Пропадай

      На Нокфелл тяжёлым и ослепляющим полотном навалился январь. Снег косо летел крупными и пушистыми хлопьями, совсем как пепел после ядерного взрыва. Небо было белое, но не как шкура полярного медведя, а скорее как светлое брюхо лесного волка. Не то что бы чистое белое, скорее износившееся и потёртое, с примесью грязи. Снегопад и сугробы на этом понуром фоне были просто одним вырвиглазным слепящим пятном. Из окна наблюдать это было куда легче, чем выйдя на улицу. Салли сам убедился в этом, когда после длительного маринования в кабинете главврача его и папу вывели на волю. Протезник не издавал ни звука, ничего не говорил ни отцу, ни доктору. Потому что не хотел, да и в сон клонило после обеда. Доктор долго уверял Генри, что это лишь действия данных мальчику препаратов, что эффект пройдёт через какое-то время. Фишер младший лишь мысленно смеялся и давил в гортани очередной зевок. Пузатый док наказал посещать филиал больницы для регулярного наблюдения за ситуацией в голове Сала, на приёмах у бюджетного психиатра. Выписали пару рецептов, поставили пару штампов на бумажках. И, наконец, перед бело-розовой маской парня возникла морозная белизна улицы. Машина отца на парковке, пара коробок в руках, рюкзак и ворота стационара за спиной. Вещи отправились в багажник, а Генри сказал садиться на переднее пассажирское кресло. Он таким образом завуалировал то, что желал поговорить с сыном. Сал послушался и разместился впереди. Но желание и попытки папы заплести какой-либо диалог сын проигнорировал. Машина успела остыть за время пребывания её владельца вне салона. Серая, некогда серебристая, Импала с обшарпанными боками закашлялась, пытаясь завести свой замёрзший двигатель, словно остановленное механическое сердце. Они ещё с пару минут сидели и ждали, пока машина прогреется. Ничего не говорили, слушали монотонный гул автомобиля, боялись даже вздохнуть чуть громче, дабы, не приведи Господь, не нарушить тишину и не обратить на себя внимание. Генри всё же сдавленно выдавил, сдаваясь: — Ну, ты как, приятель? — Мужчина неловко расчесал пальцами бороду и откашлялся.       «Приятель» — с внутренней усмешкой подумал сын, вороша взглядом снежинки за лобовым стеклом. Он никогда не был для Генри ни другом, ни приятелем. А сейчас протезник и вовсе не считал его своим отцом. Настоящий папа так бы никогда не поступил. А сейчас рядом с ним, в водительском кресле, сидел, по его скромному мнению, просто гнилой сердцем «мудачок-сожитель», от которого одноглазого слабо мутило. Это не папа, больше нет. — Всё ещё злишься? А это зря, — с усталостью в голосе выдохнул водитель. Это не было угрозой, лишь каким-то невнятным разочарованием. Салли ничего не ответил и в этот раз.       Поняв, что разговор особо не клеился, Генри начал сосредоточенно рулить, выезжая с почти пустой парковки. Машина оставила после себя большое тёмно-серое пятно на асфальте, который она заботливо укрывала от обильного снегопада. Из этого тёмного неровного прямоугольника потянулись такие же тёмные кривые полосы от колёс, ярко контрастирующие с белым покрывалом земли. Больше никто ничего не говорил. Генри это напрягало, а Сала радовало. Мимо начали мелькать здания с магазинами, которые уже во всю были разукрашены в пёстрый декор, предвещая скорый праздник. Праздник, который с давних времён считается сугубо семейным, ведь так заведено. Рождественский дух объял весь тихий послеобеденный Нокфелл. Улицы были малолюдны, почти так же, как и в их последнюю поездку рано утром. Зима всё так же торжествовала своими вьюгами и метелями, мало что изменилось. Эти месяцы для Салли длились смертельно долго, но сейчас было чувство, что не прошло и недели. В стационаре словно бы замирал весь окружающий его мир. Будто время начинало течь совсем иначе, не так как у него дома. Фишеру младшему вдруг захотелось написать друзьям по всё тому же мобильнику Нила. Этот гаджет серьёзно помогал Салу окончательно не съехать с катушек в том месте, где эти самые катушки должны были вправлять на место. Надо было написать им, что месяцы его жуткого плена остались позади, что он наконец сможет сходить с ними в кафе и прогуляться по заснеженному парку, а не сидеть в тёмной палате и боязливо шептаться, вслушиваясь в шаги работников, как друзья это проворачивали несколько раз. Но Сал не стал доставать чужой телефон, у Генри могли бы зародиться совершенно не нужные сейчас вопросы. Отец изредка косился на сына, который отвернулся к боковому окну, подперев подбородок кулаком и отрешенно разглядывая пёстрые гирлянды и украшения за витринами магазинчиков. Где-то из динамиков иногда была еле слышна праздничная музыка, которая глушилась закрытым окном автомобиля. Сал даже не надеялся отпраздновать Рождество дома вплоть до самого последнего момента, когда в его палату вошёл улыбающийся психиатр с благой вестью, а потому подобающего настроения у подростка не было. Это Рождество он планировал провести либо в одиночестве, у себя в комнатушке вместе с кассетами и одиноко висящим постером, либо пойти гулять по ночному Нокфеллу. Он по началу думал напроситься к друзьям, но те наверняка собирались праздновать в кругах своих семей, а потому протезник быстро скомкал и выкинул эту идею у себя в голове. А до праздника оставалось всего-то три дня.       До апартаментов сын и отец добрались без единого слова. Генри лишь услужливо взялся перетаскивать коробки с вещами из багажника в номер. На это Салли лишь тихо фыркнул, уходя к себе в комнату. Папа даже почти не украшал квартиру. Из рождественского декора Сал заприметил лишь тонкий проводок гирлянды, небрежно кинутый на изголовье дивана. Стоило тому только приоткрыть дверь в свою обитель, как на него тотчас же выпрыгнул полосатый Гизмо, жалобно и с некоторым упрёком мяукая на хозяина. Сал подхватил мейн-куна, искренне улыбаясь и радуясь встрече с другом впервые за долгое время. Кот мял лапами грудь парня, а тот принялся нежно ворошить шерсть на пушистом загривке любимца. Позади послышалась возня отца, разбирающегося с принесёнными коробками. — Привет, дружок, я тоже жутко скучал, — ласково протянул подросток, гладя макушку животного, отчего Гизмо забавно развесил лохматые уши по сторонам. — Он всё из твоей комнаты не выходил, когда тебя не было, — сухо усмехнулся Генри, копаясь в коробках, — Даже к телеку своему не подходил.       Салли покосился на отца из-за плеча и решительно закрыл дверь в комнату, запираясь в ней вместе с питомцем и своим рюкзаком, набитым бумажками, кассетами и теми вещами, которые не уместились в коробки. Принялся расфасовывать одежду по полкам в комоде, а записи решил положить в ящик стола, на самое дно, прикрыв кипой тетрадей. Тут-то он и хватился дневников, которых не наблюдал у себя в комнате. Да и телефон надо было поскорее вызволить из отцовского заточения. Одноглазый покинул комнату, выходя на середину гостиной и оглядывая квартиру. Гизмо проследовал за хозяином преданным «хвостиком» и начал заинтересованно наблюдать за его действиями. — Где они? — непонимающе тихо спросил Сал, скорее у себя самого, чем у папы, который уже ушёл к себе в комнату. В несколько крупных шагов он обошёл и кухню, но дневников так и не нашёл. Минуя вежливость в порыве страха за свои находки, он не стучась залетел к Генри в комнату. Тот уже работал за своим компьютером, даже не обратив внимания на вломившегося сына, вид которого кричал о том, что он был в шаге от бешенства, — Где они?! — вопросил у отца парень, чуть ли не переходя на крик. — Кто «они»? Ты о чём, приятель? — Фишер старший даже не оторвал от монитора красный от постоянной работы взгляд. — Дневники, твою мать! Где дневники?! — голос всё же сорвался на хриплый крик, приглушаемый протезом. — Полегче, Сал. Что за слова? — косматые серо-голубые брови отца стянулись к переносице, мужчина наконец повернулся на кресле к сыну. Ещё немного и из-под протеза повалил бы обжигающий дым. Гизмо на не шутку разволновался за хозяина и запрыгнул на его плечи, маскируясь под меховой воротник, — Ах, дневники-то?..— с наигранным прозрением изрёк папа, накручивая короткие прядки бороды на пальцы, — Я думал, что они тебе больше не пригодятся. Подумал, что их стоило выбросить, — легко сказал Генри, после чего беззаботно откинулся на спинку кресла, закидывая руки за голову.       В комнате повисла мертвенная тишина. Генри приподнял брови и расслабленно глядел на сына, а Сал, в свою очередь, мечтал о том, чтобы из его уцелевшего глаза засветил яркий и испепеляющий отца в прах лазер. Увы, испепелить Генри воображаемым лазером не выходило, поэтому протезник мог только бегать по нему взглядом дикого животного, которое готовилось к нападению. — Что ты сделал?.. — прошипел подросток, не веря в то, что его находки могли оказаться в помойке, вот так просто, по одной лишь прихоти Генри. Гизмо тихо мяукнул на ухо Салу, подобно ангелочку или демонёнку на плече, который диктовал то, что надо делать. Возможно, Гизмо имел ввиду расправиться с отцом первым же попавшимся под руку предметом, а может и велел хозяину успокоиться и дышать ровнее. Зная характер кота, логичнее было бы предположить первую версию, однако подросток рвано выдохнул и нащупал дрожащей ладонью дверную ручку, захлопывая дверь в отцовскую комнату и уходя в свою. Кот спрыгнул с плеч и принялся кружить около Фишера. Парень же осел прямо на пол возле кровати, никак не реагируя на подбадривающее трение мейн-куна о его ногу. Подросток глупо уставился на половицы и схватился за кончики голубых хвостиков. Хоть дневники и были уже зачитаны им до дыр, но расставаться с ними Салли не планировал. Это ведь была чья-то личность и её мысли, заключённые в бумагу. Кощунством было поступать так с абсолютно любой книгой, а тем более — с чужими дневниками. Голова моталась из стороны в сторону в немом отрицании, пока в дверь не послышался стук отца. Сал ничего не ответил, будто бы язык приклеился к нёбу. Генри вошёл, аккуратно прикрывая дверь. — Хэй, Сал, — папа махнул рукой сыну, но тот даже не удосужился обернуться. Мужчина вздохнул, медленно прошёл вглубь комнаты и положил два дневника на комод у кровати, а сверху и мобильник Сала. Потом постоял ещё с минуту возле сгорбившегося сына и тихо выдал, — Я волнуюсь за тебя, потому что ты мне небезразличен. Я пошёл на такие крайности ради твоего же блага, чтобы помочь тебе. И ради твоего же спокойствия не стал их тогда выбрасывать. Пожалуйста, не совершай глупостей, — голос отца говорил одно, но по тону чувствовалось нечто противоположное. Индифферентность и бесчувствие с полным наплевательством. По крайней мере, так чувствовал Салли.       Когда он поднял голову и, наконец, разжал хвостики, понемногу успокаиваясь от накатившей в один миг тревоги, отца в комнате уже не было. Были лишь дневники, целые и невредимые, и давно разряженный телефон. Видимо, папу не настолько волновали эти записные книжки, чтобы что-либо с ними делать. Сердце протезника встало обратно на своё место промеж рёбер и стало биться в своём обычном темпе. Телефон отправился на зарядку, а дневники в рюкзак.       Через некоторое время, проведённое за поглаживаниями Гизмо, Сал взял телефон с зарядки и вдохновенно стал писать друзьям. Они, как оказалось, сейчас как раз собирались в кафе. Тодд захотел вломиться к другу в номер, но Сал предупредил его о том, что папа был дома, а потому друзья договорились встретиться уже на первом этаже апартаментов, а после собраться вместе с остальными в кафе. Пара звонков и СМС обрадовавшимся приятелям и Салли отправился прочь из дома. Он ждал Моррисона в затхлом холле на дырявом диванчике. Через пару минут лифт открылся и из него вылетела знакомая рыжая макушка, несясь к своему другу. Сала сжали в тесных объятиях, а очки Тодда чуть не упали на пол от резкого столкновения. — Чёрт, Салли, ну наконец-то! — восторженно воскликнул конопатый, барабаня ладонями по спине долгожданного друга, — Я та-а-ак соскучился! Мы все по тебе жутко соскучились! Ну что, подлатал кукушку? — Мы же на прошлых выходных виделись, дурак, — кряхтя выдавливал сжатый чужими руками Сал. — Да это не то! Это другое, — отмахнулся отстранившийся Моррисон, припоминая, как в прошлое воскресение они вновь пробирались в окно палаты Сала, — А нас ведь ещё чуть не спалили тогда, помнишь? — хихикал конопатый, интеллигентно поправляя очки.       Подростки вышли из апартаментов и направились на остановку, дабы доехать до кафе. Вскоре двери уютной забегаловки уже виднелись перед ними. На парковое рядом с ней уже стоял «Мустанг» Эшли, а в окне виднелись махающие им с Тоддом друзья. Они поспешили зайти в заведение, подмечая то, что из колонок вверху играла рождественская музыка, а интерьер был ярко украшен всевозможными гирляндами и мишурой.       Эш, как всегда, обнимала крепче всех, покачиваясь вместе с Салом из стороны в сторону, будто пытаясь его убаюкать или же наоборот лишить равновесия и уронить на пол. Поприветствовав заждавшихся друзей, Сал уселся на диванчик, попутно кивая официантке, которая услужливо поднесла гостям меню с жирными пятнами на глянцевой бумаге. — Повезло, что тебя не оставили там ещё и на праздники, — Нил весело потрепал приятеля за плечо, перегнувшись через стол. — Я был послушным мальчиком, — хихикнул голубоглазый, снимая рюкзак и ложа его на колени, — Видать, я у Санты на хорошем счету, — Подросток принялся листать меню, пряча улыбку за протезом. — Если есть привидения, то почему бы и Санте не существовать, — усмехнулся Нил, зачёсывая дреды назад. — Кстати, как он там? Вы там не были? — поинтересовался Сал, многозначительно кивая куда-то в сторону окна. — Санта-то? Ах, он… Были где-то около месяца назад, а потом сессия началась и уже как-то не до него стало. Он всё так же, — ответила Эш, прикрывая глаза и, склонив голову, высовывая язык, пародируя спящего призрака, а после принимая от официантки принесённую ей пиццу, — Налетайте, сегодня в честь выхода Сала гуляем за мой счёт, — девушка спешно отделила дымящийся треугольник с тянущимся сыром и начала трапезу. — Спасибо, Эш! — почти в унисон поблагодарили подругу ребята. — Ты лучшая! — протянул с набитым ртом Нил, наслаждаясь горячей вкуснятиной. — Так значит ещё не объявлялся, — Салли заторможенно глядел на порционный треугольник пиццы у себя на тарелке, думая о призраке и не решаясь приподнять протез. В голове сорняковым плющом разрастались мысли о том, сколько всего надо было сделать. Он ещё в диспансере думал о том, что ему надо будет сделать в первую очередь после выхода из стационара, даже пробовал составлять у себя в голове план. Но сейчас его мысли всё равно напоминали неясную кашу. Он слишком много пропустил за время своего отсутствия, особенно в плане учёбы. А сейчас, когда он уже вышел на долгожданную свободу, будто после тюремного заключения, он находился в абсолютной растерянности из-за массы того, что стоило бы наверстать. Занятия в вузе уже прекратились на время праздников, а значит пока что можно было и заняться другими делами, которые волновали парня побольше учёбы. Стационар будто бы безвозвратно съел около трёх месяцев жизни, подобно прожорливому серому гиппопотаму. — Земля вызывает Сала Фишера! — сидящая рядом Эш мягко пихнула друга локтем, наблюдая за его оцепенением. Парень, внезапно для себя, ушёл глубоко в свои раздумья, а теперь, чуть дёрнувшись, глянул на подругу и на свой остывающий кусочек, — Ты там в жёлтом доме кататонию у кого-то подцепил? Ты можешь делать это при нас, если ты об этом призадумался, — Кэмпбелл указала на своё лицо, имея ввиду протез Сала. Буравящий взглядом свою пиццу парень и правда со стороны выглядел так, будто сильно стеснялся приподнять маску даже на миллиметр. — А, да-да, — опомнился наконец он, нащупывая нижние ремни протеза. Пиццу было есть неудобно, да и Фишер ещё только начинал привыкать к пониманию друзей и своему доверию к ним. Зато пицца оказалась очень вкусной, а друзьям и правда можно было доверять. Когда он осилил целых два куска, а от пиццы почти ничего не осталось благодаря проголодавшейся Эш и падкому на фастфуд Нилу, Сал застегнул протез и задумчиво спросил у ребят, — Думаете, он ещё не проснулся? — Понятия не имеем. Но что нам мешает проверить? Время ещё есть, — сказал Нил, сверяясь с настенными часами и крадя с тарелки своего парня недоеденные хлебные корочки от пиццы. Ребята переглянулись и, не сговариваясь, стали решительно вставать с засиженных диванчиков.

***

— Тебе никогда не хотелось заглянуть за неё? Узнать, что внутри…— Спросил Сал, выдыхая клубящийся пар. Моррисон подошёл к одноглазому со спины, протирая очки от налетевших снежинок. Парни смотрели на заколоченную дверь позади апартаментов. — Очевидно, что подвал, — умным тоном объяснил Тодд, — Должно быть, он принадлежит той карге. Я слышал, что она там и живёт, — конопатый натянул шарф на замёрзший нос, отчего очки запотевали при каждом его выдохе. — Это так. Я был у неё, но в это помещение она мне, мягко сказать, не разрешила заглянуть, — признался Фишер. — Ты? И у неё?! И что же ты там забыл? Она ж злющая как ведьма! — удивился кудрявый друг. — Не все ведьмы злые, — загадочно вздохнул Салли. — Посмотрим… Ну, тут без ломика не обойтись, а ещё кусачки для этой цепи нужны…— бубнил себе в шарф рассуждающий Моррисон, осматривая тяжёлую ржавую цепь и наглухо забитые доски, — И ещё чьи-то сильные руки. Я свой лом Дэвиду отдавал, кажется. Кусачки имеются, руки тоже, — парень задумчиво оглянулся на Нила, снимавшего мотоциклетный шлем на парковке и обсуждающего что-то с Эшли. Но вдруг обернулся к притихшему Салу и уточнил у того с некоторой опаской, — Слушай, а ты уверен? — Да брось, сам ведь меня учил науке взлома и проникновения, — усмехнулся голубоглазый, пряча замёрзшие руки в карманы, — К тому же я чувствую, что неспроста она меня не впускала в ту комнату. Она что-то прячет, — полушепотом озвучивал мысли Сал, боясь, что Лиза могла быть дома и слышать возню на улице, или же и вовсе стоять где-то за окнами верхних этажей и наблюдать за подростками. Тодд, словно прочитав его мысли, отошёл подальше от замурованной двери и окинул внимательным взглядом окна апартаментов, выходящие внутри на коридоры и лестничные площадки. — Любопытство когда-нибудь нас погубит, — заключил Моррисон. — Ну что, народ, все в сборе? Погнали? — Эш подошла к ребятам, а вместе с ней и Нил. Салли и Тодд заговорщически переглянулись, начиная строить планы, касаемо таинственной двери, — Тодд, ты уже захватил приставку?