Bark on Bark, Petal Strands

В день интервью они просыпаются рано. Солнце едва выглядывает из-за горизонта, а небо кажется холодным и серым для утра. Минхо принимает душ, а затем спускается вниз в своих спортивных штанах и тапочках. Вода с мокрых волос стекает по его спине, прямо как неисправная кухонная раковина. Душ помогает ему немного проснуться, но большую часть этого делает чай и шоколадные кексы. — Привет, красавчик, — шепчет Минхо в темноте, когда входит Чан, и тот стонет от поддразнивания. — Слишком рано, Мин. Минхо и Чан пьют лишь чай в пять утра, пока Феликс зевает, пытаясь доесть тарелку овсянки. Младший полусонный, и Минхо чувствует себя виноватым, таща его наверх, чтобы он принял душ. И как только Феликс закончил, уговаривает его переодеться. Ли уже принял душ, и, пока младший принимает душ, идет переодеваться. Минхо решает, что лучший выбор — костюм: обычный темно-синий костюм и белая классическая рубашка. Это профессионально и приятно для глаз. Минхо расчесывает волосы, когда Феликс, спотыкаясь, проходит мимо него в полотенце в их главную комнату, Хёнджин спит внизу, а Джисон, Сынмин и Чонин в комнате Чанбина, так что никто из них не проснулся. Минхо распыляет на волосы немного лака, а затем идет по коридору, чтобы помочь Феликсу подготовиться. Он осторожно стучит в дверь, резко шепча. — Феликс? Могу я войти? — Мгхм. Минхо распахивает дверь, щурясь из-за тусклого утреннего света, проникающий сквозь жалюзи, и видит Феликса в боксерах, роющегося в одежде. Его волосы вьются от того, что их вытирают полотенцем, пока младший сонно что-то бормочет, а Минхо приближается. — Эй, соня. Тебе нужна помощь? Феликс пожимает плечами, вероятно, слишком ещё сонный, чтобы ответить. Он хватает пару черных брюк и черную рубашку и кладет их на неиспользованную кровать, постельное белье свежее и нетронутое, кровать идеально заправлена ​​на этот раз. Минхо осматривает наряд и молча одобряет. Верх черной рубашки прозрачный, покрытое сетчатым кружевом с пришитыми цветами. Это мило, модно и профессионально. — Это мило, Ликс. — Мгхм. Минхо подходит к столику, рассматривая разные броши, пока Феликс одевается, забыв нанести дезодорант, и Ли достает из шкатулки красивую бело-золотую брошь в виде льва. В этой шкатулке находятся универсальные украшения. Минхо возвращается к Феликсу, похлопывая его по плечу. — Нанеси дезодорант, пахнешь. — От меня не пахнет, я только что принял душ, — но все равно задирает рубашку, чтобы нанести дезодорант, смотря на брошь в руке Минхо. — Я думаю, это Хёнджина. — Хочешь, чтобы я нашел что-то другое? — Нет, в этой шкатулке общие украшения. — Знаю, поэтому и выбрал его. Оно будет хорошо смотреться с твоим нарядом и не будет выглядеть слишком кричащим. Не двигайся, я прикреплю это к твоей рубашке. Минхо прикрепляет брошь к рубашке, улыбаясь, и, осмотрев Феликса с ног до головы, кивает. — Готов? — Ага. Я хочу прибраться здесь, чтобы, придя домой, вздремнуть. — Мой мальчик, — Минхо целует его в лоб. Феликс решил дать волосам высохнуть естественным образом, из-за чего волосы начали волниться. Когда пришло время выходить, Чан задерживается на пару минут, чтобы попрощаться с остальными и поцеловать их перед уходом. Это, конечно, противоречит цели не будить их, но он делает это лишь потому, что он их очень сильно любит. Минхо терпеливо ждет его в лифте и, спускаясь вниз, в такое раннее время всё кажется таким тихим и неловким. Чан ведет машину, а Минхо, сидя на переднем сиденье, читает некоторые потенциальные вопросы к интервью, для того, чтобы они их не поставили в тупик. — Итак, если интервьюер спросит вас, что вы думаете об уходе за омегами смотрителем, что вы ответите? — Минхо начинает. — Ладно… Подождите, я не могу думать и вести машину, — Чан включает поворотник, поворачивая на перекрестке. — Вообще-то это не мое дело. — Это тот ответ, который вы дадите? — Ну, это не так! Это не я решаю, нанимать смотрителя для наблюдения за физическим и психическим здоровьем омеги. — Хороший и честный ответ, — кивает Минхо. — А ты, малыш? — Это мой выбор, — бормочет Феликс, смотря что-то в своем телефоне. — Я думаю, что интервьюер довольно хороший, поэтому нам не придется беспокоиться о наживных вопросах. Минхо кивает, воспользовавшись моментом, чтобы подбодрить себя. Минхо знает, что он очень сильно волнуется. Возможно, это токсичная черта — точнее нет, это определенно так. Он любит играть в рыцаря, любит драться, любит задавать вопросы, чтобы поставить людей на место, даже принизить их, но сегодня он не может так сделать. Минхо — профессионал, он — человек, и при том омега, а это значит, что он сделает все, чтобы защитить свою стаю. И сегодня он идет туда не ради развлечения или для собственного спокойствия, он идет туда, чтобы защитить свою стаю. Эта стая, которая защитила его, приняла и полюбила его. Минхо не может себе позволить сказать хоть одно неправильное слово. Более того, он не может быть тем, кем он обычно является. Он не может сейчас себе позволить быть раздраженным, резким или своенравным. Он должен оставаться стойким и спокойным, даже если их будут забрасывать назойливыми вопросами, даже если будут обвинять их в чем-либо, потому что один неверный шаг — и они окажутся под микроскопом СМИ. Минхо думает, что прекрасно справится с этим, потому что, когда он смотрит на экран блокировки своего телефона, он видит, что самые важные люди улыбаются ему в ответ. — А если они спросят о вашем решении нанять смотрителя, что вы скажете? — снова задают вопрос тренер-Минхо. — Что это наше дело, — повторяется Феликс. Минхо знает, что Феликс нервничает, даже если не чувствует его запаха, но он выглядит спокойным, в отличие от нервно улыбающегося Чана. Альфа не из тех, кто выдает себя через выражение лица, но Минхо видит, как он сегодня ведет машину обеими руками, как он держит руль и как он сжимает свои челюсти, когда припарковывает машину. Минхо не знает, почему он удивлен репортерам, стоящие возле входа, и когда они проходят мимо них, Чан и Минхо окружают Феликса с двух сторон. Охрана провожает их во внутрь здания и проверяет. Только Минхо приносит с собой клатч, который он раскрывает, показывая, что у него нет ничего опасного, и только после этого они направляются за кулисы на интервью. Это более нервозно, чем Минхо мог себе представить, и теперь он понимает, что у него нет времени на подбадривание ни себя, ни других, нет времени сделать глубокий вдох или расслабиться, а это значит, что он заставляет себя перейти в рабочий режим. Сейчас он наблюдает за Феликсом, пока Чан разговаривает со стаффом. Кто-то подходит и предлагает сделать им макияж, но Минхо вежливо прогоняет их, беря руки Феликса и целуя их снова и снова. — Все хорошо, — он говорит это Феликсу, потому что хочет, чтобы младший услышал это, а ещё потому, что, возможно, он тоже нуждался в этих словах. — Что бы ты не сказал — будет правильным и всё будет хорошо. — Это не первый раз, когда я появляюсь на телевидении, но… Это слишком нервозно, — шепчет Феликс, и Минхо кивает, прижимаясь щекой к его голове, желая так сильно учуять его запах. — Однако это не фотосессия и не реклама, а интервью. Чан возвращается с двумя бутылками воды и протягивает им по одной, начиная говорить. — У нас есть несколько минут до встречи с интервьюером. Если нужно, выпейте немного воды. Они пытались сделать вам макияж? Женщина сказала, что я выгляжу бледным. — Да, пытались. И вы прекрасно выглядите, — Минхо поправляет свой пиджак, слегка дергая Чана за галстук. — Было немного криво. — Было криво?! — Теперь все в порядке, — хихикает Минхо, улыбаясь ему, но незаметно для стаффа, внимательно наблюдающий за ними. — Сегодня мы приветствуем трех специальных гостей, которые были центром споров в течение последних двух недель. Сегодня к нам присоединяются главный редактор журнала Charismatique Бан Чан, его партнер Ли Феликс, модель MC ENT., и их смотритель, — начинает репортер новостей. — Спасибо, что присоединились к нам. Я уверен, что многим людям интересно, что вы скажете по поводу всей этой ситуации, и мы рады видеть вас здесь снова. — О, ну, я… Спасибо, что пригласили нас. В прошлый раз, когда я был здесь, я говорил исключительно о нашем новом журнале, — Чан на мгновение моргает, смотря на Минхо, как будто у него есть ответ, который он ищет. — Но мне не стоит ничего говорить. Минхо сидит посередине Феликса и Чана, аккуратно сложив руки на коленях и скрестив лодыжки. — А вы смотритель, верно? — спрашивает женщина, указывая на Минхо, и он улыбается так дружелюбно, как только может, слегка изгибая губы и кивая. По какой-то причине он странно спокоен, несмотря на то, что за несколько мгновений до интервью его трясло, а Феликс все время держал его за руку. — Да, вы правы. — Можете представиться? — спрашивает она, смотря в камеру. Минхо улыбается в сторону камеры, когда человек за ней машет ему рукой, и слегка кланяется, выпрямляясь. — Спасибо, что пригласили нас сюда, меня зовут Ли… No. Минхо на мгновение замолкает, паникуя от внезапного осознания того, что уже несколько дней притворяется, что игнорирует один факт. Что они будут в прямом эфире. Он… Пережил насилие в прямом эфире. Перед сотнями людьми, может быть, даже тысячами. Его никто не видел с тех пор, как он покинул Пусан. Его волосы тогда были черными и короткими, а лицо худое и холодное. Но сейчас он другой: у него светлые волосы, круглое лицо, с тех пор как он ушел, он прибавил семнадцать фунтов. Он стал одеваться лучше, красивее, у него стали шире бедра, он превратился в мужчину, которым ему предназначено быть, а не в молодого омегу, которым он был. Узнают ли люди его вообще? — Ли… Ноу, — Минхо улыбается. — Да. — Лино? — спрашивает женщина. — У вас интересное имя. Что ж, добро пожаловать, мистер Лино, приятно видеть вас сегодня с нами. И вы такой красивый с макияжем! — Спасибо, — застенчиво кивает он. Феликс выглядит немного застигнутым врасплох и улыбается, чтобы скрыть это, а Чан не реагирует, и Минхо за это ему благодарен. Сейчас в нем альфа стаи, прирожденный лидер, будучи главным редактором, предполагает Минхо. — Итак, наш первый вопрос к вам, мистер Бан, — начинает интервьюер. — Многим людям было любопытно: что вы думаете об уходе об омегах? И о чем вы думали, когда принимали решение, нанимая Лино? — Ну, я думаю, что забота — это… — Чан на мгновение задумывается. Он сейчас такой очаровательный, в принципе, как всегда. — Я думаю… Я знаю, что это спорно, и по-настоящему решение по этому вопросу может принять только сам омега. И я думаю, что важно, чтобы мы, как альфы, держались подальше от дел омег, когда дело касается их здоровья, их тел и их решений. Они могут принимать собственные решения, и Феликс это сделал. Это было его решение, и я его поддерживаю. Я поддерживаю его в любых решениях, какое бы он не принял. — Какой хороший альфа! Я думаю, что больше альф должны иметь такое же мнение. Не так ли? — Да, спасибо, — Чан просто улыбается и кивает. Тем не менее, это болезненное облегчение, но улыбка всё ещё вежливая и обходительная, как и всегда. — Чани хён — хороший альфа стаи, — соглашается Феликс. — Именно поэтому мы так долго состоим в отношениях. — Да, прошло уже несколько лет, — кивает головой Чан. — Полагаю, именно поэтому вы так доверяете друг другу. Тогда, должно быть, больно слышать такие ужасные вещи, говорящие о своем альфе? Возможно, это комплимент в ответ или же это наживка, на которую они могут зацепиться, но Феликс просто кивает. — Да, потому что я знаю, что, если говорить как омега, то он — замечательный альфа, а если говорить как человек, то он — замечательный человек. — Я тоже так думаю, потому что, в конце концов, мистер Бан, это не первое наше с вами интервью, и я едва вас знаю, но вы мне нравитесь, — смеется ведущая, как будто это повод для смеха. — И, Феликс, вы сказали в прямом эфире в инстаграме, что это было ваше решение нанять смотрителя? — Да, это мое решение. — Можете ли вы рассказать нам об этом поподробнее? Что заставило вас принять такое решение? Феликс на мгновение шевелится, издавая протяжный звук, думая. — Ну, как я и сказал в своем прямом эфире в инстаграме, это, по крайней мере для меня, лучший вариант, чем терапия, потому что это более личное и практично. Лино хён, — он указывает на Минхо, внимательно следящего за его словами. — Специализировался в очень важных областях, которые необходимы для психического здоровья и физического здоровья, поэтому он очень хорошо подошел. — Ммм, — кивает женщина, ее помада идеально сияет под светом. Минхо считает, что она великолепна, и ее красное платье идеально подходит ей. Как важно быть ведущим новостей, интервьюером, диктором новостей и даже метеорологом. Мир зависит от них больше, чем может себе представить любой гражданин. — А как проходил процесс найма смотрителя? — Ну, мы просматривали государственные или частные сайты, и именно так мы нашли Лино хёна. Затем мы провели собрание стаи, встретились с хеном, провели с ним время, сближаясь, и этот процесс занял несколько месяцев. Мы не бросались в это с головой. — Это хорошо. Нельзя торопиться с такими решениями, не так ли? — Абсолютно нет. — Кажется, вы все очень заботитесь о своем смотрителе, я видел это за кулисами. Вы все ладите в стае? — Да, мы все его очень любим, и он очень любит нас, и мы семья, — Феликс улыбается ему, и Минхо легко улыбается в ответ, протягивая руку, чтобы взять его за руку. Феликс сейчас выглядит таким счастливым, расслабленным, и Минхо хотелось бы просто выключить свое беспокойство, но камера такая большая и прямо перед его лицом, и он старается не вспотеть. Для костюма было слишком жарко. — А сколько у тебя товарищей по стае? — она спрашивает. — Это не имеет значения, — Феликс отвечает просто. Она кивает и пожимает плечами, глядя на камеру, достаточно умная, чтобы знать, что нужно двигаться дальше и не останавливаться на этом, чтобы их не злить. — Итак, Лино, каков процесс работы смотрителем? — спрашивает она, и Минхо внезапно оказывается в замешательстве. Ему приходится притворяться, что он не смотрит в эту гигантскую камеру, за которой стоит альфа-мужчина, и сосредотачивается исключительно на бета-женщине перед ним. — Этот процесс может быть долгим, но я думаю, что он очень полезен. Для этого вы поступаете в колледж, а затем получаете степень. Затем вам необходимо пройти год обучения, а затем год общественных работ или стажировки по вашему выбору, чтобы получить лицензию, в зависимости от того, в какой области ухода вы работаете. Моя специальность была психология, — он намеренно не учитывает динамику стаи, зная, что и здесь тоже могут исказить историю. — Значит, вы действуете как психолог? — Да. — Это так важно. Психическое здоровье очень важно в современном мире. — Да. Психическое здоровье — это то, о чем, как мне кажется, мы недостаточно говорим, но нам следует это делать, потому что психическое здоровье важно для каждого человека так же, как и физическое здоровье, они очень взаимосвязаны. Если вы не заботитесь о себе морально, вы можете пострадать физически. — Это правда, — женщина кивает с сочувствующим лицом. — И вы верите, что быть смотрителем помогает? Что вы думаете о противоречиях работы смотрителя? Минхо еще немного приподнимается: диван слишком мягкий, чтобы быть удобным. Ему кажется, что он погружается в облако, может быть, как во сне прямо перед падением, и его сердце учащается, желая совершить этот прыжок вместе с ним, чтобы предупредить его, может быть, не прыгать, что воздух должен стать пустым, а земля слишком мягкое и не может выдержать бремя, которое он несет. — Уход за омегой является спорным. В этом нет никаких сомнений. Это прекрасная и любящая профессия, имеющая историю угнетения, когда ее отобрали у омеги и переняли на себя альфы. Это включает в себя так много всего — психологию, здравоохранение, пропаганду, уход за омегами — я думаю, что для людей, которые нанимают смотрителя, это их право и их дело, а для людей, которые в это не верят, это тоже их дело. Но если вы не омега, ваше мнение не имеет большого значения ни в профессии, ни для профессионалов. — И что вы имеете в виду? — женщина просит Минхо объяснить. — Думаете, только омеги могут принимать решения? — Я этого не говорил, но, полагаю, намекнул на это. Потому что, — начинает Минхо. — Совершенно откровенно, и я сейчас говорю это публике в целом, ни одна омега не обязана рассказывать о себе кому-либо угодно. Ей не нужно изливать свою боль, не нужно рассказывать о том, через что она прошла, ей не нужно выходить куда-либо, если она собирается выйти, ей не нужно представлять вам свою историю болезни, тем более что я знаю, что половине из вас все равно. На самом деле, вы не беспокоитесь о них по-настоящему, вы беспокоитесь о том, как это повлияет на вас или ваши убеждения. Минхо знает, что его комментарий может оказаться в затруднительном положении, но никто его не останавливает. Чан буквально смотрит на него широко раскрытыми глазами. Теперь все взгляды обращены на него, и он хочет поступить правильно, хочет защитить свою стаю, хочет, чтобы они знали, что он сожалеет о том, что он все время обнажал клыки или огрызался с Чаном, за то, что сомневался в нем и его способностях, за то, что он видел в нем мужчину, в которого Минхо когда-то влюбился и впал в немилость, а также альфу, единственного альфу, которого Минхо действительно когда-либо знал. Сейчас не время исправлять ситуацию. И все же он все равно это делает. — Если честно, я не очень люблю альф. — Действительно? — интервьюер смеется. — Они тебе совсем не нравятся? — Я вообще этого не говорил. Я сказал, что мне они не особенно нравятся, — Минхо смотрит на Чана, который все еще сидит неподвижно, не реагируя. — Это очень смелое заявление. — Да. Но я могу сказать, что мистер Бан — самый добрый, самый чувствительный и самый открытый альфа, которого я когда-либо знал, а я знал многих альф как человек, который работал в сфере здравоохранения. И он мне нравится. Как альфа, как альфа стаи и как человек. И это очень важно. Потому что половина из вас, которые пишут в твиттере, выдумывают ложь, распространяя ложную информацию и выискивая ужасные вещи, в которых можно его обвинить, — сами являетесь альфами. Вы делаете это, чтобы почувствовать себя лучше, потому что некоторые из вас — те же самые альфы, которые управляют людьми без их согласия. Вы — те же самые альфы, говорящие о гаммах, бетах, омегах и сигмах. Вы думаете, что знаете, что правильно для других. Вы сидите и думаете, что знаете, что правильно для чужих омег? Что ваши собственные убеждения являются самой сутью морали. Вы думаете, что знаете, что правильно для омеги, будто у нас нет мозгов? Как будто мы не можем принимать собственные решения? Как будто вы правы в любых обстоятельствах? Потому что. Позвольте мне сказать это и послушайте меня внимательно, потому что я скажу это только один раз. Минхо знает, что впервые в жизни все взгляды обращены на него, тысячи глаз, тысячи ушей слушают, когда он говорит правду и делает следующий шаг, губы движутся слишком тихо для его собственных интересов, и он никогда не был так напуган. — Это то же самое поведение, которое семьдесят лет назад оторвало омежью заботу от омег. Уход за омегами был карьерой, посвященной жизни, которую омеги создали для других омег, а затем альфы отобрали ее у нас и использовали как инструмент для угнетения нас. Но когда мы вернем себе власть и возродим эту профессию, кто снова будет над что-либо говорить? Альфы, — Минхо поднимает руки вверх. — Я не вижу здесь омег с табличками, плакатами и речевками, я вижу здесь альф. Я слышу альф. Я чувствую запах альф. Итак, позвольте мне спросить вас, почему вам так угрожают смотрители-омеги? И подумайте об этом. Если вы не омега, ваше мнение не имеет значения. И вернуть себе власть, вернуть эту профессию, вернуть наши права на здравоохранение — это лишь для нас. И не для того, чтобы какой-нибудь другой субпол решал. Оператор смотрит на него, и Минхо оглядывается. — Какую мощную фразу вы использовали, — теперь интервьюер выглядит неловко. — Что альфы отобрали заботу у омеги. — Но это правда, — говорит Феликс. — Было много вещей и отраслей, которые изначально были созданы для омег, но альфы забрали их и теперь доминируют. Балет, некоторые виды музыки, даже некоторые виды спорта. И на протяжении всей истории достижения омег часто принижали, и они не получали за это признания или даже похвалы, в то время как это получали альфы, а некоторые даже получали признание за изобретения или теории, основанные на омегах. Блокаторы запаха были изобретены женщиной-омегой, но крупные фармацевтические компании сказали, что это сделал ее альфа-муж. Минхо не может сказать, что он впечатлен, не зная до этого, что Феликс знает историю омеги, но он может сказать, что гордится им. У него никогда не было возможности сесть и поговорить об омегах, их истории угнетения и даже о гендерных динамиках, которые играют в этих вещах определенную роль. Но он рад, что у них появилась это возможность сейчас. Ли с радостью посидит и послушает, как его подопечный рассказывает все, что происходит у него в голове. — Действительно? Я этого не знала, — признается интервьюер. — В школе такому не учат, да? — Нет, — кивает Феликс. — Если только ты специально не изучаешь омег. В школе не говорят о многом. Стрельба из лука была видом спорта омег, который тоже переняли альфы. Раньше все субгендеры могли соревноваться друг с другом в соревнованиях, а теперь это не так. Конечно, это может быть ради справедливости, но это также может быть связано с тем фактом, что омеги имеют историю превосходить альф — по крайней мере, в этих соревнованиях в течение нескольких лет побеждали только омеги. — Это потрясающе, — у интервьюера должно быть такое чувство, будто она сейчас сидит на золотой жиле, учитывая, как они отклонили любые скандальные вопросы, чтобы превратить это в… Во что? Конференцию? Мини-документальный фильм? Все их источники правдивы и заслуживают доверия, даже прошлый Минхо верил в это, когда он еще учился в колледже. — Значит, вы думаете, что сама профессия — это просто еще одна часть истории угнетения? — Да, — говорит Минхо. — То, что многие наши достижения и профессия отбирают у нас и используют против нас, чтобы навредить нам, дабы держать нас угнетенными, является сексистским во многих отношениях и формах. Но сама по себе профессия таковой не является. Именно угнетение, которое альфы навязали нам и навязали этой профессии, сделало ее сексистской. Итак, вернемся к исходному вопросу: является ли уход за омегой спорным? Да. Из-за своей истории? Это сексизм? Нет. Может ли это быть сексизмом, если его использовать против омеги в качестве оружия? Да. Но мы все здесь взрослые люди, мы все равны и все решаем по обоюдному согласию, и именно поэтому я могу сказать, что охотно работаю на Ли Феликса и чувствую себя в безопасности и счастливым, делая это. Минхо не собирается позволять им думать, что он отвлек их и ушел от темы первоначальных вопросов. Он всегда был тем, кто отгонял своих учителей в школе, и он все еще может сделать это сейчас. — Итак, если вы говорите об этом как о черно-белой теме, то изменилось бы ваше мнение, если бы вас нанял сам мистер Бан? — спрашивает женщина, и Минхо видит, как сильно Чан пытается просто улыбнуться и кивнуть. — Нет, из-за того, что я только что сказал. Мы все здесь взрослые люди, которые принимают свои собственные решения, и имеем на это право. Если бы мистер Бан нанял меня, то это было бы потому, что его омеги попросили и согласились, а это значит, что он не использует заботу как инструмент угнетения, угрозу или оружие. Если бы он сделал это за их спиной, тогда да, это было бы сексизмом. Но он этого не сделал и не сделает. Ведущая, кажется, чем больше говорит, тем больше волнуется, поэтому Минхо теперь задается вопросом, стоит ли ему заткнуться. — Также важно отметить, что мы с хёном находимся в равных отношениях, — добавляет Феликс. — И сказать, что он нанял смотрителя самостоятельно, вычеркивает меня из этой дискуссии, и не только. Это унижает меня и инфантилизирует*, что тоже, я считаю, немного сексистским. Минхо удивлен внезапной полемикой Феликса, но внутренняя сука, которая живет внутри него, процветает благодаря этому, опьяненная добавлением новой информации в эту дискуссию, чтобы развеять слухи. — И что вы имеете в виду, когда употребляете это слово? — Я думаю, что сказать: «Эй, Бан Чан, альфа, нанимать смотрителя — это сексизм», автоматически предполагает, что я не могу принимать собственные решения, потому что люди видят во мне в первую очередь омегу, а не человека, которым я являюсь. Я его парень, я его друг и я взрослый человек. И предположение, что он нанимает смотрителя, означает, что он навязывает это мне, вместо того, чтобы думать об этом как о простом предположении. Я как будто какой-то маленький ребенок, который не может принимать решения вместе со своим партнером. Мы сидим здесь и говорим, что это только мой выбор, и так оно и было, потому что я выдвинул эту идею, я этого хотел, — объясняет Феликс. — Но если бы мой альфа тоже выдвинул эту идею, это не значит, что это было бы сексизмом, потому что я взрослый человек и его партнер, и мы можем разговаривать об этих вещах. Я доверяю ему, и мы все доверяем ему, потому что он знает, что это будет исходить не из сексизма или стереотипов, а из любви и заботы. А доказывать, что наши омеги в нашей стае не могут думать самостоятельно — это крайне сексистски и оскорбительно. Интервьюер кивает и позволяет информации усвоиться, особенно эту паузу делает для зрителей. И Минхо… Немного удивлен. Если честно, он даже особо и не задумывался об этом. Он настолько сосредоточился на сексизме профессии, что почти забыл подчеркнуть лицемерие, навешивания ярлыков на омегу или инфантилизацию их: какое точное и конкретное слово. Что-то подсказывает ему, что Феликс много размышлял и много исследовал, и его унылое поведение сегодня утром в машине объяснялось почти тем, что он знал, что делать и что говорить, знал, как защитить их всех, каждого товарища по стае. И он, безусловно, заслуживает гораздо большего признания, чем когда-либо ему оказывало общество. — Это очень хорошие слова, — признает женщина. — И, должно быть, тяжело иметь дело с людьми, которые ведут себя подобным образом. — Да, — Феликс говорит теперь более решительно. — Я такой же взрослый, как и любой взрослый альфа, так что это очень унижает. Особенно сейчас выставлять Лино в сексистском свете просто из-за его профессии и его субгендера, а также приплетать историю угнетения или сексизма, с которыми он, возможно, сталкивался и преодолевал. Очень важно помнить, что смотрители, даже во времена угнетения, когда опека использовалась против нас, никогда не были нашими врагами, но также и другие омеги сталкивались с угнетением и дискриминацией. — Он прав, — зеркально отражает Минхо. — Из того, что я сегодня узнала, думаю, я бы тоже сказала, что это правда. Многие смотрители не могли работать по профессии в то время, не так ли? — Да, некоторые не могли работать. Многие часто были бедными, не имели партнера, были лишены стаи и надлежащего образования, кроме омежьих тем, и это была форма угнетения, но теперь мы можем принять решение вернуть себе свою профессию и вернуть себе власть. Это очень важно. — Мистер Бан, что вы обо всем этом думаете? — интервьюер возвращается к альфе, все еще сидящему на диване и кивающему, будто он на самом деле не слушает, но, скорее всего, он просто шокирован, и Минхо не винит его. Многие альфы этого не знают, а даже если бы и знали, Чан не обязан участвовать в этом диалоге. — Вы о чем? Обо всем том, что было сказано здесь сегодня? — Да, что вы обо всем этом думаете? Вы знали обо всем этом? — На самом деле, да, я знал, — искренне говорит Чан. — Когда у вас в стае есть омега, особенно несколько, вы должны знать свою историю общения с ними, а когда у вас есть смотритель, вам следует провести детальное исследование. Настоящее исследование, потому что чтение статьи на телефоне, пока вы ждете еду в микроволновке — это не исследование. Сидеть и читать книги, написанные омегами, смотреть документальные фильмы, исследования и журналы — вот это настоящее исследование. Формировать мнение, писать статьи на эту тему, открыто обсуждать эту тему, не опасаясь критики — это исследование, и это то, что как можно больше альф должны делать для своих омег. Сидеть здесь и обижаться на вещи, которые мы, возможно, даже не понимаем — это невежество, и это очень… Я считаю, что это очень ужасное поведение. — Когда вы говорите о страхе подвергнуться критике, вы имеете ввиду только альф или какой-либо другой субпол? — Да, кто угодно, но я говорил конкретно об альфах. Как сказал Лино, любой альфа, сидящий здесь, которому угрожает профессия смотрителя, спросите себя, почему? Спросите себя, какое место в этой ситуации занимаете вы? Какова ваша история? Какие чувства вы испытываете и почему? Нам так легко тыкать пальцем и говорить: «Эй, я хороший альфа, я думаю, что это сексизм!» Это по своей сути является сексистским, потому что это стирает всю историю угнетения омеги и навешивает ярлыки на тех, кто смотрит на них, как на врагов, не обращая внимания на то, как это возвращает власть, возвращает профессию, возвращает много вещей, которые принадлежат омегам, а не альфам. Поэтому, конечно, я предполагал, что люди любого субпола могут иметь свое мнение, но просто говорить то, что вы думаете и во что верите — значит говорить голосами омег. Мы, альфы, должны усиливать голоса омег и их историю, а не переписывать их или контролировать. Нам всем есть чему поучиться, независимо от того, сколько мы уже знаем или узнали, и никогда не помешает хотеть добиться большего или всегда искать способы добиться большего. Я считаю, что это важно и многое говорит о том, какой вы человек. Если вы попытаетесь говорить голосами людей, которые просят вас выслушать, услышать и дать вам понять, это многое расскажет о вашем характере. Они не обязаны вам этим временем или энергией, и тем не менее они это делают, и очень важно, чтобы мы слушали и чтобы слышали, а не просто отвечали или говорили то, что мы думаем или чувствуем. «И даже Чан каждый день учится чему-то новому», — Минхо не добавляет, но он думает об этом, потому что знает, что Чан готов пожертвовать собой и снова броситься в эпицентр, главное, чтобы защитить свою стаю, и теперь Ли видит его. Впервые Минхо думает, что он действительно видит Бан Чана, действительно знает его, смотря на него, когда он говорит с такой страстью и энергией, с таким большим вниманием, и Ли кивает. Их взгляды встречаются, и Минхо лишь моргает. — Я согласна. Очень важно, чтобы альфы подчеркивали голоса своих омег, а также и омег в целом, и преодолевали страх перед критикой или страх быть отвергнутыми, как вы и сказали, когда говорили об этих проблемах, потому что их мнение это не конец, должны учитываться все мнения, — интервьюер повторяет некоторые моменты Чана, чтобы они действительно дошли до зрителей. — Именно так. — Итак, последний вопрос, на который вам всем предстоит ответить, — улыбается интервьюер. — Что вы можете сказать публике? Всем? Они все обмениваются взглядами, прежде чем выпалить. — Хватит следовать за нами. — Пожалуйста, — Феликс складывает руки вместе, слегка улыбаясь. — Перестаньте преследовать нас, мы не чувствуем себя в безопасности, когда вы это делаете. Если у вас есть какие-либо вопросы к нам, вы всегда можете задать их мне в Instagram или связаться с нами для интервью, подобного этому, и, если мы сочтем нужным, мы ответим на этот вопрос. Но, пожалуйста, перестаньте беспокоить меня и моих товарищей. Я знаю, что многим из вас не нравится, когда люди преследуют вас или ваших друзей, так почему вы думаете, что можно с нами так поступать? — Это также влияет на наше здоровье, на нашу работу, а также на наших сотрудников и даже на незнакомцев в повседневной жизни, таких как бариста или охранника, — теперь и Чан свободно вступает в разговор. — Будьте внимательны к другим, подумайте о том, что вы делаете, и оставьте нас в покое. Это усложняет жизнь всем, не только нам. — Это тоже раздражает, — добавляет Минхо. — Знаете, поступая так, вероятность того, что мы откроемся вам или поделимся с вами историей или опытом, уменьшается с каждым разом. Но, надеюсь, вы услышали нас, наши слова, многому научились и теперь понимаете, почему мы хотели бы, чтобы нас оставили в покое. Но мы также действительно призываем вас понять наши истории и наши слова, сказанные сегодня. — И мы хотели бы призвать всех высказываться и использовать свой собственный голос, распространять информацию о таких проблемах, как сексизм и дискриминация, а также усиливать голоса людей, сталкивающихся с этими проблемами, — говорит Чан. — Важно, чтобы мы делали все возможное, чтобы сделать наш мир лучше для всех, а не только для себя. — Каждый человек важен, и опыт каждого тоже важен, — наконец говорит Феликс. — И мы хотим, чтобы люди поняли это больше всего. Минхо нравится эта фраза, он думает, что мир станет лучше для всех, а не только для них самих. Он улыбается камере, когда она выключается, тянется к обеим рукам своих товарищей по стае и прижимает руки Чана и Феликса к своим губам. Феликс обнимает его, достаточно счастливый для того, чтобы, наконец, обнять его, а интервьюер воркует, умиляясь. Чан осторожно подносит руку к лицу Минхо, кладя ладонь на его щеку, но Минхо не отстраняется. Минхо очень сильно захотел почувствовать их запах. Прямо сейчас.