Bark on Bark, Petal Strands

Горячая йога. Отстой. Полная жопа. Минхо не помнит, чтобы за всю свою жизнь он был настолько неуклюжим, и осознание этого доходит до него только когда проходит половина разминки. — Теперь наклонитесь влево, а бедра уведите вправо на сколько можете. Посмотрите в зеркало, сомкните локти, сожмите руки и дышите. Минхо чувствует себя идиотом: у него нет никакого спортивного костюма или что-то типо того, поэтому он оделся в обычные спортивные штаны и футболку, а теперь пытается прижать локти к ушам, как будто кто-то приставляет пистолет к его голове. Здесь чертовски жарко, он потеет, дезодорант сейчас вообще не помогает, а блокаторы запаха перестали действовать. Он смотрит вперед на Хёнджина и Феликса, у которых почти нет проблем с растяжкой, а затем на своего партнера по йоге — Минхёка, который сидел рядом с ним, не говоря ни слова. — Очень хорошо, — хвалит инструктор, хотя Минхо не очень хорош, и она продолжает. — Давайте теперь займемся балансировкой. Чёрт. — Сделайте вдох и выдох, — как будто он этого не делает. — Теперь на выдохе потянитесь вперед и согните колени, если нужно, раздвиньте руки на полу и встряхните головой. Согните колени и наклонитесь. Руки к ногам — наша следующая поза. Так что согните колени и возьмитесь за пятки. «Простите, что это за херня?» — думает Минхо. Это не похоже ни на одну йогу, которой он занимался раньше, но он все равно пытается, чуть ли не врезаясь лицом в женщину перед ним. Минхёк хихикает, и Минхо бросает на него взгляд. — Заткнись, — шипит он. — Теперь, встаньте на носочки, возьмитесь за колени и согните локти так, чтобы живот оказался на бедрах, грудь на коленях. Затем опустите голову, позвольте ей свисать и постарайтесь коснуться лицом ваших стоп. Понятно, что это йога для людей, умеющих заниматься йогой, а не для него. Минхо пытается, но терпит неудачу, издавая сдавленный стон, достаточно громкий, чтобы его услышали его омеги, и видит, как Феликса трясет от того, что ему трудно сохранять спокойствие и отчаянно пытается не засмеяться. — Ты в порядке? — спрашивает Минхёк. — Да, я в порядке, — отвечает Минхо чуть громче, потому что инструктор пристально смотрит на него. — Всё в порядке. — Поднимите бедра к потолку. Согните руки в локтях. Обхватите руками заднюю часть ног, перенося вес тела на носочки, и постарайтесь дышать глубже. Давайте попробуем раскрыть наши спины и позвоночники. Минхо чувствует, будто вот-вот вскроет себе кишечник, и вздрагивает, когда Минхёк протягивает руку, чтобы помочь ему приспособиться. — Я не прикасаюсь к тебе. Нужно тянуть грудь вниз и сгибаться в бедрах, а не в коленях. Могу ли я помочь? — Я бы не хотел, чтобы потная рука касалась моего очень потного тела, — шепчет Минхо в ответ, но всё равно еще сильнее сгибается в бедрах. Это помогает и он наконец делает небольшой выдох. Делать вдох немного болезненно, поэтому ему приходится периодически приседать, переводя дыхание. Возможно, он не в такой форме, как думал. — Теперь вытяните руки перед собой, проползите немного вперед и примите положение собаки мордой вниз. Минхо знает эту позу. Хоть что-то, и с радостью соглашается снять напряжение со своей спины. — Прогнитесь немного глубже и поменяйте руки, прежде чем подтягивать тело вверх. Сделайте вдох и выдох. Минхо глубоко вздыхает, глядя на Минхёка рядом с собой. Под свободной майкой виднеются груды мышц, красиво изгибающиеся под светом студии. Он выдыхает, его кожа на боках так грациозно скользит по ребрам. Минхо наблюдает, как он кладет обе руки на землю. Выпендривается. Минхёк поворачивается к нему голову и улыбается. — Нужно отжиматься на носочках, но если не можешь поставь ступни на землю. «Я тебя сейчас ударю», — хочет сказать он, но молчит. Минхо смотрит вперед и замечает, что Хёнджин всё делает без проблем, в то время как Феликсу немного трудно, но он продолжает стараться и падать на пол. Ли отзанимался половину занятия, и для него этого достаточно. — С тобой все в порядке? — хмурится Минхёк, и Минхо показывает ему большой палец вверх. — Я выйду. — Я помогу тебе. Он не сопротивляется, рад, что выходит не один, на случай если что-то случится. Минхёк быстро помогает Минхо подняться, и они покидают комнату без осуждающих взглядов, слава Богу. Но несмотря на то, что ему жарко и он заливается по́том, если бы кто-то собирался им что-нибудь сказать, он незамедлительно высказался бы на этот счет. Порыв прохладного воздуха, когда они выходят из студии, охлаждает его кожу, и он шипит, направляясь к скамейке, чтобы сесть. — Не следует сразу садиться, нужно сначала немного потянуться. Минхо смотрит на него. — Я в порядке. Я тоже учился в медицинской школе. Минхёк посмеивается и идёт за стаканчиком воды. — Иногда я забываю, что смотрители проходят ту же программу, что и студенты медицинских вузов. — Биология, медицинская терминология, медицинские коммуникации, психология, медицинское право и этика, занятия по сердечно-легочной реанимации… Это не так просто, как кажется, — Минхо берет предложенный ему стаканчик воды, морщась от холода. — Мне тоже пришлось сдавать химию. — Вау, это чистое зло. — Зачем мне химия? Фармакологию я понимаю, но химия мне никак не давалась. — Мне нравилась химия, — Минхёк садится на скамейку рядом с Минхо и смотрит в студию, чтобы наблюдать за остальными учениками класса. — Меня она заинтересовала. — Ну, я очень надеюсь, что так оно и было, ты же хирург. — Хирургический ординатор, но я учусь на четвертом курсе, так что… Технически я уже врач. Минхо фыркает, качает головой и смотрит, как Хёнджин садится на корточки и заводит руки за ноги. Неудивительно, что он артист балета. — Я тоже мог бы стать врачом, — Минхо почти шепотом признается, глядя, как Феликс толкает Хёнджина ногой. — Или медбратом. — Так почему не стал? — спрашивает Минхёк, в его голосе слышится едва заметное любопытство, как будто давая Минхо шанс признаться в чём-то. — Я люблю заботиться. Да и, я не думаю, что я создан для больниц. И я действительно ненавидел химию. Минхёк смеётся, а Минхо с удовлетворением пьёт воду. — Похоже, ты очень хороший смотритель, — отмечает Минхёк. — Да. — Мне нравится твоя уверенность. Мило. — Она приходит и уходит, — признается Минхо. Феликс теперь сгибается в бедрах, инструктор давит на его спину. Он сильно потеет, и его волосы прилипают ко лбу, но это в каком-то смысле изящно и харизматично, а щеки у него довольно розовые. Минхо смотрит на свое отражение, отражающееся в окне, и морщится. — Я выгляжу ужасно. Ух… — Ты выглядишь мило с растрепанными волосами. — Я всегда выглядел лучше с вьющимися волосами. — Ты выпрямишь их? — Нет, я просто оставлю их так. Минхёк издает весёлое мычание, наливая себе стакан воды. — Знаешь, нам не следует просто так сидеть здесь и позволять поту высохнуть, поэтому, когда занятие закончится, может быть, захочешь пойти в бассейн? Или ты всё ещё на работе? — Ууу, ты хочешь, чтобы моя потная отвратительная задница была с тобой в бассейне? — Минхо смеется. — Мы должны принять душ, прежде чем зайти в бассейн. Я прям чувствую, как мое тело обволакивает вода. Минхёк фыркает, крепко сжимая губы. — Вообще-то от тебя пахнет. — О, спасибо. Рад узнать, что мне нужен новый бренд дезодоранта. Надеть спортивные штаны было ошибкой. — Да, тебе не следовало этого делать. — Ну что ж. — Я использую органические средства без запаха. Они очень… Маслянистые, — говорит Минхёк шепотом. — В принципе, не думаю, что это так уж важно. — Ну, я тебя не нюхаю, поэтому ничего не могу сказать. — Раньше я использовал пищевую соду. И знаешь, оказывается это не так уж и плохо. — Она нейтрализует запахи, мне так кажется, это неплохо, и… — Минхо пожимает плечами. На самом деле эта неразбериха между пищевой содой и настоящим дезодорантом… Он не сильно пахнет, и Минхёк тоже, но он не собирается об этом говорить или признавать. — Тебе не обязательно ждать здесь с нами, знаешь же? — Мне нравится разговаривать с тобой. «Ладно, мы действуем решительно», — думает Минхо. — Ты хочешь, чтобы я ушел? — Нет, все в порядке. Я просто… Чувствую себя немного странно, — говорит он. — На самом деле… У меня не так много друзей, поэтому для меня это странно. — Многое может быть странным, — говорит Минхёк. — У меня тоже мало друзей вне работы. Да и в любом случае, я не хочу проводить всё своё время с людьми, с которыми работаю. — Почему это? Я так делаю, — Минхо жестом указывает на Хёнджина и Феликса, которые помогают друг другу растянуться и постоянно флиртуют. — Думаю, иногда мне просто нужен баланс. — Это нормально. Одержимость работой никому не идет на пользу, — лжет Минхо, потому что знает, что говорит лицемерно. Его работа — это его жизнь и его всё, и он скорее погибнет на пьедестале, на который сам себя поставил, чем когда-либо останется один в своей постели, отдыхая от энергии, которая никогда не горит. — Хотя мне нравится работать. Я люблю помогать людям. — Приятно слышать. Не все врачи так думают. Я думаю, что большинству просто нужны деньги, и знаешь, ты можешь возразить, что тратить тысячи долларов на образование только ради денег неразумно, поэтому все врачи должны хотеть помогать людям, но… Они этого не делают. — Ты не очень любишь врачей, не так ли? — спрашивает Минхёк тихим и честным голосом, в котором отсутствует какая-либо критика. — Я видел… Много дерьма, — вспоминает Минхо свои университетские дни, наблюдая, как студенты-медики признаются в самой бесчеловечной заботе, наблюдая, как они растут и становятся врачами, которые рассматривали пациентов как файлы, как помехи, как просто что-то, что подпитывает их. Их эго. Он видел новости, на врачей подавали в суд за хирургические эксперименты, видел врачей, отказывающих пациентам в приеме лекарств, потому что у них есть личная вендетта, которые травили своих пациентов, доводя их до буквальной смерти, высмеивая их боли и страдания. Это поражает нечто большее, чем просто нерв внутри него, дергая сердечные струны до тех пор, пока они не порвутся, и хирург никогда не сможет это исправить ни доверием, ни нитками. Ли был бедняком и омегой и видел ужасы, создаваемые пренебрежением врачей и медицинского персонала, расовое профилирование медсестер, смех ассистентов, невежество пациентов. Тесты без присмотра и без согласия, неудачные операции, женоненавистничество, абсолютная инфантилизация и принижение боли пожилых женщин. — Врачи думают, что могут играть в Бога, это правда, — говорит Минхёк о том, о чём сейчас думает. — Но некоторые из них действительно ангелы. — И это касается не только врачей, — продолжает Минхо. — Любой медицинский работник с плохим менталитетом является плохим медицинским работником. Хотя я никогда не встречал плохого радиолога. — Что? — Они всегда довольно разумны и спокойны. — У нас в больнице хорошие специалисты. Хотя люди, которых ты действительно хочешь видеть на своей стороне — медсестры и сотрудники. — Я не знаю, как ты это делаешь. Твои родители должны гордиться тобой. — Хм, — Минхёк удивленно наклоняет голову, наблюдая за остальными в классе с воодушевленным интересом. — Это не так. — Ой, извини, — Минхо спешит извиниться, а Минхёк машет рукой. — Все в порядке, не извиняйся. Мы не любим друг друга, и они никогда не хотели, чтобы я стал врачом. Или чтобы я тренировался. Или чтобы я был незамужним и бездетным. Такие вот дела. — На самом деле это поразительно, — думает Минхо. — Как родители просят так мало при рождении и так много во взрослой жизни. Люди молятся о ребенке, чтобы он был просто здоровым и счастливым, чтобы он вырос, о нем заботятся, а затем направляют в том направлении, в котором они хотят и ожидают, но когда эти ожидания не оправдываются, любовь маскируется под разочарование, и трудно сказать, что является истиной. — Ты удивительный человек, и это… Это сбивает с толку, — Минхо знает, что ему всегда везло, что у него была мать, которая любила и поддерживала его, какой бы выбор он ни сделал. Даже когда он ошибался, она была рядом, чтобы помочь ему пережить это или подтолкнуть его научиться делать это самостоятельно, потому что они оба знали, что она не будет рядом вечно. Независимо от того, кем он хотел быть, она принимала это и поддерживала, потому что, пока он делал все возможное, этого было достаточно. Несмотря на то, что он беден и омега, он знает, что ему повезло, что у него такая замечательная семья. Но Минхеку, в любом случае, тоже повезло: у него есть родители, и он оставляет добрые пожелания при себе. В конце концов, решение приходит только от намерения. — Ты врач-хирург, и этим можно гордиться. — Я горжусь собой, не волнуйся. — Да, я понимаю, — признает Минхо. Минхёк не эгоистичен, но он явно гордится своими достижениями. Он открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, когда дверь открывается, и Феликс, спотыкаясь, выходит, выглядя усталым и ужасно красным, и Минхо пытается подхватить его. — Ладно, — бормочет он. — Садись, иди сюда, — Минхо усаживает его на скамейку, пока Минхёк приносит ему немного воды, и Феликс, кивнув в знак благодарности, забирает стаканчик у старшего. — Ты закончил? — Все почти закончили, но я устал, — признается Феликс. — У меня болят бедра, и я не хочу, чтобы они болели все выходные. — Хорошо, милый. Выпей воды. Когда занятие закончится, мы поднимемся наверх и примем душ, — Минхо проводит пальцами по влажным волосам Феликса, убирая их с лица. Он продолжает, пока Феликс делает глоток, а Минхек наблюдает за ними, бегая взглядом от одного к другому, и Минхо понимает, что он просто проверяет их. Он не смотрит. Просто наблюдает. Феликс прижимается головой к животу Минхо, уткнувшись щекой, и слегка мурлычет, а Минхо улыбается, все еще перебирая волосы. Они терпеливо ждут конца занятия, сидя вместе в тишине, комфортно и безмятежно. Хёнджин заканчивает занятие легко, без проблем, и хотя он немного покраснел и вспотел, он выходит из зала. Он подходит и обнимает Феликса, который ноет о том, какой он липкий, и они все вместе направляются к лифту. — Как всё прошло? — Это было весело! Просто немного вспотел, — Хёнджин нажимает кнопку их этажа. — Хотя мы все слышали, как ты ворчал, хён. Минхо хмурится. — Я дам тебе десять долларов, и ты никогда больше не будешь упоминать об этом. — Десять долларов и наггетсы из макдональдса. — Хорошо. Минхёк нажимает кнопку своего этажа и ждет с самодовольным выражением лица. Минхо на мгновение смотрит на него, и он качает головой, явно воздерживаясь от комментариев. — Мы остановились в пятизвездочном отеле, а ты торгуешься за макдональдс? — спрашивает Феликс, уткнувшись лицом в шею Хёнджина. — Это же макдональдс. — С этой логикой не поспоришь, — хихикает Минхёк. — Мне нравится их мороженое. — Их спрайт похож на кислоту. — Остановись, — предупреждает Минхо Феликса. — Или на шампанское, вроде игристого. — Странное сравнение, но ладно, — по крайней мере, это лучше, чем кислота. — Ну, вы все идите в душ и хорошего вам дня, — лифт останавливается на этаже Минхёка, и он почтительно выходит, глядя прямо на Минхо. — Я в 5Б, если тебе что-нибудь понадобится. Минхо чувствует, как у него пересыхает во рту, а сердце бьется слишком сильно, и он кивает, наблюдая, как Минхёк уходит, и смотрит ему в спину, прежде чем двери лифта закрываются. Какое-то время они стоят молча, пока лифт с жужжанием поднимается на их этаж. Минхо пропускает своих омег вперед, когда двери открываются, прямо в очаровательно пахнущий коридор. Теперь от обоих младших пахнет, из-за чего их ароматы смешиваются друг с другом. Хёнджин проходит вперед к их номеру и проводит своей карточкой, чтобы открыть дверь. — Свиньи не могут быть ангелами! Ну, это что-то новенькое. Минхо закрывает за ними дверь, и они сбрасывают обувь. Хёнджин и Феликс направляются прямо в ванную в своей комнате, а Минхо идет в гостиную, чтобы проверить, что твориться, прежде чем пойти принять душ в своем номере. Чонин сидит на Чанбине, пытаясь одержать верх, а Чан сидит на диване и разговаривает по телефону. Чанбин вскрикивает, когда младший пытается укусить его за ухо, а Минхо приближается сбоку, прижимая руку к шее Чонина сзади. Он на мгновение замирает, обнюхивая Минхо и хмурясь. — От тебя странно пахнет. — Спасибо, это запах тела. Чан смеется и откладывает телефон в сторону. Он выглядит намного лучше, чем утром после сна, но он все еще в той же одежде, что и раньше, его волосы растрепаны и не причесаны. — Привет, Мин. Как они себя чувствовали? — Они были хороши. Феликс лишь немного устал. Сейчас они принимают душ. Как себя чувствуешь? Сегодня утром ты не важно выглядел. — Со мной все в порядке, просто нужно больше спать. Мы собираемся спуститься вниз по мелочам. — Ты такой старый, — говорит Чанбин, все еще выдерживая вес тела Чонина. — Чт… Почему старый? Это мелочи! Это весело! — Чан, задыхаясь, защищается. — Тебе нравятся мелочи. — Я имею в виду… — Там есть открытый бар, — предлагает Чан, и Минхо на мгновение задумывается об этом. Это заманчиво. — Я собираюсь принять душ и переодеться в своем номере, так что, если я понадоблюсь, просто позвони мне или зайди ко мне, хорошо? — Минхо держит телефон, и Чан кивает, просто отмахиваясь от него. — Да, давай, будь осторожен. — В ду́ше? — Это… Просто поговорка, — Чан спотыкается о своих словах, осторожно моргая, и Минхо улыбается. — Я шучу. Всё в порядке. Минхо возвращается в свой номер, открывает дверь своим картой-ключом и тут же раздевается, не в силах выдержать прилипшую к потной спине одежду. Ткань остыла, поэтому она холодная и влажная, и он немедленно ее сбрасывает, складывая одежду в мешок с грязным бельем, оставаясь стоять обнаженным посреди комнаты, и кладет мешок в шкаф. Он вспоминает предыдущий комментарий Минхёка и отправляет Сэром сообщение о завтрашнем звонке, прежде чем зайти в душ. После душа он лежит, чтобы вздремнуть прямо в халате и, возможно, съесть пару шоколадок, прежде чем написать отзыв о занятии, чтобы помочь статье в журнале. Он на мгновение вспоминает о своей матери, желая, чтобы она была здесь с ним, в таком же халате, и ела ту же еду, что и он. Он подумывает о том, чтобы написать ей письмо перед статьей, возможно, поблагодарив ее за все ее жертвы. Не потому, что он теперь может находиться здесь, в этом шикарном отеле, а потому, что ему нужно расслабиться и оценить мелочи в жизни. Научиться становиться хорошим человеком, которым она могла бы гордиться, хотя он чувствует себя не тем, кем действительно можно гордиться, и для него нет ничего важнее, чем память и любовь его матери. Даже если он чувствует, что никогда не заставит ее гордиться, он, по крайней мере, знает, что она любит его, и надеется, что где бы она ни была, она знает, как сильно он ее тоже любит.