Любой ценой

Весь день Реммао провел в глубоком волнении — назойливые мысли одна хуже другой преследовали его словно тень сокола, парящего над своей добычей знойным днем. Он мучил себя размышлениями о череде неправильных решений, которые когда-либо принял в своей жизни. Первым, конечно же, было обучение на черномага. Рем, как истинный шезму, подвергался приступам порядочности лишь в критические моменты, проклиная тот день, когда встал на эту тропу. Все остальное время он наслаждался сполна плодами, собранными в чужом саду — в несчастьях других он видел порой исключительно собственную выгоду. Золото прельщало его, ему нравилось, как роскошные ткани льнули к лощеному телу, он быстро привык есть и пить вдоволь. Ведь в душе его все еще жил мальчик, чьи родители перебивались с воды на лепешки, а младший брат был таким тощим, что едва не просвечивал. Рэймсс был его вторым сожалением, даже более горьким, чем он мог бы подумать. Когда обоих родителей не стало, Рэйм полностью перешел под опеку старшего брата, который вернулся за ним, как только получил дурные вести. Было непросто — ребенок быстро становился подростком, а затем и юношей. В детстве он был капризным и взбалмошным, и порой с ним было сложно сладить без парочки оплеух. Но вместе с тем он был крайне упертым и довольно сообразительным, что и помогало ему добиваться своего. Младший должен был стать черномагом, это был лишь вопрос времени, а о том, у кого он будет учиться, вопрос вообще не стоял. Действительно ли у Реммао не было выбора? Мог ли он отказать, отправив Рэймсса учиться, скажем, искусству ваяния? Тот вполне мог добиться успеха на этом поприще, навсегда обезопасив себя и свое будущее. Однако Рэймсс не пожелал заниматься ничем другим и во всем хотел подражать старшему. Почти пятнадцать лет они были неразлучны и предоставлены самим себе, беря уроки у самой жизни. Они научились разговаривать молча, видеть друг друга, не глядя, и мысли свои направлять в единое русло. Все же ничто не длится вечно, и их маленькая, но крепкая ладья столкнулась со штормом, имя которому было Саамон. Если бы не он, чтоб его побрал незримый бог, сейчас у Реммао было бы втрое меньше проблем. Эвтида, эта маленькая кобра, только и делала, что попадала в неприятности, а теперь так вообще вздумала жалить руку, кормившую ее столько лет. «Я тут же доложу о тебе и Рэймссе Верховному эпистату», — сказала она, и личико такое злое состроила, что ему даже понравилось. В этот самый момент, когда они были вдвоем в его хижине, он будто увидел в юной шезму свое собственное отражение. Все-таки было у них нечто общее — нестерпимая воля к жизни. Смерть мальчика-лекаря по-настоящему подкосила ее, изменив, наверное, навсегда. Но казнь одногруппницы стала точкой невозврата. Теперь она, Реммао был уверен, способна на подлость, и это не стало бы проблемой, будь обстоятельства другими. Иными словами, она начала больше соответствовать устоявшемуся образу шезму. Останься они в Гермополе, и к следующему сезону шему все трое его учеников могли бы начать работать самостоятельно, а Реммао бы вновь принадлежал одному лишь себе. Но как и солнце никогда не сядет на востоке, так и этим планам уже никогда не суждено сбыться. Связь Эвтиды с Верховным эпистатом была очевидна — это мог заметить любой, у кого имелся хотя бы один глаз. Рем догадывался, еще будучи в Мемфисе, что этот бесцветный исполин попортит ему кровь, но даже и помыслить не мог, каким образом. Эвтида, точно змея, всегда греется на самой теплой груди, а значит может рассказать обо всем, и тогда Реммао, а затем и его младший брат прогуляются до дверей Дуата раньше, чем им этого бы хотелось. Несмотря на тревогу, Реммао не терял времени даром и, когда Эвтида отчалила на западный берег с отрядом эпистата, постарался как можно больше выяснить о ее новой соседке. Агния Аттийская и правда знала толк в камнях и для кого-то настолько несведущего, как Эвтида, действительно могла показаться экспертом. Но Реммао сразу стало понятно, что торговля и обработка камней были для гречанки побочным ремеслом. Да, она была довольно образована, а также подкована в ораторском искусстве. Всего пара дней в поселении, а ей уже удалось наладить контакт со многими его жителями и с охотниками в частности. То, как она общалась с ними, держалась в их обществе, выдавало в ней умелую искусительницу. Многие находили ее очаровательной, но обмануть обманщика было сложно. Реммао редко ошибался в людях, поэтому был уверен, что новое соседство не являлось случайностью. Эва, наивное дитя, сколько ты уже успела поведать своей новой подружке? — Брат, что будем делать, если эпистату надоест играться с нами? — с осторожностью спросил Рэймсс, отрывая взгляд от папирусов. Конечно, он интересовался не только для себя, Реммао видел это в его глазах. За время обучения они чересчур сблизились с маленькой коброй, и это могло осложнить дело. Безоговорочное доверие младшего утекало словно песок сквозь пальцы. — Убьем его, — бросил он небрежно, наблюдая, как Рэймсс в ужасе замирает, и краска покидает его лицо. — Не задавай глупых вопросов, мы полезнее господину Верховному эпистату живыми и свободными. — Ты уверен в этом? — Да, — Реммао задумался на мгновение и добавил, — но это не значит, что следует расслабляться. Рэймсс кивнул и снова уткнулся в папирусы. Реммао не сказал прямым текстом, но не сомневался, что брат понял его — самым полезным для эпистата был он сам, а не шезму, которые еще даже не оперились как следует. Порой в ночной тишине, когда спали все живые, и просыпались боги, Рем молил их ниспослать на его младшего брата благоразумие, чтобы тот не подставился почем зря. Тем более ради девчонки. Это испытание выпало на его долю, и только ему предстоит пройти этот путь. Уж он постарается, тогда и взять с него будет нечего, свой долг он уплатит сполна. Прошло время ужина, и даже солнце уже касалось далеких песчаных дюн, а отряд все еще не вернулся с западного берега. Рэйм отправился спать, ему хотелось в кои-то веки заснуть в тишине, а не под оглушающий храп охотников. Сначала наставник ждал в хижине, проверяя при свете фитиля сегодняшние записи своих подопечных. Почему-то он не был удивлен тому, что Эвтида едва ли переписала один свиток, но он увидел, что она хотя бы старалась. Упорство, которое он отметил сразу же после первого знакомства, постепенно возвращалось к ней, и он знал, почему. Она словно не могла существовать без цели, а если таковая имелась, то Эва вылезет из кожи вон, но добьется ее. Он знал, что прежде подопечная грезила о богатстве — в глазах ее пылал азарт, когда она выпрашивала у него очередной заказ. Но сейчас ее главным желанием стало нечто обжигающее, хоть и таилось оно на самом дне ее сердца. Оставив эту искру без присмотра, можно было упустить тот момент, когда она перерастет в пожар. Заслышав приближающиеся колесницы, Реммао спрятал за пояс кинжал и покинул свою хижину. Обойдя конюшни сзади, он встал за воротами, как только последняя колесница въехала внутрь. Поселение вновь загудело, а темнота и ночной воздух еще пуще разносили голоса охотников по равнинам. Он должен был убедиться, что Эвтида вернулась. Что она не осталась в Фивах или, что еще хуже, на западном берегу. Отпускать ее так далеко могло быть чревато неприятными последствиями. Но вот она сходит с колесницы, беспокойно оглядываясь, едва не падает. Что-то не так, бледна как мел да и взгляд запуганный. Наставник, выйдя на свет факела и привлекая тем самым к себе ее внимание, уже в следующее мгновение ловит подопечную в свои объятья. — Реммао, — голосок совершенно несчастный, того и гляди заплачет. — Эвтида? — только что она была натянута, как тетива, но вдруг практически обмякла. Долго гадать не пришлось — янтарные глаза встретились с бесцветными, и владельцы их увидали там свою смерть. Надежно заперев дверь и усадив девушку на скамью, Реммао стал ждать. И молчание его звучало достаточно требовательно, чтобы Эвтида все поняла правильно и начала говорить без лишнего промедления. — Он не поверил, — потерянно покачала она головой. — Мне жаль, но он все знает. Реммао тихо выдохнул. Пока что принципиально нового он ничего не услышал, но, видимо, ждало его впереди какое-то откровение. — Все, как Дия и сказала, — а вот это уже интересно, — она предупреждала, что Верховный эпистат знает правду. — Как это понимать? Вымотанная этим днем шезму не могла толком выражать свои мысли, поэтому говорила лишь короткими фразами. — Мой сон, она приходила в него перед казнью. Исфет. Девчонка была не промах. Все же недаром Саамон видел в ней потенциал. — Скажи наставник, такое возможно? — слишком очевидно ждет ответа, а значит есть причина. — Да, но это умеют лишь единицы, и от кого попало такому не научишься. — Но Дия умела, ты научил? Снова блеск в глазах, что же ты скрываешь, маленькая кобра? — Нет, Саамон, — Реммао осекся и поспешил добавить, — забудь, не знаешь его. Значит, это правда, что Эвтида видит сны. В тот день, когда в Ниле нашли тело, каждый в поселении слышал ее отчаянные крики. Но не каждый слышал то, что действительно имело значение. Не просто сны, а кошмары преследовали ее. — Рем, на той стороне одна лишь смерть. Эва, как могла, рассказала наставнику об ужасах, которые повидала в Сет-Маате, о госпитале, об уставших лекарях и прочем. Он слушал достаточно внимательно, чтобы уловить нечто любопытное в ее голосе. Неужто хочет разобраться во всем? Милостивые боги, только не это. — Даже не думай об этом, — он резко прервал ее на полуслове. — Ты о чем? — у этой девчонки хватило наглости спросить. — Не много ли ты на себя берешь, Эвтида? Хворь тебе не по плечу. — Лучше бы помог, если что-то знаешь, а если нет, то я и сама справлюсь. Видит Ра, она его испытывает. Привязать бы ее к столбу, как упрямую ослицу, чтобы не брыкалась. — Нет, я запрещаю тебе, слышишь, Эвтида, не суйся в это, — Реммао замолчал, ведь сам не меньше подопечной удивился своей бурной реакции. — Как скажешь, наставник, — а сама глаза отвела, ну точно за дурака его держит. Он и сам не знал наверняка, какую природу имеет черная хворь. Еще в тайных свитках, что хранились в храме при Мемфисе, видел он нечто подобное. Описания древних проклятий, дошедших до потомков в виде каких-то несуразных небылиц о гневливых богах. Могло ли это оказаться правдой? Реммао услышал достаточно разговоров лекарей, чтобы и самому усомниться в магическом происхождении заразы. Однако верить он привык только фактам. — Будь по-твоему, — вздохнул он. — Знаю, что не оставишь это, а начнешь скрывать, потащишь нас всех за собой в пекло Исфета. Реммао глядел на нее строго, желая показать свое недовольство, а Эва же, наоборот, загадочно заулыбалась в ответ. Все-то ей нипочем. Желательно, если она не будет действовать у него за спиной, пусть рассказывает, чем занимается, просит совета, когда нужно. — Знаешь, наставник, твое имя сейчас полоскают на обоих берегах Нила все, кому не лень. — Не понял? — развеселилась, добилась своего и радуется. — Верховный эпистат не поверил, зато люд простой только о нас и говорит. Завидуют тебе, наставник, что такая красавица досталась. На мгновение мужчина задумался, прислушиваясь к голосу, что внутри него всегда говорил лишь правду. Эвтида здесь, даже снова с ним наедине, а значит верит ему. Хорошо. Но что-то не давало ему покоя — не всю он правду знает, а только часть безобидную. Да и сегодня, совершенно точно, что-то стряслось с ней в Сет-Маате помимо неприглядных сцен с больными хворью, но делиться она не торопится. — Тогда оставайся здесь на ночь, — ухмыльнулся Реммао, моментально сбивая спесь с подопечной. — Глядишь, к утру поженят нас. — Скажешь тоже, — пробормотала Эвтида, покраснев до самых ушей. А все-таки зерно сомнений следовало посадить в эпистатову голову, уж больно он уверен в своих убеждениях. Ближе надо к Эвтиде стать, чтоб Амена от нее отвернуло. Завершить все дела, сбросить с хвоста охотников с их главарем и бежать как можно дальше. Глубоко в Исфет Реммао посылал хворь, не было ему до этой заразы никакого дела, но подыграть придется, иначе не сладить с этой маленькой коброй. — Ступай к себе, выспись хорошенько и еще кое-что, — Рем по привычке понизил голос, — с соседкой своей будь осторожна, не та она, за кого себя выдает. Эвтида помрачнела, но послушно кивнула, а что ей оставалось делать? К утру в голове прояснилось, и Реммао даже досадовал на самого себя за то, как извелся тревожными мыслями днем ранее. Узнав о нескольких новых обстоятельствах, он мог теперь оперировать ими спокойно, стоило только держать брата и Эвтиду в поле зрения. Сегодня он более пристальное внимание обратил на прочих жителей поселения и, к своему ужасу, убедился в словах подопечной. Еще никогда он не ловил на себе столько любопытных взглядов. В особенности мужчины глядели на него так, будто он отнял у них единственную радость в жизни. Такое пристальное внимание не играло на руку, но и назад пути уже не было. Привыкший жить в тени Рем вкушал теперь все прелести славы. Неужели Эвтида сталкивается с подобным каждый день? Ясно теперь, отчего такой дерзкой стала — по-другому и не поставишь себя, сожрут мигом и не подавятся. — Ай да наставник, — столкнулся он с ткачихой Нейт за завтраком, — понимаю, ученица твоя чудо как хороша. Только вот разве не с эпистатом нашим водилась? Вроде, близка с ним была… — Не было такого, — отрезал Реммао. — Работу свою выполняет, только и всего. — Хвала Ра, она девочка смышленая, хорошая вы с ней пара, да и дело общее имеется, — последнее она добавила шепотом и улыбнулась. — Благодарю, — сухо отозвался мужчина и поспешил скрыться в городе, уехав туда с первой же колесницей. Ему требовалась пара часов в одиночестве, чтобы придумать, как выкрутиться на этот раз.