there's no sweeter innocence than our gentle sin

— Мы могли бы кое-что попробовать вдвоём? Доктор медленно поднимает взгляд на своего партнёра, отрываясь от страниц книги и разрываемый между любопытством и лёгким раздражением — у Аргенти была склонность к витьеватым речам, но обычно даже он не задавал настолько расплывчатых вопросов. Итак, Рацио вопросительно поднимает брови и легко усмехается: — Я вынужден просить тебя быть конкретнее, Аргенти — при всем желании, мысли читать я ещё не научился. Мужчина, сидящий на противоположном конце небольшого дивана с собственной книгой в руках, по какой-то причине даже не поднимает на него взгляда — ещё одно странное для него поведение, ведь рыцарь всегда уделял собеседнику своё полное внимание, особенно когда речь была о Рацио. Это заставляет доктора слегка нахмуриться — что такого могло быть в мыслях у Аргенти? В конце концов, однако, тот произносит с небольшой неуверенной заминкой: — Это предложение… интимного характера, любовь моя. Ах. Чтож, это объясняет нехарактерную застенчивость рыцаря и бордовую пыль румянца на его щеках. Это… несколько внезапно, честно говоря — конечно, они уже перешли на этот уровень отношений, но до сих пор Аргенти казался вполне довольным положением вещей и в основном отдавал инициативу самому Веритасу. Мысль о том, что его партнёра может что-то не устраивать, несколько смягчает фасад учёного — конечно, он не самый эмоциональный человек, но ведь не совсем бесчувственный, в конце концов, — и он спрашивает снова уже терпеливее, протягивая руку и бережно беря чужую ладонь в свою в, как он надеется, приободряющем жесте: — Можешь рассказать немного подробнее? Не беспокойся, я не кусаюсь, — мужчина делает небольшую паузу и добавляет со слегка дразнящей интонацией, — если, конечно, в этом и не заключается твоя просьба. Этот комментарий заставляет Аргенти смешливо фыркнуть, однако, что важнее, линия его плеч расслабляется, и он, кажется, вновь обретает свою обычную самоуверенность, наконец-то поднимая искрящийся весельем взгляд на своего партнёра — Веритас этого никак не показывает, но он и сам испытывает облегчение от гораздо более привычного ему вида уверенного в себе Рыцаря Красоты. Вместо ответа, однако, он внезапно откладывает книгу и пододвигается ближе, обвивая торс учёного руками и пряча лицо в изгибе чужого плеча — Рацио, конечно, вздыхает для вида, но незамедлительно отвечает на объятие. — Итак? Я всё ещё не телепат, — дразняще подталкивает он Аргенти к ответу, и тот испускает слегка сдавленный смешок, наконец заговаривая вновь: — Приношу извинения, моё сердце, это просто… несколько неловко даже для меня, — мужчина тихо вздыхает и, немного помедлив, продолжает с нотками осторожности в голосе: — Будешь ли ты возражать против идеи отдать контроль над ситуацией мне в следующий раз? — И это всё? — недоверчиво усмехается Веритас, но когда Аргенти бормочет что-то явно смущённое в его шею, учёный слегка смягчается и, запустив пальцы в алые локоны, осторожно расчесывает их в успокаивающем жесте. — Это не такая уж безумная просьба, знаешь ли. Нет нужды так переживать — я не имею ничего против небольшой смены ролей, так что дерзай. Аргенти тихо смеётся над его формулировкой, но Рацио, тем не менее, чувствует лёгкий, но уверенный кивок в ответ, и слегка улыбается сам. Любопытство уже начинает медленно обволакивать его мысли, не в силах сдержать его от попыток угадать предстоящие планы партнёра — для чего-то он ведь попросил его об этом, значит, уже имеет кое-какие идеи в своей милой голове. Однако он не спрашивает напрямую, ведь эффект неожиданности был вовсе не отталкивающим фактором в данной ситуации, и теперь ему остаётся только ждать. *** Шанс узнать о задумке возлюбленного выпадает Веритасу тем же вечером — после ужина он обнаруживает их в спальне, губы Аргенти прижимаются к его собственным в нежном, но требовательном поцелуе, и по испускаемой им твёрдой и решительной энергии мужчина понимает, что это должно быть оно. Помня об их разговоре ранее, он позволяет Аргенти взять инициативу на себя в этот раз, подчиняясь всем его направлениям и подстраиваясь под своего партнёра беспрекословно. Это, стоит признать, довольно непривычно — в конце концов, он был всегда отчасти властным и привыкшим к руководству человеком, однако этот новый опыт определённо не отталкивающий, поэтому Веритас пытается позволить себе максимально расслабиться и плыть по течению. — Ты уверен, что не возражаешь? — снова уточняет рыцарь, отрываясь от его губ, хотя взгляд его остаётся всё ещё завороженно приклеен к ним. Рацио со смесью поддразнивания и искреннего нетерпения закатывает глаза: — Уверяю, тебе не о чем беспокоиться. Вперёд, делай со мной то, что хочешь. — Ах, сколько нетерпения, — дразнит в ответ Аргенти с растянувшейся на его губах кошачьей ухмылкой, и слегка сжимает чужую талию покоящимися на ней пальцами, заставляя Рацио от неожиданности резко втянуть воздух с тихим шипением. Рыцарь над такой реакцией тихо смеётся и наклоняется вперед для ещё одного быстрого и немного смазанного поцелуя в губы, после которого добавляет уже серьёзнее, в этот раз глядя своему партнёру прямо в глаза: — Я остановлюсь, если ты попросишь. — ...Знаю, — мягко выдыхает Веритас, не в силах сохранять дразнящий фасад перед лицом такой искренней заботы и обеспокоенности. Аргенти сияет от его ответа, явно удовлетворённый подтверждением, и с ловкой осторожностью направляет их к кровати, по пути опуская губы на изящную шею мужчины и осыпая мягкую кожу лёгкими поцелуями. Наткнувшись на край кровати, Рацио настойчиво давит на чужие широкие плечи, и Аргенти, поняв намёк, следует за опустившимся на матрас мужчиной, оказавшись в итоге сидящим на его коленях с ногами, с обеих сторон обхватывающими чужие бедра. Веритас чувствует, как поцелуи спускаются к его ключицам, и с довольным вздохом запускает пальцы в огненно-красные локоны — он всегда находил довольно сложным удерживать себя от прикосновений к ним, особенно учитывая, какими мягкими на ощупь они были благодаря тщательному уходу. Аргенти, похоже, и сам наслаждался такими прикосновениями, если призрачное чувство лёгкой улыбки на коже Рацио и испущенный его партнёром довольный тихий звук о чём-то говорили. — Веритас, — выдыхает Аргенти, уже звуча разгорячённо и нетерпеливо, пока его пальцы проскальзывают под ткань и ловко стягивают с учёного верх, обнажая широкую крепкую грудь и четко очерченный пресс, — мой милый Веритас, мой разум уже так давно терзали фантазии об этом, что я чувствую себя будто в чудесном сне… — Ты мог сказать раньше, глупый, — его смешок выходит слегка дрожащим, ведь чужие руки не прекращают скользить по его коже, исследуя миллиметр за миллиметром и дразняще, но настойчиво лаская. — Хотя, ах… хотя стоит признать, я всё ещё не совсем уверен, каковы твои планы. Низкий смех Аргенти отзывается вибрацией на его коже, когда он вновь касается губами его шеи, а затем внезапно аккуратно кусает — недостаточно, чтобы оставить след или причинить боль, но всё ещё ощутимо. Веритас не может не вздрогнуть, пусть и слегка, и сам удивляется себе — что такое на него нашло, что он так податлив и отзывчив на ласки? Обычно у него было… несколько больше выдержки. — Терпение, любовь моя, — шепчет рыцарь, а затем внезапно совсем отстраняется, соскальзывая с чужих колен и лишь посмеиваясь над удивлённо приподнятыми бровями партнёра. — Не беспокойся, я сейчас вернусь. Можешь пока снять свою одежду? Рацио утвердительно мычит и, пока Аргенти исчезает ненадолго из его поля зрения, методично избавляет себя от остатков одежды, складывая их в небольшую стопку и вновь устраиваясь на кровати. К тому моменту его партнёр уже возвращается, и учёный с отстранённым удивлением отмечает, что рыцарь всё ещё полностью одет — атласная белая рубашка спадает волнами кружева и оборок и подчёркивает изящную, но сильную линию плеч, а тёмные узкие брюки плотно облегают бёдра, не оставляя многого воображению. Даже в комфорте их спальни Аргенти держался статно и с обычной изящностью, от манер до стиля одежды, и эта приверженность не могла не поражать до сих пор, путь и стала привычной. — Прошу простить, что оставил тебя, — бормочет Аргенти, мимолётно целуя его в извинении, а затем отстраняется и с восхищением скользит взглядом по обнажённому телу своего любовника, впитывая образ перед собой подобно измученному жаждой человеку, наконец получившего доступ к чистой воде. — Эоны… Я никогда не устану восторгаться тобой, мой милый Веритас. — Ха, можешь считать, что я польщён, — усмехается мужчина, и Аргенти лишь со смехом качает головой, привыкший к самодовольному тону — а был ли смысл спорить? Вместо ответа раздаётся тихий щелчок, и Веритас мгновенно переводит взгляд к источнику звука, тут же осознавая, куда ранее исчезал его возлюбленный — в руках у него был знакомый флакон смазки, которую Аргенти уже вылил на свои пальцы и терпеливо растирал, чтобы согреть. — Ах, вот что ты задумал, — бормочет Рацио, складывая детали в своём разуме и приходя наконец к выводу. Это определённо ново — до этого момента на принимающем конце их интимных отношений был Аргенти, и, хотя учёный всё ещё не имел ничего против, он не подумал, что просьба передать контроль будет подразумевать и это. Комментарий, похоже, заставляет Аргенти засомневаться на мгновение, и он немного отстраняется, мягко начиная: — Любовь моя, нам не обяза… — Аргенти, обещаю, всё в порядке, — прерывает его Веритас, не желая позволять своему партнёру сомневаться хоть ещё одну лишнюю секунду. — Я действительно не возражаю, хорошо? — ...Хорошо, — кивает наконец мужчина и улыбается, заслужив ответную лёгкую улыбку, пока пальцы учёного вновь запутались в алых локонах и притянули мужчину для ещё одного нежного, но напористого соприкосновения губ. Как раз в этот момент Веритас чувствует, как влажные пальцы осторожно скользят по его краю — даже с согретой смазкой они всё ещё ощущались холодными против разгорячённой кожи, и такой контраст заставляет мужчину тихо застонать в губы рыцаря. Аргенти явно не собирается торопиться — кончики пальцев танцуют по краю нетерпеливо сжимающихся мышц, чередуя ласковые поглаживания и давление — настойчивое, но всё ещё недостаточное, чтоб проникнуть внутрь. Их поцелуй становится глубже, рыцарь кусает его губы и тут же скользит по ним кончиком языка, и вкупе с терпеливыми, неспешными ласками внизу это заставляет внутренности Веритаса скручиваться в тугой узел от возбуждения. Он уже хочет нетерпеливо проворчать, чтобы Аргенти поторопился, и даже разрывает для этого их поцелуй, но тут первый палец скользит внутрь, неспешно, но безостановочно проникая костяшка за костяшкой, и из лёгких мужчины мгновенно выбивает весь воздух, когда он задыхается с тихим стоном и невольно крепче сжимает в пальцах алые локоны. — Ты в порядке, моё сердце? — мягко спрашивает Аргенти, осыпая плечи и шею мужчины быстрыми лёгкими поцелуями, и Рацио кивает в ответ — Аргенти сияет облегчением, оставляя последний поцелуй на острой линии подбородка, после чего отстраняется и откидывается назад, пока ему не открывается полный обзор на учёного, медленно начиная скользить пальцем наружу и внутрь, прижимаясь к горячим стенкам и заставляя мужчину испустить дрожащий выдох, слегка извиваясь от ощущений. — Только посмотри на себя… Твоя красота, милый Веритас, достойна поклонения не меньше Эонов. Мужчина хочет ответить, но тут Аргенти задевает особенно чувствительное место внутри, и ответ превращается в тихий стон, когда он невольно выгибает спину и сминает простыни в пальцах. Улыбка его партнёра при этом становится шире, и свободной рукой он бережно обхватывает чужое бедро, настойчиво подталкивая его и заставляя Рацио развести ноги шире, когда он так же неторопливо, но уверенно добавляет второй палец. Однако в этот раз ласки сосредотачиваются на чувствительной точке — Аргенти почти не выдвигает пальцев, лишь настойчиво ласкает одно единственное место, от непрекращающихся прикосновений к которому у Веритаса полностью сбивается дыхание и путаются мысли. — А-Аргенти… — всё же выдавливает мужчина на выдохе, и рыцарь любопытствующе склоняет голову в бок, при этом продолжая двигать пальцами одной руки в устойчивом ритме и водя круги по теплой коже большим пальцем второй, продолжая удерживать его бедро отведённым в сторону. — Что такое, моё сердце? — Я… Аргенти, я уже — ах! — уже близко, если ты так продолжишь…. Однако Аргенти, вопреки его ожиданиям, только улыбается и наклоняется, запечатляя почти до смешного нежный для ситуации поцелуй на щеке Рацио, и шепчет: — Не стоит переживать об этом, любовь моя, тебе нет нужды сдерживаться. Веритасу не оставляют шанса ответить — пальцы внутри внезапно начинают ласкать его с двойным упорством, оказывая даже больше давления и двигаясь быстрее, чем раньше, и мужчина издает постыдно громкий стон, когда свободная рука Аргенти внезапно накрывает его возбуждённый член и неторопливо начинает водить по всей его длине, постепенно наращивая темп. Излишне говорить, как быстро это толкает учёного через край — по всему телу словно пробегает наэлектризованная волна, и с неосознанным изгибом бёдер навстречу дразнящим пальцам он задыхается, чувствуя капли спермы на своём животе. — Ох… — мягко выдыхает Аргенти, и Рацио наблюдает из под полуприкрытых ресниц, как взгляд аквамариновых глаз завороженно скользит по его раскрасневшемуся и едва заметно дрожащему от оргазма образу, пока не останавливается на белых полосах на его животе. Словно околдованный, Аргенти подносит к ним руку, всё ещё испачканную смазкой, и кладёт на горячую кожу — твёрдые мышцы под ней инстинктивно напрягаются на секунду, но затем расслабляются и продолжают лишь ритмично содрогаться в попытках восстановить дыхание. Небрежным мазком рыцарь размазывает капли спермы по чужому прессу, и Рацио с нотками усталости, пусть и не способен сейчас звучать по-настоящему раздражённо, ворчит: — И к чему ты устраиваешь ещё больший беспорядок? Аргенти ему не отвечает, но внезапно наклоняется ближе, и Рацио наблюдает с дрожащим вдохом, как чужие губы опускаются прямо посередине его груди, целуя солёную от пота кожу крайне развязно, с открытым ртом, спускаясь сантиметр за сантиметром всё ниже, пока не достигает белых следов на торсе и, не разрывая зрительного контакта с любовником, слизывает их. Несмотря на недавний оргазм, учёный чувствует стянутый ком обжигающего желания при виде этой картины, способный лишь наблюдать за Аргенти, не находя слов от такой развязной смелости. — Так лучше, милый Веритас? — растягивает губы в кошачьей улыбке мужчина, немного подняв голову для лучшего обзора, и Рацио с запозданием понимает, что это было ответом на его комментарий о беспорядке, и может лишь недоверчиво усмехнуться. — Пытаешься стать моей смертью? — вяло дразнит он в ответ, и Аргенти смеётся, от чего искрящиеся весельем глаза превращаются в полумесяцы — Рацио никогда не признается в приливе нежности, испытанным им в этот момент. Однако он никак не ожидает, что Аргенти после их небольшой перепалки возобновит поцелуи, вновь прижимаясь губами к коже, невозмутимо продолжая свой путь — тазовая кость, внутренняя сторона бедра, каждый изгиб и складка, пока он не оказывается прямо перед всё ещё слабо сокращающимся от недавней стимуляции ободом мышц. Быстро сообразив, к чему всё идёт, Рацио поднимается на локтях и слегка хмурится: — Аргенти, я только что уже… — ...Я бы хотел подарить тебе это чувство эйфории снова, моё сердце, — мягко перебивает его рыцарь и поднимает на своего партнёра умоляющий взгляд, от которого дыхание Рацио снова на мгновение сбивается. — Могу я? Учёный на секунду обезмолвлен таким вопросом. Однако Аргенти терпеливо ждёт, определённо серьёзный в своих намерениях, и, в конце концов, побеждённый своими гордостью и любопытством, Веритас утвердительно кивает: — Ну чтож, дерзай, — хмыкает он, и Аргенти незамедлительно принимает приглашение. Когда рыцарь впервые прижимается к влажному и мягкому от растяжки входу языком, Рацио мгновенно понимает, что подписался на разрушительное. Его тело всё ещё чувствительно от стимуляции даже больше, чем он ожидал, и первое прикосновение заставляет его бёдра дрогнуть, а губы раскрыться в немом стоне, когда его руки слабеют и подводят его, заставляя вновь упасть на простыни. Аргенти неумолим в своём натиске, безостановочно лаская его, время от времени оставляя влажный поцелуй на краю обода или проникая внутрь самым кончиком языка, и Веритас внезапно понимает, что хочет снова почувствовать себя наполненным. Однако просить об этом кажется слишком постыдным и отчаянным для его гордого характера, и в конце концов он может лишь протянуть руку и вцепиться в алые локоны. Аргенти истолковывает жест по-своему — руки, удерживающие ноги Рацио раскрытыми, лишь сильнее впиваются пальцами в мягкую кожу, прочно удерживая их на месте, но язык мужчины внезапно проникает внутрь настолько, насколько это возможно, и начинает двигаться в устойчивом темпе наружу и обратно внутрь. Веритас громко стонет и невольно пытается извиваться, не ожидая, какими интенсивными будут ощущения, дрожащие бёдра пытаются сомкнуться вокруг головы Аргенти, но проваливаются, бессильные против твёрдой, пусть и осторожной хватки. Возбуждение обжигающим жаром накапливается внутри него, и на животе начинает образовываться небольшая лужица предэякулята, вытекающего из снова болезненно твёрдого члена. Рыцарь внезапно отстраняется, и Рацио абсолютно не гордится возмущением, мгновенно отразившимся на его лице — Эоны, неужели он настолько нуждающийся? Однако любые жалобы застревают в его горле, когда горячий язык прижимается к его возбуждённой длине, а одна из рук исчезает с его бедра лишь для того, чтобы в следующую секунду два изящных пальца вновь прижались к его входу, свободному и влажному от слюны и остатков смазки. Они не проникают глубоко, лишь вновь массируют край и изредка проскальзывают внутрь самыми кончиками, но Веритас все равно может только задыхаться вперемешку с тихим стонами, ведь в то же самое время Аргенти осыпает поцелуями и мимолётными касаниями языка его ноющий член, и влажный мягкий рот против горячей кожи ощущается просто божественно. Когда губы Аргенти смыкаются на истекающем кончике и опускаются вниз до середины, а пальцы неожиданно одним плавным движением проникают на всю свою длину, учёный прогибается в спине и громко всхлипывает. Хватает единственного нажатия на чувствительную сверх меры простату, чтобы его дрожащие бёдра всё же сжались вокруг головы Аргенти, а сперма брызнула в обволакивающий его рот, пока Веритас неосознанно сжимал локоны своего возлюбленного в пальцах и удерживал его на месте, жадно глотая ртом воздух и начинающими слезиться глазами ошарашенно глядя в потолок над собой, переживая разрушительный оргазм. Лишь когда он начинает постепенно оправляться от обрушившегося цунами ощущений и чувств, Рацио наконец осознает, что его ноги совсем ослабли и безвольно покоятся на плечах Аргенти, который осторожно выпустил его сверхчувствительный член из плена розовых губ, сидя теперь немного прямее между его ног и рассматривая разруху, в которую превратился его стараниями учёный, с абсолютным обожанием во взгляде. — Веритас… милый Веритас, — шепчет он, голос наполнен любовью и тоской, когда мужчина слегка поворачивает голову и запечатляет нежный поцелуй на покоящемся на его плече остром колене, при этом продолжая смотреть прямо в глаза всё ещё ошеломлённому и обезмолвленному любовнику. — Боюсь, моей смертью станешь именно ты — как может человек быть… таким? Эоны, что ты со мной делаешь, — ещё один поцелуй приземляется в паре сантиметров от первого, на мягкую внутреннюю сторону бедра. — Твоя красота опасна, мой милый, она делает людей абсолютно бессильными перед твоими чарами — но ты это уже знаешь, не так ли? Так многочисленны те, кто готов пасть к твоим ногам и подчиняться малейшим твоим прихотям, беспомощные перед твоим холодным изяществом, острым умом и властным характером… — Аргенти… — на выдохе шепчет мужчина, но не может продолжить, давясь воздухом, когда Аргенти внезапно кусает мягкую кожу достаточно сильно, чтобы на ней остался красный след. — И всё же ни один из них не сидит сейчас между твоих стройных ног и не осыпает поцелуями — это привилегия, которой удостоен лишь я, и я не собираюсь растрачивать этот великодушный дар попусту, — ещё один укус, немного выше первого, расцветает розовым цветом, и на мгновение Аргенти прижимается к нему губами, прежде чем продолжить. — Я так давно хотел подарить тебе такую ночь, показать, какого наслаждения ты заслуживаешь… Ты всегда был тем, кто дарил мне все эти головокружительные эмоции, и я лишь хочу отплатить тебе тем же, моя любовь. — ...Аргенти, ты такой идиот, — не выдерживая обескураживающего потока чувственных признаний, Веритас протягивает руки и тянет мужчину к себе, целуя его на грани отчаянья. Сердце в его груди болит от всего, что он не может сформулировать и произнести вслух, но он надеется, что хотя бы так его поймут, поэтому целует мягкие губы до тех пор, пока отсутствие воздуха не начинает обжигать изнутри. Но даже оторвавшись друг от друга и тяжело дыша, он не позволяет рыцарю уйти далеко, выдыхая в паре милиметров от его губ: — Тебе не нужно было всего этого делать, я и без того более… более чем счастлив. Такая уязвимая искренность оседает чужеродным привкусом на языке — он не был сентиментальным человеком, в конце концов, но… Аргенти, вероятно, даже не подозревал, что на самом деле это он делает учёного просто до смешного слабым перед собой, заставляя терять всю свою надменность и хладнокровие, когда он смотрел на него так, словно Рацио собственноручно украсил небо над их головами звёздами. — ...Позволь мне последнее эгоистичное желание на сегодня, моё сердце, — шепчет рыцарь, их губы почти соприкасаются от близости при этих словах. — Подари мне одну последнюю на сегодня возможность принести тебе удовольствие. И Веритас, абсолютно безоружный перед просьбой мужчины, в которого так влюблён, может лишь кивнуть и обнять его за плечи. Аргенти оставляет последний мимолётный поцелуй на его губах и отстраняется, распрямляясь вновь и вслепую нашаривая смазку снова. Очень скоро внутрь него проникает снова проникают два пальца, легко скользя с громкими влажными звуками, от которых даже у Рацио немного краснеют щёки. Внезапно растяжка усиливается, когда Аргенти добавляет третий палец, двигая ими неторопливо, но размеренно, и Веритас стонет, откидывая голову назад и открывая вид на длинную шею, к которой рыцарь незамедлительно нагибается и осыпает поцелуями. Нежность между ними постепенно смешивается вновь со страстью, когда Аргенти вновь проводит по истерзанной стимуляцией простате — Веритаса от ошеломляющей интенсивности ощущений начинает трясти, и он испускает громкий стон, соверешенно забывая о приличиях и неосознанно толкаясь бёдрами, не совсем понимая даже сам, пытается он отстраниться от источника перегруженных чувств или заставить чужие длинные пальцы проникнуть глубже. Аргенти продолжает гладить чувствительное место без остановки, и каждый нерв в теле Рацио кажется объятым огнём — он продолжает дрожать, слёзы начинают скапливаться в уголках глаз, а стоны перерастают в всхлипы и рыдания. Он почти не верит, что это возможно, но его член вновь твёрд, и это почти больно, но Аргенти всё равно полностью игнорирует его возбуждение, лишь продолжая терзать комочек нервов внутри него своими пальцами, пока это не становится слишком, и потребность в прикосновении не заставляет Веритаса почти в бреду всхлипывать: — Аргенти, п-пожалуйста… нгх! Прошу, я хочу кончить, пожа-ах! Пожалуйста..! Эоны, это так унизительно, так постыдно, но он всё равно умоляет, отбросив всю свою гордость и высокомерие, позволяя своему любовнику превращать его в полный беспорядок, стонущий и извивающийся на его пальцах, и не может даже заставить себя волноваться об этом — всё, о чём он способен думать, это прошу, позволь мне кончить, прикоснись ко мне, и его перегруженный от возбуждения мозг даже не может фильтровать эти мысли, позволяя им безостановочно срываться с его губ. Но Аргенти только целует изгиб его шеи и мягко шепчет: — Но ты можешь сделать это и без моих рук, не так ли? Ну же, мой милый, постарайся для меня. Веритас почти в ужасе машет головой, отчаянно царапая чужие плечи и продолжая умолять сквозь рыдания — нет, он не сможет, ему так нужно, чтобы Аргенти его коснулся, пожалуйста; но рыцарь лишь бормочет похвалы и ободрения, ускоряя движения своих пальцев и усиливая давление на простату, пока натянутая струна горящего возбуждения в желудке Рацио не разрывается от особенно сильного нажатия на чувствительный участок и, задыхаясь от всхлипов и чувствуя, как слёзы действительно стекают из его широко распахнутых глаз, он действительно выплёскивает на свой живот ещё один поток спермы, не такой сильный, как первые два, но едва ли не заставляющий его потерять сознание. Его разум абсолютно пуст, и он не перестаёт дрожать, жадно хватая ртом воздух и остекленевшими глазами глядя в потолок, когда Аргенти осторожно вытаскивает из него пальцы — его стенки ужасно чувствительны, и Веритас унизительно громко хнычет от скользящих по ним подушечек, пока снова не остаётся пустым и слабо сжимающим мышцы вокруг этой пустоты. — Ты так потрясающе справился, любовь моя, — восторженно шепчет Аргенти, осыпая его лицо ласковыми поцелуями, и Веритас может лишь слабо хмыкнуть в ответ и вяло ответить на поцелуй, когда их губы находят друг друга. Однако затем ему в голову приходит мысль, заставляющая учёного нахмуриться: — Подожди, Аргенти, ты ведь ещё не… — Ах, не беспокойся об этом, — тихо смеётся мужчина, внезапно заливаясь краской, и когда Рацио переводит непонимающий взгляд на его промежность, то с удивлением обнаруживает на брюках тёмное влажное пятно. — Видеть тебя таким было… более чем достаточно для меня. — ...Вау, — только и может выдавить Веритас, и Аргенти смущённо посмеивается, оставляя последний поцелуй на кончике его носа и выпрямляясь, сменяя тему: — Ах, нам действительно нужно привести себя в порядок перед сном. Я приготовлю нам ванну. Рацио издаёт согласный звук — тёплая ванна действительно звучала хорошо сейчас, но ему приходится прилагать немалые усилия, чтобы даже держать глаза открытыми, так что он не совсем уверен, как доберётся до неё. Аргенти, очевидно, замечает это и сам, ласково посмеиваясь и убирая тёмные пряди волос с его лица, когда мягко заверяет возлюбленного: — Не беспокойся, моя любовь, можешь засыпать. Я позабочусь о тебе. Этого заверения достаточно, и Рацио со слабым кивком наконец закрывает глаза, погружаясь в мирный сон и сквозь подступающую дремоту чувствуя, как теплая ладонь в последний раз гладит его по щеке. Он сонно прижимается к ней, доверяющий больше, чем когда-либо мог подумать, прежде чем сознание покидает его, и он падает в объятья темноты.