«Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень.
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.»
— А. Ахматова, «Реквием»
Даже через одежду кожу на спине жгла батарея, к которой прислонился подросток. Он уже около полутора часов сидел на полу и записывал мысли и недавние происшествия, воспоминания о них. В чёрной записной книжке перемешивались и его больничные мемуары, и попытки понять мотивы деяний Генри, и неровные и короткие заметки о своих паранормальных наблюдениях из домика. Спина, думал Сал, наверняка уже изрядно покраснела и грозила и вовсе приплавиться к радиатору. Было почти до болезненности горячо, однако протезник находил удовольствие в контрастных ощущениях пекла за плечами и сквозняка, который накатывал волнами из приоткрытого окна над батареей. Лежавший на краю кровати Гизмо вытянул передние лапы и положил на них морду, наблюдая за сосредоточенным хозяином. — Хорошо тем, кому не дано говорить, да, дружище? — Фишер отложил перьевую ручку и откинул на батарею и шею, глядя на питомца пустой глазницей и неприкрытым пластиком ликом. К удивлению хозяина, кот ответил кратким, но выразительным мяуканьем, — И не думал раньше, что выражать свои мысли в словах, пусть и письменно, бывает так тяжело, — голубоволосый почесал горячую шею и прикрыл глаз. С невостребованного письменного стола косовато глядел Чувачок подруги и глупо улыбался каждому слову своего нового владельца. То ли насмехался, то ли поддерживал, — Что скажете, господин Зверь? — и снова Гизмо ответил своим фирменным широким и красноречивым «мяу», которое перемешивалось с зевком, — Всегда знал, что ты один на всём свете меня и понимаешь. А знаешь, я подумывал заказать Санте на Рождество умение с тобой общаться. И не смотри на меня так! Если я могу говорить с призраками, то почему же это нельзя провернуть и с животными? — Сал лукавил, ибо в рождественскую ночь он всем нутром пожелал нечто совершенно иное. Традиция, которая сопровождала его каждый год с самого детства — требовать у Санты исполнение мечт, а после стараться вести себя немного получше, чем в прошлом году. Всё это никогда не срабатывало, совсем как пророчащие счастье гороскопы из журналов и отцовских газет, однако парень не отчаивался. Что-то с детских лет в нём осталось неизменным, например, доля наивности и вера в лучшее. Настенные часы давлели над праздностью юноши, монотонно и недовольно цокали через каждую секунду. Если бы у часов Сала были глаза, то они наверняка бы сейчас надменно закатывались при каждом цоканье шестерёнковым языком. За целый день Фишер так и не удосужился даже выползти из комнаты. Наслаждался одиночеством, которого ему не доставало так долго. Всё потому что это одиночество было правильным, хорошим. Не то, что больничное, пахнущее не домашним постельным бельём, парфюмом медсестёр и пресной едой. Сал ещё с четверть часа провёл почти бездвижно сидя на полу, припекаясь заживо к топящемуся радиатору и крутя в ладони голубой топаз Эшли. Сегодня на слепящей снегом улице было ясно, а потому протезник не упустил возможности полюбоваться тем, как самоцвет играет с солнечными лучами, которые добирались в пристанище подростка через окно. Он не был религиозен, но от чего-то хотелось помолиться всем богам света и поблагодарить высших сущностей за друзей. Они-то и были его самым ценным подарком за последние несколько лет. Может, предполагал одноглазый, это Санта так постарался? К четырём часам дня голубоглазый уже успел соскучиться по занятиям. Дома, хоть и было уютно, однако многим себя потешить здесь было нельзя. Писать уже давно расхотелось, приставка смертельно наскучила ещё в стационаре, а сесть за просмотр телевизора было чревато быстрым засыпанием протезника. Нависло стойкое ощущение того, что что-то такое, безумно важное и волнующее, осталось забыто заскучавшим разумом подростка. Но спустя пару минут, которые тот провёл в резвых попытках припомнить ускользнувшие из головы дела, парень будто прозрел и воодушевлённо побрёл за кассетами и видеомагнитофоном. Он долго не мог сообразить, как же надо было подключать его к телевизору, однако несколько сообщений Нилу и его незамедлительный ответ быстро исправили ситуацию. Кассета отправилась в приёмник и на экране возникла картинка, которая была для Сала победой, спустя пару минут раздражающего белого шума от помех телевизора. Протезник так и остался сидеть на коленях перед выпуклым стеклом экрана. Перед голубым глазом раскинулся летний хвойный лес, заключённый лишь в квадрат телека и искажаемый скверным качеством камеры снимающего. Оператор молчал, скрывался за объективом, будто бы находясь на месте смотрящего Сала, рядом с ним или прямо за ним. Иногда лишь можно было разобрать тихое дыхание, немного дрожащее, словно снимающий не хотел перебивать щебет птиц и шум растительности от редкого ветра. Однако звуки природы изредка глушились грохотом и потрескиванием от движений рук, которые неумело задевали собой микрофон. Гизмо подкрался сзади и тоже стал поглядывать то телевизор, то на хозяина, будто спрашивая у человека, что же того могло интересовать в безвкусном и дешёвом, на взгляд кота, кино. Ведь, помимо съёмки леса, ничего больше на экране не происходило. Оператор поднял камеру вверх, снимая далёкие макушки исполинских секвой и острые лапы и наконечники елей. Небо было белым настолько, насколько эту белизну мог себе позволить показать телевизионный экран, но позже объектив настроился на правильную выдержку и исколотый верхами деревьев небосвод окрасился в нежно-голубой. По безоблачному куполу полетели неровным клином птицы, но не успели они скрыться за деревьями, как запись остановилась. Фишер нахмурился и задумчиво почесал подбородок, смотря в остановившийся последний кадр. — Ну, ништяк, конечно. И чё это? — риторически вопросил протезник, обращаясь к коту, который, судя по всему, тоже мало что понял. Видео, как подумал Сал, вовсе и не являлось каким-то посланием или чем-то, что могло нести какую-либо смысловую нагрузку. Это было лишь любительской съёмкой красивой, но скучной местной природы. Такие же хвойные леса раскинулись по всей округе в пяти минутах езды от крайних границ городка, та же картина наверняка была и у озера Вендиго, да и ещё много где. Оператор явно не стремился указать на какое-то определённое место, ведь даже отличительных черт в показанном ландшафте не было. Лес, как лес. Маркировка гласила, что запись датировалась восемьдесят пятым годом, августом. Так же на боковине кассеты были нацарапан ряд цифр, совсем крохотных. Если бы они не были слегка шершавыми наощупь, то парень бы их и вовсе не заметил. «46.724233» «И снова чёртовы загадки…» — вздохнул протезник. Оставалась ещё одна видео-кассета и Салли понадеялся, что хоть она даст ему что-то большее, чем предыдущая. На второй была датировка февраля восемьдесят седьмого и ещё один рукотворный набор чисел на крышке. «-75.637240» Сал не смог даже и предположить, для чего же нужны были эти цифирный пометки. Это не было похоже ни на телефонные номера, ни на почтовые индексы, ни ещё на что-то. Знаки были нацарапаны и выдавлены чем-то тонким и острым, словно по корпусу кассеты писали раскалённой иглой или кончиком ножа. Были незаметны, а значит кое-кто желал их уберечь от чужих глаз. Или глаза. Так или иначе, подросток включил следующую запись. Чьи-то грязные ботинки бороздили по зиме и утопали в сугробах, оставляли за собой даже не следы, а почти сплошные полоски. Снег громко хрустел под весом снимающего. Отчего-то Фишер ощутил дискомфорт. Безмолвная и бессмысленная съёмка снега под ногами была чем-то иррациональным, а потому слегка жутковатым. Гул ветра и треск ветвей на фоне напоминал шум леса из первого видео. Здесь, разве что, только птицы не пели. Иногда, когда ноги проваливались под блестящую белоснежную толщу слишком глубоко, снег засыпался за края ботинок. Но оператор шёл дальше, невзирая даже на это. Позже объектив вновь поднялся к небу, которое было цвета половой тряпки. Те же верхушки деревьев, то же место. Глушь без каких-либо отличительных признаков. — И не холодно тебе было, в джинсах-то, а? — сухо усмехнулся парень, выключая остановившуюся запись, — Что ты хотел этим сказать? — само собой вылетело тихо на выдохе, а Сал лишь покачал головой в дымке непонимания, — И хотел ли вообще?.. Парень с трудом поднялся с пола, размял затёкшие ноги и вернулся в свою комнату с кассетами и мейн-куном в руках. Попробовал для большей наглядности переписать обнаруженные цифры в дневник. Выходило сложное и громоздкое число, вернее, набор чисел: «46.724233, -75.637240». Это больше напоминало протезнику какой-то странный математический пример, ответ на который был таким же бесполезным, как и сама задачка. «С математическими шифрами — это к Тодду» — возникло в голове что-то единственно верное. Уже через пару дней грозила начаться учёба, а потому Сал отложил это дело до встречи с Тоддом в академии, ибо дело было хоть и интригующим, но не срочным. К пяти часам уже начало темнеть. Салли вспомнил своё вчерашнее обещание и направился в подвал, заранее захватив с собой мамину книжку рецептов. Пока лифт ехал и мерно шумел механизмами за стенами кабины, Фишер думал о том, что может скрывать Лиза за дверью, к которой никого не подпускает. Теперь Салу даже было немного стыдно от того, что ещё совсем недавно он хотел вскрыть заколоченную дверь позади апартаментов. Если она забаррикадирована, то наверняка не просто так. Да и пообщавшись с уборщицей, пусть и не столь много, он пришёл к выводу, что навряд ли она могла прятать там что-то противозаконное. Да, она выглядела не на пятёрочку, однако Фишер знал по себе, что внешность и первое впечатление частенько оказываются лишь обманчивым маскарадом. Теперь совесть остервенело обгладывала каждую кость в теле, а Сал винил себя за поспешные выводы. И всё же, запертые двери всегда нагоняли стаи вопросов и подливали керосин в огонёк любопытства. Пришлось выбирать и парень выбрал доброжелательность и понимание по отношению к новой знакомой. К тому же, её ненавязчивая забота напоминала почившую маму. Это грело. Лиза встретила его с лучезарной улыбкой и слегка фамильярными объятиями, которые всё же воспринялись одноглазым с особым трепетом. — Салли! Ждала тебя, уже подумала, что ты забыл. Проходи скорее, дует здесь ужасно, а я только недавно на ноги после простуды встала, — женщина скрылась в квартире, включая свет в зале и на кухне. Незамедлительно послышался звон кружек и шипение газовой плиты. — А я не забыл, — с напускным самодовольством хихикнул парень и принялся возиться с обувью в прихожей, — В подвале всегда сквозняк. Не думали над тем, чтобы снять номер повыше, ну, относительно уровня земли? — Когда Сал прошёл на кухню, то заметил, что Лиза вела себя слегка дёргано и суетливо, однако он решил списать это на волнение перед гостем, очевидно, редким в этих стенах. — Мистер Эддисон выделил мне эту квартиру практически бесплатно, за то, что я здесь уже давненько слежу за порядком. Так что я не жалуюсь, милый. Просто слабый иммунитет, вечно всякую заразу подхватываю, — протараторила женщина, не оборачиваясь лицом к подростку и разливая по кружкам кипяток, — Лет пять назад переболела кое-чем, с тех пор всё здоровье под откос, — голос женщины стал тише, а распущенные волосы закрыли лицо, но через миг она смахнула воспоминания рукой в пренебрежительном жесте и продолжила более бодро, — Тебе холодной водой разбавлять? Ах, да, и трубочку… — Да, спасибо, — отчего-то рядом с Лизой спонтанные позывы улыбнуться становились неуправляемыми. Все взрослые считали своим долгом спросить о том, что у него таилось под маской или и вовсе съязвить замечаниями, что «сегодня не Хэллоуин», но было видно, что Лиза либо знала или догадывалась о том, что это за маска, либо считала, что это совсем не её дело, — Думаю, что тебе стоит побольше отдыхать. — Работа сама себя не сделает, — усмехнулась она и поставила чай с трубочкой перед Салом. — Сложно поспорить, но ведь и отдых сам себя тоже не отдохнёт, — заметил с ухмылкой Фишер, пока расстёгивал нижний ремень фиксации. Но стоило ему поднять взгляд на севшую напротив знакомую, как он увидел красноватую кожу вокруг её глаз и отёки. Будто бы уборщица провела последние двадцать четыре часа в истошных плачах навзрыд. Фишер заторможенно моргнул живым глазом и стал выбирать между тактичным молчанием и аккуратным вопросом, — Лиза…— пока побеждало второе, но увидев то, как уборщица старательно скрывала милой улыбкой всё то, что пряталось за покраснением глаз, Сал решил не касаться никаких щепетильных тем своими неуместными вопросами, — Я ведь книгу рецептов принёс! — вздёрнул указательный палец протезник и принялся копошиться в рюкзаке на коленях. — Ох, Салли, спа…— Лизу перебил звон домашнего телефона в зале и она как-то изменилась в лице. Вернее сказать, не изменилась, а совсем застыла каменным стоунхенджем, будто то был не обычный рингтон телефона, а взрыв ядерной бомбы где-то неподалёку, — Прости, я сейчас, — она сорвалась со стула и широкими шагами направилась к трубке. — Здравствуйте! Да! — отвечала кому-то Лиза с воодушевлением и небывалой энергией. Голос подрагивал, а рука зарылась в каштановые волосы, — Где Вы его видели? Во сколько? Стойте, я запишу…— женщина зажала трубку с кудрявым проводом между плечом и щекой, потянулась к тумбочке за листом с ручкой, а Сал лишь молча наблюдал и надеялся, что телефон не рухнет от натяжения провода, — Северный район, улица… как-как? Ага… Спасибо! Огромное спасибо! — ожившая в один миг женщина повесила трубку и метнулась в свою комнату, но вскоре уже вернулась в уличной одежде и стала наспех обуваться и натягивать куртку, — Прости, милый, надо срочно ехать. Захлопнешь дверь, когда допьёшь чай, хорошо? — рвано кинула она гостю и в следующий же момент шумно закрыла дверь, уносясь куда-то прочь. — Хорошо, — глупо ответил опешивший Сал тишине с трубочкой в зубах. Он даже и пошевелиться не успел, как странноватая знакомая уже покинула цокольный номер. Зубы в задумчивости пожевали пластик трубочки, а не стеклянный зрачок медленно устремился в сторону двери. Подошёл и осмотрел её. На ней была выцветшая наклейка с надписью, гласившей: «Опасно, Не входить!». Обернулся ко входной двери. Не было похоже, что Лиза вернётся скоро. Время у протезника было, хоть и задерживаться в чужой квартире одному не сильно хотелось. Действительно ли там крылось что-то опасное, или же эта наклейка лишь блефовала с гостем? А может там просто находилась комната с электрическими щитками? Вариант был один — пойти и проверить. Дверь тонко заскрипела, а за ней была непроглядная темнота. Парень со скоростью ленивца и аккуратностью хирурга стал шарить ладонью по стенам, не отводя взгляда от темноты, в которой могло находиться всё, что угодно и даже больше. Наконец, заветный включатель нашёлся и комната озарилась немного слепящим желтоватым светом люстры. На первый взгляд это была простая комната с ещё одной кроватью, письменным столом и кучей навешанных на стены… — Постеры?.. — бровь изогнулась, когда гость заметил знакомые логотипы метал-групп возле входа. Фишер сделал несколько неуверенных шагов вглубь комнаты и заприметил блестящие стёкла в рамках. Фотографии засвечивались бликами от лампы, Сал подошёл поближе, чтобы разглядеть всё получше, — Ох, б-блядь… Искажённое бесчисленными шрамами лицо исказилось ещё больше. На подростка с висящих снимков смотрел тот, за кем он так упорно гнался в попытках найти. Пальцы неосознанно потянулись к шероховатой деревянной рамке. К чужому лицу, которое было заключено в бумагу, как и всегда до этого. Теперь стало ясно, кого же ему всё это время напоминала уборщица апартаментов. Дыхание из последних сил держалось на верхних границах нормы, однако с каждым неровным вдохом грозясь гипервентиляцией и головокружением. Остатки губ дёргались, открывались и закрывались, будто хотели что-то сказать. Но здесь уже нечего было говорить. Только ровнять дыхание и бегать глазом от одной фотографии до другой. Тишина начала глушить и рвать в клочья перепонки, осознание накатило тысячетонной фурой, которая сбила Салли почти насмерть. Фишер обернулся и прервал зрительный контакт с улыбчивыми фотографиями. Попятился к столу, бешено рассматривая каждый сантиметр пространства перед собой. На столе лежала кипа листовок с кроваво-красными жирными буквами и до скрежета в сердце знакомым лицом.«Пропал без вести
Ларри Джонсон
1968 г. р.
г. Нокфелл
С 20 февраля 1987 года его местонахождение неизвестно.
Приметы: рост 6′ 1″ дюймов, худощавого телосложения, волосы коричневые, длинные, глаза карие.
Одежда: красная кофта с капюшоном, синие джинсы с цепью, чёрные ботинки.
Необходима помощь.
Может находиться в вашем районе, просим сообщать любую информацию по телефону: (556) 835-0094»