Ран красивый

Ран хитрый. Риндо бы даже назвал его не просто хитрым, а хитрожопым. Можно было бы хитровыебанным назвать, но, насколько младшему известно, в свои восемнадцать Ран всё ещё девственник. Риндо надеется. Очень, блять, надеется. Потому что иначе… А что иначе? Иначе малыш Рин не сдержится и переломает все кости тому, кто посмел его брата коснуться. Даже если это какая-то тёлка. Даже если молоденькая и красивая, как эта блядская Натали Портман, на которую без малого час таращится Ран. Едва ли слюни не пускает, развалившись на диване, пока Риндо внутри собственных мыслей закипает на медленном огне и томится на водяной бане до полной готовности. Готовности к херам собачьим конечности Рана сбросить с себя, а телек – с балкона. Сука, а еще зануднее ничего не нашлось? Они уже почти час какую-то ебанину про пришельцев и джедаев смотрят. У Риндо затекла задница, чешется поясница, между лопаток свело и ляжки вспотели. А еще у него уже почти час стоит – хвала тем умникам, которые изобрели скинни-джинсы, способные скрыть весь потенциал – потому что Ран вертится, как уж на сковороде. Сначала улёгся и лодыжки свои костлявые на братовы колени умостил. Продлилось это спокойное время недолго, до первого Принеси воды, пожалуйста этим его елейно сладеньким голоском. Брови свои дугой выгнул, и без того жалобный вид дополняя и доводя до полной риндовой капитуляции. Сил нет смотреть на этого клоуна – так и хочется… Да, так и хочется! Чем дальше от старта был таймер просмотра, тем ближе к Риндо была задница брата. Ран – сам в себе и есть определение слова «бестактность». Перекинул свои ноги длиннющие через чужие бёдра, да ещё коленками пытается тереться о скрещенные на груди руки Риндо, мол давай, гладь меня, хули расселся тут. Младший не выдержал такого напора, пристроил ладошки на угловатых коленях и сидит еле дышит. А у самого уже пожар в штанах полыхает, еще немного и всю хату спалит. И ему бы на фильме сосредоточиться, хоть краем уха вслушаться в занудные речи магистра Йоды. Но он слышит только, как тяжело дышит брат, пока его, Риндо, пальцы поглаживают узкие лодыжки, поднимаясь все выше. Слух ласкает едва различимый стон, когда ладонь Риндо ложится на внутреннюю сторону бедра – Ран не сдерживается, сжимает бёдра плотнее в попытках удержать тёплые пальцы. Риндо вспыхнул, опомнившись, и руку одёрнул. В глаза брату не смотрит, только дышит часто-часто, мелко хватает ртом воздух, как малёк, на берег выброшенный во время прилива. Но Ран, сука, хитрый! - Верни. Голос тихий, но тон приказной – ослушаться нельзя. И жопу свою еще ближе придвигает, едва ли не сам под ладонь подставляется – ослушаться и не хочется. И Риндо слушается. Боится, дрожит весь внутри, но слушается. И возвращает руку на крепкое тощее бедро брата. А сам в экран продолжает смотреть, хотя не видит уже ничего. Ни помпезных нарядов Падме Амидалы, ни повзрослевшего Энакина, ни синего экрана, сменившего собою цветастую картинку, пока он продолжал выводить своими пальцами незатейливые узоры на рановской ляжке, останавливаясь каждый раз аккурат за пару сантиметров до промежности. - Что дальше хочешь? Ран улыбается наигранно мило, а у самого в глазах черти уже врубили дабстеп и отплясывают хороводы вокруг костровища. Сам же прекрасно знает ответ на свой вопрос. Знает, чего хочет брат. Хочу стянуть с тебя эти убогие спортивки и выебать или на них же и вздёрнуться. Риндо бы и рад ответить, но губы будто склеенные, во рту пересохло, там уже самая настоящая пустыня – горячая, бесконечная, иссохшаяся пустошь. Поэтому он только пялит тупо, угрюмо, прямо в эти фиолетовые, такие же как у него, глаза, но сказать ничего не может. Еще мгновение-другое, и Рин разревётся как третьеклашка. Он больше не выдержит. Два года ежедневной дрочки на светлый образ брата – перебор. Риндо так просто не может, он свихнётся. А Ран этому лишь всячески способствует. И надо бы встать, набраться смелости и сказать хотя бы «на сегодня я пас, мне еще уроки делать». Там ведь и правда завал по всем фронтам, от математики до биологии. Но Риндо не может. Потому что брат его, оккупировавший весь диван, внезапно поднимается на ноги и нависает над ним, заставляя неестественно выгнуть шею. И глядит так ласково, что хочется вскрыться. Ран хитрый. Но не бессердечный. А потому… - Закрой глаза, малыш. Я собираюсь тебя поцеловать.