=========CRIME SCENE========= =======DO NOT CROSS======
— Пожалуйста, проходите, не останавливайтесь, здесь не на что смотреть, — машет сверху руками рядовой полицейский, стараясь не допустить столпотворения заинтересованных зевак. Благо, они слишком далеко от центра столицы и в запасе есть немного времени. — Не на что смотреть это он конечно загнул, — тихо комментирует Джонхан, сжимая в замерзших пальцах чашку с уже почти остывшим кофе, от которого так и не отпил ни глотка. Теперь ставшая холодной жижа даже не помогает согреться. А какая надежда была на эту кофейню, выбранную Мингю по отзывам в Гугле. Они стоят втроем на берегу реки, рассматривая развернувшуюся перед ними картину, пока не слышат приближающиеся сигналы полицейских машин. Даже не оборачиваются на быстрые шаги и громкие вздохи. — Вы приехали раньше нас? — первое, что спрашивает Субин. И, только обратив на себя внимание, коротко кланяется. От его расслабленного состояния не остается и следа, хоть мягкая мимика и оставляет печать умилительности на каждом серьезном слове. — Просто были близко, а Чан отправил координаты нам обоим одновременно, — объясняет Мингю, также коротко ответив на жест. — Привет. — Жесть, — впервые открывает рот стоящий рядом с ними и молчавший до этого Тэхен. Он неподвижными раскрытыми во всю ширь глазами пожирает сцену любезно предоставленного им перфоманса, не в силах отвернуться хоть на секунду, чтобы поприветствовать знакомых коллег. — С боевым крещением, — иронично-грустно поздравляет Мингю, положив руку ему на плечо, больше в поддерживающем жесте, чем действительно в попытке неуместно и нервно пошутить. Прямо перед ними — застывшая картина. Такой она навсегда и останется, замороженная в памяти как во льдах. Посреди замерзшей реки, перегибаясь через сооруженный деревянный постамент, лежит мертвая красноволосая девушка, одетая в длинное белое платье, полы которого аккуратно разложены на льду. Ее сломанная спина изувечено-изогнута, вывернутые запястья какой-то холодящей душу изящностью разложены на блестящей прозрачной поверхности «места захоронения». Пышная белоснежность платья измазана багровой краской и кровью, точно также как развешенные и разложенные вокруг — на льду и деревянных постаментах — зигзагообразные белые ленты. Открытые участки кожи настолько бледные, что становится понятно сразу, чья вокруг кровь. Закатанные глаза приоткрыты так, что мертвые белки смотрят прямо на всех них. Даже для капилляров в глазах не осталось крови, вся она снаружи. На деревянных постаментах, врезанных в лед реки, сидит несколько кукол в традиционных азиатских костюмах с выжженными дырами вместо глаз. Порывы ветра чуть развевают вмерзший в замороженную чистую воду шлейф платья. И деталь, от которой Джонхан все никак не может оторваться — все мелкие трещинки кристально-чистого речного льда заполнены кровью. Это выглядит как прожилки капилляров в глазах, с одним лопнувшим в уголке. Рядом щелкает затвор следственного фотоаппарата, и в чем-то Джонхан очень его понимает. — Из нее тоже выкачали всю кровь? — спрашивает Субин, потратив две минуты на рассмотрение деталей хотя бы отсюда. Мингю пожимает плечами. — Пока ничего неизвестно. Но подозреваю, что да. Дождемся экспертизы Хансоля и причины смерти, — он вздыхает, переводит взгляд на свои ноги, словно пытается избавиться от замеревших в подсознании мертвых глазниц. — Предполагаю, это Им Джихён, ей было около тридцати кажется, пропала несколько месяцев назад. У нее в описании был красный цвет волос. Я помню фото и уверен, это она. — Она такая красивая, — тихо говорит Тэхен. И добавляет, — была. Все они зачем-то еще держат в руках стаканчики с холодным кофе, который купили до тревожного звонка Дино, собираясь возвращаться в управление. — Ее будет очень сложно достать, — объясняет подоспевший к ним капитан бригады спасателей громким уверенным голосом. — Уже весна, лед и так совсем тонкий. А его еще и нарушили этими врезанными деревяшками, — он кивает на деревянные столбы неизвестного назначения вокруг трупа. Однако спустя уже минут пятнадцать первый добравшийся до девушки спасатель проверяет татуировку на шее и кивает Мингю. Тот отворачивается сразу, набирая нужный номер при помощи клавиши быстрого набора. — Привет, нужно найти все что имеется на Им Джихен, пропала где-то в декабре, после того как вернулась с учебы в Японии, помнишь такую? Дино? Нужно оповестить ее родителей о смерти, вызвать их на опознание и допрос. Что? Да, походу это снова оно. Поговорим потом. — Вы заберете дело? — спрашивает Субин сразу, как только Мингю поворачивается обратно. — Думаете, это продолжение серии? Почему тогда убийства такие разные? — Заберем, но, боюсь, нам понадобится помощь, — тон Мингю почти ничего не выражает кроме усталости и непонимания. — Рано делать какие-то выводы, мы не понимаем, как эти убийства связаны. Никаких точных посланий, почерка, определенного места или возраста жертв, общего рода занятий — ничего. — Ленты? И куклы… — почти про себя перебирает Джонхан все что видит, пытаясь хоть как-то связать в голове. Сегодня третье марта. Пять вечера. Лед. Деревянные постаменты. Сломанная спина. Белое платье. Ритуальные ленты. Почему того, кого похитили несколько месяцев назад, показали им только сейчас? Убили ли ее сразу? Этого не поймешь из-за того как заморожено тело. — Я подготовлю отчет о вызове и отправлю ребят опрашивать близких Им Джихён, так? — спрашивает Субин, продолжая их разговор. — Так, — кивает Мингю, — а мы займемся экспертизой и составлением портрета убийцы. — Ну, — соглашается Субин, ненавязчиво положив руку Тэхену на плечо, — тогда до связи. * — В ритуальности нет никаких сомнений, — осторожно анализирует Тэхен, когда Мингю захлопывает дверь водительского сидения, дождавшись, пока оба коллеги займут свои места в машине, и трогается с места. — Верно же? — Ага, — кивает Джонхан с места рядом с водителем, — мало кто бы стал запариваться и выжигать глаза куклам эффекта ради. Сама личность жертвы тут явно не на первом плане. — Но при этом, я уверен, — встревает Мингю, — она имеет значение. — Даты убийств не складываются, пол и возраст жертв разные, способы убийства — тоже, — Тэхен выглядит так, будто неспособность решить какую-то задачу, имея исходные данные, вызывает у него почти физическую боль. На это ему уже никто не отвечает. Джонхан откидывается на пассажирском сидении и прикрывает на минуту глаза, сжимая пальцами в кармане визитку Сеульской библиотеки, которая со вчера не дает ему покоя, но совершенно не получается выкроить время, чтобы об этом хотя бы подумать. * — Мне нужно, чтобы ты сходил к Хансолю и попробовал его поторопить, — просит Мингю уже в коридоре управления. Джонхан, когда Тэхен исчезает за дверьми лифта с отчаянной готовностью выполнить поручение, хихикает: — Ты решил устроить ему еще один обряд посвящения? — Куда там, — вздыхает Мингю. — Я просто боюсь, что если еще раз отправлю Чана… ну, сам понимаешь. Почему-то мне кажется, что Тэхен может справиться. — Тогда он станет самым ценным сотрудником НБР и отберет все твои плюшки, — улыбается беззлобно Джонхан, пропуская вперед себя в очередную дверь. Они уже несколько минут шатаются по витиеватым коридорам, пытаясь найти нужного человека, чтобы доложить о вызове. И оказываются наконец в собственном офисе, где ожидали застать его в последнюю очередь. Сквозь рабочие столы можно пробраться к экранам, у которых несколько полицейских внимательно наблюдают за процедурой идущего за стеной допроса. Серые стены как специально призваны почувствовать себя в кино, которому не до шуток со зрителем. — Да где Джихун? — спрашивает безнадежно Мингю, но тут же видит прислонившегося к стене невысокого парня. — А, вот ты где. Нужно поговорить. Джихун сначала не реагирует. Стоит, сложив на груди руки и безэмоционально наблюдая за тем же экраном. Как будто бы он находится в этом состоянии уже настолько долго, что просто забыл о возможности шевелиться. Черные волосы идеально лежат по бокам сосредоточенного серьезного лица. — Тело у Хансоля? — только спрашивает он, давая понять, что все слышит. И знает, о чем идет речь. Мингю кивает. — Тогда ждем результаты экспертизы, — коротко заключает Джихун. И ведь не поспоришь. Мингю мнется какое-то время возле него, но все-таки задает волнующий его вопрос: — Что тут происходит? — Полиция задержала Чонука по фотороботу. Они его пятый час пытаются расколоть. — Это тот, который двух парней расчленил? Джихун кивает. — Минхао тут бы все отдал, чтоб узнать мотив и причины такой слепой ярости. Но еще немного и нам придется согласиться отпустить его под залог, доказательств недостаточно, а мы держим его тут уже пять часов, без еды и воды. И этот ублюдок прекрасно это понимает. Раздается металлический стук, с которым очередной отчаявшийся следователь выходит из кабинета, раздраженно захлопнув за собой дверь. Молчавший до этого Джонхан задерживает взгляд на неопрятном грузном мужчине с сальными волосами, который виден им через экраны, и кривит губы, вспоминая детали мерзкого дела, в котором помогал составлять портрет подозреваемого. Он вдруг воодушевленно поворачивается к Джихуну. — Можно мне попробовать? — Тебе? — переспрашивает агент, но тут же будто совсем безразлично взмахивает рукой. — Валяй. Какие еще у нас варианты. Джонхан тут же срывается туда, где можно увидеть себя в отражении, а следом за ним — и ошарашенный Мингю, который становится свидетелем того, как друг достает из собственного ящика рабочего стола заколки для волос. — Пообещай мне одну вещь, — закусив одну из шпилек зубами, просит Джонхан. — Заколки? — удивленно спрашивает Мингю, делая шаг еще ближе к зеркальной стене, возле которой крутится уже коллега, закрепляя шпильками длинные блестящие волосы так, чтобы прядки кокетливо свисали на лицо. — Зачем тебе заколки? — Так пообещаешь? — подмигивают заигрывающе в ответ сквозь отражающую поверхность. — Ты сейчас прихорашиваешься перед допросом? — Ну конечно, — Джонхан поворачивается к нему, игриво проводя указательным пальцем по плечу. У Мингю буквально отвисает челюсть. — У тебя есть эта, как там… помада… — Гигиеничка? — Да, вот она, у тебя ж всяко есть. Мингю хлопает пару раз по карманам пиджака, в недоумении доставая небольшой светлый тюбик. Конечно, у него есть средство для того, чтобы зимой губы оставались не обветренными, что за вопро… — О, розовая, идеально. — Ты что… — Какой у тебя одеколон? — Чего?! — Нет, твой точно не подойдет, ты ж пахнешь как Шварценеггер, — Джонхан озадаченно оглядывается по сторонам, а потом подходит к пустующему столу кого-то из сотрудниц, оценивающе рассматривая флакон женского парфюма в виде яблока. — Вот это покатит, надеюсь, она не обидится. Прыскает по паре раз на свою шею, растирая пальцами и запястьями влажные капли. — Вообще-то растирать нельз… Ай, к черту, — Мингю отмахивается даже жестом, отказываясь вникать в происходящее и пытаться что-то понять. Джонхан снимает пиджак и остается в одной белой рубашке, которую расстегивает на верхние пуговицы и выправляет из брюк, закатывает немного рукава так, чтобы было видно серебряный браслет на запястье. Именно в этот момент кто-то из следователей пинает ножку стола, на котором стоят мониторы слежки за комнатой допросов. Те начинают дребезжать недовольно — у них тоже натянуты нервы и струны терпения. Джихун, все еще стоящий со скрещенными на груди руками, когда Джонхан возвращается к нему, только жестом указывает в сторону помещения, где держат обвиняемого. Предупреждает довольно сухо, хотя всем вокруг понятно, что больше устало: — Только никаких незаконных выкрутасов. Джонхан кивает ему и дергает металлическую ручку. — Это еще что такое? — тут же слышится грубый, немного шипящий голос. А в нос ударяет запах пота, гнили и сырости. — Добрый вечер, господин Ким. Меня зовут Юн Джонхан, — Джонхан жмется сначала немного неуверенно к стене, застенчиво цепляя руки друг за друга, а после подходит к столу и боязливо протягивает ладонь для приветствия. Немного жеманно и женственно, тыльной стороной вверх. Сидящий на стуле мужчина брезгливо отворачивается, оскалив желтую эмаль больных зубов. — Я не собираюсь тебя трогать, — выплевывает он. — И что тебе надо? Давно пидорам разрешили быть ментами? Джонхан вздрагивает и на незаметную долю секунды прикрывает глаза. — Я не совсем в полиции работаю, — говорит он, манерно заправляя за ухо прядь выбившихся волос, — куда мне. Понимаете, я что-то вроде… секретаря. — Мужик секретарь? А ты вообще точно не баба? Джонхан чуть выше поднимает подбородок. И раскрывает лежащую на столе папку, делая вид, что изучает ее и хлопая длинными ресницами. — Господин Ким, мне так жаль, что вы столько времени уже провели здесь… — Засунь свою жалость себе в… — Меня прислали к вам задать вам пару вопросов. Если бы я мог… — Джонхан протягивает ладонь, чтобы изящными тонкими пальцами пробежаться по сильной руке, задевая кончики волос. Он чувствует как грубая как наждачная бумага кожа покрывается мурашками ненависти. — Ты что, ахренел?! Не смей меня трогать! — Конечно, простите, — складывает ногу на ногу и хихикает жеманно, словно не понимает угрозы. — Так вот, первый вопрос. — Ты что, совсем тупой? — Простите, но… почему вы не хотите даже поговорить со мной? — влага выступает на глаза, закрывая их туманной пеленой, и в глубине души Джонхану хочется поблагодарить оппонента за то, что ее не приходится из себя давить. — Извините, я… я очень болезненно отношусь к критике. Простите, мои губы, они так трескаются, наверное, это от стресса. Он специально оказывается опасно близко, перегибаясь немного через стол, и перед глазами подозреваемого достает из кармана розовый тюбик. Раскрывает его, но не успевает даже поднести к губам. Свободной от наручников рукой Ким выбивает помаду и хватает за тонкое предплечье, со всей грубостью дергая на себя. Слышится грохот, с которым легкое тело ударяется об углы стола, чтобы оказаться, подчиняясь неконтролируемой силе, рядом с обвиняемым. Тюбик с жалобным звоном бьются о стену и закатывается в дальний угол. Джонхан вскрикивает от неожиданности и морщится от боли, но только думает о том, что лишь бы никто из наблюдающих за записью сейчас не вошел. Желтые гниющие зубы оказываются близко к его лицу. — И с каких это пор таких тупых пидоров берут работать, совсем нормальных людей не осталось? — повторяет мужчина, в глазах которого плещется столько ненависти, сколько обычный человек не чувствует, пожалуй, за всю свою жизнь. Джонхан прищуривает глаза. — Поэтому вы его убили? Потому что он был не такой как вы, недостаточно… мужественный? Слишком… слабый? — Ты пахнешь как девчонка. — А может, вас это возбуждает? Может, вам просто хочется, чтобы кто-то такой… как я… Мужчина срывается вперед, теряя последние капли самообладания, рычит по-звериному и вновь не прикованной рукой хватает за длинные волосы, резко дергает к себе. Джонхан шипит от боли и начинает часто дышать, ноги подгибаются от грозящей его размазать слепой агрессии. — Таким как ты место только в аду, — выплевывают ему в лицо, не давая отвернуться. — Так вы решили сами отправить его в ад? — спрашивает Джонхан, морщась от того, с какой силой ему пытаются вырвать волосы. — Да. Я убил его, — шипит Ким, обдавая запахом из гниющего рта, и повторяет, — потому таким как вы место только в аду. Вы ненормальные. Отбросы общества. Джонхан только молится про себя, чтоб Мингю не зашел слишком рано. — А второй парень? Тот, что младше, — стараясь сохранять спокойный тон, спрашивает он. Кажется, вот-вот и его головой приложат о металлический стол. — Я застал его… со своим сыном, — тон Кима меняется на долю секунды. — Я хочу, чтобы все такие как ты сдохли, и я не остановлюсь. — Ну все, хватит! — дверь резко распахивается, а держащая за волосы рука разжимается. — Этого нам достаточно. Под оставшиеся позади оскорбления и попытки полицейских успокоить признавшегося убийцу, Джонхан выходит из кабинета и тут же быстро проскальзывает мимо Мингю, стараясь не смотреть ему в глаза. Тот отмирает не сразу и нагоняет лишь на пожарной лестнице, которой при рабочем лифте никто не пользуется. — Джонхан… Стой! Джонхан послушно останавливается. Он прерывисто дышит, облизывает губы и поддается, когда Мингю разворачивает его за плечи. Обнимает себя руками, осознавая, как хочется содрать кожу, лишь избавиться от забившего легкие запаха. — Ты же знаешь, все, что он наговорил тебе, бред полный. Знаешь же? — тараторит Мингю. Джонхан кивает, все также пряча глаза. — Конечно, я знаю. — Это был… ахренительный ход. Ты молодец, — Мингю улыбается растерянно, не понимая, что еще сказать. — Я рад, что у нас получилось. Джонхан улыбается по-доброму в ответ и опускается на ступеньки. Пытается снять одну из заколок, но морщится от внезапной боли. Мингю садится рядом. Он принимается очень аккуратно разбирать чужие длинные пряди и вытаскивает впившуяся до крови в кожу заколку. Снимает и другие, выпутывая их так осторожно, как только может, чтобы не вырвать нечаянно ни одного волоска. А после расчесывает пальцами, чтобы создать хотя бы видимость адекватной укладки. Джонхан в это время закрывает глаза. Но снова их распахивает, когда слышит медленные и спокойные шаги позади. Тэхен, вернувшийся от Хансоля в их офис почти сразу же, садится рядом. Чешет за ухом, явно катая в голове и разбирая на приставки и суффиксы слово «успокаивать», пытаясь найти лексический смысл в грамматической форме. — А вы знали, — говорит он вдруг, найдя решение, — что Древнем Египте косметикой пользовались и мужчины и женщины. Было очень модно и статусно подводить углем глаза, а еще носить пестрые украшения и вообще… короче… Смутившись, он протягивает помаду, которую поднял с пола в допросной, Джонхану, но тот только искренне смеется, передавая ее законному владельцу, у которого, в отличие от него, не бывает зимой обветренных губ. — Пойду оформлю этого ублюдка, — говорит Мингю, пряча гигиеничку обратно в карман. Хлопает друга по плечу, поднимаясь, и исчезает спустя два пролета сверху. Джонхан шмыгает носом, все еще стараясь прогнать омерзительный запах. Они остаются вдвоем в тишине, которая совсем не давит. Он вдруг вспоминает о чем-то и достает из кармана визитку, о которой помнил весь день, и почему-то именно сейчас, мысли вновь возвращаются к ней. — Тэхен-а, — зовет негромко, хотя все равно знает, что все исследовательское внимание сосредоточено сейчас на нем. — Что бы ты сделал, если бы тебе в руки попала какая-то загадка, которая с очень ма-аленькой долей вероятности имеет какой-то смысл? — Вы… в смысле ты… у меня спрашиваете? Джонхан оглядывается по сторонам, шутливо высматривая еще собеседников за перилами. — А у кого еще мне спрашивать? — Ну я бы… — говорит Тэхен озадаченно, но очень искренне, — даже если бы я точно не знал, что это что-то значит, мне было бы только интереснее узнать правду. — И тебе было бы не жалко потраченного времени, если это окажется просто шуткой или случайностью? — А вдруг, — улыбается Тэхен, как будто ему в голову пришла лучшая идея, — а вдруг? Вы ведь никогда не знаете, где найдете что-то важное, если не будете искать? — Думаю, ты прав. Тэхен-а, — улыбается Джонхан, немного сморщив нос. — До сих пор не понимаю, почему вы так настояли на том, чтобы меня приняли. Но и вам…тебе. Спасибо. Я ведь еще не говорил, кажется, да? * Мысли о больших испуганных глазах приводят к парковке огромного здания Сеульской Национальной Библиотеки. Даже самые страшные и завораживающие картинки не смогли вытолкнуть из памяти острый лисий разрез и темно-карие зрачки под ярким освещением круглосуточного магазина. Джонхан отдергивает рукава повседневного худи, неловко топчась на входе, но все-таки делает шаг. В коридоре пыльной библиотеки скрипит даже воздух, сливаясь в симфонию высокопарной атмосферы вместе со стенами, полом и перелистыванием старых страниц. Последний раз он был здесь с Минхао пару месяцев назад, чтобы найти материал для доклада, и это не то чтобы стало одним из лучших воспоминаний. Со стороны отдела учебной литературы слышится смех, на который тут же шикает взрослый серьезный голос. Библиотека разделена на несколько секций: беззаботное перешептывание студентов слышится справа, оттуда, где они толпой ищут темы для своих презентацией, но Джонхану нужно налево – в старое крыло здания. Шаги нарываются на собственное эхо, сражаясь с ним у стен и потолка. В отделе древней литературы куда меньше людей. Попадая в первую залу с высокими потолками, Джонхан коротко и немного боязливо кланяется поднявшему голову от своей книги седовласому старику. Будто тот скажет сейчас, что его место — не здесь. Но старик только также учтиво кивает в ответ. Запах проживших несколько человеческих жизней бумажных страниц забивает легкие. Начинает казаться, что сам шуршишь также как пожелтевшие обложки. «Эпоха царства Силла»— если бы Джонхан не знал, он бы подумал, что табличка над аркой специально стилизована и поцарапана, как делают сейчас в богатых домах, пытаясь подражать антиквариату. Он бесшумно проскальзывает мимо всей корейской истории «Царство Когурё» «Основание государства Корё» «1446 — 1592гг. Литература на хангыле до Имджинской войны» Поразительно, как глубоко люди засунули Бога. Он сам улыбается этой пришедшей в голову мысли, когда останавливается перед аркой с названием «Отдел религиозной литературы». Тут, чтобы к нему прийти, пришлось совершить нелегкое путешествие в прошлое. Кланяется, чуть ли не складываясь пополам, единственной клюющей носом пожилой женщине за большим столом. Та впивается в него совсем не сонным орлиным взглядом поверх квадратных очков, но кивает, увидев на расстоянии пропуск и значок спецслужб, который у Джонхана всегда есть в периоды работы с НБР. До этого отдела, по всей вероятности, редко кто-то доходит. Высокие потолки нависают над полками, гнущимися под весом книг. Здесь нет пестрых обложек и современной литературы про медитации по утрам. Наблюдая за чужим смятением, женщина первая заводит разговор: — Мальчик, что вы ищите? Джонхан прокручивается вокруг себя, закинув голову, чтобы осмотреться по сторонам — Забавно, да? В одном помещении затусили и Будда, и Шива, и Аллах, и Иисус, — он хихикает неловко, но тут же откашливается. — Простите. Но женщина улыбается. — Если бы боги умели, как вы выразились, «тусить», то история человечества была бы куда менее кровожадной. — А как думаете, кто чаще всего закатывал бы вечеринки? — Джонхан все еще недоверчиво не подходит ближе, но с интересом продолжает дурацкий разговор. — Будда конечно, он кажется мне ужасным экстравертом. Ну или Иисус, он тот еще любитель кичиться. — Шива был бы отличным барменом. Женщина одобрительно хмыкает и склоняет голову набок. Повторяет свой вопрос. — Так что вы ищите? — Я не знаю… — Джонхан действительно не знает. Он растерянно вертит головой по сторонам пытаясь остановить взгляд хоть на чем-то. — Что здесь.. чаще всего читают? — Мальчик, а вы точно из спецслужб? Пришли в отдел религиозной литературы и спрашиваете, что здесь обычно всех интересует? — А… ну да. Женщина одним кивком головы указывает на стоящую посредине залы деревянную полку. Джонхан подходит к ней тут же и шарит глазами по корешкам, но безрезультатно. — Я ее не вижу. — А ее видят только хорошие люди, — прыскает женщина совсем как маленькая озорная девчонка, заставляя цокнуть языком и закатить глаза. Но Джонхан со своей задачей все же справляется. Облизав неуверенно бледные губы, он тянется к толстенной книге в твердом черном переплете. Сил еле хватает, чтобы дотащить огромный талмуд до стола, скрытого даже от единственного орлиного взгляда. Чуть наклонив лампу к себе и кинув взгляд на лежащие на столе ручки и листки для необходимых записей, он без особой надежды принимается осматривать книгу.HOLY BIBLE
Изучает внимательно корешок и форзац, именной экслибрис библиотеки, листает сначала без энтузиазма, но замирает, случайно заметив выделенное желтым маркером слово почти в середине. И только после замечает, что именно у этой страницы чуть загнут кончик. Сердце начинает биться быстрее. Прикусывая губу, он оглядывается по сторонам, словно собирается совершить преступление, раскрывает книгу на нужном развороте и скользит пальцами по выделенным цветом словам:Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, Постарайся придти до зимы. Приветствуют тебя Еввул, и Пуд, и Лин, и Клавдия, и все братия. Это - всесожжение постоянное, какое совершено было при горе Синае, в приятное благоухание, в жертву Господу; Но Авимелех сказал: что это ты сделал с нами окончи неделю этой, потом дадим тебе и ту за службу, которую ты будешь служить у меня еще семь лет других. ибо мало было у тебя до меня, а стало много; Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу, итак приди, прокляни мне народ сей, ибо он сильнее меня: через три дня фараон снимет с тебя голову твою и повесит тебя на дереве, и птицы будут клевать плоть твою с тебя.
Джонхан, глазам своим не веря, дрожащими пальцами сжимает ручку, берет первый попавшийся листок из валяющихся на столе и выписывает выделенные слова друг за другом:Убийство – в последний день – зимы – совершено – нами – у меня – мало – времени – приди – через три дня
Откладывая ручку, он облизывает губы и ошарашенно всматривается в получившееся предложение.