I said real love It's like feeling no fear When you're standing in the face of danger 'Cause you just want it so much. Cherry — Lana Del Rey
Знаете, сначала ты искренне удивляешься неожиданностям, которые внезапно врываются в твою жизнь. Потом, когда этих неожиданностей становится слишком много, чувство удивления как будто притупляется. С каждым разом, чтобы по-настоящему удивиться, твоему мозгу требуется всё больше и больше пиздеца. Это как в отношениях твоих соседей по лестничной клетке. Сначала он просто алкоголик, потом он начинает её пиздить, потом выгоняет её в пьяном угаре с детьми на мороз, потом пиздит уже детей. И ты постоянно удивляется, почему эта гребаная побитая жизнью Наташа просто блять не соберёт свои шмотки, не возьмёт детей в охапку, и не съебёт? Ведь она хотя бы может это сделать. — О чём-то задумались? — Владислав Андреевич снисходительно посматривал в мою сторону, не спеша начинать беседу. Он не листал меню, не делал никаких лишних движений. Просто сидел, будто впитывая энергетику этого места, перемешанную с энергетикой именно этого момента. Ресторан был пуст, светел, и явно премиум сегмента. Мой зрелый спутник смотрелся в этом интерьере так, будто его нахождение здесь было продумано самим дизайнером. Тихая роскошь скользила во всех его неторопливых и продуманных жестах, ощущалась в воздухе вокруг него. — Красивый вид, — заторможенно кивнула я в сторону панорамного окна, напротив которого мы сидели. Вид был на каньон. Мы будто сидели над пропастью, а внизу виднелось засохшее дно когда-то бурлящей там реки. Зелень и скалы. Природа для богатых. — Никогда не видела ничего подобного. — Да, — согласно кивнул мужчина напротив, после чего расслабленно откинулся на спинку бежевого кожаного дивана. — Жаль, что когда-то эту прекрасную планету захватил вирус под названием «люди». — Считаете, что люди — это вирус? — Это очевидно. Человечество может сколько угодно переоценивать себя, верить в библейскую ерунду и прочее. Мне до этого дела нет. — А до чего Вам есть дело? — Мои руки непроизвольно дрожали, когда я брала стакан воды со стола. Холодный глоток слегка остудил мои закипающие нервы. — Сейчас не так много вещей до которых мне, действительно, есть дело. С возрастом происходит переоценка ценностей, знаешь… — Мужчина подал знак жестом официанту. Тот абсолютно бесшумно как из ниоткуда вдруг возник перед нашим столиком. — Принесите нам бутылку Вашего лучшего шампанского. И, нам хотелось бы позавтракать. На вкус шефа. — Парень кивнул и также безмолвно ушёл. — Так о чём я? Ах да… Мне, дорогая Виктория, на закате своей жизни, стала очень интересна жизнь моей дочери. Единственной дочери. — Вам стала интересна её жизнь только сейчас? — Моя дочь не была бы моей дочерью, если бы не унаследовала мой характер, — мужчина ухмыльнулся. — Чтобы прийти к взаимопониманию нам понадобилось время. Ей нужно было повзрослеть, а мне постареть, — Владислав Андреевич рассмеялся. — Так сейчас между Вами идиллия? — Мне хотелось слегка прощупать тему их отношений. — Не совсем. Но, возможно, скоро она настанет, — неопределённо ответил мужчина. Нам принесли ведёрко со льдом из которого виднелась чёрная бутылка шампанского. Официант бесшумно и невесомо достал запотевшую тару из ведра и держа за дно аккуратно разлил шипящую жидкость по бокалам. — Давайте выпьем за знакомство? — Давайте, — я взяла бокал за высокую ножку и потянулась навстречу к бокалу отца Киры. Мы чокнулись и я сделала глоток. — Вкусно… — Удивлённо произнесла я, приходя в восторг от невероятного вкуса. — Я рад, что Вы оценили. Раньше я чурался шампанского. Ну, знаете… — Мужчина как будто отмахнулся от дурацких мыслей. — Говорят, что шампанское — это женский напиток. Ерунда такая. — И правда ерунда. — Вот видите, — Владислав Андреевич сделал ещё глоток, прикрывая глаза от удовольствия. — Иногда нужно время понять, что общественное мнение — чушь собачья. У молодого поколения это быстрее выходит. У нас, стариков, медленнее. — Вы не старый. — Старый, — безапелляционно заключил мужчина. — И именно из-за моих консервативных взглядов, я наделал много ошибок в отношениях со своей собственной дочерью. Сейчас я свои взгляды пересмотрел. — Вы сейчас так завуалированно говорите об ориентации Киры? — Было забавно наблюдать за этой внутренней борьбой, разворачивающейся напротив. — Я понял, что моя дочь если и создаст семью, то только с женщиной. И я это принял. — Вам это тяжело далось, — в моей фразе не звучал вопрос. Это было очевидно. Владислав Андреевич прекрасно владел своим лицом и жестикуляцией, но вопрос предпочтений его дочери всё же был для него сложным. — Тяжело, лукавить не буду, — взгляд мужчины на пару секунд завис на одной точке. — Но это в прошлом. Моя дочь взрослая женщина. Она в семье, она в бизнесе. И сейчас я вижу, что у неё появились чувства к Вам, Виктория. — Вы же в курсе как мы познакомились? — Романтизация всей этой ситуации смешила. — Ваша дочь держит меня взаперти. А перед этим, с её команды, меня чуть не убили. Думаете, после такого нас ждёт клубничное совместное будущее? — Думаю, ждёт. Даже нет, не так. Я уверен, что вас с ней ждёт прекрасное будущее, — он говорил слишком спокойно. Как будто мои предыдущие слова его ничуть не смутили. — Как Вы это видите? Даже интересно… — Знаете, Виктория, я вижу, что Вы человек не глупый. Лица не теряете, умеете совладать со своим волнением. Слог у Вас неплохой… Читал Ваши статьи. Ерунда, конечно, но кое-где остроумно, — внизу живота стало покалывать от новой волны страха. — Я очень ценю и с трепетом отношусь к своей семье, Виктория. Если Вы станете семьёй с моей дочерью, то станете и моей семьёй. Я буду счастлив и рад этому, честно. Моя дочь абсолютно точно без ума от Вас. Она нашла, то что искала. Это замечательно. — Моё мнение тут не учитывается? — Я нахмурилась. — Боюсь, что нет, — Владислав Андреевич, видимо, принял решение не вешать мне лапшу на уши. — Ситуация складывается таким образом, моя прекрасная Виктория, что Вы важны для моей дочери. А моя дочь важна для меня. Именно поэтому я не мог позволить свершиться сегодняшнему плану Дениса. — Что? — Меня затрясло. — Денис — моё большое разочарование, — Владислав Андреевич тяжело вздохнул. — Кира к нему прикипела, да и я видел в нём хорошего мужика. Оказался шавкой подсадной. Неприятно. — Что Вы собираетесь делать? — Перед глазами пронеслась картина убитого парня в Стамбуле. — Я? — Мужчина усмехнулся. — Ничего. У меня достаточно людей, которые решают подобные вопросы. — Вы его не убьёте. — Могу и не убивать, — Владислав Андреевич расслабленно пожал плечами и серьёзно посмотрел прямо мне в глаза. — А могу и отца твоего не убивать, и подружек из Москвы. Я всё могу. — Вы… — Мои зрачки расширились от шока. Сердце забилось как отбойный молоток. — Я не джентельмен, Вика. Но с тобой мне почему-то хочется вести себя благородно. Давай так, — с него в миг спала маска доброжелательности. — Пока моя дочь будет счастлива с тобой, все будут жить. Хорошо я придумал? — Широко улыбаясь, он одним глотком допил свой напиток в бокале и со звонким звуком вернул бокал на стол. — И Денис? — В моих мыслях его уже расчленяли где-то в подвале. — И Денис, фиг с ним. Я сегодня очарован нашим знакомством, поэтому готов даже на такие глупости. — Вы психопат. — Я сделаю вид, что не услышал этого. И знаешь, я бы поспорил насчёт того, кто тут из нас психопат. Задам тебе всего один вопрос, — Владислав Андреевич хищно улыбнулся. — Ты любишь мою дочь? — Я не буду отвечать, — он застал меня врасплох. — Нельзя оценивать мои чувства сейчас объективно. У меня Стокгольмский синдром. — Мужчина громко рассмеялся. — Ты влюбилась в мою дочь. А моя дочь психопатка похлеще меня. Так может мы все здесь психопаты и стоим друг друга? Ты не думала? — Я людей не похищаю и не продаю их в рабство. Я не убиваю никого! Я не такая как Вы! — Во мне разгоралась злость. — Да. Ты просто трахаешься с моей дочерью, которая всё это с удовольствием делает. И ладно, если бы ты делала это из-за страха смерти или какой-то выгоды… — Владислав Андреевич смотрел на меня так, будто видел насквозь все мои больные страшные чувства. — Но нет. Ты просто её любишь. И ты можешь сколько угодно это отрицать. Это видит Кира. И это вижу я. Я затравленно замолчала, опустив взгляд вниз. Выдержать этот визуальный напор не было никакой возможности. В ушах был слышен гул. Щёки горели. — А вот и наш завтрак, — к столику подкатили тележку с блюдами. Передо мной поставили большое блюдо, накрытое крышкой. Такое же блюдо расположилось перед Владиславом Андреевичем. Помимо этого, на стол выставили нарезку фруктов, тарелку с ягодами, сырами, какие-то маленькие булочки, пирожные, тарталетки с икрой. Ещё нам подали по чашечке кофе и налили в пустые стаканы апельсиновый сок. Перед уходом, официант поднял обе крышки с наших блюд, и, пожелав приятного аппетита, тихо удалился. — Выглядит не плохо. — Ага, — уставившись в свою тарелку, я увидела что-то вроде омлета с овощами. Ещё там лежали две баварские сосиски и какой-то горчичного цвета соус. — Так забавно наблюдать за твоими терзаниями, — Владислав Андреевич флегматично разрезал омлет, медленно жуя. — Моя жена была такой же. До последнего пыталась вразумить меня. Жалость во мне вызвать. — Так у вас это семейное? — Что? — Отсутствие жалости. — Жалость — это проявление слабости. Я могу пожалеть больного котёнка. Человека — нет. Да и если человек допустил ситуацию в которой ему требуется чья-то жалость, то нужно задуматься, правильно ли он живёт. — У каждого человека в жизни бывают периоды, когда он слаб и уязвим. И это не значит, что этим обязательно должен кто-то воспользоваться. — Не значит. Но это не значит и то, что этим нельзя воспользоваться. — Вы живёте в какой-то параллельной вселенной, — ответила я, медленно жуя. — Здесь не так уж и плохо жить, — Владислав Андреевич грациозно приподнял маленькую белую чашку и сделал глоток, поморщившись от горячего кофе. — Ты и сама это поймёшь. Кира не будет держать тебя взаперти до пенсии. Скоро ты распробуешь свою новую жизнь и полюбишь её. — Ваша жена наслаждалась роскошной жизнью, устроенной на крови и страданиях ни в чём неповинных людей? — Не нужно упоминать мою жену в таком контексте. И вообще, ни в каком. Она была не готова к тому, что её ждало. Изначально она полюбила меня другим. Ты же полюбила Киру такой, какая она сейчас. Не сравнивай себя с ней. — Я и не сравниваю, — мне не хотелось спорить. И есть не хотелось, несмотря на то, что еда была действительно вкусной. Мы молчали. Удивительно, но несмотря на все обстоятельства, это молчание не было неловким, или давящим. Оно было естественным, что-ли. Наверное, нас сближало то, что я знала о нём то, чего, очевидно, многие не знали. Передо мной ему не нужно было притворятся, как и мне перед ним. Ни к чему было казаться кем-то другим. Зачем мне было пытаться его впечатлить или понравится ему? Он был плохим человеком. И его деньги никак этого не отменяли. А значит… Между нами не было никакого напряжения. Порой, жестокая правда упрощает жизнь. — Честно говоря, ты мне нравишься, — после долгого молчания вдруг произнёс Владислав Андреевич, отложив в сторону вилку и нож. — Не ведёшь себя как жертва, дерзкая, красивая. У моей дочери есть вкус, должен признать. — Может Вы подберёте дочери другой объект любви? Более подходящий. У вас в организации есть лесбиянки? — Лесбиянки есть везде, черт бы их побрал… — Мужчина несколько раз невесомо дотронулся до рта тканевой салфеткой, после чего швырнул ее на стол. — Но дело же не в ориентации, верно? Дело в человеке. Все мы ищем для себя кого-то особенного. — Вы считаете, что любовью можно оправдать всё? — Когда человек выигрывает в лотерею миллион долларов, последнее что его волнует — история этих денег. Ему наплевать, как копился этот призовой фонд, сколько на этих деньгах людских разочарований, зависимостей, разрушенных надежд. Он просто идёт, получает свой миллион, и начинает жить свою лучшую жизнь, — Владислав Андреевич едва заметно улыбался, снисходительно посматривая на меня. — Понимаешь к чему я веду? — Не уверена… — Не копай слишком глубоко. В этом мире понятия «хорошо» и «плохо» давно размыты. Мораль субъективна. Я давно понял, что нужно просто жить одним днём и ценить своих людей рядом. Вот и весь секрет так называемого «счастья». — А что Вы делаете с людьми, которые перестают быть «вашими»? — Сначала пытаюсь понять их, — взгляд мужчины на какое-то время застывает на одной точке. — Потом по обстоятельствам. — Я поняла, — на моём лице отразилась усмешка. — Знаете, может я и прислушаюсь к Вашим советам. Хотя бы потому что я абсолютно точно не хочу попасть в эти самые обстоятельства. Владислав Андреевич громко и басисто расхохотался. — Нравишься ты мне, не могу ничего с собой поделать! — Отсмеиваясь, произнёс он, одновременно вставая со своего места. — Что ж, добро пожаловать в семью, Виктория. Был рад разделить с тобой этот завтрак. Тебя отвезут обратно, а мне уже пора. — Он поправил на себе пиджак, стряхнул невидимые пылинки с рукавов, и потянулся ко мне для рукопожатия. — Дениса отпустят? — Задала я волнующий меня вопрос, пожимая крепкую сухую руку. — А ты больше не будешь пытаться сбежать? — Владислав Андреевич лукаво прищурил глаза, не разжимая крепкое рукопожатие. — Если я пообещаю это, его отпустят? — Да, — мужчина уверенно кивнул. — Но если ты нарушишь своё слово… Я убью и тебя, и Дениса. Он улыбался, говоря всё это. Так просто и лукаво, что холодок страха пробежал по спине. — Обещаю, — сказала я тихо, стараясь не прерывать зрительного контакта, хотя удерживать этот безумный взгляд было почти невыносимо. — Вот и ладушки, — он, наконец, отпустил мою руку и, развернувшись на пятках, направился к выходу. — Ещё увидимся, — обронил он, покидая ресторан. Я продолжила сидеть в одиночестве, неспешно потягивая сок. — Вам принести ещё что-нибудь? — Тихо спросил официант, забирая тарелку и приборы Владислава Андреевича. — Нет, спасибо. Я уже ухожу, — ответила я, допивая поседений глоток сока. — Если что, уборная там, — парень указал направление ладонью и чуть дальше положенного задержал на мне взгляд. Мне показалось, или… — Да, — чуть с запозданием ответила я, — пожалуй, я зайду в уборную. Спасибо. Молодой человек кивнул и тут же словно растворился в воздухе. Через три столика от меня в совершенно пустом зале сидели двое мужчин из охраны Владислава Андреевича, лениво потягивая кофе. Они, очевидно, ждали пока я закончу трапезу, чтобы отвезти обратно в дом Киры. Мой подъём с места они расценили как готовность выходить и тут же подскочили следом. — Я ещё зайду в уборную на минутку, — на мои слова они кивнули и сели обратно за столик, продолжая смотреть в мою сторону, следя за моими передвижениями. Туалет ресторана находился в конце зала, в противоположной стороне от выхода. Зайдя внутрь, я хмуро посмотрела на своё отражение в зеркале. Моя новая реальность слишком сильно меня засасывала. Лицо в отражении казалось чужим и безжизненным. Взгляд был тусклым. Всё вокруг казалось мёртвым и чёрно-белым. Тихий стук прервал мои гляделки с отражением, и сердце в груди заколотилось. — Всё пошло не по плану, но я выведу Вас отсюда и доставлю, куда нужно, — глухой голос «официанта» прозвучал за дверью. — Когда вы выйдете в зал, сделайте вид, что Вам плохо и упадите в обморок. Дальше я всё сделаю сам. Ответьте, что бы я знал, что Вы поняли. — Нет, — сказала я на выдохе, видя свои расширенные зрачки в зеркале. — Ничего не нужно. Отбой. — Вы уверены? — Спустя пару секунд голос за дверью озадаченно произнёс вопрос. — Да. Просто уходите отсюда. И побыстрее. За дверью раздались тихие удаляющиеся шаги, а из моих глаз полились слёзы. — Готовы? — Два охранника посмотрели на мою растерянную физиономию с подозрением. — Да, — краем глаза я увидела, что «официант» стоит за барной стойкой в углу и будто ждёт моих действий. Держу пари, если бы я всё-таки «упала в обморок», он бы начал действовать по плану. Но я уверенно пошла к выходу, после чего послушно села в машину, уехав в свою новую жизнь.***
В доме было слишком тихо. Не было ни Дениса, ни Фабиана, ни уборщицы, которая время от времени приходила. Двое мужчин из охраны отца Киры просто высадили меня у дома, галантно проследили, чтобы я зашла внутрь, и уехали, оставив абсолютно одну. Все двери были открыты, ворота тоже. Ничего не мешало мне уйти, но уйти я не могла. Парадокс. Дом заливал приятный дневной свет, а солнечные зайчики плясали по потолку. Всё выглядело так, будто весь этот огромный коттедж не был моей тюрьмой, а люди, окружающие меня, не были моими врагами. Вот уж, действительно, иногда всё не то, чем кажется. Но, ладно. Всю сумятицу в мыслях было решено отложить на потом. Бесконечный анализ сложившейся ситуации меня невероятно достал. Надоело. Включив на плазме ютуб, я нашла какой-то канал с подборкой лучших попсовых песенок, и стала слушать, иногда подпевая. Был отличный жаркий день. Природа словно бунтовала против пиздеца, творящегося в моей жизни, полыхая благополучием и солнцем. «Кажется, мне не хватает парочки коктейлей. Какая вечеринка, без алкоголя?» — Подумала я, и стала рыться в огромном количестве бутылок алкоголя, хранящегося в отдельном шкафу на кухне. Выбор пал на Джин с тоником. Очень не хватало Серёги. Тот умел смешивать какие-то удивительные вкусы, хотя сам совсем не пил. Я вот не умела. Да и пофиг. По правде, джин с тоником тоже неплохо шёл. После второго бокала мне захотелось потанцевать. Ну а что такого? Был чудесный день. Столько солнца… — Эй, пьянь! — Очнулась я от громкого голоса и уверенных потряхиваний за плечо. Почти сразу пришла головная боль. Потом, осознание того, что я лежу на полу гостиной в окружении бутылок и бокалов. Затем, я увидела насмешливую физиономию Серёги. — Ну ты блин даёшь… Ты сколько выпила? Весь бар осушила? — Ааа… — Простонала я. Во рту было так сухо, что при глотании сводило горло. — Дай воды… — Сейчас, погоди, — он откровенно ржал. — Держи. — Серёга вложил в мою руку ледяную бутылку Evian. — В честь чего тусовка-то была? Неужели праздновала наше возвращение? — Возвращение? — Тупо повторила я. — Ты же не думаешь, что я один прилетел. Кира тоже. Только она после аэропорта сначала к отцу поехала, но скоро явится. Даже жаль, что она не увидела тебя распластанной на полу, с орущей повсюду Селеной Гомес. Это было очень смешно. — Иди ты… — Насмешки Серёги были не обидными, но моё состояние не давало объективно всё проанализировать. — Сколько времени? — Почти шесть вечера, — он беспечно пожал плечами, взглянув на часы на запястье. — Ты сколько тут провалялась, алкогольвица? Иди душ прими, от тебя несёт. — Отстань, — очень медленно, стараясь не делать лишних движений и кое-как унимая вертолёты в глазах, я поднялась на ноги. Путь до спальни тоже был долог, но превозмогая боль в голове и периодически появляющуюся темноту в глазах, я добралась до спальни, а затем и до ванной. От меня несло алкоголем, поэтому пока набиралась ванна я долго и усердно чистила зубы, смотря в одну точку. У всех, наверное, такое было, когда после перепоя ты начинаешь залипать на чём-то. Забравшись в тёплую воду, мне стало намного лучше. Я смотрела сквозь пар на потолок, мечтая о шаурме. Или хот доге. Хотелось чего угодно не из высокой грёбаной кухни! О том, что вернулась Кира, я старалась не думать. Я соскучилась по ней, но признаваться в этом было стыдно даже самой себе. Каким нужно быть ничтожеством, чтобы влюбиться в работорговку? И бог знает, чем ещё она занимается. В ванной меня разморило, поэтому зайдя в спальню, я тут же забралась в кровать, прямо так, в чём мать родила. Накрывшись одеялом с головой, я отрубилась. Больше никогда не буду пить.***
— Детка, — сквозь сон я почувствовала гладкие ладони на своём теле и горячее дыхание у уха. — Привет. — Привет, — сонно произнесла я, покрываясь мурашками. Тело отреагировало на Киру уколом возбуждения. Мои губы тут же впились в неё, а руки обвили шею. В комнате было уже темно, и хоть лицо Киры было видно плохо, её запах сразу забил все мои рецепторы. — Кто-то соскучился? — Кира довольно заухмылялась, стаскивая футболку через голову. — Хочу всю тебя облизать. Мы целовались так, как будто хотели сожрать друг друга: кусаясь, ставя засосы, даже, кажется, рыча. Я чувствовала нарастающее ноющее тепло внизу живота, прижимая Киру всё сильнее к себе. Чувствовала как её голая грудь прикасается к моей, как наши соски трутся друг о друга. Её ладони гладили то мои бёдра, то грудь, то шею. Всё внутри млело и плыло. Было похоже на состояние наркотического опьянения, когда не можешь собрать мысли в кучу и просто плывёшь по волнам ощущений. Эти волны с каждой секундой становились всё яростнее и свирепее, они как безумные бились о скалы и вот-вот готовы были затопить весь мой мир. Я тонула: в ощущениях, мыслях, в Кире. Она накрывала меня, как безумное и жестокое цунами, норовя раздавить и похоронить под собой. Когда я была почти в невменозе, Кира чёрной тенью оказалась между моих разведённых ног. Раньше мне редко делали куни. Те мужчины, с которыми у меня случался секс, не были любителями оральных ласк. Возможно, поэтому до встречи с Кирой секс меня особо не интересовал. Или, может, секс мне не нравился потому что тех мужчин я не любила? Наверное, всё вместе. Сейчас мне постоянно хотелось трогать, касаться, гладить, чувствовать под своими ладонями и губами Киру. И мне нравился её язык, ласкающий прямо сейчас мой клитор, и заставляющий сгорать от возбуждения и любви. Это было прекрасно. И я стонала, кричала, изгибалась, прося не останавливаться. Когда она вошла в меня пальцами, у меня уже сводило живот от удовольствия. Я жмурилась и старалась не кончать изо всех сил. Мне хотелось продлить это безумие ещё хотя бы на минутку. И вот когда терпеть уже не было сил и я готова была получить свой, возможно, самый яркий в жизни оргазм, Кира отстранилась. — Нет… — Проскулила я. — Пожалуйста… — Тебе нужно слегка остыть, — Кира улыбалась, как самый коварный змей-искуситель. — Это жестоко… — Каждое прикосновение Киры к моему телу обжигало. Она целовала мою шею и гладила бока, спину. — Я не могу. — Хочешь кончить? — В её голосе звучала издёвка, а горячее дыхание обжигало ушную раковину. — А ты заслужила? — Ну хватит… — Глаза Киры горели. Ей нравилось играть. Наблюдать за моим реакциями, как будто я муха за стеклом. — Перестань так себя вести. — Как? — Она прижимала меня к кровати, не давая и шелохнуться. Её губы кусали мой правый сосок, но язык смягчал укусы. — Хочешь кончить — заслужи. Всё просто. — И как… — Мой вопрос прервали горячие губы Киры. — Для начала, я хочу, чтобы ты встала на колени передо мной. Потом… — Она шептала это, чередуя свои слова с поцелуями. — Потом, ты будешь ласкать меня… Делать всё, что я скажу. Она говорила это так, словно я шлюха, которая обязана выполнять все её пожелания. В один момент тяжесть тела надо мной пропала и Кира села у изножья кровати, ожидая моих дальнейших действий. Я смотрела на вызов в её глазах и прислушивалась к своим ощущениям. Всё внутри меня хотело слушаться её, подчиняться, делать ей приятно, ублажать. Возможно, это было унизительно, а может, вполне себе нормальной секс-практикой, но я сползла с кровати и безропотно встала на колени. — Умница, — Кира рассматривала меня, не скрывая горящего внутри неё огня удовольствия. Она подползла к краю кровати, спустив длинные ноги на пол. Её рука вплелась в мои волосы, приподнимая лицо. Я смотрела на неё снизу вверх, еле дыша от возбуждения и предвкушения. — Нравится, да? Отвечай. — Да, — прохрипела я. Щёки горели, в горле пересохло. Меня начинало потряхивать от волнения. — Хорошо, — её голос был бархатным и низким. Он гипнотизировал, заставлял слушать и слушаться. Её большой палец прошёлся по моим опухшим губам, после чего она убрала руку. — Иди сюда. — Она хлопнула ладонью по своему бедру и расставила широко ноги. Я подползла ближе и, оказавшись между её ног, стала целовать и засасывать её промежность. — Вот так… — Кира оперлась руками о кровать и слегка откинула голову, прикрыв глаза. Я вылизывала её, делая так, как ей больше всего нравилось. Она тяжело дышала и иногда больно дёргала меня за волосы, пытаясь то прижать моё лицо сильнее, то, наоборот, отодвинуть подальше. Её бёдра были напряжены, ноги подрагивали. — Чёрт, как хорошо… — Шипела Кира, и я ещё усерднее работала языком. Я не понимала почему мне так хорошо, стоя на коленях среди её разведённых ног. Я делала то, за что множество консерваторов подожгли бы меня на костре, но внутри меня всё замирало от… — Я люблю тебя, — наверное, говорить это, оторвавшись на мгновение от клитора Киры, было смешным. Но никто не смеялся. Кира склонилась ко мне, целуя в губы. — Я люблю тебя больше, — прошептала она мне в губы, а затем, вновь выпрямилась. Мне стало жарко от этих слов. Всё моё лицо горело, даже уши. Кира была близка к оргазму: её вздохи стали глубже, ноги сжимались сильнее. — Да, детка… — Клитор Киры запульсировал, а сама она задрожала, откинувшись на спину с громким стоном. — Охуенно. — Сказала она, когда спазмы прекратились. Я продолжала сидеть на полу, слушая учащённый стук своего сердца. — Хочу принять ванну. — Ладно, — тихо произнесла я, как будто приходя в себя после временного помутнения. Кира спрыгнула с кровати, энергично прошмыгнув в ванную комнату. Послышался звук воды. Я немного заторможенно поднялась на ноги, после чего упала на кровать, лицом вниз. Моё возбуждение всё ещё никуда не ушло и горело внизу, не давая спокойно лежать. Хотелось ёрзать, прикасаться к себе, чтобы прекратить, наконец, этот зуд. — Эй, ты идёшь? — Голос Киры прорвался сквозь мои навязчивые мысли об оргазме. — Пойдём, малышка. Ты совсем поплыла. — Прикосновения ладоней Киры к спине породили табун мурашек и непроизвольный стон. Она усмехнулась и помогла мне встать, потянув за собой в ванную. Тёплая вода дотрагивалась до меня везде, ласкала каждый миллиметр моего тела, согревала. Кира забралась следом, сев между моих ног. Она выдавила на свои ладони гель для душа и начала скользить ими по мне. Везде. — Так хорошо… — Сознание уплывало. В паре над потолком мне виделись странные картинки. Может монстры, или … — Посмотри на меня, — было тяжело сфокусироваться. Сквозь белую пелену я увидела чёрный взгляд, который уже давно поработил меня. Работорговка поработила жертву. Логично. И совсем не смешно. Она гладила мои бёдра, и уже через мгновенье я почувствовала её скользящие пальцы между своих ног. Засасывая кожу шеи губами, иногда она переключаясь на ключицы или соски. Было так жарко, что я всерьёз опасалась за своё сердце, отбивающее бешеный ритм, который с каждой секундой ещё сильнее ускорялся. Находиться на этой грани долго не было никакой возможности, и я заскулила от яркой вспышки оргазма, дрожа всем телом. — Ты невероятная... — Шептала Кира. Вокруг нас шипела пена. В голове начинало проясняться. Чёрные глаза сверлили напротив, ноги соприкасались с моими. — Ну и как тебе мой отец? — Вопрос с подвохом? — Своеобразный, — уклончиво ответила я. — Он о тебе был более красноречив, — усмехнулась Кира, поднимая из пены свою ступню и проводя ею по моему животу. — Хочешь облизать мои пальчики, м? — Она шутливо поиграла бровями, смеясь. — Тебе нравится, да? — Что именно? — Невинно уточнила Кира. — Принижать меня. — Может быть… — Задумчиво протянула девушка. — Ты же бравируешь тем, что ты моя заложница. С заложницами не сюсюкаются, сама понимаешь. — Не смешно, — фыркнула я. — А по-моему, очень даже, — с её губ не сходила улыбка. — Я скучала. — Я тоже, — мне было не насмотреться на неё. Разнеженная, расслабленная, довольная. Она смотрела на меня с таким обожанием, что все «но» сразу отходили на второй план. — Твой отец сказал, что найти настоянную любовь — это как выиграть в лотерею. Мы с тобой выиграли, как думаешь? — Ну… — Кира рассмеялась, и искорки в её глазах засияли. — Мой отец тот ещё философ. Думаю, что мы определённо завязли друг в друге. — Как в болоте? — Уточнила я. — У твоего отца сравнения поромантичнее. — Ты ему приглянулась, — Кира брызнула в меня водой. У кого-то явно было игривое настроение. — Я не старалась, — вода стекала с моего лица каплями, а во взгляде отражался укор. — Хочешь сходить со мной завтра кое-куда? — Кира решила пропустить мимо ушей мой недовольный тон, продолжая разговаривать почти урча. — Куда? — Увидишь, — хитро улыбнулась она, поглаживая пальцами моё колено. — Хорошо, — меня вновь стала пробирать дрожь возбуждения. Лёгкие касания её пальцев, лукавый взгляд, алые распухшие губы. — Давай вернёмся в кровать, — она подобралась ко мне слишком близко, держа за подбородок и медленно целуя. — Хочу трахаться всю ночь. Кстати, — она юрко переступила бортики ванной и начала рыться в ящике под раковиной. Найдя искомое, Кира забралась обратно, и продемонстрировала мне прозрачный пакетик с маленькими белыми таблетками. — Это нам поможет получить много-много удовольствия. Она высыпала себе на ладонь две таблетки, одну тут же проглотив, а вторую протягивая мне. — Я не буду… — Мне стало не по себе. Наркотики в моей семье порицались, я никогда до встречи с Кирой ничего не употребляла. Но она, судя по всему, не брезговала тем, чтобы время от времени закинуться колёсами. — Брось, — беспечно отмахнулась она, — будет весело. Давай так, — она положила маленький кружочек на свой язык и потянулась ко мне. Мне оставалось лишь надеяться, что я не пожалею об этом коротком поцелуе. — Вот умница. Идём. Помню, что мы вышли из ванной и рухнули на кровать. А потом… Был какой-то коктейль из безумия, сводящего с ума возбуждения, удовольствия, боли, и чего-то, что нормальный человек не должен испытывать. Кира умела быть нежной, но на самом деле ей нравился агрессивный, жесткий секс. Ей нравилось, когда я скулила и плакала, душить меня, кусать. Вот, что на самом деле возбуждало её. И я помню, что она трахала меня, шлёпала, смеялась над моими просьбами быть чуть понежнее. Ей нравилось доминировать и унижать, она кайфовала от моей беспомощности и покладистости. Из-за наркотиков я получала от всего этого удовольствие, потому что даже агрессию мой мозг почему-то воспринимал как что-то очень возбуждающее. Я ничего не соображала, видела только её горящие глаза, в которых плескалось блаженство, и глотала слёзы, которые лились непроизвольно. Мне было безумно хорошо. Мне было безумно больно. Мне было безумно. Утро огрело меня головной болью. И не только головной. Киры не было рядом, зато на прикроватной тумбочке стоял стакан воды и лежала таблетка. Даже не задумываясь над тем, что это, я осушила стакан и проглотила таблетку. Спустя 15 минут стало легче: головная боль прошла, а боль в теле стала терпимее. Я поднялась с кровати и медленно побрела в ванную комнату. Под холодным душем стало совсем сносно. Закутавшись в полотенце, я подошла к зеркалу. «Вот же пиздец…» — сказала я своему отражению. На шее и всём, что было ниже, не было живого места: укусы, засосы, кровоподтёки. Соски были искусаны так, что на них запеклась кровь. Отбросив полотенце в сторону, я увидела чёрные синяки на своих бёдрах, на боках. Отпечатки зубов на внутренней стороне бёдер… Без слёз смотреть на всё это было невозможно. Я надела бельё, набросила свободную, максимально скрывающую тело одежду, и вышла из комнаты. Я была очень обезвожена. Хотелось есть и пить, и ещё, желательно, какую-нибудь мазь от синяков. — Какие люди! — Серёга сидел за барной стойкой на кухне и по обычаю трепался с Фабианом, наблюдая за его готовкой. — Ну ты и дрыхнешь, конечно. Два часа дня на дворе! — У меня были уважительные причины, — хмуро ответила я, оглядывая кухню на предмет чего-то съедобного. — Фабиан, я в минуте от голодной смерти. Накорми меня, или добей, чтоб не мучалась. — Конечно! — Фабиан засуетился, доставая из шкафа чистые тарелки. — Одни минута и всё будет! — Мой спаситель… — С болезненными стонами, я усаживалась на стул рядом с Серёгой. — Что с тобой? — Подозрительно протянул Серёга. — Киру свою спроси. У тебя есть какая-нибудь мазь, которая бы снимала боль? — Найду, — кивнул Серёга. — Поешь пока. Кира говорила, что мы сегодня едем на мероприятие. У тебя вообще силы-то будут? — Наверное, будут, — неуверенно произнесла я. После целой вечности взаперти хотелось уже наконец-то куда-то выбраться. — Ну ладно, — мужчина встал со стула и ушёл в сторону комнат для охраны и прислуги. Фабиан накормил меня каким-то невероятным тыквенный супом и говяжьим стейком с салатом. Я наелась от пуза и жизнь, будто, заиграла новыми красками. — Вот, держи, — Серёга вернулся под конец моей трапезы и протянул какой-то тюбик. — Хорошо заживляет и обезболивает. — Большое человеческое спасибо, — я благодарно вздохнула. — А где Кира? — У неё дела. Она будет ждать нас уже на аукционе. — Аукцион? — Удивилась я. — Это же скучно. — Мне представились какие-то замшелые картины и вазы, за которые сражались богатые старики-коллекционеры. — Я бы так не сказал, — уклончиво ответил Сергей, очевидно, не желая продолжать тему. — Выезжаем в 7 вечера. Будь готова к этому времени. — Да без проблем, — времени ещё было много. Я даже успела намазаться мазью и поспать пару часиков. После мази тело болело терпимо. Около часа я делала макияж и замазывала черные синяки на шее. Час подбирала одежду. Ровно в 19:00 спустилась вниз, чтобы увидеть сидящих на диване Сергея и Дениса. Оба были в смокингах. — Ничего себе, мальчики, — присвистнула я, — вы как со страниц благотворительного календаря. — Скажешь тоже, мы же не пожарники, — вставил свои 5 копеек Серёга. — Привет, Денис, — я была искренне рада видеть его в добром здравии. Он лишь кивнул, сразу же отвернувшись. — Ну что, девчонки, нам пора! — Серёга как всегда фантанировал юмором. Все мы вышли из дома, уселись в блестящий чёрный джип, и тронулись в неизвестном направлении. Кстати, на мне было чёрное короткое платье, без лишних деталей. И светло-бежевые туфли-лодочки. Маленькая сумка на цепочке была в тон туфлям. — О, Викуль, я совсем забыл! Тебе Кира передала… — Серёга чем-то зашуршал, сидя спереди на пассажирском. Денис вёл, ну а я сидела сзади, в гордом одиночестве. — Держи, — он протянул мне красный пакет Cartier. Внутри лежало два кожаных футляра: в первом находился браслет, тот самый распиаренный гвоздь из жёлтого золота с россыпью бриллиантов; в другом серьги — кольца из жёлтого золота, с множеством мелких камней по всей окружности. — Ого, — только и вырвалось из моего рта. — Надень! — Серёга профессионально шпионил за мной и моей реакцией, широко лыбясь. — Тебе как раз подойдёт под образ! — Думаешь? — Произнесла я неуверенно. — Конечно. Кстати, выглядишь потрясно, — и он весело подмигнул. Подумав минуту, я сначала надела браслет. Он выглядел так… Дорого. И вычурно. У меня не было никакого пафосного маникюра, только аккуратно коротко подстриженные ногти, поэтому на моей руке он смотрелся смешно и инородно. Я не привыкла носить такое на себе, а тем более получать что-то настолько дорогое в подарок. Очередной продуманный ход со стороны Киры, чтобы заглушить мои внутренние терзания? Надеюсь, это не извинения за её ночное сумасшествие, иначе это может стать слишком банальной закономерностью. Спустя несколько минут размышлений я надела серьги. У меня не было с собой зеркала, но тяжесть в ушах заставляла чувствовать себя некомфортно. Не знаю почему. — Почти приехали, — тихо оповестил Ден. — Крутяк, — Серёга заблокировал свой телефон, на котором до этого играл в какие-то детские игрушки, и уставился в окно. — Надеюсь, сегодня не будет слишком много народу. — Сомневаюсь, — возразил Ден. — Ты прав, — признал правоту Дена Серёга и тяжело вздохнул. — Когда Владислав Андреевич приезжает, всегда полная посадка. — Этот аукцион устраивает он? — Решила я вклиниться в разговор. — Да, — коротко ответил Ден. Сергей промолчал. Ещё минута дороги в тишине и мы заезжаем в огромные, кованые ворота. Чтобы попасть к зданию аукциона необходимо было проехать ещё пару сотен метров по дорожке, обрамлённой с двух сторон зеленью и деревьями. И вот мы останавливаемся у трёхэтажного роскошного здания, больше похожего на особняк в готическом стиле: высокая мраморная лестница, колонны, тёмный кирпич, овальные окна. Выглядело впечатляюще. — Викуля, мы выходим, — пробасил Серёга, вышмыгнув из машины и тут же распахнув передо мной дверь. Когда я вышла, он галантно подставил согнутую в локте руку, предлагая пройтись, как дама с кавалером. Мне стало смешно, но я ни секунды не раздумывая вцепилась в его локоть и мы неспешно побрели ко входу. Машина тут же уехала куда-то за дом. — Хочу тебя предупредить кое о чём, — начал говорить Сергей, пока мы поднимались по лестнице. — Этот аукцион… — Ну наконец-то, — огромные чёрные двери распахнулись, являя нашим с Сергеем глазам Киру. Она выглядела… Не как обычно. Никаких широких джинс и оверсайз футболок: строгий костюм точно по фигуре, белая рубашка, черные лаковые лоферы на ногах. Волосы были собраны в маленький низкий хвостик. На губах улыбка. — Привет, — это было обращено только ко мне, и её тёмная улыбка тоже. — Привет, — почему-то мне было стыдно и неловко смотреть ей в глаза, и я опустила взгляд. — Ты очень красивая, — когда мы с Серёгой зашли за порог, он тут же убрал свой благородно подставленный локоть и поспешил куда-то по своим делам, оставляя меня наедине с Кирой. Хотя нет, не совсем наедине. В холле, помимо нас, были и другие люди. Но к ним быстро подходили строго одетые мужчины с бабочками на шее, и уводили наверх по огромной белой лестнице. — Тебе идут украшения. — Кира окинула меня довольным взглядом. — Спасибо, — мне были приятны её слова. Я улыбнулась, смущённо заглядывая в чёрные омуты. — Иди ко мне, — она нежно обняла меня и поцеловала, почти невесомо. — Пойдём, я отведу тебя наверх. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, прошлись по длинному коридору почти в самый конец и повернули налево, заходя в белые двери. За дверями были ещё чёрные занавески, пройдя которые, мы оказались в тёмной комнате, чем-то похожей на ложе в театре. Два кожаных дивана стояли по обе стороны от массивного дубового стола, на котором стоял алкоголь, фрукты, какие-то закуски, пепельница. Стена напротив была стеклянной, а вид из этого стекла выходил на хорошо освещённую сцену. Такие комнаты располагались по кругу, по всему периметру. Снаружи сквозь это стекло ничего не было видно, поэтому рассмотреть других посетителей аукциона не было никакой возможности. — Здесь так тихо, — мероприятие было явно приватным и частным, поэтому удивляться тишине было глупо. Но… Всё было так мрачно, как будто предстояли чьи-то похороны. — Сейчас придёт мой отец со своими друзьями и о тишине придётся только мечтать, — ответила Кира, отрывая большую виноградину от грозди. Прежде чем ловко закинуть её в рот, она сладко зевнула. — Не выспалась? — Спросила я, плохо маскируя издевательский тон. — Немного, — и она вновь зевнула. — Ночью, знаешь, были кое-какие дела, а утром пришлось рано встать. — Сочувствую, — сказала я без капли сочувствия. — А я вот выспалась. Хотя, было бы, конечно, приятнее спать, не чувствуя боль во всём теле. — Я оставила тебе таблетку, — улыбаясь, Кира подсела ближе ко мне. — Знаешь, немного боли после, стоят долгих часов удовольствия. — Ты плохо на меня влияешь, — губы в губы прошептала я, отвечая на медленно- тягучий поцелуй. — Вот и оставь их наедине ненадолго, — голос Владислава Андреевича грубо нарушил наше уединение, заставляя тут же отстраниться друг от друга. Я густо покраснела, в то время как Кира только ухмыльнулась, переплетая пальцы своей правой руки с моими. — Молодёжь, — мужчина благодушно развёл руками, широко улыбаясь. Вслед за ним зашла женщина лет сорока, блондинка, с хорошо подтянутым пластикой лицом. Она понимающе усмехнулась, присаживаясь рядом с Владиславом Андреевичем на диван напротив. Спустя пару секунд зашла молодая девушка с длинными каштановыми волосами и острым худым лицом. Взгляд у неё был холодным и злым, несмотря на добренькую улыбочку. Она села возле женщины и откровенно уставилась на меня, осматривая с ног до головы. За ней влетел Серёга, извиняясь за опоздание, хотя разница в их появлении была незначительной. Он плюхнулся на свободное место рядом с Кирой, и тут же подхватил тарталетку с икрой со стола. После зашли ещё двое мужчин, рассевшись на последние свободные места за диванами, и, кажется, все были в сборе. — У Вашей дочери прекрасная спутница, Владислав Андреевич, — голос внезапно подала темноволосая девушка. — Познакомите нас? — Она смотрела на меня с явным пренебрежением, а на Киру с вызовом. Так-так-так… И что же у нас тут интересно происходит? — Конечно, Дианочка. Эту прелесть зовут Виктория, — мужчина отвлёкся от шушуканий со своей блондинистой соседкой по дивану и уверенно меня представил. — Она теперь в нашей семье. Прошу её любить и жаловать. И всячески приветствуется подгонять их с Кирой со свадьбой! — Блондинка справа от мужчины заливисто захихикала. — Я вам девочки, кстати, могу порекомендовать хорошее место для тихой роскошной свадебки на Французской Ривьере. Недавно там женился Пабло, — Владислав Андреевич понимающе кивнул. — Вы бы только знали, какая там красота… Так спокойно и так уединённо... — Почему бы и нет, — ответила Кира, с улыбкой поглядывая на меня. — Мы подумаем, спасибо. — Я, кстати, Милана, — женщина протянула мне руку, которую, я, приподнявшись, пожала. — Очень рада, наконец, с тобой познакомиться. Ты очаровательна! — Спасибо, — едва заметно кивнула я. — Взаимно. — Если тебе вдруг будет одиноко и захочется с кем-то пообщаться, я не против, — извергла из себя Дианочка, прожигая злым взглядом Киру. Та, напротив, была абсолютно расслаблена и никак не эти гляделки не реагировала. — Кира не даёт мне заскучать, — спокойно ответила я, — но спасибо. Буду иметь ввиду. — Да… — Диана отреагировала на мои слова с ухмылкой. — Кира умеет развлекаться. Становилось даже интересно. Эти колкие слова в адрес Киры, взгляды. Кажется, кто- то здесь был по уши влюблён и отвергнут? Странно. Внешность хорошая, характер, очевидно, тот ещё… Всё во вкусе Киры. Так почему же не срослось? Мои размышления прервал громкий голос, а взгляды всех присутствующих устремились в сторону стекла, прямиком на сцену. Там стоял мужчина, в смокинге и бабочке, а также в чёрной карнавальной маске на пол лица. — Здравствуйте, дамы и господа. Приветствую вас на ежемесячном аукционе, где вам представится уникальная возможность стать обладателем чего-то особенного. Вам будут продемонстрированы лоты, отобранные в соответствии с самыми высокими критериями и стандартами. Помимо живой демонстрации лотов на сцене, у каждого из вас есть планшеты, где собрана более подробная информация про каждый лот. Там же, на планшетах, вы сможете предлагать свою цену и повышать её, если будет такая необходимость. Всё это, конечно же, строго конфиденциально. Доставка лота, при необходимости, включена в стоимость. И так, — мужчина сделал театральную паузу, — я объявляю аукцион открытым. Прозвучал звук гонга. Все радостно захлопали, Милана и Владислав Андреевич широко улыбались. Кира, почему-то, была напряжена. Она крепко держала меня за руку, поглаживая пальцами. Её взгляд будто подбадривал меня, готовя к чему-то. Серёга затих. Двое мужчин, зашедших в самом конце, о чём-то тихо между собой переговаривались, потягивая виски. — Встречайте, первый лот! — Празднично объявил ведущий, после чего двое крепких мужчин в таких же чёрных смокингах и масках вынесли на сцену девушку. В моей голове как будто разом исчезли все звуки. Я очутилась в полном вакууме, и любые слова людей вокруг не могли сквозь него пробиться. Мой взгляд приковала маленькая, худенькая девочка, лежащая в невменозе на руках двух огромных мужиков. Голая. Не понимающая, что с ней творят. Беззащитная. Совсем молоденькая на вид, лет 18-19, не больше. Меня будто парализовало. Я абсолютно серьёзно перестала чувствовать своё тело: руки, ноги. Слышала только стук сердца и громкий гул, который не давал разобрать слова ведущего, который, очевидно, рекламировал «лот». Оба мужчины одной рукой крепко держали её под спиной, а второй крепко поддерживали под коленями в согнутых ногах, каждый со своей стороны. В нужные моменты её ноги разводились в стороны, демонстрируя то, что хотел увидеть покупатель. Она не спала… Просто лежала с открытыми глазами, как бездушная кукла. Чем её накачали? Я не могла на это смотреть. Меня стало мутить, или даже тошнить. Я побелела. — Вика? — Голос Киры рядом. — Слышишь меня? — Я слышала. Но не могла дать никакую реакцию. Я смотрела на эту девушку на сцене и из моих глаз против воли потекли слёзы. — Это… — Я обернулась и посмотрела на Киру совершенно безумными глазами. У меня не было слов, выразить то, что я испытываю. Я резко убрала свою руку из ладони Киры, и застыла, хватая ртом воздух. — Успокойся, — слишком спокойно произнесла она. — Успокоиться? — Хрипло повторила я. — Да, — она смотрела мне в глаза, не моргая. Завлекая в свои чёрные омуты, очерчивая границы дозволенного. Все взгляды напротив были направлены на нас. Они молчали, впитывая напряжение, изучая, как хищники. Готовые наброситься, если только я скажу или сделаю что-нибудь не так. Они хотели меня растерзать. Все. Кроме, может быть, Киры. И Сергея. — Обними меня и просто не смотри. Иди сюда. Руки Киры притянули меня к себе, и я уткнулась лицом в её шею, сосредоточившись на дыхании. — Ох уж эта нежная психика, — пошутил Владислав Андреевич и все хихикнули, продолжая обсуждать каждый своё. Я не хотела смотреть и не хотела слушать. Если бы можно было вставить в уши беруши, я бы это сделала. Меня трясло так, будто я жертва десятибалльного землетрясения. Кира молча гладила мою спину, как будто это могло меня успокоить. — Зачем ты привела меня сюда? — Задыхаясь от спазмов паники, прошептала я Кире на ухо. — Ты издеваешься? Зачем? — Слёзы полились с новой силой, намачивая воротник её рубашки. — Это не издевательство, это моя жизнь, — прошептала в ответ Кира, прикасаясь губами к моей мокрой щеке. — А теперь это и твоя жизнь, какой бы невыносимой для тебя она не была. — Я не хочу так жить, — в полном отчаянии прошептала я, куда-то в район её шеи. — Слушай, — шептала Кира. — Догадываюсь, как это прозвучит, но всё не так однозначно. Эти девушки, пусть и не по своей воле, попадут в ту жизнь, о которой они и мечтать не могли. Их купят очень богатые люди. — Если им так повезло, то зачем накачивать их наркотиками? Сами они не проявляют желание добровольно уйти в роскошную жизнь? — Внутри меня клокотала злость. — Твоя тушь растеклась, — Кира холодно дотронулась большими пальцами до моих нижних век, стирая чёрную влагу под ними. Всё это было как в сюрреализме: за стеклом продавали живых людей, а внутри слышался смех и чоканье бокалами с дорогим шампанским. Так всё устроено в жизни? Кто-то страдает, а кто-то пирует. — Виктория, Вам нехорошо? — Мерзкая Диана решила вдруг поинтересоваться моим самочувствием. Я хотела, чтобы она сдохла. Прямо там и в ту же секунду. Отвечать ей я не собиралась, но и из объятий Киры тоже отстранилась. Резко и размашисто я вытащила из ведра со льдом бутылку шампанского и наполнила свой пустой бокал до краёв, тут же его осушив. — Попробуйте эти пирожные, — восторженно предложила Милана, как будто мы все здесь собрались на дружеских посиделках и оцениваем кулинарные способности хозяйки вечера. — Виктория, они великолепны! Такие воздушные! — Не хочу, — мрачно ответила я. — А вы все не участвуете в аукционе? — Мы его организаторы, — взял слово Владислав Андреевич. — Здесь наш интерес только финансовый, не более. — Только бизнес и ничего личного? — Моя рука вновь потянулась к бутылке с шампанским. — Именно так, — мужчина ухмыльнулся, наблюдая за тем, как я вновь наполняю свой бокал и опрокидываю его в себя залпом. Больше со мной никто не разговаривал. Я тоже не проявляла инициативу, просто сидела, откинувшись на мягкую спинку дивана, и смотрела в потолок. Вокруг себя я улавливала жужжание разговоров, но разобрать о чём именно велись «светские» беседы не могла. Алкоголь меня немного расслабил, уши и щёки покраснели, а бесконечный клубок мыслей перестал виться со скоростью света и слегка притормозил. Если каждые аплодисменты означали удачную продажу, то за вечер было продано 11 девушек. Я вздрагивала каждый раз от стука молотка и радостного мужского «продано», но больше всего меня убивали эти сраные аплодисменты, раздающиеся по-соседству. Люди в этой комнате как будто только с виду были похожи на людей, а на самом деле были чем-то другим. Может хладнокровными рептилиями в обличии человека? Рептилоиды, мать их, существуют? — Владислав Андреевич, — спустя вечность этого безумия, в наше «ложе» вошёл тот самый ведущий в маске. Я узнала его по голосу. — Мы закончили. Гостям были переданы их приобретения. Деньги переведены на счёт. — Прекрасно! — На губах отца Киры играла сытая улыбка. — Приберитесь тут везде и можете быть свободны. Парень кивнул и тут же вышел. Кира переговаривалась о чём-то с Сергеем, после чего обернулась ко мне и приблизившись к моему уху, прошептала: — Денис отвезёт тебя домой. Я не стала отвечать. Моего ответа никто и не ждал, так ведь? Я же тут для того, чтобы выполнять все желания и команды Киры, зачем интересоваться моим состоянием. Несмотря на то, что Кира и её отец пытались убедить меня в обратном, моя участь была ничем не лучше тех девушек, что были за стеклом. — Предлагаю всем присутствующим продолжить этот прекрасный вечер у меня дома за ужином, — громко огласил Владислав Андреевич своё предложение, от которого, разумеется, нельзя было отказаться. — Вика плохо себя чувствует, Ден отвезёт её домой, — спокойно констатировала Кира. Мужчина скорчил недовольную физиономию, но почти сразу снова натянул на себя маску «доброжелательности», сказав что-то на подобие: «Ну конечно-конечно, пусть едет». Моё прощание с гостями вечера происходило сумбурно: Милана почему-то обняла меня и ободряюще поцеловала в щёку, Диана просто что-то пробурчала себе под нос и махнула рукой в мою сторону, от Владислава Андреевича мне досталось галантное рукопожатие и тяжёлый взгляд глаза в глаза, мужчины сухо попрощались, без лишних тактильностей, Сергей просто подмигнул в своём стиле. Кира спускалась чуть позади меня по огромной белой лестнице, молча провожая до входной двери. Впервые, наверное, я даже близко не понимала, что она думает, и что чувствует. Передо мной стоял совершенно чужой и незнакомый мне человек, да и человек ли? — Я вернусь и мы всё это обсудим, — без лишних эмоций сказала она. — Зачем? Всё и так понятно, — мне правда было странно обсуждать этот вечер, как будто всё что происходило, было не очевидным. — Я пойду? — Подожди, — Кира взяла меня за запястье и притянула ближе к себе. Этот поцелуй был горьким на вкус. Неприятным. Холодным. Терпеть его было буквально больно и я отстранилась. — Мне плохо, я хочу уехать. — Едь. Перед домом меня ждал всё тот же автомобиль, который вёз нас сюда. За рулём сидел Денис, хмуро смотря куда-то перед собой. Я села рядом с ним, на переднее пассажирское, и он молча нажал на газ. — Выглядишь, как Джокер, — холодно проронил Денис. — Смешно, — я отвернулась, уставившись в боковое зеркало. Мы проезжали по тому же самому маршруту. За окном проплывали: деревья и кусты, ворота, погружающийся в ночь город. Люди куда-то спешили, или, наоборот, неспешно прогуливались перед сном. Кто-то ел на ходу кесадилью, кто-то мороженое, кто-то смеялся, кто-то слушал музыку или подпевал ей, многие бегали. В воздухе витал воздух, пропитанный большим городом, множеством судеб и настроений. Небо затягивалось розовым закатом, смотря на который, мне чудился запах жжёного сахара. Мы проезжали по набережной, мимо огромного почти пустого пляжа. Ветер трепал большие и маленькие пальмы, тут и там виднелись пустые лежаки, на воде чуть поодаль качалось несколько лодок и яхт. — Может хочешь на пляже посидеть? — Прервал вдруг молчание Ден. — А мне можно? — Не знаю, — мужчина безразлично пожал плечами. — Я бы съел такос и позалипал в закат. — Звучит, как мечта, — я устало вздохнула. Денис кивнул и свернул на парковку у пляжа. Остановившись, он вышел из машины и громко хлопнув дверью, ушёл, абсолютно наплевав на меня и мою «охрану». Ощущение свободы, почти забытое и потерянное, замаячило где-то на стыке реальностей. Выбравшись из машины, я почувствовала пряный ветерок в своих волосах и увидела Дениса, идущего к небольшому фудтраку с улыбчивыми мексиканцами в огромных сомбреро. Он ни разу даже не оглянулся, давая мне время побыть наедине с самой собой. В груди защемило от благодарности. Я чуть заторможенно побрела к пляжу, который был всего в пятнадцати шагах. Сбросив туфли, я пошла голыми ступнями по мелкому тёплому песку ближе к воде. Горячий вечерний ветер обдувал слишком приятно, будто гладил и успокаивал. Низкие пушистые облака нависали как сладкая вата, а волны образовывали белую пену у берега. Закат отражался в воде тёмным фиолетом, как в сказке очень жестокого и в тоже время романтичного автора. Я присела на деревянный лежак, одиноко стоящий поперёк, и завороженно смотрела в даль. Пахло свежим и сладким одновременно. Запах моря, сладости, пряностей, соли… — Я тебе тоже взял, держи, — Ден расстегнул пиджак и сел рядом, громко хрустнув коленями. Такос был с говядиной и овощами: тёплый, сочный, и такой обычный, в сравнении с тем, что я ела в последнее время. Вкус простой уличной еды вызвал во мне такой восторг, что я замычала от удовольствия. — Как всё прошло? — Спросил мужчина через пару минут молчаливого созерцания горизонта. — А ты как думаешь? — Ответила я вопросом на вопрос, не переставая жевать. — Я как будто живу на страницах книги обезумевшего писателя, которому нравится причинять мне бесконечные страдания. А всем подонкам вокруг меня, он, наоборот, благоволит. — Ясно, — без какой-либо эмпатии отреагировал Денис. — У тебя был шанс уйти. — Шанс? — Я саркастично усмехнулась. — Мне сказали, что убьют всю мою семью, моих друзей, и тебя, кстати, тоже. Это, по-твоему, шанс? Это херня какая-то, Денис, а не шанс. — Так тебе совесть не позволила уйти? — Представь себе, — от насмешливого и провокационного тона Дениса, мои глаза закатились в раздражении. — Не все в этом мире махровые эгоисты. Я думаю о других людях. — И надолго тебя хватит? — Денис не отрывал взгляда от медленно прячущегося тёмно-розового горизонта. — Я не знаю. Мне противно всё, что я вижу и знаю о Кире. Мне страшно думать о будущем. — Твоё будущее рядом с ней, — сухо прокомментировал мои слова Ден. — Или в могиле. Свист ветра усиливался. Волны нервно бились о берег. Руки покрылись холодными мурашками. — На, накинь, — Денис снял с себя пиджак и протянул мне. И мы посидели ещё, каждый в своих мыслях. Оба в невидимой западне, из которой нет выхода.***
Ночью мне снился океан в котором я беспомощно тонула, не имея возможности двигаться. Тело меня не слушалось и ощущалось как мешок, набитый ватой. Чёрная вода затекала в мой рот, нос, уши… Она душила меня и заставляла её вдыхать. Я падала камнем на дно, не имея возможности никак себе помочь, смотря на исчезающий под толщей воды свет. Я умирала, испытывая боль разрывающихся от нехватки воздуха лёгких: дыша солёной водой, падая в бездну. — Ты кричала, — утром мы с Денисом встретились в столовой. Он флегматично пил кофе, наслаждаясь видом из панорамных окон. — Кошмары, — отмахнулась я, делая глоток горького эспрессо. — Киры всё ещё нет? — Нет. Прекрасно. На завтрак я съела хрустящий бенедикт с лососем и каперсами. Потом поплавала в бассейне и повалялась на лежаке, читая какую-то идиотскую книгу про успешный успех. День был жарким и тихим. Я пила много ледяной воды, иногда поливая себя ею. Время от времени дремала. Меня никто не тревожил и утреннее тепло незаметно перешло в дневной зной. Автор книги, которую я уже почти дочитывала, советовал мне не относится к трудностям как к наказанию за что-то. Он говорил, что ко всему плохому нужно относится как к урокам. Выносить из неприятностей опыт. И когда-то этот опыт поможет мне добиться невероятного успеха. На губах против воли проступила улыбка. Какая же бульварная чушь. — Жарко сегодня, — сначала я услышала шаги. Так ходит только один человек, и я могла бы узнать его даже по дыханию, или по биению сердца. Было страшно настолько сильно чувствовать кого-то на интуитивном уровне. — Ты хочешь устроить самосожжение? — Голос Киры был слышен уже совсем близко. Плеск воды, погружение, скольжение. Она плавала в бассейне, но я не торопилась открывать глаза, жмурясь от яркого солнца, которое даже сквозь закрытые веки ослепляло. — Не хочешь со мной разговаривать? — Не хочу, — вяло ответила я, стараясь отгородиться ладонью от прямых солнечных лучей. — А чего хочешь? — Ничего, — я чувствовала кожей её взгляд. — Хотя… Я хотела бы вернуться в прошлое и никогда с тобой не встречаться, но это нереально. — Ненавидишь меня? — О да. Я ненавижу её. Всем сердцем и душой. А ещё, всю её семью и то, чем они занимаются. Их жизненные постулаты, их философию хищников и хозяев жизни. Ненавижу. — До этого аукциона я думала, что в тебе есть что-то человеческое. Я ошибалась, — было горько и больно это признавать, но жить в розовых мечтах игнорируя весь этот кошмар… Невозможно. — Тебе нужно время, я понимаю. — Мне не нужно время, Кира, — её «глухота» заставила меня распахнуть глаза и резко сесть, тут же находя глазами её идеальное лицо и ключицы, выглядывающие из-под воды. — Ничего не получится. У нас с тобой. Тебе нужен кто-то наподобие Дианы. Кто-то из вашей бездушной тусовки. Не я. — А тебе кто нужен? — Она опиралась руками о борт, внимательно наблюдая за мной. — Да никто мне не нужен! — Мои слова прозвучали слишком громко и нервно. Дыхание почему-то сбилось, а сердце заколотилось. — Не хочу я никаких чувств! Ничего не хочу. Любить оказалось слишком больно. — Звучит, как фрагмент из книги «50 оттенков серого», — Кира смеялась, медленно, с животной грацией, поднимаясь по металлической лестнице. Крепко держась за металлические поручни, она выбралась из бассейна, выглядя как модель с обложки Playboy. Полностью голое мокрое тело переливалось под прямыми лучами солнца. — Если ты так разочаровалась в любви, то может уйдёшь в монастырь? — Прозвучало, как очередная издёвка. В два шага она преодолела расстояние до лежака и села лицом ко мне, поперёк лежака, бесстыдно расставляя ноги по обеим сторонам. — А ты отпустишь меня в монастырь? — Всеми фибрами своей души я старалась оставаться стойкой к её провокациям. — Чтобы ты там отлизывала монашкам? — Вблизи её искривлённые в ухмылке губы казались такими сочными… — Не всё всегда сводится к сексу, — было мучительно выносить её обжигающий взгляд. Я злилась, потому что не могла контролировать свои грёбаные мысли и отклики тела. — Твои реакции говорят об обратном, — она словно высасывала мою душу своими чёрными безднами, пристально наблюдая. Я ощущала себя распотрошённой лягушкой под микроскопом. Кира умела смотреть одновременно и сквозь и внутрь меня, неизменно кривя при этом губы в издёвке… Упиваясь своим влиянием на меня. — Ты уже возбуждена, а я ещё даже не прикоснулась к тебе. Это, кстати, нормально хотеть трахаться с чудовищем? — Я не хочу. — Врунишка, — её язык коснулся моих губ. — Вкусная врунишка. — Перестань, — я отвернулась. Кире на мои отвороты было глубоко насрать. Она обхватила ладонями моё лицо и вернула в нужное ей положение. Поцелуи по-принуждению были солёными на вкус, с горьким осадком безнадёги. Что-то в груди закопошилось. Она целовала меня так нежно… Как будто я действительно что-то для неё значила. Бред. — Отпусти меня. — Прошептала я, разорвала поцелуй. — Нет, — её губы с новой силой принялись мучать меня. — Я хочу уехать домой. Пожалуйста. Отпусти меня домой, — прошептала я, получив пару секунд свободы от её тисков. — Я не могу, — послышался едва слышный шёпот в ответ. Её руки заскользили по моей спине, поглаживая поясницу и бока. Я ощутила влажные поцелуи вдоль ключицы, на шее. — Ты мой главный повод просыпаться по утрам. Зачем мне тебя отпускать? Я только нашла тебя. — Я не понимаю, — мой мозг ужасно тормозил, ведомый похотью и инстинктами. — Не понимаю кто ты и чего хочешь от меня. Моё сердце говорит одно, а разум другое. Я не знаю чему верить. — Дай свою руку, — она крепко прижала мою ладонь к области своего сердца. — Чувствуешь? — Её сердце громко билось, отдаваясь пульсацией на подушечках моих пальцев. — Я обычный человек. Такой же как все. Я просто хочу любить, и чтобы меня любили в ответ. Вот кто я. И вот чего я хочу. — Мне нужен телефон. Интернет. Свобода перемещения. Я смогу общаться со своими друзьями и семьёй, не рассказывая, разумеется, подробности о тебе. Я знаю, что ты всё равно кого-то ко мне приставишь, поэтому, пусть это будет Денис. С этими условиями, я согласна на эти отношения, — нервно и на одном дыхании выпалила я. — Ого, — Кира в голос рассмеялась. — Деловой подход — это хорошо. Тогда… — Она хитро задумалась на пару секунд. — У меня тоже будет парочка условий. Первое, ты больше никогда не высказываешься с осуждением в адрес моей работы. Второе, у тебя будет свобода передвижения и общения с разными людьми, но если я скажу тебе прекратить общение с кем-то, ты сразу же это делаешь, без споров. Третье, ты никогда мне не врёшь. Четвёртое и самое главное условие: если ты сбежишь или попытаешься улететь в Москву, где-то скрыться, выключишь телефон и сбежишь от охраны, пойдёшь «гулять» без связи… Если у меня хоть на секунду закрадётся сомнение, ты будешь наказана. Очень жестоко. После этого все наши договорённости аннулируются. — Я согласна, — о чём тут было думать? Я не смертница, чтобы сбегать от неё. А всё остальное было предсказуемо. — Тогда, — Кира облизнулась, как сытая кошка, — предлагаю закрепить наши договорённости в спальне.