сон. — Мне. — Оу, — начинает Хоб. — Я должен знать что-то ещё? — Да, — с неожиданной для Хоба откровенностью произносит Сон. — Я посещаю твои сны, пока ты восстанавливаешься. Чтобы убедиться, что исцеляется не только твоё тело, но и разум. — Ладно, — говорит Хоб. — Надеюсь, они не слишком смущающие. — Вовсе нет, — качает головой Сон. — В них не было ничего такого, из-за чего бы я стал хуже думать о тебе. Однажды я научу тебя управлять ими, как это делают создания моего мира. — Создания твоего мира? — переспрашивает Хоб. Потому что. Да, у него временные повреждения мозга. Но вряд ли бы он забыл, если бы был сном. — Ты выступил в роли моего защитника, уберёг моё королевство от возможной войны, — говорит Сон, глядя на выбившуюся нить на одеяле. — Я бы не стал к тебе относиться так в Пробуждении, но Мир Снов будет считать тебя своим созданием. Если ты захочешь. — Чтобы я был твоим кем? Рыцарем? — спрашивает Хоб с колотящимся сердцем. Боже, да. Позвольте ему это на пять минут и, возможно, он даже умрёт счастливым. Не то, чтобы он планировал. Но не суть. Сон вновь поднимает взгляд и в его глазах танцуют звёзды. Может, и это следствие сотрясения мозга, но Хоб в этом не уверен. Сон настолько невероятен, что в его глазах могут быть настоящие звёзды. — Ты стал им, — отвечает Сон. — В своих снах. Ты присягнул мне на верность. Я бы не стал настаивать… — Я хочу, — перебивает его Хоб. Я хочу быть всем, чем ты позволишь мне для тебя быть. — И ты… Ты же знаешь, что я с тобой, — добавляет он. Потому что Сон знает. И вроде как сказал, что ничего против не имеет. И этого достаточно. — Да, — соглашается Сон. — Тебе нужно поесть. Хоб уже почти высказал негодование из-за смены темы, но его желудок заурчал так громко, что можно было бы услышать в Шотландии. Поэтому пятнадцать минут спустя он сидит за кухонным столом и наблюдает за Сном, который ест хлопья weetwbix с шоколадной крошкой прямо из коробки. Сначала по одной за раз, с приличными интервалами между, потом одну за другой, после чего уже по горсти сразу. Хоб еле сдерживает улыбку от непрерывного хрум-хрум-хрум. «Заедает стресс», — думает он. Сон беспокоится о нём. И это наполняет его тёплом и нежностью, потому что у Сна есть более важные заботы, чем один крохотный человечек, безнадёжно влюблённый и от того склонный совершать крайне глупые поступки ради него. Зная всю тяжесть последствий, Хоб бы снова поступил так же в мгновение ока. Мэттью возвращается и получает свою порцию хлопьев, что выглядит ещё милее, чем когда Сон ел их в одиночку, из-за этого Хоб влюбляется чуточку больше. С полным клювом Мэттью рассказывает о делах в Мире Снов, и звука их голосов оказывается достаточно, чтобы на время позабыть о боли. Хоб едва не умирает снова, когда на прощание Сон позволяет Мэттью уткнуться в него клювом, а в ответ получает поглаживание по грудке. Хоб не видел ничего милее и хочет видеть это постоянно. — Ты слушал? — спрашивает Сон после, тихонько пережевывая очередную горсть хлопьев. — По большей части, — признается Хоб. — Я могу… больше не слушать. — Нет, — говорит Сон. — Я бы хотел, чтобы ты знал политические и функциональные тонкости моего королевства. Если бы ты узнал их. Это. Я никогда не думал… что ты согласишься занять уникальное место в Мире Снов, — продолжает он. — Твоя точка зрения будет неоценима. Для меня. Тогда Хоб и осознаёт, что Сон был серьёзен. Когда сказал, что он каким-то образом будет созданием Мира Снов. Не просто созданием. Его рыцарем. Не в реальном смысле, а в сказочном, что для Сна более реально, чем любая наследственная монархия. И его всё устраивает, но нужно ещё переварить эту огромную перемену в их отношениях. Хоб чувствует себя крохотным щенком с виляющим хвостом. С большим усилием он пытается отвлечься, играя с одной из груш в фруктовой вазе. Выглядят отлично, но на поверку оказываются ещё не дозревшими. Всё в порядке. Он умеет быть терпеливым. — Не уверен насчёт неоценимости, — запоздало отвечает Хоб. — Но я бы хотел всё узнать. Честно говоря, умираю от любопытства. Сон смотрит так, словно у него выросла вторая голова, но при этом как будто ему нравятся двухголовые люди. Он засовывает в рот очередную горсть хлопьев. — Ты не перестаёшь меня удивлять, — проговаривает Сон. — Надеюсь, никогда и не перестанешь. — Сделаю всё возможное, чтобы быть абсолютно непостижимым, — улыбается ему Хоб. — Только для тебя. Сон слизывает крошку с губ, а потом открывает ящик для столовых приборов и достаёт нож для масла. — Ты подойдёшь, Роберт Гэдлинг? Хоб встаёт, не обращая внимания на приступ всепоглощающей боли, и проходит на кухню, где его ждёт Сон, держа нож для масла так, как будто… Как будто это меч. Ох. Лёгкая дрожь удовольствия пробегает по губам Сна, но глаза его темнеют как у кошки, преследующей добычу. — Ты преклонишь колени? — спрашивает он. Зная, что это будет чертовски больно, Хоб опускается на колени. Чертовски больно. Но как только он опустился, склонив голову и тихо дыша, то почувствал себя на своём законом месте. Сон касается ножом одного плеча, потом другого и снова первого. Хоб чуть не выпрыгивает из собственной кожи, когда чувствует… как что-то внутри него меняется. Что-то, чему он не может дать определения, меняется навсегда. Кончиками пальцев Сон касается нежной кожи под его подбородком, мягко, но неумолимо приподнимая голову, пока Хоб не встречается взглядом с полностью чёрными глазами, а потом замечает, что грудь Сна поднимается и опускается так, словно он только что пробежал милю. Хоб сглатывает, когда Сон большим пальцем скользит по линии его щетины на челюсти. Наверное, он сейчас выглядит хуже, чем в 1689, но Сон смотрит на него так, словно… Словно он в любом виде стоит того, чтобы на него смотреть. Словно он удивительный. Его внутренности плавятся. — Поднимись, сэр Роберт, — спустя вечность произносит Сон. — Первый рыцарь Мира Снов. Первый и единственный в своём роде. — Мне бы, ах… — усмехается Хоб. — Не помешала бы помощь? С этим. Сон отвечает на его улыбку, одной из тех настоящих улыбок, которые Хоб до сих пор ужасно рад видеть каждый раз, и протягивает руку. Он невероятно силён и с лёгкостью поднимает Хоба. Так легко и быстро, что у него кружится голова и он теряет равновесие, падая на Сна, который мягко ловит его. Хоб смеётся. Его только что посвятили в рыцари на кухне ножом для масла, а из одежды на нём домашние штаны с маленькими белыми медведями и футболка, которую он купил где-то в конце девяностых. — Прости, — произносит он, отсмеявшись. Он ждёт, что Сон поддержит его и отпустит, но спустя пару мгновений понимает, что ничего из этого не происходит. — Ты не должен просить прощения за раны, полученные из-за меня, — говорит Сон. — Я не приму их. Наконец-то Сон отстраняется, но руками обхватывает лицо Хоба, чьи колени грозятся взять незапланированный отпуск. Он закрывает глаза, когда Сон наклоняется, и у него перехватывает дыхание, когда он чувствует лёгкое прикосновение губ чуть ниже линии роста волос. Его лёгкие полностью отключаются, когда Сон прижимается к нему лбом, одной рукой продолжая поддерживать Хоба за руку. И это отлично, потому что в противном случае он бы свалился на пол. — Я не хочу, чтобы мой рыцарь извинялся за свою храбрость. Я лишь жалею, что она потребовалась. — А я нет, — отвечает Хоб. — Никаких сожалений. Мне ни капли не жаль. Я бы сделал это снова. Я бы сделал… Всё. Всё ради тебя. — Я знаю, — переходит на шёпот Сон. — Ты слишком многое мне предлагаешь, но я не в силах отказаться. — И хорошо, — так же тихо говорит Хоб, слыша, как колотится собственное сердце. — Прости, — в последний раз произносит он. И отключается.