«What a wicked thing to do
To make me dream of you.»
[Насколько подло нужно было поступить,
Чтобы заставить меня мечтать о тебе.]
— Chris Isaak, «Wicked Game»
Пальцы дрогнули и закрыли дневник. За окном уже светало, небо неспешно переодевалось из чёрного в синий. В голубоволосой голове будто бы роились полчища мыслей и вместе с тем было пусто как в чистом поле. Протез висел на изголовье кровати, лампа била желтым светом о поверхность стола. Подросток откинулся на спинку кресла, поджимая под себя ноги. Он сидел в скрюченной позе всю ночь с самого вечера, спина умоляла принять горизонтальное положение, что Сал и сделал, погасив лампу. Зачем-то он прихватил дневник с собой в кровать. Укрывшись одеялом, Салли закрыл глаз. Руки прижали дневник к груди, как мать прижимает к себе своего ребёнка. Парень зарылся лицом в подушку. Засыпать уже не было никакого смысла, через пару часов надо было уже вставать и собираться на учёбу. Сал хотел лишь полежать так несколько минут, немного отдохнуть. Пальцы поглаживали кожаный переплёт. На мгновение Фишеру представилось, что он мог бы точно так же поглаживать автора дневника в успокоительном жесте. Хотелось ему как-то помочь. Сказать, что у того есть как минимум один претендент на дружбу — сам Салли. Но никого рядом не было, лишь один дневник. Волнение за незнакомца встало железным прутом поперёк горла. К нему присоединились горчащее бессилие и бесконечное понимание. Хотелось сорваться и уйти на поиски незнакомца прямо на исходе ночи. Никогда до этого Сал не чувствовал такой привязанности к кому-либо. Почерк в книжке уже казался родным, как и его автор. Протезник иногда винил себя за то, что так легко проникся кем-то и продолжал лишь усугублять ситуацию, превращая эту привязанность в какую-то нездоровую зависимость. Это, как минимум, было в ущерб учёбе. Глаз парня открылся лишь днём. Сал обнаружил, что заснул прямо с дневником в обнимку. Глянул на часы, чертыхнулся. Он проспал почти все занятия. Смысла ехать в академию, чтобы успеть на последние полчаса конечной пары, уже не было никакого, а потому Сал не особо спешил покидать тёплую постель. Выпал первый снег. Небо впервые за долгие недели светилось ясно-голубым. Природа за окном будто бы умерла прошедшей осенью и переродилась белоснежной зимой. Хотя на календарях всё ещё застыл ноябрь, для неё это было лишь глупыми условностями. Парень собрал в себе все имеющиеся силы и поднялся, немного пошатываясь. Первым делом взял в руки мобильник. Оказалось, что на телефон ещё вчерашним вечером пришло несколько уведомлений. Сал настолько увлёкся чтивом, что даже не заметил. Писала Эш. Они успели обменяться номерами ещё тогда, когда зависали в кафе вместе. Она спрашивала: — «Ну что, искатель сокровищ? Нашёл, что хотел? Послезавтра ведь всё в силе?» Сал покрутил шестернями в голове и вспомнил, что уже завтра начинались выходные, на которые у них с ребятами был запланирован очередной визит в домик. Сейчас не было никаких сил для вылазок куда-то за пределы своей уютной комнаты, а тем более в жутковатые заброшенные дома, но Сал понадеялся, что наплыв такой усталости обусловлен лишь бессонной ночью и его переживаниями, и что к завтрашнему утру уже всё изменится. Тело ныло, а лицо слегка опухло, будто бы вчера он не дневник читал, а в угаре мешал бренди с ромом. Он кратко ответил подруге: — «Да, нашёл. Спасибо тебе за наводку. Да, всё в силе.» На телефон пришли и другие сообщения. Несколько часов назад Тодд спрашивал, где Фишера сегодня черти носили. Сал ответил, что проспал. В голове шумело. Парень пошёл умываться и обрабатывать шрамы на лице. Хвостики он решил не заплетать, да и протезы оставил на месте, ведь до конца дня планировал проторчать дома, играя в приставку, и, возможно, ещё немного вздремнуть. На следующий день парня разбудил стук в дверь Кто-то стучался очень настойчиво уже минут пять. После того, как Сал проснулся, он ещё некоторое время не открывал глаз, пытаясь игнорировать навязчивые и раздражающие стуки. Когда стало понятно, что гости не спешат прекращать, Сал злобно вздохнул и ринулся открывать дверь, чтобы бесящий стук наконец прекратился. На пороге показалась Эшли, а за ней и Тодд с Нилом. «Это она так долбилась?» — подумалось парню, пока тот глядел на хрупкую, но лишь на первый взгляд, подругу, которая отвернулась к друзьям. Они, видимо, что-то обсуждали. Возможно то, что спать в такое время, да ещё и в день, на который было столько всего запланировано, — кощунство. Примолкшие друзья обернулись к Салу и улыбки с их лиц начали постепенно смываться, а глаза округляться. — Да нахрен так долбить-то, а?..— Сал широко зевнул и протёр глаз, лишь сейчас понимая, что он не чувствует на своём лице протезов. Рука так и замерла около пустой глазной впадины. Голубые брови взметнулись вверх, ступор сковал всё тело. Тройка гостей уставилась на него. Взгляды ребят ошарашено метались между распоротой челюстью без части кожных и мышечных покровов, откуда торчали ряды белых зубов, тёмными дырами ноздрей без хрящей носа и пустым багровым отверстием на том месте, где должен был располагаться второй глаз Фишера. Всё, что уцелело на его лице, было похоже на мясо, несколько раз пропущенное через мясорубку, из-за обилия глубоких рубцов и шрамов. Неприкрытые мягкими тканями зубы пару раз клацнули. Фишер хотел что-то сказать, но в горле слова скатались в один неясный и шершавый комок. Всё мышцы в теле налились свинцовым сплавом. Первым из троицы пришедших ожил рыжий: — А потому что нехрен кемарить до полпервого, чувак! — карие глаза за стёклами вернулись в своё обычное состояние, переставая быть похожими на две монеты. Будто бы ничего и не произошло, и вообще словно он и не увидел сущего бродячего мертвеца из дешевых фильмов с нелепым и уродливым гримом. Если Моррисон и притворялся, то получалось у него бесподобно, практически по-Станиславскому. Другие поспешили взять с кудрявого пример, прикрывая рты и натягивая неловкие улыбки. Тут Сал наконец отмер и ринулся в свою комнату, оставляя входную дверь открытой нараспашку. Он мигом захлопнул дверь в комнату и стал дрожащими руками пытаться вставить протез в глазницу и потуже закрепить ремни фиксации маски у себя на лице. Когда с одним из ремешков было покончено, Фишер стал задыхаться. Он пытался полностью сосредоточиться на том, чтобы застегнуть второе крепление протеза, но это уже было тщетно. По изуродованным щекам уже потекли первые горячие слёзы. Парень осел на пол, съехав по стенке вниз. Пальцы ещё пытались сделать что-то с протезом, но дрожь по всему телу не унималась и переходила в обыкновенную паническую тряску. Сал старался держать дыхание и оглядывать вещи вокруг, дабы отвлечь собственный мозг от нарастающего с каждой секундой стыда. Муляжное глазное яблоко встало криво, ведь зеркала под рукой не было, да и не до этого было. В итоге глаза будто смотрели враскос, а пластиковое лицо сидело неровно, болталось на одном из ремней и норовило съехать. Раздался более слабый стук, уже к нему в комнату. Послышалось приглушенное: — Можно? Одноглазый не знал, сколько времени он так просидел. Может от силы минуту, а может и все пятнадцать. Но сердцебиение, которое стояло басом в ушах, стало стихать и усмиряться. Дышать стало немного легче. Пик паники пошел на спад после своего апогея, как это бывало всегда, в общем-то. Сал кивнул, будто бы его жест было видно через закрытую дверь. «Какой же кретин…» — повисло одинокой мыслью в голове за протезом, — «Невероятный кретин…» — Да. Дверь приоткрылась и сквозь щель просунулась кудрявая очкастая голова. — Ты как? — спросил женский голос. Дверь открылась пошире и в проёме показалась Эшли. — П-простите меня, — промямлил Фишер, сдерживая слёзы и тремор в голосе. — То есть мы вломились к тебе в номер, варварски разбудили тебя и Гизмо, поставили тебя в неудобную ситуацию и ещё слушаем твои извинения? Чувак, ты чего? — Кэмпбелл подбежала к сидящему на полу другу и присела рядом, ложа руку на его плечо. — Вы теперь боитесь меня, да? — мёртвым голосом спросил Фишер, будто бы заведомо зная ответ, который ему приходилось слышать в жизни не раз. — Это было неожиданно, но нас таким не возьмёшь. Мы, как-никак, на призраков идём охотиться, не забыл? — Тодд тоже подсел к Салу, уже с другой стороны, — Всё ништяк, Сал. Пойдём? — Тодд подскочил и протянул другу руку. Салли слабо улыбнулся под протезом и слизнул дорожку слезы с губы, после чего ушел одеваться и умываться. Позже компания отправилась на улицу.***
Преодолев пустырь, команда стала взбираться на дерево. Сал держался позади остальных, неспешно перебирая перекладины лестницы и отстранённо наблюдая за переливающимся блеском снега. За спиной привычно болтались в рюкзаке модифицированный Gear Boy и пара дневниковых книжек. Фишеру до сих пор было стыдно за утренний, а скорее уже дневной, инцидент. Недосыпы и пересыпания сказывались на внимательности и сообразительности парня не лучшим образом. Хоть друзья и вели себя как обычно, протезник знал наверняка: их впечатление уже ничем не затмить. Они, быть может, запомнят ужасное лицо подростка на всю жизнь. Он их травмировал из-за глупой неосторожности. По крайней мере, так думал сам Салли, сжимая челюсти от неловкости и чувства вины перед своей компанией. Из дома уже послышалось еле уловимое удивление Эшли: — А-ху-еть. Это он здесь такой шабаш бумажный устроил? — шатенка протянула руку залезающему через люк Нилу, а затем и Тодду с Салом. Выражение лица невозмутимого доселе Нила стоило всех ранее произошедших неприятностей. Тодд утверждающие кивнул подруге. Когда Салли зашел в дом, ответная реакция хозяина не заставила себя долго ждать. Ветер прополз по полу, поворошил листы и стал вилять замысловатыми кругами вокруг протезника. Видимо, хозяин дома уже прекрасно запомнил владельца приставки, его долгожданного способа общения, и узнавал Фишера за долю секунды. — Кажется, ты его любимчик, — Тодд усмехнулся, глядя на лица ошарашенных во второй раз за день друзей, — Встречает тебя как домашняя зверюшка. — Ой, заткнись, — мрачно кинул Сал, копошась в рюкзаке. Парень был эмоционально выжат и даже нарезающий вокруг него круги призрак волновал его не так сильно, как в прошлые разы. Эш внимательно наблюдала за мановениями ранее статичного воздуха и с каждым его витком её аккуратные подщипанные брови всё выше поднимались на лоб в искреннем восхищении. Нил же воспринял всё куда ближе к сердцу. Его мир буквально переворачивался с ног на голову так же, как незримое существо около них переворачивало лёгкие обрывки бумажек. Он попятился к стене, не сводя глаз с махинаций призрака и тихо, но выразительно матерясь многоэтажными оборотами себе под нос. Не сказать, что он был испуган. Скорее его прошлые устои просто ломались, будто бы то были не монументальные принципы его мышления, а хлипкие деревяшки под ногами слона в комнате, которого уже нельзя было так просто проигнорировать. Сал наконец включил приставку, тут же ловя сигнал некро-датчика. Тодд лез под руку, диктуя километровые инструкции по использованию новых функций прибора. Сал отмахнулся и нажал кнопку приёма. Зашипели помехи. — Кто они? — ревностно произнёс голос с небывалой четкостью. Моррисон и правда недурно поколдовал над выводом звука. Эш подошла поближе, любознательно заглядывая через плечо Салу. Одноглазый проверил наличие кассеты с плёнкой в соответствующем отсеке и нажал на зелёную кнопку начала записи. — Друзья. Мы пришли показать им… тебя. Как твои дела? — следом прозвучала обратная перемотка, не без помощи рыжего, который указал на алгоритм нужных для этого действий. Сал старался говорить быстро для экономии драгоценной плёнки. Но всё же добавил, — Вспомнил что-нибудь новое? — Нет. Всё одно и то же. Все как-то разом затихли. Эш глазела то на приставку, то на её владельца. Сал предложил девушке сказать пару слов, протягивая приставку и указывая на нужные кнопки. — Он понимает нас лишь при обратной перемотке голоса, — объяснил он. Шатенка многозначительно хмыкнула и попробовала сказать что-то во встроенный микрофон: — Для меня большая честь разговаривать с Вами, сэр. Моё имя Эш. Того парня зовут Нил. Кажется, он немного боится Вас. Нил всё стоял у стены и метал бешеные взгляды на друзей. Тодд лишь сейчас обратил внимание на состояние парня и поспешил к нему. — Нет смысла бояться, Нил. Чёрные глаза спортсмена расширились ещё больше и стали прожигать взором приставку в руках её владельца. Сквозняк призрачного происхождения дунул в сторону Нила, таща за собой несколько бумажек. Для Сала с Эшли было даже забавно наблюдать за тем, как рослого и мускулистого парня успокоительно обнимал Моррисон с его довольно хрупким телосложением и что-то шептал тому на ухо. — Нет… Мне надо это обдумать. Продолжайте без меня, — пробормотал брюнет и поспешно ретировался в люк, будто дезертир из танка. Тодд сказал, что пойдёт присмотрит за ним и попробует успокоить. В домике за мгновение ока остались лишь Эш с Салом и их таинственный собеседник. Сал хотел сказать что-то, но его опередили: — Как твоё имя? Мальчик с белым лицом. До Фишера вдруг дошло, что они с Тоддом даже не удосужились сказать свои имена призраку. Они ведь сразу налетели на него с сотней вопросов, а особенно Тодд. Такое не понравилось бы даже паранормальному существу. — Я Сал. Сал Фишер. А это мой протез, — одноглазый стукнул пальцем по маске и включил перемотку. Эш прошлась по домику и зацепилась взглядом за картины, начала их рассматривать. — Приятно познакомиться, Сал Фишер, — голос протянул имя, будто бы знакомясь с его звучанием. Было крайне непривычно слушать чистую речь призрака, которую не призывали жуткие помехи и неразборчивые паузы. Теперь подросток ощущал, словно бы он общается с совершенно обычным человеком по телефону. Во всяком случае, было похоже. — Хэй, Сал, — тихо окликнула того Кэмпбелл, — Он ведь вообще ничего о себе не помнит, так? — парень кивнул, — Я хочу как-то помочь ему вновь обрести воспоминания. Наверняка должен быть какой-то способ, да же ведь? Я всегда думала, что потерять память — это самое страшное, что может произойти с человеком при жизни. Или с его душой посмертно. Может быть, он застрял здесь, потому что не может вспомнить самого себя? Свою жизнь?.. Свою смерть? — зелёные глаза девушки не отрывались от искусно написаных картин, а голос становился всё тише с каждой фразой. Пальцы с ярким маникюром обводили цветные изгибы красок на полотнах. Эш обернулась к другу, — Ему ведь так одиноко и страшно. Страшнее, чем нам. Быть может, он в ловушке собственного сознания? Сал наблюдал за подругой и лишь изредка поглядывал в сторону приставки. Он обдумывал сказанное подругой. В её словах тихо журчащим ручейком проливалась правда. Парень со значением кивнул всему сказанному ей. Задорная и простодушная Кэмпбелл иногда приоткрывала для взора других свою истинную натуру. Тонкую, чувственную, сострадающую. И так же быстро и умело её прятала: — Ну, я на перекур. Тут без этого никуда, сам понимаешь, такое надо обмозговать, — игриво улыбнувшись, она резко подскочила и, поправив потёртую кожанку, махнула рукой, забираясь в люк, — Да и голубков этих проведать надо. На Ниле лица не было, — Лишь когда подруга скрылась на улице, она осознала, что, возможно, такое изречение в присутствии протезника могло попахивать бестактностью. Сал, не сказав больше ни слова, лишь проводил её озадаченным взглядом. — Куда все они ушли? — бумаги затрепетали прямо за Фишером. Тот, к своему собственному удивлению, даже и глазом не повёл, — Ты тоже уже уходишь? В шероховатом голосе послышались отчетливые нотки разочарования и грусти. Протезник лишь сейчас, после слов подруги, смог представить, каково было нынешнему хозяину дома. — Без вас здесь так холодно…— призрак сошёл на хриплый шепот, отчего кожа на спине и шее парня покрылась слабыми мурашками. — Это называется «одиноко», — Сал опустил ото рта микрофон и промотал запись уже выточенным движением. В ответ призрак ещё долго молчал. Сал всё сквозил взглядом открытый люк и половицы, никак не меняясь в лице. Сейчас его истинное лицо как никогда точно было похоже на выражение протеза. Расслабленное, но вместе с тем и задумчивое, не по годам серьёзное. Он вновь поднял микрофон к маске, — Я буду стараться приходить к тебе чаще. Я знаю, каково это. — Спасибо тебе, Сал.***
Вечером, когда все друзья уже разбрелись по домам, обсудив всё произошедшее по несколько раз, Сал снова остался один. Лежал на кровати и вновь думал о том, что сказала Кэмпбелл. В её словах определённо была большая доля разумного и правдивого. Ещё в голове уже не первый день таился вопрос, на который протезнику отвечать совершенно не хотелось. Мог ли это и правда быть сам автор дневника? Сам прошлый хозяин дома? Никаких доказательств, но и опровержений этому пока не было. Сал подумывал о том, чтобы раздобыть хотя бы опровержения, больше для себя самого и собственного успокоения. Гизмо шуршал чем-то под кроватью и никак не давал сосредоточиться. Голубоволосый вздохнул и свесился торсом с кровати, заглядывая под неё. Полосатый мейн-кун играл в футбол с какой-то вещичкой, изредка ругаясь мяуканьем, судя по всему, когда забивал голы самому себе. — Что это у тебя там? — подросток пошарил рукой по темноте в попытках вернуть себе тишину и усмирить разыгравшегося кота. Рука обнаружила твёрдый прямоугольный предмет. В ней оказалась кассета, о которой Фишер уже и забыл. Видать, Гизмо не в первый раз затаскивал какие-то потерявшиеся вещи и придумывал им уже свои новые предназначения. То была третья кассета, которую Сал прихватил из домика еще в одни из первых разов. Странная, без каких-либо маркировок. Возможно даже пустая, но парень решил удостовериться и подключил мафон Тодда к сети питания. Поместил кассету в проигрыватель и нажал на кнопку пуска. Из магнитофона раздался неясный стук, треск плёнки и звон чего-то стеклянного. Потом возникли голоса нескольких человек, которые говорили все вместе и было не разобрать о чём именно говорил каждый из них. Так продолжалось ещё с минуту и настороженный протезник уже думал было выключить мафон, но через какое-то время один из голосов воскликнул: — «Браво, ты просто херишь казённую плёнку, бестолочь!» — следом прозвучал какой-то хлопок в ладоши и пара изречений на языке пьяных людей. Сал усмехнулся и сел на кровать, придвигаясь к мафону поближе. Он уже с интересом навострил уши и подпёр подбородок кулаком. — «Так а с хера ли ты молчишь? Начинаем, не?» — неуверенно спросил другой из голосов. Тут остальные на записи затихли, а кто-то продолжил обсуждать что-то уже шепотом. После паузы раздался гитарный перебор. Тихий, мелодичный, медленный. Сал наклонил голову, потянулся к мафону, дабы сделать его погромче. Минуя недолгое гитарное вступление, первый голос затянулся в куплете незнакомой Фишеру песни. Песня лилась красиво, аккорды мягко сменяли друг друга, иногда струны акустической гитары дребезжали и поскрипывали от движений пальцев играющего. Хоть текст самой песни и не содержал в себе большого смысла, а напоминал скорее разнородные слова, оплетаемые рифмой, настроение композиции передавалось очень хорошо. Наверное, благодаря тихому голосу поющего, который на припевах аккуратно подхватывался и остальными участниками записи. Сал догадался, что то были обыкновенные дружеские посиделки у кого-то в квартире, судя по акустике и лязгу стаканов. Пели они не очень профессионально, зато тепло и душевно. Кто-то временами кашлял, кто-то перебивал песнь своими глупыми вставками. Иногда на фоне приглушенно пищало что-то похожее на бытовую технику, а иногда ведущий голос сбивался, забывая слова, но быстро подхватывая пение подсказывающих. Играл гитарист красиво. Струны будто тоже вели свою вокальную партию на другом языке. Затем одна песня плавно перетекла в другую, чуть бодрее и задорнее. Кто-то уже даже позволял себе подкрикивать какие-то строчки, а кто-то и вовсе выл в хмельном веселье. У Фишера сложилось ощущение, будто бы он сидел прямо там, в их тесной дружеской компании, уютной и комфортной. Это наверняка были те самые люди, которые описывались в дневнике. Сал ощутил смешанные эмоции и решил просто не задумываться и слушать дальше. На парня вдруг накатил сон. Под самый конец записи песня смолкла, и друзья разразились глупым и заразительным смехом. Голос поющего ранее парня стал громче. Человек подошел к микрофону и на фоне всеобщих смешков и вновь начавшихся разговоров, пьяно прошептал, пока никто не слышал: — «Шлю привет себе в две-тыщи-там-какие-то из восьмьст-седьмого! У нас здесь хорошо-о-о!»