Нескончаемое ожидание

      — Здесь болит? — лекарь коснулся живота Сатору, сначала мягко, а потом надавил посильнее, наблюдая за его реакцией.       — Нет… не очень.       Лекарь кивнул:       — И не должно. Здесь нет органов. А тут… — он поднялся выше, туда, где был желудок.       Сатору скривился от боли, его плечи задрожали, а руки сжались в кулаки.       — Сильно больно, да? — лекарь отнял руку от его тела, отвернувшись к своему столу.       — Терпимо, но довольно сильно, — ответил Сатору.       — Это хорошо. Это хорошо, — произнёс лекарь, делая пометки на своём свитке. — Ваше имя?       — Годжо Сатору.       — Состоите при дворе?       — Да, — кивнул Сатору. — Да, к моему счастью.       Лекарь улыбнулся уголками рта, не поворачиваясь к нему.       — Зайдите ко мне через неделю. Будем наблюдать за развитием вашей болезни.       Он сказал это так легко, так правильно, что Сатору даже не понял сразу, какие страшные слова были произнесены. Он начал одеваться, но, когда накидывал верхние одежды, вдруг остановился и почувствовал ком в горле. Глаза странно защипало, и он подумал: “Нужно быть сильным”, а потом: “Нужно быть сильным для него”. Он повернулся к лекарю и спросил, скрепя сердце:       — Вы говорите, я болен?       Лекарь закивал как будто самому себе, не оборачиваясь, но, когда Сатору уже почти выходил из его домика, вдруг сказал, так, будто забыл попросить об этом раньше:       — Если знаете ещё кого-то с такими же болями, приводите его ко мне, когда придёте сами.       Сатору вздохнул, чувствуя, как внутри всё падает и проваливается, делая его пустым. Пустым и таким напуганным…       Он был болен. О, он знал это, только вот не думал, что его собственные мысли будут подтверждены лекарем. А теперь пути назад уже не было. Нельзя было сделать вид, что всё в порядке, что это пройдёт, что Юджи тоже не болеет, а просто чувствует себя дурно из-за путешествия по океану. Нельзя было просто забыть. Нельзя было вернуться в прошлое.       Он шёл по длинному коридору к комнате своего возлюбленного и не знал, как заговорить с ним об этом. Однако он был старше — как человек, а не как божество — и должен был взять на себя ответственность. Как брал ответственность за грязную одежду и больную спину Юджи после занятий любовью, как брал ответственность за все поцелуи, подаренные ему там, где их легко могли заметить.       — Можно? — спросил он, стуча в дверь. Он знал, что может заходить без стука, но заметил пару служанок на другом конце коридора и решил не показывать степень их с Юджи доверия друг другу.       — Заходи, — крикнул Юджи изнутри. Кроме его голоса, Сатору услышал звуки кото, переливчатые и мягкие, которые как будто гладили его по голове, утешая. Удивительно было, как само присутствие Юджи успокаивало его и вселяло некоторую уверенность.       — Играешь? — спросил Сатору, проходя вглубь комнаты, туда, где у окна с покачивающимися от ветра занавесками сидела его единственная во всём мире любовь. Пальцы её дёргали струны, лицо её было сосредоточенно и спокойно, волосы её по-домашнему лежали на плечах, длинные и блестящие розовым в свете солнца.       — Ага, — ответил Юджи ровным тоном.       Он был прелестен в своём величественном спокойствии истинного божества. Сатору подумал вдруг о том, что Юджи, хоть и вырос, совсем не изменился. Он выглядел чуть младше своего возраста, и оттого казался чуть более беззащитным, чем был на самом деле. Он казался идеальным, но Сатору нравилось, что Юджи вовсе таким не был. Все его ошибки, когда он говорил о чём-то увлечённо, не следя за речью, все его неловкие движения, выдающие в нём человека. Сатору начинал любить людей за то, что среди них был Юджи. Начинал привязываться к этому миру, в котором им суждено было скоротать свой век. И он хотел, чтобы век этот был долгим.       Когда звуки кото затихли, мужчина подвинулся к Юджи ближе, опустил голову на его плечо и вздохнул. В голове его вместе с мыслью о болезни теперь была другая: как они с Юджи могут не прожить долгую счастливую жизнь теперь, когда нашли друг друга спустя четыре года? Это ведь было так глупо. Так глупо умереть, не познав всех радостей чисто человеческого существования вдвоём со своей любовью.       — Юджи, — произнёс он, рукой обвивая парня за талию и прижимаясь плотнее, так, что тела их становились одним, и только одежда разделяла тёплую кожу. — Через неделю сходим к лекарю. Он осмотрит тебя и скажет, что делать.       — Ты был? — спросил Юджи, слегка отодвигая от себя кото.       — Да. Только оттуда.       — И что? Что-нибудь серьёзное? — Юджи поправил прядь волос, упавшую Сатору на глаза.       И теперь ему нужно было ответить. Ответить правдой, которую он знал с самого начала, или ответить ложью, такой сладкой и утешающей. Ему хотелось утешить Юджи. Ему хотелось сказать, что он уже идёт на поправку, только вот боли с каждым днём становились сильнее. С тех пор, как они молились в храме Аматэрасу в Исэ, прошла пара недель, и стало лишь хуже. Стало плохо настолько, что по утрам он вставал с постели со скрипом зубов, а походы в купальни как будто бередили открытую рану, до того было невыносимо находиться в горячей воде.       Он хотел сказать, что всё в порядке. Хотел сказать, что они поправятся и будут в порядке уже через пару месяцев.       Только вот у них могло не быть этой пары месяцев.       — Не знаю, — ответил мужчина, потираясь щекой о плечо своего любимого. — Мне ничего не сказали. Будут наблюдать за моей болезнью.       — Если бы это было что-то плохое, тебе бы сказали, да? — улыбнулся Юджи, за щёки поднимая его голову и глядя ему в глаза.       — Конечно, — соврал Сатору.       Юджи вгляделся в его глаза, и на мгновение Сатору показалось, что парень тоже всё понял.       — Поцелуй меня, — попросил Юджи.       И они прижались друг к другу, дыша знакомым запахом, упиваясь близостью, наслаждаясь возможностью вот так быть вдвоём, наконец, после стольких лет поисков. Сатору вспоминал, как Юджи покинул его на сотню лет, и думал, что это ничего не значило, не значит, потому что теперь они рядом, и это важно настолько, что затмевает любые мировые волнения.       — Что, хочешь?.. — спросил Сатору, залезая рукой под ворот одежд Юджи.       — Хочу, — честно ответил его возлюбленный, и мужчина почувствовал укол в сердце. Не стоило врать. Не стоило врать ему, потому что… потому что он не хотел врать Юджи, никогда не хотел, но почему-то сделал это, вот так просто сделал…       — Тогда я потрогаю тебя там, — выдохнул Сатору в шею Юджи. Его вкус был похож на лепестки сакуры. Его тело было похоже на храм, куда Сатору приходил молиться. Немного осквернял его, но оттого любил только больше.       — Пожалуйста, — попросил Юджи, изгибаясь в его руках.       — Я люблю тебя.       — Я люблю тебя сильнее.       Сатору знал, что проиграет в этом соревновании. Его любовь была велика, как весь мир людей, но любовь Юджи была настолько ценна для него, что он готов был признать её необъятность.       Он сливался с телом Юджи, сливался с его душой, и это было так приятно, так удивительно приятно, что он мог бы отказаться от всех мирских благ, только бы быть со своим божеством. Единственным, в чью силу он действительно верил.       Верил, что Юджи не умрёт, даже если его, Сатору, не станет.       Верил, что у Юджи будет счастливая жизнь.